| Протестантствующее богословие Феофана Прокоповича и его последователей царило не только в академии, но и в семинариях. С ним началось, по замечанию Г. Флоровского, «господство школьно–протестантской схоластики» . В Коломенской семинарии оно было введено Иакинфом Карпинским, в Казанской семинарии, а позднее и в Казанской Академии — Сильвестром Лебединским. В начале 90–х гг. систему Феофана изучали в Полтавской семинарии, по трехтомному изданию Самуила Миславского, а также в Харьковской, где ее внедрил сам Миславский. Ректор же Александро–Невской семинарии Иннокентий в 1797–1798 гг. в своих лекциях по догматике предпочитал протестантского теолога Турретини (Turretini) . Само собой разумеется, что в Московской Академии наряду с учебником Феофилакта Горского в то время, когда там преподавал Платон Левшин, пользовались также и его книгой. В своей истории академии С. К. Смирнов особо подчеркивает обстоятельство, что Платон порвал со схоластической традицией в преподавании: «Его «Христианская богословия», хотя по цели, с которою написана, походит более на катехизические беседы, нежели на систему богословскую, тем не менее была отрадным явлением для школы, поколику способствовала окончательному падению схоластики. У него богословие отказывается от своих старых форм и вместо беспорядочного сбора вопросов, тезисов, доказательств, определений и разделений представляет стройное, удобопонятное для всякого изложение учения откровенного. Новостию было и то, что богословие Платона написано было на русском языке» . Впрочем, начиная с 1802 г. классическим руководством была признана книга ректора Киевской Академии (1803–1804) Иринея Фальковского «Theologiae christianae compendium» [«Христианское богословие в кратком изложении» (лат.)], которая представляла собой сокращенное изложение протестантствующей системы Феофана Прокоповича, что до некоторой степени отодвинуло в тень труд Платона Левшина . Преподавание философии, наиболее важной после богословия дисциплины, в Киевской Академии до 1752 г. строилось в форме схоластического толкования Аристотеля с использованием старых записок Иоасафа Кроковского. Позднее, в инструкции Самуила Миславского от 1764 г., в качестве обязательной основы философских курсов объявлялись уже упомянутые сочинения протестанта Баумайстера, которые, между прочим, в 1777 г. были переизданы и в Москве. Баумайстер был вольфианцем, и киевский генерал–губернатор Глебов верно доносил императрице, что философии «в сей академии обучают по системе вольфиянской». Это направление удержалось в Киеве вплоть до реформы 1808–1814 гг. |
| Удовлетворение этой жажды Платон считает самой высшей и единственной возможной на земле земной наградой добру. «На земли... награда самая надежная и превосходная.. . состоит в любви тех, коих ты по своему званию облагодетельствуешь. О, колика лестна и благословенна сия награда, да и сколь же мало неблагоразумный честолюбец оную или уважает, или понимает! Почитание, состоящее в одних наружных и низких поклонах, и в видах, уважительных, есть един обман и лицемерие. 31 Изъявив в глазах всякого рода унижения, не успеет он выйти за порог, как тем более восчувствует к нему презрение, чем более насиловал себя к наружному унижению. Таково ли должно быть истинное почитание, и может ли добродетельный человек за ним гоняться?! Но не таково есть почитание, которое от сердца происходит, и которое в любви состоит. О, представьте себе с каковым пылающим любовью усердием смотрит тот бедный на оного судью, который его от руки сильной защитил. Как любезно и священно лице начальника тому человеку, которому он доставал надежное пропитание. С какою благодарностью вспоминает преступник об оном властелине, который всемерно тщился не столько его наказать, сколько исправить, да и имел счастие его развратного сделать добрым человеком. Вам самим на суд отдаю, ласкатели ли более почитают вызванного властелина, или сии облагодетельствованные добродетельного начальника. Так ежели сладчайшее удовольствие есть, взирать нам на начальника добродетельного, так какое же сам он должен чувствовать услаждение в душе своей, когда видит столько возженных перед собою жертвенников, сколько сердец им обязанных?! Они его любят: а чрез сие то наилучшим образом его почитают; и не в лице токмо, но и заочно, и везде, и всегда. Не довольна ли сия для проходящего честно свою должность награда на земли? Чего более искать и желать?Ты ищешь наружных отличительных знаков, но чем более они отличительны, тем более удаляют тебя от других. Ибо меньше доступным тебя делают. Отличай себя: кто воспрещает. Но благодетельством, правосудием, снисхождением, примером честности и благоразумия. Таковые отличия привлекут к тебе других сердца. Ибо чрез сие ты и их самих делаешь отличностей своих участниками. 32 |
