| Таким образом, вся тяжесть борьбы востока с западом на политической почве всецело падает на плечи России. Тяжесть эта увеличивается еще от того, что, защищая одной рукой восток от запада, другою она должна предохранять самый восток от взаимных распрей и пререканий 24 . Иначе относятся к борьбе России с западом восточные церкви. Правда, внутренние отношения их друг к другу оставляют желать многого: иногда они служат даже отголоском их племенных и государственных отношений. Живым доказательством чего служит греко-болгарская схизма. Но за то их внешние отношения к инославным церквам и сектам не оставляют желать лучшего с точки зрения конечной цели борьбы. Малознакомые одна с другой, иногда даже разногласящие по разным вопросам, все они действуют, как один человек, когда дело идет о защите дорогого всем им православия от покушений на него с чьей-бы то ни было стороны. Тогда забываются все внутренние недоразумения и пререкания, и все дружно ополчаются против общего врага. Кто следил за богословской полемической литературой на востоке против запада, после возникновения греко-болгарской схизмы, тот очень хорошо знает, что греки и болгары, разделенные схизмой, соединяются ревностью в защите общего им православия и соперничают друг с другом в отражении покушений на него со стороны запада. Такое отношение их к западу определяется а) сознанием принадлежности их к истинной Христовой церкви, б) чувством самосохранения и в) неудобствами положения, создаваемого для них свободными учреждениями запада. Сознавая себя принадлежащими к истинной Христовой церкви, они ни на одну минуту не могут допустить мысли не только о присоединении к какой-либо другой церкви, не принадлежащей к группе православных церквей, но и об унии с ними на основе какого-либо компромисса. Единственный, с их точки зрения мыслимый способ воссоединения с инославными церквами есть простое и безусловное присоединение этих последних к православной церкви. Угрожаемые успехами западной религиозной пропаганды на востоке не только в своей самостоятельности и свободе, но и в самом своем существовании, восточные церкви употребляют и не могут не употреблять всех усилий к тому, чтобы сохранить и то, и другое, и третье от угрожающей им опасности. |
| Глава 23. Греко-Болгарская война. Подчинение Болгарии Изложенными в предшествующих главах событиями закончилась скорбная летопись первого десятилетия царствования Василия. Освободившись от тревог и волнений за целость империи и личную безопасность, царь Василий все внимание сосредоточил теперь на войне с Самуилом. Хотя вообще держава Самуила, равно как и личный характер этого исключительного в славянской истории государя, представляются загадочными и не вполне выясненными в источниках, тем не менее исторический интерес, связанный с этой эпохой, поддерживается уже тем, что царь Самуил был в состоянии выдержать более чем 20-летнюю борьбу с империей, обладавшей всеми материальными средствами самого сильного и самого культурного в то время государства. Многое сделано в прекрасной работе французского ученого Шлумбергера, впервые давшего надлежащее историческое освещение эпохи Василия 524 . Он с любовью останавливал внимание на сухих и отрывочных заметках летописцев, пытался поставить их в связь между собой и раскрыть их смысл. Вследствие этого современники Василия часто оживают под пером французского автора и становятся нам близкими по своим страстям и настроениям и по мотивам действий. Несмотря, однако, на такое благоприятное обстоятельство, все же болгарско-византийская война, будучи чрезвычайно важна по своим трагическим последствиям, давшим новый политический вид Балканскому полуострову, осталась скудно освещена в своем постепенном развитии и в отдельных подробностях. Между тем эта сторона вопроса приобретает капитальное значение в переживаемые дни, ввиду того что Самуил главные средства для борьбы заимствовал из западных частей Балканского полуострова и опирался на этнографические элементы, которым принадлежали земли на север от Фессалии и Эпира и на запад от Охриды и Преспы. Обыкновенно думают, что держава Самуила составилась из малосвязанных между собой народных групп и что в деятельности комитопулов нельзя искать политического смысла и культурного значения. И упомянутый французский историк неоднократным применением к Самуилу эпитета «le sauvage» 525 нисколько не рассеял превратного взгляда на ход политической борьбы между эллинизмом и славянством в занимающую нас эпоху. |
