| Потому что вести стали доходить о том, что Бодуэн и Танкред просто сражаются друг с другом, забыв о целях похода. В итоге Бодуэн вынужден вернуться, потому что братья требуют отдать войско, вернуть отряд к основной армии. Танкред, напротив, удерживает свои гарнизоны в Киликии и проходит в северную Сирию своим путем. Это столкновение Танкреда и Бодуэна очень важно для нас, потому что и Бодуэн, и Танкред станут важнейшими фигурами на Востоке, по сути дела – создателями и устроителями франкских государств на Востоке. Танкред будет тем нормандским завоевателем, который отвоюет больше территорий у Византии, чем любой другой нормандский полководец (Гвискар, Боэмунд, Рожер II, Вильгельм II), станет устроителем и спасителем княжества Антиохийского. А Бодуэн, как мы знаем, станет королем Иерусалима. Вражда, очень сложные отношения у них сохранятся на всю жизнь. Танкред – двадцатилетний счастливый нормандец – остался при своих завоеваниях и соединился с основной армией, победоносно пройдя своим путем через север Сирии. А Бодуэн – несмотря на свои победы над Танкредом – вынужден был все сдать. В этот период умирает его жена, которую он взял с собой в крестовый поход вместе с дочерьми; они все умирают после тяжелейшего перехода через Малую Азию. Армия крестоносцев как раз готовится тогда встать у Антиохии, которую будет осаждать несколько месяцев с октября 1097 по июнь 1098 года – самое тяжелое испытание армии Первого крестового похода. Бодуэн, овдовев, что делает? Собирает уже не две тысячи, собирает, тем не менее, 200 последователей, 200 конных воинов, вероятно, столько же пехоты, и уходит вообще на восток, на северо-восток от всех, бросив основную армию. Выражаясь современным языком, казалось бы, партизанить, наплевав на заветы Папы, на основной путь и миссию крестового похода. Он устанавливает со своим отрядом очень тесные контакты с армянскими князьями, которые правят разными землями или пытаются вести войну с тюрками вдоль берегов Евфрата. Занимает крепости Тель-Башир, Турбессель, как его французы будут называть, Равандель. Подчиняет себе окрестных армян, которые радостно его принимают. |
| Таким образом, непосредственные участники Первого крестового похода воспринимались своими современниками-ромеями как полуварвары, вызывающие страх и удивление, но вовсе не желание подражать представлениям о священной войне и разделять их религиозно-завоевательный энтузиазм. Об этом свидетельствует, например, осада Никеи в 1097 году. Жители этого города, совершенно недоверяя своим западным «освободителям», предпочли тайно договориться с представителем императора и сдать город именно ему. Все дальнейшие сложности переговоров между лидерами крестоносцев и ромеями свидетельствуют, что обе стороны воспринимали друг друга как исключительно временных и ситуативных союзников. Провозглашенная Урбаном II идея совместной священной войны против мусульман оказалась мертворожденной. После Никеи ромеи и латиняне предпочли дистанцироваться друг от друга, византийские отряды двинулись по линии побережья, отвоевывая города Анатолии – Смирну, Эфес и др. Крестоносцы же устремились вглубь Малой Азии, где после победы над войсками сельджуков у Дорилеи почти не встретили сопротивления. Успех Первого крестового похода привел к образованию на Ближнем Востоке католических государств, оказавшихся один на один с большим числом совершенно незнакомых проблем. Естественным их союзником, несмотря на взаимные обиды и разногласия, стала Византия. Поэтому в XII веке связи латинян с Константинополем стали укрепляться, равно как и Романия была заинтересована в союзе с ними против общих врагов. Политику Алексия Комнина, воспользовавшегося ослаблением сельджуков для отвоевания большей части Малой Азии, продолжил его сын Иоанн. Он смог поставить под контроль правителей Киликии, получив выход к Сирии и прямой доступ к Антиохии. Попытка подчинить этот город, заставив Раймонда признать договор 1097 года, не удалась 334 , поэтому ему пришлось довольствоваться заключенным чуть ранее союзным договором 335 . Европейские рыцари сопровождали его в походах, так, Иоанн Киннам сообщает об участии итальянских рыцарей в качестве союзных войск в балканских войнах 336 . При этом они пользовались большим уважением, что вполне соответствовало их ожиданиям. Об этом, например, свидетельствует эпизод, случившийся во время осады Неокесарии: «Однажды, перед наступлением сражения с персами, царь, увидев, что у знаменитого итальянского всадника нет лошади, приказал стоявшему подле него племяннику Иоанну сойти с арабского коня, на котором он сидел, и отдать его итальянцу, зная, что у племянника нет недостатка в лошадях» 337 . |