| «Что делать, если... благословенное приглашение, всюду и всегда благословлять Господа, не успешно повторяю я в душе моей от того, что мир в то же время, не переставая, оглашает и оглушает ее своими разнообразными гласами требований, прещений, прельщений, смущения, развлечения, нужд, забот, страстей, похотей, и она не находит довольно силы, противоборствовать сему или утомленная противоборством, жаждет приблизиться к Богу без препятствий со стороны тварей, служить Ему без развлечений? В сем случае не остается иного, как расторгнуть всякие узы, привязывающие нас к миру, бежать, как израильтяне из Египта, как Лот из Содома, и учредить для себя в пустыне новое жительство добровольного изгнанничества, в котором бы все внушало нам, что не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем ( Евр. 13:4 )…. Мне же, беседующему ныне о пустыне и затем долго пребывающему в молве и попечениях града, кто даст криле яко голубине и полечу и почию. Могу ли сказать себе, или когда наконец возмогу сказать, се удалился бегая и водворился в пустыни, т. е. когда облегчуся от бремен чужих, чтобы обратить все попечение к облегчению собственного, да никако иным проповедай, сам неключим буду. 114 Так и Филарет, как и Платон, сидя на архипастырском престоле первопрестольной столицы, жаждет покоя и уединения. Но смысл этой жажды совершенно различный. Настоящий суровый монах – созерцатель, пустынножитель даже в своем митрополичьем доме среди самого бурного водоворота жизни, 115 Филарет тяготится делами жизни общественной, как чужими бременами, 116 отвлекающими его от самоуглубленного созерцания лица Божия, и жаждет пустыни, настоящей пустыни иноческого безмолвия Гефсиманского скита, где нет и помина о жизнерадостных «музах» платоновского Вифанского «Олимпа», 117 где среди отвергшихся радостей мира сурово молчаливых подвижников «удобнее подражать бесплотным и воспринимать тайные посещения Св. Духа». Но как тягота чужих бремен возложена на него Самим Богом, чувство нравственного долга запрещает ему сбросить ее с себя, чтобы идти путем более приятным по воле своей, 118 и он стоит на страже церкви Московской и всей Русской, как величаво-могучая несокрушимая скала, до конца жизни своей. |
| Ревность, – говорить Платон в одной из проповедей, – есть горячее духа нашего стремление к защищению Славы Божией, относительно до закона... Взяв ревность в таком разуме, не видно, чтобы в ней что-нибудь было не похвальное. Ибо гореть духом, чтобы слава Божия во всех концах вселенной была проповедуема; чтоб все люди святым к Богу и почтению его руководством были просвещены: в рассуждения сего гореть духом, то есть изыскивать к тому справедливые и человеколюбивые способы, есть дело всякой похвалы достойное. Ибо сим доказывается любовь к Богу, к ближнему, любовь к истине, которую мы не скрываем под спудом, но поставляем на свещнике, да светит всем, и да руководствует всем. И для того святой Павел учит: добро, еже ревновати всегда; однако при том, добавляет, в добром ( Гал.14:18 ). Но сие есть несчастье человеческого рода, что часто и в самые святые действия вкрадывается злоупотребление и добродетель в порок обращает. Сие бывает, когда человек выходит из своих пределов, и не управляя себя разумом, страсти следует. Ревность по Бозе чем больше в себе имеет жару и горячего стремления, тем больше требует осторожности и умеренности, чтоб сей священный огонь не обратился в пожар, все истребляющий без разбору. А сие необходимо выйдет, если вместо защищения славы Божией будет действовать страсть мщения; вместо усердия к пользе истинны вмешается корысть собственная если вместо любви к ближнему будет всем располагать страсть самолюбия. Какие же из таковой ложной ревности могут произойти следствия, ежели не худые и вредные? Отсюду во-первых последует гонение, чтоб заблуждающего, вместо того чтоб исправить и привести на путь истинны, истребить от земли живых. Вместо учения, увещания, доказательств, вместо всех нравоучительных и благоразумных способов, будет свирепствовать один дух нетерпимости, как-то многие века печальными примерами то нам больше, нежели надобно, доказали. В подробность таковые свирепости описывать оставляю, чтоб тем скрыть стыд человеческого поползновения; а только при сем приметить должны, что человек, таким образом гонимый, не только о истине не уверяется ни мало, но еще в мнении своем ожесточается более. Ибо он, не видя иных доказательств, кроме насильственных, по справедливости заключить может, что у гонящей стороны нет сильнейших доказательств. А из того и самая истинна немалый претерпевает ущерб величества своего. Ибо она представится, акиб не имела никакой собственной своей ко уверению силы; и будто, как ложь, требует она в своей слабости стороннего насильственного подкрепления. Так можно ли утвердить, чтоб таковая ревность была угодна Богу, Богу всех вещей,порядка Хранителю, и истинны Защитнику Всемогущему? и таковой род людей не тщетно ли себя уверяет, аки бы их ревности огнь достоин был алтаря божественного? как то об них Спаситель наш, Апостолам своим сказал: «Всяк, иже убиет вы, возмнится службу приносити Богу» (Ин., 16:2). |