| —17— косвенно, но всё-таки изменял уже в том смысле, что запрещал „разноцветные из шёлковых тканей одежды“ для лиц священного сана на основании того рассуждения, что „всё что не для потребности, но для убранства, подлежит обвинению в суетности“. Но ужели последнее рассуждение не могло иметь места и в эпоху Гангрского собора? Очевидно могло; но тогда эта суетность выражалась тем, что некоторыми осуждаема была дорогая одежда, воздавалась особая цена рубищу и высшая степень нравственности полагалась в ношении исключительно бедной одежды, „как бы от неё получалась праведность“: здесь же суетность проявлялась в противоположном, и потому – дисциплинарное определение направляется в противоположную сторону. Но здесь необходимо должен возникать вопрос: может ли быть изменение дисциплины безграничным? Или же изменение её может простираться только до известных пределов, преступать за которое ни при каких условиях невозможно, а следов. должно ли будет признать, что в церковной дисциплине есть нечто абсолютно неизменное, отношение к чему может быть исключительно охранительное? При рассмотрении этого вопроса мы необходимо должны будем коснуться и другого более общего вопроса о значении древнего канона, древних правил для дисциплины времён позднейших. Что с вопросом о пределах изменяемости дисциплины можно встретиться в практике, примеры этого были, как и теперь есть. Так в греко-болгарской распре, принципиально возникал вопрос: что есть в дисциплине абсолютно неизменного и следовательно – абсолютно обязательного, и что здесь необязательно даже в том случае, если оно и могло бы быть основано на каком-нибудь древнем каноне? Если греческая патриархия ссылалась в противодействие болгарам на древние каноны; то и болгары, в свою очередь, старались указать на „изменяемость сообразно нуждам и обстоятельствам“, по крайней мере того, что в канонах древних подробно не определено 1474 . В истории католической науки встречается пример, что —18— в круг предметов дисциплины изменяемой вносился даже вопрос об иконопочитании: в этом смысле рассуждал небезызвестный католический историк Ал. Наталис (А. Natalis) 1475 . Многие из католических писателей разных эпох к вопросам дисциплины относят вопрос о причащении под обоими видами (sub utraque), и важное, по сравнению с древностью, в католичестве изменение – причащение под одним видом – считают, наоборот, не важным именно потому, что рассматривают образ причащения как вопрос дисциплины, „которая (и без того) в настоящее время неодинакова с дисциплиной древности по столь многим вопросам, что и перечислить было бы |
| Но здесь необходимо должен возникать вопрос: может ли быть изменение дисциплины безграничным? Или же изменение её может простираться только до известных пределов, преступать за которое ни при каких условиях невозможно, а, следовательно, должно ли будет признать, что в церковной дисциплине есть нечто абсолютно неизменное, отношение к чему может быть исключительно охранительное? При рассмотрении этого вопроса мы необходимо должны будем коснуться её другого более общего вопроса о значении древнего канона, древних правил для дисциплины времён позднейших. Что с вопросом о пределах изменяемости дисциплины можно встретиться в практике, примеры этого были, как и теперь есть. Так, в греко-болгарской распре принципиально возникал вопрос: что есть в дисциплине абсолютно неизменного и, следовательно, абсолютно обязательного, и что здесь необязательно даже в том случае, если оно и могло бы быть основано на каком-нибудь древнем каноне? Если греческая патриархия ссылалась в противодействие болгарам на древние каноны; то и болгары, в свою очередь, старались указать на «изменяемость сообразно нуждам и обстоятельствам», по крайней мере, того, что в канонах древних подробно не определено 20 . В истории католической науки встречается пример, что в круг предметов дисциплины изменяемой вносился даже вопрос об иконопочитании: в этом смысле рассуждал небезызвестный католический историк Ал. Наталис (А. Natalis) 21 . Многие из католических писателей разных эпох к вопросам дисциплины относят вопрос о причащении под обоими видами (sub utraque), и важное, по сравнению с древностью, в католичестве изменение – причащение под одним видом – считают, наоборот, не важным именно потому, что рассматривают образ причащения как вопрос дисциплины, «которая (и без того) в настоящее время неодинакова с дисциплиной древности по столь многим вопросам, что и перечислить было бы трудно» 22 . Лютеранское Аугсбургское исповедание необязательность древних дисциплинарных постановлений для времён позднейших видело, между прочим, в том, что эти определения и прежде, в течение всей истории церкви, в действительности никогда не были соблюдаемы, как не соблюдаются и ныне. |
