| За время студенчества того и другого из поименованных лиц у меня, – да и не у одного меня, – составилось такое о них понятие. Из студентов XXVII-ro курса лучшими, наиболее даровитыми студентами были Ник. Мих. Иванцов (брат А. Михайлович а), А. П. Лебедев , Ив. Дм. Петропавловский, Андрей Петрович Смирнов, Ив. Андр. Пятницкий. Но ни один из них не мог идти в сравнение с студентом, ранее их на десять лет бывшим в нашей академии, с A. М. Иванцовым-Платоновым. Со времён Виктора Дм. Кудрявцева-Платонова (XVIII-ro курса, 1848–1852 гг.), да и долго после Иванцова, не было студента, который так много превосходил бы своих товарищей силою ума и талантливости, хотя между товарищам Иванцова были и такие люди, как Парфений Лук. Репловский и Пётр Макар. Хупотский, несомненно очень даровитые, (но впоследствии очень несчастные). Неудивительно, что ещё в первые годы студенчества А. Иванцова академические преподаватели показывали его семестровые диссертации таким людям, как Аксаковы и Безобразовы. Неудивительно и то, что, находясь ещё на студенческой скамье. A. М-ч был принят в кружок славянофилов (см. A. М. Иванцова-Платонова «За третье десятилетие священства», Сергиев Посад, 1894, стр. 49, 50), которым он во многом сочувствовал, и стал тогда же сотрудником «Русской Беседы». Одна из его семестровых диссертаций, написанная на втором году студенчества – «О положительном и отрицательном отношении к жизни в русской литературе» – была напечатана в первой книге «Русской Беседы» за 1859 год. «Затем, – говорит сам A. М-ч, – был начат мною ряд других работ для «Русской Беседы». Эти работы не увидели света с приостановкой «Русской Беседы» в 1859 году и куда-то потом пропали у меня» (там же, стр. 49). По поводу одной из этих неизвестных нам работ, содержавшей, по-видимому, разбор или сочинений, или одного из сочинений C. Т. Аксакова, сам Сергей Тимофеевич писал студенту Иванцову, 25 октября 1858 года, следующее письмо, которое приводим дословно: «Любезный мой рецензент! Не знаю вашего отечества и не могу употребить пошлого и холодного «милостивого государя». Благодарю вас за ваше письмо. Прочитав вашу статью, я сам сердечно полюбил вас, и не за то, что вы так высоко цените мои сочинения, a за ваш ум, за ваше верное и сильно уже развитое эстетическое чувство: я уверяю вас, – и вы мне поверите, – что если б вы писали не обо мне, то я ещё в большее пришёл бы восхищение от вашей статьи. Чувство удовлетворённого самолюбия, правду сказать, очень приятное, как-то мешало мне наслаждаться вполне, вашим тонким пониманием и глубоким чувством к малейшему проявлению художественности. Мне приходилось, восхищаясь вашим разбором, восхищаться и своим собственным произведением, a это было неловко и как-то совестно. Через несколько дней я вновь выслушал вашу статью и ещё более оценил её. Честь и слава вашей академии, a также и вашим профессорам, a особенно преподавателю русской словесности 1 . Конечно, все дары от Бога, но всякое дарование требует воспитания для своего развития». |
| Так и мы, при отверстии слуха для слышания Божественнаго призывания очес для направления течения по гласу призывания, сердца для ощущения влечения к последованию спасительному призыванию: там, где не будет препятствий к последованию гласу небесному, потечем, яко по стеблию искры; там, где будем воспящаться внутренним препятствием наших страстей, будем преодолевать их внутреннею силою внимания и разсуждения; где будем встречать внешние препятствия со стороны мира, там будем благоразумно уклоняться, не воздвигать на себя без нужды противления, и однакож, не отступая от цели вышнего звания, тещи верно к преднамеренному. Когда рыбарь Петр сподобился благодатнаго посещения Господа на судне своем, внял возвышенно проповеди Его, узрел Божественную силу Его в чудной ловитве рыб, смутился чувством недостоинства своего от благоволительнаго посещения, но услышал ободрительный глас: не бойся, отселе будеши человеки ловя: тогда Петр и сообщники