| Его перевод вызвал за собою ряд подражаний и переделок, известных в списках XVI и XVII веков, в отдельных частях Библии, в виде более или менее свободных переписок 68 или переделок печатного текста. Можно сказать, что вся местная, юго-западно-русская переводческая деятельность XVI века, в области библейских текстов, стоит в более или менее тесной зависимости или идейной связи с трудом Скорины. По-видимому, к таким переводам, зависимым от Скорины, нужно отнести два известных западно-русских перевода Евангелия: Пересопницкое Евангелие (1556–1561 г.г.) и Евангелие Василия Тяпинского (около 1580 года). Точная зависимость от перевода Скорины здесь не может быть указана, так как печатного Евангелия в переводе Скорины не сохранилось, и его существование устанавливается, с большою степенью вероятности, только на основании исторических свидетельств того времени. 5 . Пересопницкое Евангелие сохранилось в рукописи Полтавской семинарии (из Переяславской семинарии) 69 . По записи, оно устроено архимандритом пересопницким Григорием, т. е. исходит из среды православной. Назначение его – «для лепшого выразумленя люду христианского посполитого». Круг читателей его не ограничивался православными, а включал в себя также и латинян, т. е., надо думать, русских, склонявшихся к католичеству: в рукописи объясняется, что главы (отметка глав, сверх зачал) «написаны для людей закону римского, сиречь латинян, иже в них не взываются зачала, едно капитулы, а по нашему языку главы. Буде ли онь тебе о што просити, абы еси ему немедло, сиречь борзо, нашедьши указал» 70 . По характеру языка евангельского текста Пересопницкое Евангелие может почитаться близким к языку скорининского перевода 71 . 6 . Евангелие Василия Тяпинского известно в виде неполного (от Матфея и Марка) печатного издания евангельского текста в западно-русском переводе. Текст этот сохранился в рукописном сборнике XVI века Имп. Публ. Библ., собр. Погод. I. 1. 29. Пред Евангелием положено рукописное предисловие, из которого явствует, что переводчик Евангелия и составитель предисловия называется ВасилиемТяпинским. |
| Свой перевод Евангелия на народный язык Тяпинский приносит как посильную жертву со своей стороны для поднятия веры в народеи для развития, путем образования, национального самосознания. Его труд появляется в то время, когда полонизация края делает первые шаги; он первый начинает борьбу с нею и при том не на почве только религиозной, как это сложилось впоследствии, но главным образом на национально-культурной. Это подвиг не только проповедника-миссионера, но и гражданина. Что служило оригиналом для Евангелия Тяпинского, определялось не одинаково. Владимиров предположительно считал этот текст переделкой Пересопницкого Евангелия или того оригинала, который лежал в основеПересопницкого (Чешская Библия 1506 г.). Но Карский указал оригинал перевода в польской Библии Будного (Несвиж, 1572). Сличение перевода с текстом Библии Будного, произведенное Карским 73 , не оставляет сомнения, что именно это социнианское издание польской Библии послужило основой работы Тяпинского. 7 . Тоже социнианское движение вызвало еще другой перевод Нового Завета на западно-русский язык Валентина Негалевского. Этот перевод сделан был в 1581 году, в с. Хорошове (ныне Острожского уезда, Волынской губернии) – с польского перевода Мартина Чеховича (изд. в Ракове, 1577 года). Список этого перевода находится в Киеве, в Михайловском монастыре. И труд Негалевского, подобно предыдущему, вызван был к жизни не только миссионерско-просветительными, но и народно-культурными побуждениями. «Учинил (перевод), пишет переводчик, за намовою и напоминанием многих ученых, богобойных, а слово Божие милуючих, которые писма полского читати не умеют, а языка словенского читаючи, писмом русским выкладу словего не розумеют» 74 . По обычаю протестантских библейских изданий того времени (начиная с Лютера), текст перевода – Евангелия Негалевского сопровожден многочисленными комментариями. Кроме Евангелия, большое внимание западно-руссов и южно-руссов, в XVI век, возбуждал текст другой столь же почитаемой и употребительной при богослужении книги – Псалтири. |