| Сырку, стр. 38. 58. Преосв. Порфирия. Книга... II, 273. По вопросу о коконах последний автор сообщает много неудоб сказуемых известий. Так он говорит о контингенте кокон (I, 442), их качествах (I, 322, 419), о поставщиках их (I, 600), о плодах купножительства с ними (I, 435. II, 319), о кровавых происшествиях из-за них (I, 415), о главном место прибывании их в Иерусалиме (II, 319) и т.д. Даже такой осторожный историк, как проф. Ф.А. Курганов не мог обойти молчанием вопроса о коконах. У него встречаем такой рассказ «Вот пример того, как епископы вербуют в свои наложницы молоденьких красивых девушек. Один фанариот в Доироне (в Македонии), приобщая однажды своих прихожан, увидел прелестную молодую девушку, которая показалась ему скромной и стыдливой. Фанариот этот до того любил женскую красоту, что иногда сходил от неё с ума (?). Естественно, вид стыдливой красавицы возбудил в нём похоть: он решился взять хорошенькую Марию к себе, под именем ψνχοδρη, т.е. девушки, взятой с целью воспитывать её для душевного спасения. Обещания фанариота, богатство, платья, которые он дарил ей, обманули невинную. Фанариот сначала выдал её замуж за болгарина, потом прогнал его, а психотору (вот ещё название для герондиссы) оставил у себя. Не получая душевного спасения, сама, Мария натираниями разными мазями его тела мгновенно исцеляет его. «Погиб бы я, если бы не было этой девушки», говорил обыкновенно фанариот. Дни и часы проходили у него не заметно: утром трубка, горячие напитки, во время обеда – кушанья разных видов, довольно вина, вечером музыка, танцы и прочие увеселения. Фанариот обыкновенно умильно рассказывал историю своего знакомства с Марией. Такова обыденная жизнь фанарских архиереев», замечает повествователь. А затем он же прибавляет: «бросая общий взгляд на … нравственность греческой иерархии, мы должны заметить, что нравственность (высшего) греческого духовенства весьма сходна была с нравственностью католического духовенства в Средние века и особенно пред реформацией». (Исторический очерк греко-болгарской распри. Правосл. Собеседник, за 1873 г., т. I, стр. 63. См. С. Терновского . Записка о состоянии Каз. Дух. Академии, стр. 414. Каз. 1892). |
| В ряду испытанных способов протестантской пропаганды на первом месте нужно поставить злую критику греческого духовенства и монашества с целью дискредитировать их в представлении народа, подорвать всякое к ним доверие, разорвать связи между пастырями и паствой, а затем невозбранно сеять религиозную смуту среди оставленного и рассеянного стада членов православной церкви и умножать прозелитизм. К такому приему как протестанты, так и католики систематически прибегали и прибегают на православном Востоке, так как духовенство и особенно монашество, из среды которого здесь назначается и избирается приходской клир, весьма тесно связаны с народом, находятся в живом с ним общении, являются его представителем не только в церковно-общественной, но и в гражданско-политической жизни, и, вообще, стоят на страже всех народных интересов. Поэтому, когда подрывался авторитет духовенства и монашества в греческом народе, для самозванных и пришлых учителей и руководителей, вроде протестантских миссионеров, открывалось широкое поприще для сеяния всяких смут и соблазнов. Так было в эпоху составления рассматриваемого окружного послания патриарха Григория VI, так было во время отделения элладской церкви от константинопольской патриархии, в эпоху греко-болгарской распри, в новейший период кипрского церковного вопроса и т. д. С этим историческим свидетельством о действиях протестантизма на Востоке необходимо считаться во всем его подлинном значении, так как здесь именно находится ключ к пониманию периодических злословий на Фанару и фанариотское духовенство, воздвигаемых в западной литературе, откуда всяческие поношения и хулы на православное греческое духовенство с удивительным легкомыслием пересаживаются некоторыми писателями и на русскую почву. Далее, устройство школ и бесплатное в них обучение греческой молодежи, печатание книг и брошюр, враждебных православию, и даровое их распространение в народе – вот второй весьма распространенный прием протестантской пропаганды на Востоке. Если злословие и поношение православного монашества и духовенства должны были иметь преимущественное распространение среди взрослых членов греческой церкви, то школы и учительство протестантов пользовались блестящим успехом среди греческой молодежи. |