его, Иаков и Иоанн, извлекли на землю ладьи свои, оставили все, пошли в след за Иисусом и сделались учениками и Апостолами Его. Христиане! Когда и нас взыщет Божественный Иисус благоволением Своим: обретет, посетит, огласит нас словом Своим, явит нам силу Свою, сокрушит чувством греховности сердце наше, и потом утешит, ободрит, воззовет нас в след за Собою: тогда и мы, по примеру Апостолов, извлечем ладьи жизни нашей из обуревания суетностей на брег твердой решимости жить для Иисуса. Не будем более обращаться вспять, но твердым саморазсуждением будем не возвратно оставлять греховные привычки и пристрастия позади себя, и пойдем за Иисусом. И когда станем на твердой земле преданности в водительство Господу: тогда мечты для мыслей наших разсеются, призраки для чувств изчезнут, пристрастья от сердца отпадут. Что прежде нас смущало, тревожило, то будет нас занимать без возмущения покоя нашего в Боге; где прежде претыкались и падали, там будем, стоя твердо, созидаться и других созидать во спасение. Что прежде представлялось для нас болезненным, тягостным, даже невозможным то, по благодати, укрепляющего нас Иисуса, соделается легким, удобным; соделается даже источником чистейшего утешения и наслаждения. |
| Молиться о всех человеках есть поставлять себя пред Богом в живейшее сознание всех многоразличных человеческих нужд, немощей, заблуждений, несовершенств, обременяющих человечество, и в чувстве живейшего соболезнования и сострадания молить Отца милосердия и щедрот, да подаст Он бедствующим помощь, слабым подкрепление, заблуждающим вразумления; а возмогающим в державе крепости Его, добродеющим и плодоносящим да дарует всякое благопоспешество, преспеяние, совершенство в добре. Когда таким образом будем молиться не только о ближних, но и о дальних, не только о друзьях, но и о врагах наших, не только о единоверных, но и о неведущих Бога, и даже о враждующих противу Бога, – и будем молиться с сердечным желанием о избавлении их от всех зол и о даровании им всех и внешних и внутренних благ: то не возможно, чтобы мы не раскрыли в себе чувства живаго, сострадательнаго, любообильнаго и любообщительнаго; не возможно, чтобы не стали любить чистою любовию тех, которым от полноты сердца желаем одинаковых с собою благ и от Бога и от людей. При непрестанной молитве, или что то же, при непрестанном одушевлении самих себя чистейшими расположениями пред Богом о общем благе всех человеков, здравым оком взирая на всех в Боге, или яко на чад единаго небеснаго Отца и собратов наших, или яко на рабов единаго Господа и на сослужителей благодати Его, мы непрестанно будем приходить в ближайшее сродство со всеми, лучше будем сознавать общие нужды и немощи человечества, живее чувствовать общее всех предназначение, удобнее прощать слабости, выше ценить достоинства и, при постепенном приближении к духу всеобщей, Божественной любви, можем наконец одушевиться такими небесными чувствованиями и богоподобными желаниями, чтобы все человеки, и ближние и дальние, и Еллины и варвары, неверующие и язычники, спасаемые и погибающие, чтобы все без различия были совокуплены под единое благое владычество Господа. Предал же и себя и другим, одной и той же благой воле Господа, мы будем единственно гореть святым желанием о приведении и себя и других в един дух с Господом. |
| Помрачает свет ума, затмевая в нем правые помышления о Боге, о страхе Божием, о истинном христианском достоинстве, порождает неистовые помыслы, отчуждающие от Бога. Помрачает чистоту сердца, – истребляя в нем благодатные стремления прилепляться к Богу, наполняет сердце чувственными стремлениями творить волю плоти, и тлеть в похотях прелестных. Мудрование плотское смерть есть ( Рим. 8:6 ). Тлетворна нечистота в благодатном состоянии для телесной и духовной жизни; а с состоянием блаженнаго бессмертия она вовсе несовместна. Бессмертие есть состояние высочайше духовное, от всего земнаго и тленнаго отрешенное, всех плотских мыслей и желаний, всех