| Припомним посещение западной и северно-западной Руси Иеронимом Пражским в 1413 г., помощь и сочувствие юго-западной Руси чехам в 1422 году, сношения гусситов с константинопольским патриархом в 1452 году; припомним общины чешских братьев в Польше, откуда чешские братья направлялись в Литву и даже в Москву: Мареш Роковец в 1491 году, Ян Рокита в 1570 году. Ю. Анненков, Гуситы в России в XV и в XVI столетиях, Странник 1878 г. Проф. И. С. Пальмов . Чешские братья в своих конфессиях, т. I, стр. 15–36. 67 Проф. П. Н. Жукович, Неизданное русское сказание о Жировицкой иконе Божией Матери (Изв. Отд. рус.яз. и слов. Имп. Аκ. Η. 1912. XVII, 2, стр. 176). 68 Замечателен список Импер. Публичн. Библ. F.1 4. В нем некто Василий Жугаевич из Ярославля (в Галиции) переписал в 1568 году Скоринин перевод, с изменением правописания, – в предисловии, вместо имен и Франциска Скорины, поставил свое имя и таким образом весь этот перевод приписал себе. 69 Пересопницкое Евангелие описано Житецким в Трудах III Археол. Съезда. О нем у Владимирова. Фр. Скор., стр. 30, 34, 237. Обзор юж. рус.и зап. рус. пам. 1890. стр. 25, 27. Ю. И. Тиховский – см. сообщение его на XIV-м черниговском археологическом съезде (Труды съезда т. III, стр. 125): Евангелие в 1556–1561 г. переводится под покровительством квягиии Жеславской: в 1573 г. это Евангелие переписывается при участии и, может быть, по заказу, дочери и внучки кн. Жеславской... Эта копия хранится в Житомире в семействе † 1911 г. протоиерея Н. Трипольского. Грузинский А. С., Пересопницкое Евангелие, как памятник искусства эпохи возрождения в южной России в XVI в., Искусство, 1911, 1. Павлуцкий Г. Г. Орнамент Пересопницкого Евангелия, Искусство, 1911. N 2. О литературной истории Пересопн. Ев. – Грузинский А. С., Ж. М. Н. Пр. 1912 г., апр., июнь, Чтения в О-ве Нестора Летоп. 1911–1912 гг. Там же, кн. 22, ст. И. М. Каманина. 72 Личность Тяпинского, его мировоззрение и остановка его работы выяснены, главным образом, на основании сведений, сохравшихся в литовской метрике, проф. М. В. Довнар-Запольским в ст. В. Н. Тяпинский, переводчик Евангелия на белорусское наречие, I–II (Изв. Отд. русск. яз.и слов. Импер. Ак. Н., 1899, т. IV, стр. 1031–1064). Сообщение о Тяпинском Ю. И. Тиховского на черниговском археологическом съезде, – в Трудах XIV археологического съезда в Чернигове, т. Ill, стр. 124–125. Перевод Евангелия г. Тиховский относит ко времени около 1575 года. Прежняя литература о труде Тяпинского: архим. Леонид в Ж. М. Н. Пр. 1884, V, Разбор «Описания» Каратаева; Владимиров, Доктор Франциск Скорина. СПБ. 1888, стр. 30, 204, 234; Научное изучение белорусского наречия в последние 10 лет (оттиск из Киев. Унив. Изв. 1898, стр. 14), Е. Ф. Карский, К истории звуков и форм белорусской речи, Варш. 1893, Западно-русские переводы Псалтири в XV–XVI в. Варш. 1894. |
