| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла БОГОРОДИЧНОЕ ПРАВИЛО келейное моление, получившее большое распространение в России с нач. XIX в. и заключающееся в ежедневном чтении «Богородице Дево» 150 раз, часто с прибавлением «Отче наш» после каждого десятка. Б. п. в России становится известным с посл. трети XVII в., когда имела широкое хождение в списках кн. «Звезда пресветлая» , повествующая о чудесах с теми, кто читает Архангельское обрадование 150 раз в день. Согласно приписке к предисловию, это перевод с «белорусской книги», сделанный неким Никитой в Москве в 1668 г. Рассказы заимствованы в основном из зап. источников, хотя есть и рус. происхождения. Известно более 100 рукописей этой книги. Из предисловия к «Звезде пресветлой» следует, что Б. п. может заменять собой Акафист Богородице (в нем содержится ок. 150 хайретизмов). Это, а также др. признаки позволяют утверждать, что книга основана на неком католич. трактате о розарии - молитвенной практике, очень близкой к Б. п. Б. п. пользовалось любовью мн. прославленных рус. подвижников. Киевский старец Парфений (Краснопевцев) читал «Богородице Дево» ежедневно 300 раз. Прп. Серафим Саровский заповедовал сестрам Дивеевской общины исполнять Б. п. во время ежедневного обхода по канавке вокруг Дивеева. Во 2-й пол. XIX в. Б. п. практиковал Илиодор (Захаров), иеросхим. Глинской пуст. Сщмч. Серафим (Звездинский) рекомендовал после каждого десятка воспоминать определенные события из жизни Пресв. Богородицы и читать различные молитвы о себе и о мире. Рубрики: Ключевые слова: МОЛИТВА способ общения с Богом и духовными существами, к-рый представлен в человеческой истории в большинстве религий АГАПА в христ. общинах I – V вв. особая совместная трапеза – «вечеря любви»,- имевшая благотворительные цели и первоначально включавшая совершение Евхаристии АКАФИСТ 1. Хвалебно-догматическое песнопение ко Пресв. Богородице; 2. жанр позднейших церковных песнопений Богородице |
| – Эй, вы тройка удалая! Живо марш! На задний стол, к музыкантам! – крикнул синтаксист Успенский, кинув свирепый взгляд на сидевших на конце скамьи второклассников, которые тотчас же и вышли вон из-за стола. – Эй! Вы, шаверь! 34 – вон пошли, закричал вошедший в ту пору философ Краснопевцев, и тотчас же вытащил за руку одного второклассника и в добавок еще толкнул его по затылку. Краснопевцев величаво сел за стол, а четыре мальчика, выгнанные из-за стола, чуть не заплакали и сели возле двери на лавке, приготовясь смотреть, как люди будут есть. Начался ужин. Первоначально, как водится, у простых людей, подано было холодное, т.е. попросту сказать, холодный и довольно уже кислый квас с хреном и огурцами. Одновременно с блюдом квасу подана была хозяйкою большая деревянная тарелка с говядиною, или кусочками, и Краснопевцев тотчас же стал ими распоряжаться – сыпать в блюдо... – Сыпьте больше. Первый стол кусочки любит, – сказал Успенский. – Чего боишься-то? – возразил Краснопевцев. – Небось! Своей руки никогда не испорчу... Я получше тебя знаю свое дело... не подсказывай мне... Краснопевцев всыпал в блюдо почти столько же говядины, сколько её оставил для двух следующих столов. И вот начался самый семинарский пир горою! Сначала все ели как будто нехотя, как-то сонно, иной отломит кусок хлеба да так медленно подносит его ко рту, что в другую пору скорее успел бы съесть пять таких кусков, другой говорит, что-нибудь и без всякой, по-видимому, нужды держит ложку в руках, а иные просто пересматриваются друг на друга... – Кумомнибус, 35 ребята! – крикнул Краснопевцев. – С кусочками, господа! – подхватил кто-то, и пошла ужасная потеха. Заговорили ложки в блюде и забегали из