| 3. Вскоре после сразу же ставшего легендой успеха Первого Крестового похода из Европы отправились на Ближний Восток три новые крестоносные армии. Одна из них состояла из ломбардов, другая - из французов, а третья - из баварцев. К стенам Константинополя они прибыли в 1101 г. К сожалению, опыт предшественников ничему не научил их. Император Алексий посоветовал им пройти дорогой Первого Крестового похода и таким образом сделать этот путь окончательно проходимым. Однако крестоносцы решили иначе. Их главным героем был Боэмунд, и они решили направиться вглубь Малой Азии, чтобы выручить его. Все это было чрезвычайно глупо: во-первых, Алексий уже начал с захватившим Боэмунда данишмендским эмиром переговоры о выкупе норманнского пленника, а крестоносные экспедиции их сорвали. Во-вторых, Алексий вел свою политическую игру на противоречиях мусульман, благодаря которым он без боя приобретал новые территории, а франки ринулись в бой с тем, кто в данный момент был его союзником. В-третьих, само существование крестоносных государств стало возможным лишь благодаря разобщенности мусульман, а данишмендский эмир был противником мусульман - непосредственных соседей Антиохии. Эти экспедиции сделали и его врагом франков. И в-четвертых, сами франки были разобщены, не учитывали никаких обстоятельств и не слушали никаких советов. Все это привело к печальному концу: все три крестоносные армии, одна за одной, были разбиты турками в Малой Азии (1101 г.). Результаты такого бесславного конца трех западных экспедиций оказались катастрофичными. Во-первых, были сильно ослаблены позиции Империи. Во-вторых, развеян миф о непобедимости западных рыцарей, а турки взяли реванш. Теперь они убедились, что и крестоносцев вполне можно бить. Психологически это было чрезвычайно важно. В-третьих, благодаря усилению турок, разбивших крестоносцев, дорога в Палестину по суше стала непроходимой. Это было весьма трагично для новообразованных государств, которые остро нуждались в военной силе. Тысячи колонистов, которые могли бы дешевым путем прибыть в Палестину и Сирию, потеряли такую возможность. |
| 119 Двенадцатитысячная толпа, сопровождавшая епископов Утрехта и Майнца, предвещала близость народного движения, во главе которого станут Вальтеры и Эмиконы с Петром Амиенским. Рыцарскую часть первого Крестового похода начал фландрский граф Роберт, по прозванию Фриз, 120 и его пятьсот всадников, которые явились на помощь Алексею Комнину против Печенегов и Турок. Роберт I Фриз, граф Фландрии, Зеландии и Голландии, был одним из самых замечательных воинов и властителей своего времени. Человек с характером сильным и несдержанным, он вращался в непрерывной борьбе и не боялся никаких средств, чтобы восторжествовать над более могущественным противником: изгнанный из отечества оружием герцога Готфрида Горбатого, он погубил своего врага посредством наемного убийцы. Он был в ссоре со своей невесткой Рихильдой Геннегау (Hainaut), вдовствующей графиней Фландрии, и отнял у ее детей, своих племянников, наследство их отца. Дело поступило на суд короля Франции [Филиппа I 121 ], как верховного сюзерена незаконно захваченных владений; Евстафий Булонский, отец Готарида, героя первого Крестового похода, склонил приговор против Роберта. Но военное счастье решило иначе: в первой схватке пал Арнульф, законный наследник графства Фландрского, 122 во второй – Евстафий попался в плен, в третьей – Роберт поразил соединенные силы Готарида Лотарингского, Альберта Намюрского и других. 123 Балдуин, младший племянник, должен был считать себя счастливым, что ему удалось удержать за собой хотя наследие своей матери (Геннегау). 124 В 1087 году граф Роберт, желая загладить свои грехи, хотя и не думал возвращать племяннику того, что у него было преступным образом отнято, отправился в Святую Землю. Ряд чудес сопровождал это путешествие; если мы поверим благочестивым летописцам Фландрии, Иерусалимские ворота заперлись сами собою, когда хотел войти в них граф Роберт. Пустынник, известный своей святостью, к которому граф обратился, потребовал, чтоб он принес покаяние в убийстве своего племянника Арнульфа и дал обещание возвратить Балдуину Фландрию. Ворота открылись сами собою, когда раскаявшийся граф снова перед ними явился. Во время пребывания в Иерусалиме, в доме одного знатного Сарацина, Роберт Фриз слышал от сарацинских астрологов предсказание, что Иерусалим будет скоро взят христианами. 125 Далее следуют факты несомненные и очень важные по своим последствиям. На возвратном пути из своего покаянного странствия Фландрский граф зимою 1089 года прибыл в Константинополь. 126 |