| Результатом работы с разноязычными источниками, принадлежащими к различным традициям, является неоднородность языка П. Е. на всех уровнях. В графико-орфографической системе рукописи, с одной стороны, широко представлены элементы, обусловленные 2-м южнослав. влиянием, что определяется церковнослав. источником П. Е.: употребление буквы а в звуковом значении [ja] (болящаа ) , написание 1 перед буквами гласных (вызнесен 1 а ) , написание ь вместо ы в конце слова после букв твердых согласных (оУченикь, лэжаль ) , использование буквы «юс большой» - ( б д т ) , использование разных типов «о очного» - p , q , @ в формах слова «око» ( p ко 6 q чи 6 @ чима ) , написание диграфа оУ в позиции после букв согласных (доУшоУ), южнослав. написания сочетаний редуцированных с плавными (трыпэти, стлыпы ) , написание заимствований в соответствии с греч. правописанием ( =ома 6 алеЬаньдрьъи ) , регулярное использование надстрочных знаков и знаков препинания и др. При этом орфография рукописи отражает фонетические процессы, имевшие место в укр. диалектах: е - и и-рефлексы э (девици 6 смотрили ) ; написания оУ, ю вместо о, е в новом закрытом слоге, отражающие изменение [о] в [у] (покоУй 6 злодэювь); написание о вместо е, отражающее переход [е] в [о] в позиции после шипящих перед твердыми согласными (лежачого 6 шостая; смешение ьъ / и ( на морьъ, в /поУс /тини ) ; редукция безударного в позиции абсолютного начала слова ( 9 р c лимь 6 з /борищах ) в формах глагола имати ( мати )6 маю 6 маеш; развитие протетического в позиции абсолютного начала слова перед согласным (икы женэ, ишол ) ; упрощение групп согласных ( / ) ; ассимиляция согласных ( / ) и др. Грамматической строй памятника также характеризуется стихийной вариативностью форм и синтаксических конструкций, к-рые поддерживаются как разноязычными источниками, так и живой укр. речью. Напр., помимо общеслав. форм наст. времени глагола бьъти ( 9 смь 7 9 си 6 9 сть...) в П. Е. используется характерная для укр. диалектной зоны форма 1-го лица мн. |
| В памятнике содержится указание на то, что текст Четвероевангелия переведен «из языка блъгарскаго на мову рускую» (Л. 481 об., 482). Однако большинство вопросов, связанных с переводом П. Е. (круг источников, принципы перевода, лингвистические характеристики «руской мовы» и т. п.), до наст. времени не получили однозначного решения. Под «болгарским языком», с которого был осуществлен перевод, обычно понимается церковнославянский язык болг. извода ( Житецкий. 1876. C. 4; Грузинский. 1912. C. 6; Флоровский. 1946. C. 227; Дубровина, Гнатенко. 2001. С. 93). В то же время церковнослав. источник П. Е. ставился исследователями под сомнение. Грузинский склонялся к мнению о том, что основным источником П. Е. был чеш. НЗ ( Грузинский. 1912. С. 333-334), Янув возводил П. Е. к польск. тексту НЗ ( Jan ó w. 1927. S. 480-482, 496, 498). В последнее время попытка выявить источники текстов в составе П. Е. была предпринята Н. К. Котовой. Осуществленное ею лингвотекстологическое исследование позволило установить, что основным источником перевода текста Четвероевангелия, предисловий Феофилакта Болгарского и месяцеслова является афонская редакция НЗ, о чем свидетельствуют многочисленные лексические заимствования, а также орфографические особенности, отражающие 2-е южнослав. влияние (см. в ст. Южнославянские влияния на древнерусскую культуру ). Предположительно в распоряжении создателей была рукопись XV-XVI вв., содержащая афонскую редакцию с вкраплениями преславских и древних чтений. Источником 2-го ряда является польский текст, наибольшую близость к П. Е. обнаруживает НЗ Станислава Мужиновского (Крулевец, 1551; 1552), ранее не привлекавшийся для сопоставления с П. Е. Источником 3-го ряда для основного текста П. Е. служил чеш. текст; аргументы П. Е. представляют собой пословный перевод аргументов чеш. Библии Мелантриха 1549 г., характеризующийся обилием калек. Т. о., в П. Е. фиксируются по крайней мере 2 переводческие стратегии: свободный перевод основного текста, к-рому предшествует сверка 3 разноязычных источников, и букв. перевод аргументов. |