стороны в сторону кусочки. Все так спешат с едой, как будто они целую неделю ничего не ели, в минуту в чашке остался лишь пустой квас, но ложки все-таки еще не переставали бегать в блюде из стороны в сторону в погони учеников за кусочками. Кто-то, незаметно для других, бросил в чашку две маленьких корочки хлеба и нарочно крикнул, «вот они кусочки-то!» и снова в чашке заварилась каша пуще прежнего, все бросились в тот край, где пред глазами всех мелькнули корочки вместо кусочков, ложки столкнулись все вместе, и одна из них переломилась. Теперь уже началась потеха совсем иного рода, хозяйка взбесилась за ложку... |
| – Что такое случилось с нашими? Как этот сундук попал к вам?.. Отчего вы едете не с той стороны, откуда вам следует ехать? – спрашивал Краснопевцев дьячка с поспешностию... – Ничего, сударь! откройте-ка скорее ворота, пока еще не накрыли нас... все благополучно... немножко было того... нас маленько жулики потревожить хотели, да мы от них тягу задали. Краснопевцев в минуту отпер ворота, и бросился к сундуку. – Где же наши? Или их переловили! – допрашивал он дьячка. – Ничего им не поделается... Потащимте скорей сундук-то к месту... ваши сейчас все придут. – Эй, вы, хлопцы! – крикнул Краснопевцев маленьким: живо сундук на рамена да «на низы» отправить! В минуту явились покорные слуги Краснопевцева человек шесть маленьких, и при помощи самого Краснопевцева и дьячка сундук с боченками как раз был прибран туда, где бы и полиции его не скоро пришлось отыскать, Дьячок после того тотчас же ударился со своими лошадьми на постоялый двор. – Чтобы все это значит? – задумался теперь Краснопевцев, – Уж в самом деле не попались ли наши в беду? И самих еще доселе нет, и дьячок поспешил ускакать на постоялый двор... Ох, этот инспектор, инспектор!.. лиходей!.. нашел время, когда назначить к посвящению!.. То ли бы дело было после роспуска-то, когда бы все разъехались... Тогда дело обошлось бы без тревоги, – добавил Краснопевцев, взбираясь на верх своей квартиры. Едва прошло несколько минут, как к воротим подскакал верховой с обыкновенною железною тростью в руке, какую всегда имели при себе «кордонные», как символ своей власти, дающей им право останавливать и обыскивать проезжающих чрез границу из одного уезда в другой. У Краснопевцева так и оборвалось сердце. «Ну, вот она, беда-то!» – прошептал он и выбежал на улицу. – Здесь остановился дьячок – в дубленке на паре карих лошадей? – спросил кордонный, трясясь от злости, что упустил свою добычу из рук. – Нет. Есть у нас здесь дьячок, но он приехал на одной лошади... Кордонный заглянул на двор. Там точно стоит одна лошадка, но совсем не каряя, да и сани совсем не те. |
| – О, чтобы его шут побрал! – в один голос сказали все, вызываемые инспектором, ученики. – А! верно вашего брата завтра посвящать будут! попьем и позвоним во все, – заметил Ильинский, обращаясь к Краснопевцеву. – Ничего, брат, не робей! Славно завтра отзвоним, только лишь готовь больше сивухи блаженной, добавил он потом, как бы утешая своею товарища. – Ну тебя и с сивухою-то! – с досадою заметил Краснопевцев и пошел к инспектору. – Готовьтесь к посвящению в стихарь на завтрашний день, сказал инспектор Краснопевцеву и его товарищам. Легкая лихорадочная дрожь при этом внезапно пробежала по всему телу каждого из назначенных к посвящению, а на лбу Краснопевцева выступил даже холодный пот. – Леший бы тебя взял! подумал Краснопевцев: – нашел время, когда назначить нас к посвящению!.. – Слышите, что ли? говорил между тем инспектор. – К посвящению на завтрашний день готовьтесь. – Слышим, ответили все в один голос. – То-то; так готовьтесь же. – А нельзя ли меня пока уволить от этого