| Сие усмотря, заключает, что ласкательство есть наилучший способ ко уловлению его. Приступает, берет на себя вид притворный (ибо ласкатель должен быть и и лицемер): что он смирен, прост, не дальновиден, послушлив, всею душою ему предан. Устроив такой приступ, начинает нравиться: ибо является быть добросердечен. Радуется о первом своего ухищрения успехе: поступает далее. Начинает все выхвалять слова, что они исполнены Божественной мудрости; что таковое благоразумие некоторым свыше вдохновением в него влиянно: удивляется всем его делам, что они правосудны, полезны, и едва ли кто из смертных таковые оказать мог, и поздравляет себя, что он в такое время родился, в которое даровало ему счастье, таковых великих дел удостоену быть зрителем. Сим хитрейшим способом входит в доверенность слабого или высокомерного человека. Но сего не довольно. Нельзя без того, продолжает Платон, намекая на себя, самого, чтоб между людьми хитрыми и развратными не было людей добрых и праводушных. Сие ласкатель без примечания не оставляет. Он усматривает, что некоторые из таковых окружают ту персону, которую он уловить предпринял. Почитает нужным для себя делом, таковых людей удалить, дабы не могли они ему воспрепятствовать в его злых замыслах. Начинает издалека черными описывать их красками. Помалу, и как будто не нарочно, с некоторым видом боязливости, вмешивает в посторонние разговоры, что они были бы хороши, когда бы не столь были упрямы, 66 что происходит от излишнего их о самих себе мнения: когда б не столь своей пользы искали: когда б более усердием к нему были привязаны, что он иногда с сожалением и с страхом примечает, как они благоразумным и премудрым его наставлениям и повелениям упрямо сопротивляются; вместо того, что всяк должен бы себя блаженным почитать, чтоб удостоиться быть их исполнителем. И так по малу прохлаждает к ним любовь своего начальника: а на себя обращает всю его доверенность. И сей есть первый ухищрения ласкателя способ. Вторый род ласкательства происходит от малодушия. |
| 10 июля исполнилось 280 лет митрополиту Московскому и Коломенскому Платону (Левшину; 1737–1812), члену Святейшего Синода, автору труда «Краткая церковная российская история». Митрополит Платон был одним из величайших русских святителей XVIII в. и плодовитейшим духовным писателем своего времени. Он не только писал и проповедывал, но и других побуждал к тому же. Проповеди его – не образец красноречия, но надобно было видеть и слышать его декламацию без порывов и вспышки, всегда умеренную, всегда достойную седин, сана и святыни. Он знал тайную силу голоса, всегда у него светлого; знал, где возгреметь и где стихнуть для своей цели, разумел действие движений и не сокрушал, но речь его была исполнена жизни, и если не все, слушая проповеди его, отирали слезы, то, конечно, никто не выходил из церкви без сожаления и желания еще послушать его. Слово митрополита Платона (Левшина) Всем тем, которые воскреснут, прежде надо умереть. Зерно, если, упав в землю, не умрет, не возрастет. То восстает, что падает. Правда, думаю, все больше желают воскреснуть, чем умереть. Однако те, кто хотят воскреснуть со славою, те и смерть охотно да принимают: в златую палату и преддверие красно. Наша краткая речь пусть прострется о смерти, которой многие, вместо того чтобы радоваться, боятся. Но такие там боятся страха, где его нет. «Смерть, – говорят они, – страшна». Почему? Потому, что надобно-де разлучаться душе с телом. Так что из того? Их ответ против них же и выступает. Разлучаться с телом и переселяться на небо к Богу не желанно ли, не радостно ли? И как же этого разлучения желает и сама душа! Душа, будучи заключена в теле, как в темнице, повсечасно просит извести себя из нее, поскольку, находясь в нем, не может иметь совершенного познания о Боге, а потому – и совершенного успокоения. Митрополит Платон (Левшин) Подумайте о том, что душа имеет свое отношение к Богу, тело – к миру. Душа не забывает сродных ей по духу Божиих Ангелов, тело памятует вещи, себе единородные – пищу, питие, сласти. |