| Члены принялись тотчас разрывать почву около церкви и увидали на довольно большом пространстве кирпичные фундаменты, показывавшие, что здесь находились когда-то значительные каменные постройки. Местоположение Вышгорода замечательно своею красотою и прекрасными видами с вершины холмов на Днепр и его левые берега. Возвращаясь из Вышгорода уже ночью, пароход наткнулся на какой-то плот и чуть было не потонул; поспешили наскоро выливать воду, наполнившую каюту, и гнать пароход к берегу Подола, чтобы успеть достигнуть его прежде чем пароход мог опуститься на дно. Кроме рефератов, относившихся к курганным древностям, замечательны были рефераты местных ученых, касавшиеся казацкой истории края и его этнографии. Из них учитель киевской гимназии Житецкий читал любопытный реферат о Пересопницком Евангелии, памятнике XVI века, замечательном по языку; перевод сделан на местное наречие, очень похожее на нынешнее малорусское. Вместе с тем тот же референт сообщил ученые исследования об истории образования и изменения малорусского наречия. Столько же важными были рефераты профессора Киевского университета Драгоманова, касавшиеся малорусских дум и исторических песен, которые пред тем явились на свет в издании профессоров Киевского университета Драгоманова и Антоновича. Профессор Петербургского университета Миллер вступил с ними в оживленный спор относительно малорусских дум и их связи с великорусскими былинами. Для большого ознакомления членов съезда с местного народною поэзиею приглашен был народный певец-бандурист Вересай. Многие из членов первый раз в жизни познакомились с приемами малорусского исторического пения, и вообще это пение имело важное значение, потому что сам Вересай был уже один из очень немногих певцов, знавших старинные казацкие думы и сопровождавших пение игрой на бандуре: бандуристы во всей Малороссии в настоящее время почти совершенно исчезают. Всякому беспристрастному слушателю было понятно и должно было показаться вполне естественным и, так сказать, законным, если на Киевском археологическом съезде историческая народная поэзия казацкого периода составляла один из крупнейших предметов ученой обработки; но не так взглянули на это газеты, привыкшие везде отыскивать политические цели, и даже там, где, по-видимому, странно было искать их. |
| Параскевы-Анастасии Юрьевны Жеславской (урожд. Гольштанской) и ее зятя кн. И. Ф. Четвертинского. Работа была начата в Троицком Дворецком мон-ре Михаилом Васильевичем, сыном саноцкого протопопа (позднее протопопом), и закончена архим. Богородицкого Пересопницкого мон-ря Григорием. Язык перевода изобилует полонизмами и богемизмами, непереведенная старослав. лексика объясняется в многочисленных глоссах на полях. К тому же кругу, возможно, относится перевод Апостола, дошедший в отрывке, исследованном и частично изданном А. С. Грузинским. 1571 г. датируется Волынское (Житомирское) Евангелие, очень близкое по языку к Пересопницкому. Между 1563 и 1572 гг. на Украине был сделан перевод Апостола с польск. кальвинист. Радзивилловской (Брестской) Библии 1563 г.- т. н. Креховский Апостол, исследованный И. Огиенко . Ок. 1580 г. шляхтич-антринитарий Василий Тяпинский в собственной типографии в с. Тяпине приступил к изданию своего перевода Евангелия (выполненного с польск. Библии С. Будного . Несвиж, 1572), обильно глоссированного и снабженного большим предисловием (текст публиковался параллельно с церковнослав.). Издание, очевидно, не было завершено - в 2 дошедших неполных экземплярах (РНБ. Погод. I. 1. 