до следующей очереди? Я согласился бы здесь после роспуска остаться еще дня на три, – сказал Краснопевцев. – Ну, что вы там еще толкуете пустяки?.. Идите в класс... – Нельзя ли, в самом деле до следующей службы преосвященного отложить наше посвящение? сказал Минервин. Теперь у нас экзамены еще идут... Ответив на все вопросы довольно обстоятельно, Краснопевцев с своими товарищами по назначению к посвящению в стихарь тотчас же отправился домой. У каждого из них была теперь одна и та же забота, и они шли домой, понурив головы и ни слова не говоря друг с другом. Мысли в голове каждого из них роились целыми тысячами, но – странное дело! – все они вертелись, кружились и мешались в уме одна с другой, и ни одной из них ни Краснопевцев, ни его товарищи не могли обсудить хорошо и обстоятельно; нельзя было им и остановиться на какой-либо одной мысли. Головы их были точно лабиринты, в которые кто-то навалил всякого хламу, и в которых все валялось в страшном беспорядке и хаосе. И радость, что наконец-то и они дождались дня посвящения, и самое посвящение предстоящее, и опасение попасться в беду при угощении товарищей, и невозможность добыть денег на посвящение, и упреки товарищей за скудное угощение и многое-многое подобное этому вертелось в голове каждого из них. |
| – Пожалуйте-ка сюда вы, господин! – сказал наставник, глядя в угол. Ученики, сидящие в углу у печи, переглядываются друг с другом. – Вы, вы пожалуйте сюда, – продолжал наставник, – вы, господин, сидящий у печи в черном пальто. Ученик, на которого указывал наставник, вышел на средину. – Как ваша фамилия? 5 – спросил его наставник. – Краснопевцев, – ответил ученик. – Краснопевцев? То-то вы там и поете-то так красно. – Я ничего... Я только попросил у Крылова карандашика... – А вот сейчас увидим... Объясните нам 10 стих VI главы... разберите его в контексте и покажите параллельные ему места... Краснопевцев начал объяснять, но не так, как был объяснен этот стих... – Ну, вот! видите ли, милостивый государь, как вы попались в своем невнимании к делу? Теперь вы сами себя обличили в том, что не слушали нашего объяснения... Стыдитесь, милостивый государь! Ведь вы не малютка и вам стыдно дожидаться того, чтобы вас заставляли силою учиться и слушать в классе! Смотрите, как теперь на вас все смотрят в классе... вы не себя только сконфузили, а и весь класс... – Простите... Вперед я буду внимателен... – Господин цензор! запишите его в журнал... На экзамене сочтемся... – Теперь пропала моя головушка! – подумал Краснопевцев, идя на свое место. Запишут в «книгу живота», или в «журнал инспекторских глупостей» завтра за это на голодный стол, а на экзамене позор. Цензор записал Краснопевцева в журнал, а наставник начал продолжать свое дело и приступил к разбору VII главы Исаии. Пробил звонок; все оживились, но и не шелохнулись. Цензор снова подал наставнику журнал, в коем было записано, тем занимались на классе, кто выходил из класса, кто шумел в классе и как вообще ученики вели себя во время урока. Наставник прочел, запись, подписался, встал, вложил в футляр свои очки, спрятал список и затем уже велел читать молитву. И все это совершилось в тишине самой строгой. Подобное тому в те же самые часы занятий происходило и в обоих отделениях богословского класса. Там был класс догматического богословия. |