| Миранда поддерживал отношения с самыми известными государственными и военными деятелями России последней четверти XVIII в., не раз встречался с Императрицей Екатериной II. Среди его российских друзей был митрополит Московский и Коломенский Платон (Левшин). «Это человек огромных познаний и очень откровенный, – отметил путешественник. – Доказательством отсутствия здесь терпимости, сказал он, служит то, что он не может мне сказать, что она существует». Дон Франсиско навещал архипастыря в его резиденции. Однажды «застал его в саду как истинного философа…. Мы рассуждали о политике и философствовали с той свободой, какая встречается лишь среди просвещенных и добродетельных людей». Владыка Платон показал чужестранцу наперсные кресты и драгоценности, украшающие митру, «агатовое распятие, перед которым преклонила колена фигура в монашеском одеянии, возносящая молитвы к Иисусу Христу». Церковной теме посвящены многое страницы дневника Франсиско де Миранды; мы проследили лишь некоторые эпизоды. Заинтересованный читатель может сам ознакомиться с этим ценным источником: усилиями московских латиноамериканистов российские записи легендарного борца за независимость латиноамериканских народов вышли в свет отдельной книгой (см.: де Миранда Ф. Путешествие по Российской Империи/Пер. с исп. М.: МАИК «Наука/Интерпериодика, 2001). Проводниками православной веры в Латинской Америке выступили выходцы из России, волею судьбы покинувшие Отчизну. Первые группы переселенцев – безземельные украинские и белорусские крестьяне – прибыли на континент в 60-е гг. XIX века. В Аргентину в 1861-1920 гг. перебрались 163,8 тыс. человек, в Бразилию в 1901-1920 гг. – 107,6 тысяч8. После 1917 г. поток эмиграции ослаб. Тем не менее, русские общины, многочисленные и не очень, постепенно освоили латиноамериканский ареал. «Русские латины» оставили след в истории. Главным хирургом чилийского флота в период Тихоокеанской войны с Перу и Боливией (1879-1883) был А.Я. Щербаков. Н.А. Фердинандов, на рубеже 10-20-х гг. XX в. живший в Венесуэле, признан основоположником живописи этой страны. Генерал И.Т. Беляев принес победу Парагваю в Чакской войне с Боливией (1932-1935). |
| Протестантствующее богословие Феофана Прокоповича и его последователей царило не только в академии, но и в семинариях. С ним началось, по замечанию Г. Флоровского, «господство школьно-протестантской В Коломенской семинарии оно было введено Иакинфом Карпинским, в Казанской семинарии, а позднее и в Казанской Академии — Сильвестром Лебединским. В начале 90-х гг. систему Феофана изучали в Полтавской семинарии, по трехтомному изданию Самуила Миславского, а также в Харьковской, где ее внедрил сам Миславский. Ректор же Александро-Невской семинарии Иннокентий в 1797–1798 гг. в своих лекциях по догматике предпочитал протестантского теолога Турретини Само собой разумеется, что в Московской Академии наряду с учебником Феофилакта Горского в то время, когда там преподавал Платон Левшин, пользовались также и его книгой. В своей истории академии С. К. Смирнов особо подчеркивает обстоятельство, что Платон порвал со схоластической традицией в преподавании: «Его «Христианская богословия», хотя по цели, с которою написана, походит более на катехизические беседы, нежели на систему богословскую, тем не менее была отрадным явлением для школы, поколику способствовала окончательному падению схоластики. У него богословие отказывается от своих старых форм и вместо беспорядочного сбора вопросов, тезисов, доказательств, определений и разделений представляет стройное, удобопонятное для всякого изложение учения откровенного. Новостию было и то, что богословие Платона написано было на русском Впрочем, начиная с 1802 г. классическим руководством была признана книга ректора Киевской Академии (1803–1804) Иринея Фальковского «Theologiae christianae compendium» [«Христианское богословие в кратком изложении» (лат.)], которая представляла собой сокращенное изложение протестантствующей системы Феофана Прокоповича, что до некоторой степени отодвинуло в тень труд Платона Преподавание философии, наиболее важной после богословия дисциплины, в Киевской Академии до 1752 г. строилось в форме схоластического толкования Аристотеля с использованием старых записок Иоасафа Кроковского. Позднее, в инструкции Самуила Миславского от 1764 г., в качестве обязательной основы философских курсов объявлялись уже упомянутые сочинения протестанта Баумайстера, которые, между прочим, в 1777 г. были переизданы и в Москве. Баумайстер был вольфианцем, и киевский генерал-губернатор Глебов верно доносил императрице, что философии «в сей академии обучают по системе вольфиянской». Это направление удержалось в Киеве вплоть до реформы 1808–1814 |