| Вот почему, когда в половине августа сарацины внезапно преградили крестоносцам дорогу в Ираклию, последние даже и подумать не смели вступить с ними в бой. Дикий ужас овладел им, и они бросились бежать в разные стороны. Сарацины гнали и избивали их, захватывали в плен. Весь обоз достался победителям в добычу. Архиепископ Тимо и маркграфиня Ида попались в плен; Гуго умер во время своего бегства, а Вильгельм Неверский, Вильгельм Аквитанский, Вельф Наварский с несколькими лицами из своей свиты, израненные, изможденные, в жалких рубищах, достигли Антиохии, где их с участием принял рыцарь Танкред. Так погибло это новое ополчение западных христиан, которое по подъему духа, по единодушию в начале похода было нисколько не меньше воодушевления первого крестового похода. Сила христиан была огромная, воодушевление приподнятое, но недоставало сильного волей, разумного предводителя, души этого предприятия, недоставало трезвого взгляда на дело; наоборот, самоуверенность, надменность и презрение к врагам, уверенность в несомненной удаче владели сердцами всех участников этого похода. Люди шли не как на великое дело, а как на прогулку, не желая представить себе даже тех затруднений, которые могут встретиться им на их пути. Они забыли, что ничто не дается даром, а все одолевается упорной борьбой и трудом. Вспоминали победы первых крестоносцев, но забывали, что приходилось выносить тем на своих плечах, пока из трехсот тысяч человек достигло Иерусалима 30.000 воинов, т.е. одна десятая часть их! Конечно, немало вины пало на совесть Танкреда и Балдуина, которые и не подумали поддержать своих единоверцев во время их трудного положения. Неудача этого похода помимо всего создала и еще большие осложнения. Запад как-то сразу охладел к крестоносным восстаниям; мрачные мысли о гибели стольких людей одолевали всех, и много-много времени потребовалось на то, чтобы улеглось это недоверие к делу, чтобы христианство в третий раз так же единодушно поднялось, охваченное одною общею живою идеей освобождения христианства из-под тяжкого мусульманского ига. |
| Уже конец XI века ознаменовался началом первого крестового похода. Крестовые походы были военными операциями, направленными на освобождение Ближнего Востока от мусульманского владычества. Но попутно, когда крестоносцы занимали те или иные города на Ближнем Востоке, они свергали со своих престолов православных иерархов и посаждали на эти престолы латинских епископов. Так, например, произошло в 1098 году в Антиохии, в 1099 году — в Иерусалиме, а в 1204 году, когда в ходе четвертого крестового похода крестоносцы вошли в Константинополь, был свергнут Константинопольский Патриарх, сам же город подвергли варварскому разграблению. Конечно, вся эта политика отнюдь не способствовала сближению между православными и католиками — наоборот, все увеличивала отчуждение. По сути дела, все последующие столетия вплоть до середины XX века были временем то горячей, то холодной войны между христианским Западом и христианским Востоком. В этой войне не было победителей, но в ней было очень много жертв. Одним из методов, при помощи которых католики пытались подчинить себе православных, была уния. Что такое уния? Это возможность для той или иной Православной Церкви соединиться с Католической Церковью, но при этом сохранить свой обряд. На Западе хорошо знали о том, что на Востоке большое значение придают обряду, и вот Папы придумали такой способ привлечения православных к католичеству: вы сохраняете свой обряд, у вас внешне как бы ничего не меняется, но вы должны принять католическую догматику и первенство Римского Папы. Первую такую унию заключили в XIII веке в Лионе; затем, буквально накануне падения Константинополя, в середине XV века подобная же уния была заключена во Флоренции (поэтому она известна как Флорентийская уния); а на польско-литовских землях в конце XVI века была заключена Брестская уния. Надо сказать, что на Православном Востоке все эти попытки заключения унии отвергались с большим негодованием. Православный Восток всегда противостоял попыткам Римских Пап завоевать Православные Церкви. |