чувственных утех и наслаждений чуждое. Стихия блаженнаго бессмертия есть святость, жители блаженных селений особенно суть Ангелы, духи бесплотные, по непрестанному созерцанию тайн Божьих многоочитые, по пламенной любви к Богу пламень огненный, которые при ненасытимом наслаждении Божественными совершенствами выну зрят лице Отца Небеснаго. Но существенная полнота блаженства есть Сам Бог , источник жизни и всех благ, равно источник всякой чистоты и святости; Бог, свет умный, духовный, от велелепнаго сияния славы Коего самые световидные Херувимы и пламенногорящие Серафимы закрывают лица свои. Возможно ли омраченным чувственными склонностями и плотскими расположениями войти в чертог бессмертия и обитать во свете небесном? Какое общение свету со тьмой, какое согласие у Христа с Велиаром ( 2Кор. 6:14,15 )? Тонкий, духовный воздух небесный для растленных плотскими нечистотами чувств будет тысячекратно нестерпимее, нежели поразительный свет солнца для болезненных глаз. Присноживотный, радостотворный для душ чистых, свет Божества, есть свет неприступный для душ неосветотворенных, есть огнь попаляющий, как сено и хврастие, все нечистое. Потому-то в Откровении Иоанновом неверным и скверным, и блуд творящим, и чары творящим, идолослужителям и всем лживым возвещается ужасное извержение из града небеснаго ( Апок. 21:8 ), и назначается участь в езерте горящем огнем и жупелом, в стихие смрадной, мрачной, мучительной, и однако ж им свойственной; поелику духовная стихия небеснаго Иерусалима, вместо солнца, сиянием Божества освещаемаго, таковым совершенно несродна, и была бы для них разрушительна. |
| Он собственно восходил на гору явить ученикам славу Свою Преображением; но действию Преображения предшествовала пламенная, светоносная молитва; она то предуготовила и проявила преображение. Так, – постоянная, прилежная молитва предуготовляет, а пламенная, горячая совершает самое преобразование нашего духа, делая нас способными к принятию благодатнаго осияния и к внутренней перемене чувственных расположений нашего сердца на духовнейшия. И когда мы изливаем молитву нашу к Отцу небесному, и как рабы – недостойные, со страхом и трепетом, и как дети, с живым чувством благости и милосердия Его, изливаем от полноты сердца молитву сокрушенную и смиренную: тогда, по благодати Духа, ходатайствующаго о нас воздыханиями неизлаголанными, каких не происходит в нас спасительных перемен! Тогда мы и повергаемся в благоговейном трепете пред безпредельным величием, и возносимся в чувствованиях благодарности к престолу благости, и горим любовию пред великодаровитостию Отца небеснаго. А в такой молитве не озаряется ли лице и внутренняго нашего человека, когда взором любви созерцаем Бога благости и любви? Не убеляется ли и одеяние души нашей, внешний наш человек, когда благодатное воскриление дума исполняет ум наш светом боговидения, сердце пламенем Божественной любви, чувства потоком умиления и радостных, очистительных слез? Когда дух наш озаряется небесным сиянием Духа, тогда и все существо наше, радостно приемля небесное приосенение, в благодатном восторге ощущает, колико сладостно, колико вожделенно быть со Иисусом! Будем, по Апостолу, непрестанно молиться, и непрестанною молитвою полагать восхождение в сердце к богомыслию, в богомыслии искать горнего, идеже есть Христос, – живот наш, верою и любовию приходить с Ним в благодатное общение, и в сем общении восходить по степеням жизни на гору небеснаго преображения, дабы удостоиться некогда быть во свете присносущном нескончаемаго пребывания с Господом. Господи Иисусе Христе! Возсияй в наших омраченных умах и сердцах свет Твой присносущный, дабы живо ощутив, коль добро быти с Тобою, мы всегда горели желанием пребывать с Тобою на горе святой, – в непрестанном отрешении ума и сердца от суетностей мирских, и непрестанным преобразованием совлекаясь дольнаго, стремились к горнему, идеже Ты со Отцем и Св. |