| Из числа многочисленных богословов, следовавших по путям Феофана, отмечен печатью самобытного авторитета знаменитейший иерарх русской церкви, митрополит московский Платон (Левшин) . Он „ввел в наше богословие великорусский элемент“ и вместе с тем создал глубочайшую и последовательную христианскую философию, хотя он и неизвестен, к стыду нашему, с этой стороны. О слове Божием Платон писал следующее. „Вера наша на едином слове Божием, как на неподвижном основании, утверждаться должна; а никаким образом на одних человеческих определениях, потому что всяк человек ложь, глагол же Господень пребывает вовек. Что должно разуметь о церковных преданиях? Должно ли их принимать, и человеку христианину им повиноваться за совесть? А чрез предания разумеем некоторые определения или в церкви принятые обряды в св. Писании прямо не показанные, но однакож от апостолов или от других отцов без писания церкви сообщенные и преданные. Должно принимать только такие предания, которые бы на св. Писании неотменно имели утверждение, хотя чрез правильное, как говорится, заключение, понеже много в писаниях есть, что не говорится, а разумеется, как напр. детей крещение, хотя о том в св. Писании нигде прямо не объявляется, только весьма оттуду доказать можно: или по крайней мере такие прини- —57— мать должно, которые б слову Божию не противны были: понежели когда апостолы что-нибудь предали без писания, то, несомненно, не противно тому, что в писании церкви сообщили. Дух Св., по которого движению учили и писали апостолы, сам себе противен быть не может, что самое явственно объявляет Павел 2Kop.10:11, и за такие предания могут почесться, напр., строение церквей на восток, вся церковная утварь, каждения, пред крещением заклинания, маслом помазания, прежде причащения чтение правила, пощение, вечерня, утреня, различные праздники, а в праздниках различные обряды, посты. Все такие и прочие предания должны содержимы быть: понеже они не только слову Божию не противны, но и служат к церкви украшению и пользе. Иначе же никак не можно принять: ежели напр. человек будет приказывать и определять то, что совсем Божию слову противно: понеже, ежели инде, то здесь наипаче сбудется то Божие угрожение, что написано во Апокалип. гл. 22:18. Да ктому ж такими преданиями нагло слово Божие уничтожается, и заповедь Божия разоряется, за что жестоко изобличал Иисус Христос фарисеев, Мф.15:6 , и в сем-то премного погрешают суеверы и паписты“ (VIII, 121–128). |
| ученик, затем учитель, префект, ректор Московской Академии и Архимандрит, потом Епископ Переславский и затем Коломенский 10 , был один из даровитейших и усерднейших тружеников богословской науки и в частности библейской науки в Московской Академии. Кроме обширной системы Православного богословия, он написал Гармонию и Толкование на все Священное Писание , к сожалению тогда и потом не изданное печатно и теперь отчасти утраченное, отчасти остающееся в рукописях. Если этот труд состоит отчасти из парафраза, отчасти из сличений переводов и текстов, отчасти из примечаний только кратких или заметок и меньшею частью из толкований в собственном, смысл: то все же это – труд громадный, который не может не возбуждать к себе удивления. – Таковы были первые плоды начавшегося в рассматриваемое время движения библейской Экзегетики в Московской Академии, на которых последующему историку нельзя не остановиться с уважением. Но тогда, с 1750-х до 1775-х годов, классное занятие Св. Писанием и его толкованием не было еще регулировано и определено в Московской Академии и Троицкой Семинарии. Воспитанник и потом учитель Академии, префект и ректор Троицкой Семинарии, сделавшись Архиепископом, потом Митрополитом Московским, Платон (Левшин) вдохнул новую жизнь в эти любимые им учебные заведения, еще более оживил в них науку богословскую и в частности изучение Библии. С него толкование Библии стало особенным предметом классного преподавший и притом толкование было предлагаемо и публично во дни воскресные. – Платон регулировал таким образом дело толкования Библии в Академии и Семинарии и даже дал подробные и примечательные правила для толкователей и толкования. Эти правила показывают правильное, глубокое и тонкое понимание дела толкования, какое не всегда было в сознании и у последующих, даже высоко стоявших, представителей этого дела, и потому мы выпишем их здесь 11 . „При толковании Писания должно Одушевление и оживление богословской науки и изучения Библии в Московской Академии и Троицкой Семинарии влиянием Митрополита Платона выразилось целым рядом трудов по библейской науке ученых представителей этих заведений, восполнивших ряд упомянутых нами предшественников их. |
|
|