| Не без основания, предвидя важные затруднения, он принял свои меры, чтобы быть готовым встретить вождей крестоносного ополчения». Византийское правительство упрекают в том, что оно своим недоверием и интригами парализовало действия крестоносцев и одно должно нести ответственность в неуспешности всего предприятия. Вместо того чтобы вместе с вождями первого похода идти против турок-сельджуков, император Алексей, говорят, довел до крайних пределов подозрительность и думал извлечь личные выгоды из крестового похода. В дальнейшем изложении мы будем иметь возможность судить о взаимных отношениях византийского правительства и вождей крестового похода; теперь же заметим, что византийцы и крестоносцы иначе понимали весь ход отношений, из чего возникали крупные недоразумения и промахи со стороны тех и других. На первых порах Алексей остановился на мысли – пользуясь разобщением вождей и отсутствием между ними такого руководителя, который бы заправлял всем походом, – не допустить, чтобы все отряды в одно и то же время собрались около Константинополя; наблюдать особо за каждым вождем, как скоро явится он в пределах Византии, и стараться по возможности скорее переправить его на азиатский берег. Знакомясь отдельно со свойствами и характером каждого предводителя, Алексей вступил с некоторыми из них в приязнь и завязал дружбу, вследствие чего должен был измениться и взгляд его на поход. Тогда открылась возможность поставить вопрос, чтобы все завоевания, которые имеют сделать крестоносцы у турок, переходили к византийскому императору и чтобы вожди предварителыю дали в этом присягу. Первым, с кем познакомился Алексей, был Гуго, граф Вермандуа. Еще из Италии он отправил к императору два письма, извещая о своем решении принять Крест и о том, что высадится на византийскую землю в Драче (Dyrrachium-Epidamnus). Ha основании этих писем в Константинополе сделаны были соответствующие распоряжения. Местные власти получили приказание сейчас же по прибытии Гуго дать об этом знать в столицу и стараться без всякой медлительности препроводить его далее. |
| Какой жестокий укор звучит в этой реплике по адресу историков, предпочитающих пользоваться проторенными дорогами в своих исследованиях, в своей научной работе! В своём исследовании В. Г. Васильевский пошёл по другому пути: для объяснения хода событий он привлёк обширный материал первоисточников и дал ему оригинальное, совершенно новое освещение. Два варвара, на роль которых в истории первого крестового похода обратил внимание В. Г. Васильевский , были половецкие ханы Боняк и Тугоркан. Об их решающей роли в описываемых событиях и не подозревали те учёные, по адресу которых направлен упрёк В. Г. Васильевского . Описываемые события завершились тем, что несмотря на катастрофичность положения энергичный Алексей Комнин сумел собрать небольшую армию, с которой и двинулся отражать нашествие печенегов, не ожидая помощи с Запада. С половецкими Майами ему удалось заключить военный союз, и совместно с ними он напал на печенежские вежи. В кровопролитной битве 29 апреля 1091 г. печенеги были почти полностью уничтожены. Вскоре Алексей покончил и с половцами. Таким образом, именно, «половцы оказали громадную услугу христианскому миру, – заключает В. Г. Васильевский . – Предводители их – Боняк и Тугоркан – должны быть по справедливости названы спасителями византийской империи» 19 . Работа В. Г. Васильевского «Византия и печенеги» занимает видное место в византиноведческой литературе, и без неё не могут обойтись все те, кто изучает историю Византии или занимается историей средневековья. Прекрасный анализ событий XI в., новая постановка проблемы о Причинах первого крестового похода, с привлечением нового этнического элемента – печенегов, половцев – как действенной силы в разыгравшихся тогда событиях, замечательные приёмы работы над источниками, глубокое и разностороннее освещение приведённых фактов – вот основные достоинства этой работы В. Г. Васильевского . Семидесятые годы XIX в. в история русской науки, а также в истории русской общественной мысля отмечены интенсивной борьбой норманской и антинорманской школ по вопросу о происхождении Руси. К этому временя борьба между норманистами и антинорсманистами придала широкие размеры. На страницах журналов появился ряд статей, в которых страстно обсуждались доводы обоих направлений. |