29 и Архангельский краеведческий музей) представлены Евангелия от Матфея и от Марка и начало Евангелия от Луки. Практически одновременно, в 1581 г., в с. Хорошеве на Волыни (близ Острога) Валентин Негалевский выполнил перевод Евангелия с польск. социнианского изд. М. Чеховица 1577 г. Параллельно новые частичные переводы новозаветных библейских книг на «просту мову» осуществлялись в Речи Посполитой в процессе перевода с польск. сборников проповедей протестант. авторов - «Постилл», типологически близких Учительному Евангелию ( Дмитриев М. В. Православие и Реформация. М., 1990. С. 25-27). Согласно свидетельству Ивана Фёдорова в послесловии к заблудовскому изд. Учительного Евангелия (1569), заказчик и владелец типографии гетман Г. А. Ходкевич планировал первоначально издать его в переводе на «просту мову», но этот замысел был осуществлен лишь в 1616 г. Мелетием Смотрицким. С наступлением эпохи Контрреформации белорусско-укр. переводы Б. сходят на нет, по сути не получив продолжения в XVII в. А. А. Турилов Белорусский В период с сер. XVII в. и до нач. ХХ в., когда сложились предпосылки для национально-гос. самоопределения белорус. народа и кодификации совр. лит. языка, значимые факты, связанные с переводом Свящ. Писания, не выявлены. Несмотря на целый ряд новых переводов, созданных начиная с 20-х гг. ХХ в., до наст. времени нет не только перевода Б., общепринятого для всей нации, но и приемлемого для использования в богослужебной практике отдельных конфессий. Во мн. случаях цели и задачи перевода с самого начала носили «внецерковный» характер. |
| ч. есми 6 а также синтетические формы не 9 сть есми годень, 9 сть 9 сте смоУтни 6 коли тьъ не 9 сть 9 си хс 8 , к-рые могут быть квалифицированы как польск. инновации, аналогичные представленным в старопечатных польск. библейских книгах (в НЗ Симона Будного 1574 г. и в Библии Якуба Вуека 1593, 1594, 1599 гг.). Для выражения значения времени в П. Е. задействованы 4 модели разного происхождения, из них 2 стандартные церковнослав. модели: вы + винительный падеж (в соУботоУ ) и вы + предложный падеж (в лэтехь своих ) . Также используются: родительный падеж, характерный для польского и украинского языков и представленный в др. переводах на «просту мову» (в Евангелии Валентина Негалевского 1581 г.) (и стало ся 9 диного дн 8 я ) ; за + родительный падеж - под влиянием польск. источников (НЗ Станислава Мужиновского 1551, 1552 гг., ср. Библия Якуба Вуека, Брестская Библия) (за дн 8 ов ирода царя ) . Из западнославянских источников калькируются и способы выражения долженствования: бо моУсить тое все бьъти 6 сн 8 ь чл 8 чьскьъи маеть много трьпэти. Наряду с новыми моделями, присущими живому языку, как, напр., з + родительный падеж (они ся с /мэяли з него), до + родительный падеж (пришолы до), в П. Е. широко используется церковнослав. оборот «дательный самостоятельный»: 1 с 8 оУ же рож A ьшоУся вы ви =леемэ 1 оУдеистэм. Широкая вариативность представлена в П. Е. и на лексическом уровне: в рамках текста существует множество синонимических рядов, включающих церковнослав. лексемы, западнославянизмы и диалектизмы (ср.: поУть /дорога /роспоУтие /стежка; игемонь /гемонь /владарь /владьъка /гетмань /воеводэ; пэнезь /грошь /статирь /дидрагма / ассар 1 и; милость /любое слово /доброта; сплодити / породити /народити /рождати /оУродити и др.). Влияние живого языка в наибольшей степени проявляется в области лексики. Лингвотекстологические особенности свидетельствуют о том, что П. Е. является результатом энциклопедического подхода к евангельскому тексту, предполагающего привлечение большого круга памятников. |