| Наконец, не снося самого себя, он течет, последуя влечению благодати, повергнуться пред олтарем крестным, там пред небом и землею разкрыть бездну грехопадений своих, течет, взывая гласом крепкаго упования: Иисусе, Сыне Вышнего, не отрини мене! Здесь то Иисус, приведши к Себе грешника благодатию Своею, отверзает ему благоутробие Свое и возлагая на рамо человеколюбия похищенное душетленным зверем, приводит к Отцу Своему. И обретоша человека седяща, из него же бесы изыдоша, оболчена и смысляща при ногу Иисусову. Чему здесь удивляться, спасительному ли действию покаяния, привлекающего к грешнику благодать Божию, или чудодейственной силе благодати, обращающей к себе грешника чрез покаяние, и в оном, как в другой купели, возраждающей его? Тот, который, совлекшись ризы правды, был в срамоте наготы ( Апок. 3:18 ) уклонившись от света истины, по выражению Писания, был слеп ( 2Петр. 1:9 ), будучи рабом греха, был рабом диавола, тот теперь оболчен, смыслящ, сидит при ногу Иисусову. Слезные воды покаяния омыли скверны греховные, тайно действующая благодать облекла обнаженнаго в одеяние бело правды, запечатлели сердце печатно сыноположения, осияла омраченнаго просвещением разума славы Божия. С сего времени для обратившегося слышать словеса жизни и спасения, слышать – возвещаемые в них благость и милосердие Божие к грешникам, – сладостнее паче меда и сота! Моляшеся же муж, из него же изыдоша бесы, дабы был с Ним. После отчуждения греховнаго естественно рождается в обратившемся непреоборимое желание деятельно быть с Иисусом. В милосердии Иисуса обретая себе спасение, объятый чувством неисповедимых щедрот Его, – он забывает все окружающее; видит пред собою только благодать Иисуса, и в горячности любви и благодарности жаждет идти тесным путем по следам Его, нести крест жестокаго самоотвержения, просить от Него драгоценнаго дара – страданий, дабы, соделавшись участником скорбей Его, – соделаться достойным Его. Отпусти же Его Иисус, глаголя: возвратися в дом твой и поведай, елика ти сотвори Бог. |
| Не бывает ли подобнаго и с каждым из нас? Когда делается угодное нашей любимой страсти, воскуряется фимиам нашей гордости, устрояется приношение нашему корыстолюбию, жертва нашему сластолюбию: тогда и каждый из нас не забывает ли Бога, себя и ближних? Так, – в упоении страсти, мы забываем Бога, изгоняем из мысли своей память о Боге, из сердца чувство вездеприсутствия Его, из воли страх Божий и стремление к благоугождению Ему; забываем ближних, подавляем чувство уважения к высшим, расположение братолюбия к равным, чувство сострадания и соболезнования к низшим, к нуждающимся, требующим; забываем самих себя, теряем чувство чести, достоинства приличия и открыто повергаем себя не только во внешнее уничижение, но и в самую кромешнюю! О душенагубное рабство страстям! Не попусти, Владыко Господи, могуществом благодати Твоей ниспасти нам в греховный плен страстей, воюющих на души наши. И клятся ей, яко его же аще попросиши у мене, дам ти и до полуцарствия. Царь клятвою утверждает обещание девице, что он за ее плясание даст, если попросит, даже до полуцарствия. Не нужно говорить, есть ли в таком обещании награды какая-либо сообразность, какое-либо участие рассуждения? Но нельзя не сказать того, следовало ли царю употреблять клятву совершенно в тщетном, маловажном обстоятельстве? Следовало ли утверждать клятвою обещание, которое дано в омрачении обольщения? Имела ли какую силу и клятва, которую внушила страсть? Дам ти и до полу царствия. Царским словом дозволено девице просить чего хочешь; обещано все просимое исполнить. Стоило подумать девице, чего просить, чтобы это достойно было ее возраста, ее состояния, образованности, особенно ее девическаго чувства? Конечно девица сама по себе не стала бы просить не сообразнаго. Мать, на этот раз, злая советница, воспрепятствовала дочери просить приличнаго. Но и после нематеринскаго совета девице, следуя своему девическому чувству, можно было, вопреки навождения матери, просить о том же предмет добраго. Очаровав многочисленное собрание своею пляской, девица могла бы не менее восхитить царя и собрание своим прошением, достойным царя и царскаго пиршества, прошением о том же Крестителе, главу котораго просить она навождена матерею. |