| – Что же так скоро? – сказала ему графиня, – День у вас сегодня свободный, а вы и посидеть у нас не хотите? – Не могу, – ответил Владиславлев, – я жду вас в пять часов в герасимовской рощи и встречу вас там, а теперь мне непременно нужно поспешить в квартиру... меня там ждут... Маленькие, конечно, теперь желают погулять в поле и порезвиться, а без моего ведома они этого не сделают... большие тоже теперь ждут меня, потому что им нужны деньги, а все их деньги у меня под сохранением. – В таком случае я не могу вас удерживать. – Итак, до свидания, – сказал Владиславлев и ушел. Чрез несколько минут Владиславлев был уже в квартире, – Небось, господа, вы заждались меня, – сказал он, входя в комнаты. – Ничего, Василий Петрович! – сказали все в один голос. – Василий Петрович! Мы пойдем в поле, – тут же подошли к нему маленькие. – Погодите немного, – отвечал им Владиславлев, – вот мы все вместе напьемся чаю, тогда и я с вами пойду туда же... Александрыч! Прикажите-ка поскорее поставить самовар, обратился он к Краснопевцеву. – Рад стараться, – сказал с живостью Краснопевцев, и не долее, как чрез четверть часа в саду стояли уже два стола с чайными приборами, на одном из этих столов шипел уж огромный самовар, и все квартиранты Владиславлева сидели кто за столом, а кто просто на земле неподалеку от стола. – Василий Петрович! – сказал вдруг Краснопевцев, – дайте мне пожалуйста копеек двадцать серебром... нам вот с Майорским и Ильинским выпить хочется... Владиславлев тотчас же дал Краснопевцеву 20 копеек, и минут чрез десять на столе рядом с чайным прибором явились пол штоф водки и рюмка. – Вот так славно! – говорил Краснопевцев, – Выпьем на доброе здоровье... Майорский! Ильинский! Приступите к водке... – Начинай, – сказал Ильинский басом... Краснопевцев налил себе рюмку, подпер слегка подбородок рукою и начал петь контрабасом, «мене ждут пьяницы, дóндеже кабак отопрут... Большая причудница горилка, много страдательная сивуха! Много ты претерпела муки от винокуров прошла сквозь огонь и воду, и медные трубы, и сделалась, аки чистый кристалл, и мы тебя наливаем, по рюмочке выпиваем, от чего и пьяны бываем». Последние слова он нарочно растянул, и все рассмеялись. |
| Подобно другим, 1 сентября и в квартире Владиславлева была славная попойка. Прежде всех приехавшие в квартиру, философы Майорский и Краснопевцев сначала кутнули с хозяевами на свои собственные гроши, а потом и на чужие. Узнав о их приезде, товарищ их Тринитатин, сынок мутноводского протоиерея, со своими приятелями Барским, Архангельским и другими, пришел поздравить их с приездом и на свой счет такую задал кутку, что тут и заночевал, а 20 рублей, принесенных им, точно и не бывало. Целая батарея бутылок с пивом, медом, французской водкой и разными наливками еще осталась к утру на охмеление; а сами друзья-приятели до того упились, что повалились без чувств, кому где и как пришлось, кто на койке, а кто и на голом полу. Тем не менее и у них мысль о приезде старшего вертелась в голове, и они с вечера еще приказали хозяйка утром пораньше сготовить для них самовар и разбудить их. Часов в пять утра самовар уже шипел на столе. Краснопевцев проснулся сам прежде всех, приказал вымести комнаты, сготовил чай и начал будить своих товарищей. – Эй, лешие! – кричал он своим товарищам, толкая их без церемоний кого в спину, кого в бок, – вставайте... самовар уже готов. Никто, однако, не просыпается. Краснопевцев не унывает. Наливши себе по рюмочке разных наливок и осушивши их до дна, он снова начинает будить своих товарищей и толкать то в спину, то в бок. – Да ну-те же, окаянные! – кричит он, – Вставайте... Эка разоспались как! Эй, Тринитатин! вставай... Отец тебя ищет... – Александров чего ты тут бесишься? – закричал на него Майорский, проснувшийся скорее прочих, – Что спозаранку будишь всех? Небось еще и лешие-то на кулачки не бились; а ты уже успел напиться... – Да что ж ты кричишь-то на меня? – возразил Краснопевцев, – Не сам ли ты вчера приказывал хозяйке пораньше сготовить самовар? Она и сготовила его... Я уже и чай заварил... Что же, и пропадать ему так? А это что? Батарея-то стоит... Не думаешь, что утром-то как раз и приедет Василий Петрович? Хорошо тогда будет моргать глазами, как он застанет нас врасплох? |