| Влиянием зап. источников объясняется наличие в П. Е. комбинированной разметки: евангельский текст совмещает в себе литургическую разбивку на зачала с делением на главы по зап. образцу, что ориентировано на его использование представителями разных конфессий. П. Е. содержит раздел, описывающий его структуру,- «Сказание о главах, и зачалех, о початкох, и концех чтомым Евангелиам, утръним и литоргииным» (Л. 443-443 об.). В разделе поясняется, что текст разбит на главы «для люди закону римского, сиреч латинян», а во время богослужения отрывки из Евангелия должны читаться по «зачалам» и «концам», отмеченным на полях. Впервые в слав. библейской традиции подобная двойная рубрикация встречается в рукописях, связанных с подготовкой Геннадиевской Библии 1499 г. (РНБ. Кир.-Бел. 51/56). В XVI в. двойная рубрикация характерна для памятников Юго-Западной Руси - острожских изданий Ивана Фёдорова , в т. ч. Острожской Библии 1581 г. , а также для Евангелия Василия Тяпинского, Валентина Негалевского. О характере переводческой и текстологической работы создателей П. Е. свидетельствуют многочисленные глоссы, типы к-рых (энциклопедические, этимологические, маргинальные, лексикографические) аналогичны представленным в Геннадиевской Библии. Лексикографические глоссы строятся как лексикографические статьи, благодаря чему они стали источниками ряда статей в лексиконах Памвы Берынды и Лаврентия Зизания (см. в ст. Зизании ). Энциклопедические глоссы отражают установку создателей П. Е. на «адаптирующий» перевод (термин введен К. А. Максимовичем в статье «Древнейший памятник славянского права «Закон судный людем»: Композиция, переводческая техника, проблема авторства» (ВВ. 2002. Т. 61(86). С. 24-37)). Существенно, что источником глосс служил не только живой язык переводчика/-ов. При глоссировании привлекался тот же круг источников, который использовался при переводе: афонская редакция слав. текста НЗ с элементами преславских чтений, польские и чешские Евангелия. Чаще всего в рамках одной глоссы сводятся вместе неск. традиционных чтений и приводится новый вариант перевода - «адаптирующая» лексема, к-рая поддерживается зап. книжной традицией. |
| Скорины, который издаёт их, поскольку «не толико докторове а люди вченые в нихъ разумеютъ. но вскии человек» простыи и посполитыи чтучи и или слухаючи можетъ поразумети что есть потребно к» душному спасению его» (Карский, с. 24). В дальнейшем это развитие приводит к формированию «простой» или «руской мовы» как литературного языка Юго-Западной Руси, функционирующего наряду с церковнославянским (см. Толстой 1963; Успенский 1983, с. 64 и далее). В XVII в. появляются новоболгарские переводы дамаскинов, язык которых отражает лингвистические установки Дамаскина Студита, писавшего κοιν γλσσ в расчёте на духовное просвещение широких масс (см. Дель’Агата 1984, с. 158–159; Дёмина III, с.16–19). В этом же веке происходит обращение к «простому» языку и в Сербии. Что касается Московской Руси, то здесь, видимо, идея необходимости всеобщего религиозного просвещения и связанной с этим «простоты» вероучительных текстов проявляется в первой половине XVII в. в проповеднической деятельности боголюбцев (что отражается затем в языковой практике протопопа Аввакума); во второй половине XVII в. появляется целый ряд памятников, написанных, по утверждению их авторов, на «простом» языке 10 . Реализация установки на «простоту» языка в большой степени зависела от конкретного исторического контекста. Прямое столкновение с католической и протестантской пропагандой делало актуальной активную религиозную полемику, использующую те же средства, что и выступления противной стороны, – полемические трактаты на «народном» языке и перевод на этот язык Св. Писания (ср. православное Пересопницкое евангелие, появляющееся вслед за протестантскими версиями священного текста). Это развитие характерно для Юго-Западной Руси; ряд явлений аналогичного порядка имеет место позднее и в полемических сочинениях старообрядцев. Жизнь под иноверным (мусульманским) владычеством ставила иные задачи, прежде всего элементарного общедоступного религиозного назидания; в этих условиях «простой» язык применялся в первую очередь в нравоучительной или житийной литературе (ср. |
|
|