| Как ни несовместно кажется для греховной слабости нашей требование – иметь в такой напряженности внутренние чувства наши, чтобы непрестанно только слышать, видеть, внимать, с забвением даже всего нам близкаго, роднаго, любимаго, – но выполнение оного для духовнаго совершенства нашего так необходимо, что без таковой духовной деятельности не возможно уневеститься Христу, придти в благодатное общение с Ним и соделаться достойным царствия Его. – И так. Слыши дщи! Что слышать? Глас возлюбленнаго. Чей глас паче всего надлежит и слушать нам, как не глас Господа нашего, Царя нашего, Отца нашего? Какой глас? Спасительный глас и внутреннего и внешнего призывания к благодатному общению. Где слышится, где простирается к нам глас сей? Прежде всего слышится в нашей совести, в нашем сердце; явственнее, полнее возвещается в слове Божием, в наставлениях св Церкви, непрерывно простирается в многоразличных обстоятельствах нашей жизни. Что же? Слышим ли мы призывный глас Господа нашего? Слышим, но не внимаем, внимаем, но не приемлем в разум, разумеем, чувствуем всю спасительность Божественнаго гласа, но правым умом, благим чувством, твердым расположением не следуем ему; и потому даем труд благопопечительности Господа непрестанно вещать к нам: се стою при дверях и толку: аще кто услышишь глас мой, и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним и той со мною (Ап. 3:20). Какая благость, какое милосердие! Господь наш, Зиждитель наш, Который создал для себя сердце наше, стоит при дверях сердца нашего, запертых суетностью, разсеянностью, любостяжанием, высокомерием, плотоугодием; стоит, долготерпением, ожидая нашего обращения к Нему, и толчет, дабы мы пробудившись от сна греховной безпечности, вняли благопослушанием гласу Господа, уготовились исправлением к принятию Его, отверзли Ему преданностию все чувства существа нашего, дабы Он вошел для благодатнаго действия в нас. Как и чем толчет Господь в двери существа нашего? Толчет рано и поздно, внутренно и внешно; толчет еще в летах детства первыми правыми понятиями ума, первыми невинными чувствованиями сердца о Нем, как об Отце благости; толчет в летах юности живым стремлением к добродетели и отвращением от порока; тем паче в зрелых летах мужества до преклонных лет старости, в продолжение лучшей жизни, толчет многоразличными опытами, и внутренними, – чувством сладостнаго мира, когда живем в близости к Нему, сердечнаго томления, коль скоро удаляемся от Него, и внешними, разнообразными обстоятельствами жизни, и благоприятными, – благоденствием, успехами, приобретениями, и не благоприятными, – болезнями, уничижением, лишением. |
| Омофор равно может быть понимаем, как плат, как простыня 14 , возлагаемая на рамена, которая, смотря по надобности, удобно бывает распростираема. И в этом смысле омофор, простираемый молящеюся Богородицею над предстоящими и молящимися в Церкви, означает тоже молитвенное предстательство Ее о верных пред Сыном и Богом Своим. Вознося молитвенные руце Свои к Престолу Вседержителя, этим священным возношением, как обширным, небоподобным приосенением Она покрывает люди и низводит на нашу немощь, греховность, на нашу неверность своему долгу и званию, милующую благость и долготерпение Божие. И после безпредельнаго покрова ходатайственных заслуг Сына Божия, чей молитвенный – охранительный и защитительный покров так обширно может простираться во спасение наше, как не покров Матери Божией, и во Христе Матери рода Христианскаго? 