| Результатом всего этого было мнение преосв. Кирилла о греко-болгарском церковном вопросе, изложенное в особой записке на имя Министра Иностранных Дел. Мнение это было не в пользу болгар. Представители болгарского народа, являвшиеся к нему в Константинополе, произвели на него неблагоприятное впечатление. «Началась беседа, – говорит он в своей, упомянутой нами сейчас, записке, – обычными жалобами и просьбами о помощи. Дело дошло до вопроса: в чем же собственно нуждаются и чего хотят болгары? Говорят, что нужно им непременно своих архиереев. Много ли кандидатов? Два: Иоанникий и Иларион. Что могут сделать два архиерея в отношении к 5 миллионам народа, без помощи приходского духовенства, более или менее подготовленного к своему делу? Очевидно, ничего. Выходит, что нужно еще прежде иметь училища. Отвечают, что низшие училища есть и довольно успешно распространяют грамотность, так что почти весь народ болгарский – народ грамотный; остается желать семинарий для духовенства. Совершенно справедливо; но есть ли подготовленные начальники и наставники? Увы! четыре человека, научившиеся кое-чему кто в России, кто в Германии, составляют слишком скудный и недостаточный запас просветителей духовенства. Сами сознаются, что не склеили бы у себя чего-нибудь дельного, а надеются на патриархию; сами видят, что еще не довольно ясно понимают, чего хотят, а уже спешат просить денег у России, и, при случае, готовы роптать на Россию точно также, как ропщут на греков. В довершение всех бед, нет у этих несчастных средоточия забот о благе отечества. Что болгарин, то попечитель общественного блага; что лице, получившее некоторую тень образования, то особая система общественного благоустройства, особые меры к обеспечению блага общества; а в начале всего – своего собственного существования. Немудрено, что, при таком порядке вещей, являются архиереи-болгары, которые не только скрывают, что они болгары, во и положительно забывают свой природный язык, – бывают вельможи, которые вспоминают, что они болгары, только тогда, когда перессорятся с греками и хотят отомстить им бурями в стакане воды. Насколько виноваты в подобных случаях греки и насколько правы жалующиеся на них, – определить очень трудно» 187 . |
| Наконец, история заключения и ссылки в Дияр-Бекир из Систова учителя Хрулева служит прямым доказательством влияния католической партии. Поведение Аали-паши, в течение всего времени существования церковного вопроса, показывает, как нежелательно турецкому правительству, чтобы болгары и греки дошли до какого-нибудь соглашения. Впрочем, турецкие министры действуют совершенно в интересах своего государства. Небольшому мусульманскому племени можно сохранить свое владычество в Европе среди больших сплошных масс христианского населения не иначе, как возбуждая в нем раздоры и разъединяя это население. Аали-паша, по принятой издавна турецким правительством тактике, отбирает мнения и показания и патриархии, и болгар, обещаясь решить вопрос в самом непродолжительном времени; но лишь только приходит минута произнести решение, он всякий раз находит предлог, а иногда и без предлога уничтожает все сделанное и возобновляет вопрос с начала. Divide et impera. Ослепленные борьбою, болгары и греки вряд ли понимают довольно ясно свое положение, а если и понимают, то вряд ли способны помириться без третейского бескорыстного посредничества. Препровожденные, от 12 ноября 7097), копии депеш из Варны, от 26 сентября, и из Перы, 21 октября, прочитав с горем, не могу скрыть оного в молчании, хотя для слова не имею ни права, ни соответственного знания, ни надежды какого-нибудь успеха. В депеше из Перы не вполне изложен ответ болгар на недавнее положение патриаршего совета (это не синод, потому что собрание состояло из духовных и светских); но по сведениям о сих последних можно полагать, что в ответе болгар больше правды, нежели в положениях совета. Аали-паша объяснил, что доводы болгар ясны, и что ответ их послужит к скорому и справедливому разрешению греко-болгарской распри; по-видимому, это подает добрую надежду, и если после сего прочитать депешу из Варны, то надежда скрывается. Управлявший вице-консульством доказывает, что греки и болгары неспособны помириться без посредства, и что от турецкого правительства нельзя сего надеяться, потому что ему выгодно разделять и тем ослаблять его христианские нации, которые в соединении сильнее турок. |