| Состоялась очень странная церемония в одном из соборов, мы, кстати, так и не знаем, в каком именно соборе Эдессы, очень противоречивые сведения – усыновление по армянским средневековым обычаям. Причем это очень странный обычай. Непонятно, он не находит отклика в других армянских текстах, но Торос стоял в широкой рубахе длинной, в пол, голый, или в штанах, там непонятно. Бодуэн тоже заходил полуобнаженный, и у алтаря он должен был пролезть через рубашку, и они в общей рубахе должны были оказаться, потереться грудью – какая-то странная такая сцена, как отец и сын. Не очень долго Бодуэн тешился со своим отчимом, нареченным отцом, потому что вскоре началось восстание армянского населения. Торос был убит, растерзан, а власть всю армянские ишханы, армянские князья местные передали Бодуэну, который провозгласил себя князем Эдессы. Он, кстати, использовал именно титул princeps и dux – князь и дука/герцог. Впоследствии созданное неожиданно весной 98-го это государство на Евфрате будет известно как графство Эдесское, и следующие правители будут сохранять титул графов. Бодуэн I в Эдессе Строительство своего государства Когда армия Первого крестового похода подыхает от голода у стен Антиохии, которую пытается взять, бьется с тюрками-сельджуками, выигрывает вопреки всем, казалось бы, условиям, когда рыцари бьются за дело Христа, сражаясь против многочисленно превосходящих войск сарацин летом 98-го года, Бодуэн занимается строительством своего государства. Более того, это государство тут же наносит легкий вред, отчасти пользу, отчасти вред войску Первого крестового похода, потому что люди устают сидеть без еды под стенами Антиохии и уходят к Бодуэну, раз он уже правит богатыми городами вдоль Евфрата. Создается такое государство, которого, казалось бы, мир еще не видел. Самым близким аналогом были нормандские государства на юге Италии, где арабское население, греческое православное византийское население, лангобарды, нормандцы и все это под властью нормандцев – нормандцы, которые занимают основные крепости, устанавливают относительно доверительные отношения с местными восточными народами, устанавливают очень сложную систему сдержек и противовесов. То же самое происходит в Эдессе. |
| Но внимательное и чуждое предвзятой мысли рассмотрение этого материала должно, по нашему мнению, привести исследователя к совершенно противоположному выводу, то есть убедить его в том, что религиозная вражда не возрастала и не усиливалась в продолжение походов, а, напротив, постепенно сглаживалась под влиянием продолжительного соприкосновения и близкого знакомства запада с востоком. Мы уже видели, что, вопреки утверждению автора, крестоносное движение, с самого начала своего, ясно свидетельствовало о чрезвычайно сильном, до фанатизма доходившем, религиозном возбуждении христианского запада. Одно только это обстоятельство уже наполовину лишает взгляд автора его убедительности, ибо самый исходный пункт этого взгляда оказывается, таким образом, недостоверным. Но как скоро самое первое положение автора подвергается сомнению, необходимо становится сомнительным и его дальнейшее развитие. В самом деле, автор утверждает, что под влиянием вооруженной борьбы, религиозная вражда христианского мира с мусульманским постепенно возрастала; а, между тем, в первый же момент борьбы вражда эта, как мы видели, заявляет о себе с такою ужасающею силой, что предположить еще дальнейшее ее возрастание представляется совершенно невозможным. Достаточно лишь припомнить ужасы взятия Иерусалима крестоносцами, чтобы согласиться, что о большем еще усиление религиозной вражды речи быть не может. Не только возрастать и усиливаться, но даже и оставаться на той же высокой степени возбуждения вражда это, по нашему мнению, не имела возможности. Настроение Западной Европы, как оно выразилось в событиях первого крестового похода и описано его участниками и современниками, представляется нам не нормальным и спокойным, а болезненно возбуждённым. Но как отдельный человек не может продолжительное время находиться в состоянии болезненного возбуждения, так, по нашему мнению, невозможно было, чтобы возбужденное состояние первого крестового похода продолжалось и усиливалось многие годы и даже десятилетия. Возбуждение это на первых же порах заявила о себе с такою силой, что продолжительным быть не могло и необходимо предполагало постепенное, с течением времени, охлаждение. |
|
|