2. Как мы можем быть достойны покрова Божией Матери? Как же мы можем быть достойны покрова Божия и благосердаго покрова Матери Божией? Если будем ходить сколько возможно, в чувствовании близости к нам Господа, так как бы мы умом нашим видели Его пред собою, слухом сердца слышали и стремлениями воли нашей осязали, подобно тому, как зрел и ощущал пред собою Господа Св. Пророк Давид ( Пс.15:8 ), который непрестанно видел мысленно пред собою Господа: зрел Его и на Небе зрел Его и в преисподних земли, зрел Его и за пределами морей, на самых крайних пределах мира (138, 7–9); а потому и жил под кровом и сенью Вышнего. Если и мы будем взиматься немощью нашею за силу Божию, нашею скудостию за богатство благости Божией, нашею греховностию повергаться к стопам всеочищающей Святости Божией; если будем просвещать нашу веру, очищать любовь, укреплять надежду: тогда и нас будет приосенять помощь Вышнего, мы не убоимся страха нощнаго, будем безопасны от губительныя язвы во дни, от тлетворных ветров, от душепагубных искушений и бед. Если в таком же расположении будем прибегать под кров Божией Матери, и обращаясь с молитвою к Ее предстательству, будем тщиться блюсти себя в возможной чистоте, кротости и смирении пред Богом и человеками: тогда приближаясь к Пречистой свойствами, сиявшими в Ней подобно лучам солнечным, приблизим к себе и благодатный кров Ее; и – Благословенная с благодерзновением будет ходатайствовать о нас пред благостью Божиею, когда с нашей стороны не будет полагаемо препятствия благодатному Ее на нас действию. |
| Позволительно ли же христианам знаменовать дни рождения пиршествами и пиршественными вечерями? Не будем говорить здесь о тех благотворительных пиршествах, каковые Спаситель повелевает творить последователям своим, чтобы звать к себе на обед не друзей, не сродников, не соседей богатых, но нищих, увечных, хромых и слепых ( Лук. 14, 12, 14 ). Говоря применительно к нашему житейскому обычаю, если состояние позволяет и приличие требует, то нет ничего не сообразнаго, после принесения благодарения Господу, день, служащий для нас началом жизни и благ, разделять общением дарованных нам от Господа благ с ближними и искренними нашими, сообщниками жизни, содейственниками дел наших. Не противно свойству христианскаго общения то, когда старший достоинством и властью в день веселья своего предлагает утешение любви в общении благ сообщникам советов и дел его, если это служит и может служить союзом близости, основанием искренности, утверждением доверия, необходимых для благопоспешества вкупе совершаемых к общей пользе дел. Но всякое утешение между христианами должно и начинаться и продолжаться и оканчиваться хвалою Бога, пользою и назидательностию ближних и отнюдь не должно быть при оном ничего такого, чтобы относилось к угождению плоти, да, по Апостольскому наставлению, аще ямы, аще пием, вся во славу Божию творим. ( 1Кор. 10:31 ). И вшедши дщерь тоя Иродиады, плясавши и угождши Иродови и возлежащим с ним. О тщетные утехи и забавы человеческие! Не довольно того, что они похищают у нас драгоценное время и часто лучшие минуты в жизни нашей; всего чаще похищают у нас самое неоцененное, похищают чистоту душевную: заражают ум помыслами буйными, сердце желаньями нечистыми, весь дух наполняют расположениями чувственными, похотью плоти, похотью очес, гордостью житейскою. Таково было увеселение, занимавшее пиршество Ирода. Рече царь девице: проси у мене, его же аще хощеши, и дам ти. Вот еще плачевная превратность мира и тех, которые действуют по духу мира. Как часто полезное служение, тягостные труды по многосложным – обременительным должностям, едва умеренно награждаются; как часто почтенная правота и строгость добродетели остается даже в презрении, а суетные служители суетных утех с их льстивыми талантами, которыми услаждается чувственность, питается роскошь, поддерживается рассеянность, возжигается пламень страстей, непомерно высоко оцениваются и неимоверную получают плату за свое служение суетному удовольствию. За то, что молодая девица плясала и плясанием угодила Ироду и соучастникам пиршества его, за это царь повелевает просить девице, чего хочет, обещает дать, если попросить, даже и до полуцарствия. Вот что делает рабство страстям! |
|
|