| Ближневосточное направление в русской политике в начале XX в. уступило место направлению Дальневосточному, и потому все усилия России были направлены на замирение Македонии и замораживанию всякой революционной деятельности в ней. В условиях крайнего обострения греко-болгарской борьбы за Македонию в начале XX в. в регионе сложилась критическая ситуация, которая разразилась Илинденско-Преображенским восстанием 1903 г. Россия, не будучи заинтересованной в немедленном вооруженном решении Восточного вопроса, в том же году заключила с Австро-Венгрией Мюрцштегское соглашение, касающееся проведения реформ в европейской Турции. После некоторых колебаний, последовав совету Германии, 24 ноября 1903 г. Абдул-Гамид принял Мюрцштегскую программу. 255 Назначенные с обеих сторон гражданские и военные инспекторы должны были в течение нескольких лет следить за осуществлением реформ; Англия со своей стороны выдвинула контрпроект финансовых преобразований. К 1907 г., однако, стало ясно, что дело проведения реформ зашло в тупик. Между тем новый глава российского МИДа А. П. Извольский стал проводить политику, направленную на сближение с Англией. Опасаясь втянуть Россию в войну на Ближнем Востоке, столь нежелательную после поражения в японской войне и русской революции 1905–1907 гг., Извольский был вынужден продолжать политику лавирования между державами и, по сути, дальнейшего устранения России от активного вмешательства в балканские дела. Все усилия нового министра иностранных дел разбились о его неудачу в боснийско-герцеговинском вопросе, закончившемся аннексией этой области Австро-Венгрией. 256 Следующий министр, С.Д. Сазонов, проводил более осторожную линию. Сотрудникам русского Константинопольского посольства приходилось постоянно входить в сложные вопросы канонического права, изучать опыт церковной истории предшествующих столетий, без которого было невозможно разобраться в современной ситуации. Среди членов посольства всегда были люди, особенно близко знакомые с церковной тематикой: в 1860–1870-е годы посол Н. |
| София, 1959; он же. В коя година се е покръстил българският княз Борис//Ист. преглед. 1966. Кн. 5. С. 92-99; он же. 1100 години от покръстването на българския народ. София, 1966; он же. Българската екзархия: Произход, същност и значение. София, 1969; Попруженко М. Синодик царя Борила. София, 1928; Арнаудов М. Неофит Хилендарски Бозвели (1785-1848). София, 1930, 1971 (2 т.); он же. Непознатият Бозвели. София, 1942; он же. Екзарх Йосиф и българската културна борба за създаването на Екзархията (1870-1915). София, 1940. Т. 1; он же. Живот и дейност на екзарх Йосиф. София, 1965; Иванова В. Старобългарски надпис от с. Теке Козлуджа//ИАИ. 1933. Т. 7. С. 319-321; Цанков С. Българската Православна Църква от Освобожденето до настояще време//ГСУ, БФ. 1939. т. 16; Дуйчев Ив. Преписката на папа Иннокентий III с българите. София, 1942; он же. Рилският светец и неговата обител. София, 1947; он же. Българско средновековие. София, 1972; он же. Проучвания върху средновековната българска история и култура. София, 1981; Верюжский В. , прот. Происхождение греко-болгарского церковного вопроса и болгарской схизмы//ЖМП. 1948. 7. С. 23-32; 11. С. 47-59; 12. С. 31-44; Динков К. История на Българската църква (Четива). София, 1954; Кирил, Патриарх Български. Екзарх Антим I (1816-1888). София, 1956; он же. Граф Н. П. Игнатиев и българският църковен въпрос. София, 1958. Т. 1: Изследвания и документи (1864-1872); он же. Принос към българския църковен въпрос: Док-ти от английското консулство в Солун. София, 1964; он же. Българската екзархия в Одринско и Македония след Освободителната война (1877-1878). София, 1969-1970. Т. 1 (1878-1885). Кн. 1-2; Събев Т. Автокефалия, патриаршество и удостояване с тях//Десет години Българска патриаршия. София, 1963. С. 92-111; он же. Мисионерското дело на св. апостол Павел и неговите първи ученици на Балканския полуостров//ДК. 1967. Кн. 7/8. С. 26-32; он же. Основание на Българската църква - 870 г.: (Подгот. процес, обстановка, фактори, благоприятно решение)//ГДА. 1971. |
|
|