| Коляда и колядки: О чем поют колядки на Рождество Коляда, колядка — рождественская обрядовая песня, древнеславянский аналог западных рождественских гимнов. Откуда взялись христианские колядки — рассказала нам фольклорист и собиратель народных песен, руководитель фольклорного ансамбля Елена КРАСНОПЕВЦЕВА. 10 января, 2011 Коляда, колядка — рождественская обрядовая песня, древнеславянский аналог западных рождественских гимнов. Откуда взялись христианские колядки — рассказала нам фольклорист и собиратель народных песен, руководитель фольклорного ансамбля Елена КРАСНОПЕВЦЕВА. Коляда и Рождество Колядка — рождественская обрядовая песня, древнеславянский аналог западных рождественских гимнов. Колядки пели наши предки на главный зимний праздник вместо привычных теперь американской «Джингл беллс» или советской «В лесу родилась елочка». Изначально все колядки были языческими. Откуда взялись христианские колядки — рассказала нам фольклорист и собиратель народных песен, руководитель фольклорного ансамбля Елена КРАСНОПЕВЦЕВА. Иногда колядовщики переодевались в необычные костюмы: вывернутые наизнанку шубы, страшные маски. В Карпатах до сих пор можно увидеть такие процессии Колядуют все! Колядки — это обрядовые песни, часть так называемого календарного цикла — наиболее древней и устойчивой части русского фольклора. (На каждый из праздников русского календаря в народе полагались свои «сезонные» песни, употребление которых ограничивалось небольшим периодом праздника.) Все колядки условно можно разделить на «христославные» (рождественские) и «посевные» (языческие). Первые посвящены Рождеству Христа, это те колядки, к которым мы привыкли. Вторые, как правило, более архаичны, связаны с языческим культом плодородия. Их главное содержание — пожелания урожая и благополучия в новом году. Языческие колядки отражали зависимость от природных сил и, по сути, были обращением к ним, богам, отвечающим за урожай, — ведь жизнь средневекового крестьянина напрямую зависела от урожая. Само слово «Коляда» — это имя; так, по мнению многих исследователей, в славянском языческом пантеоне звали одну из богинь плодородия, праздник которой отмечался в день зимнего солнцестояния. Имя божества, к которому обращались колядующие в разных регионах, могло различаться: Таусень, Авсень, Виноградень. Исходя из традиционных припевов русских колядок, обычно повторяющих одно из этих имен, каждую колядку можно классифицировать по географическому признаку: Коляда — Курская область, Виноградие — Архангельская область и Русский Север, Таусень — Рязань. Исполнять колядки за пределами «новогоднего» обряда запрещалось. |
| – Елеонский! спрашивают некоторые: – что будет дальше?.. Скажи хоть название-то следующего действия... – Ждите, господа, отвечает Елеонский: – тогда увидите. – А это будет последнее действие?.. – Нет, не последнее. Ждут семинаристы следующего действия с нетерпением. Вот поднимается зававес. На сцене они видят Лизу бледную худую и плачущую, и Краснопевцева угрюмого и сурового. Один вид Лизы поражает семинаристов. Но вот, после краткого монолога она поднимается и идет в дверь, едва передвигая ноги. Невольный вздох вырывается из груди каждого семинариста. Лиза проходит мимо Краснопевцева, закрыв лицо свое платком, а тот сидит себе угрюмо, точно истукан: ни слова участия, ни одной черты сожаления на лице. «Какая жестокость!.. совершенное бессердечие», – шепчут семинаристы: «какой болван!.. настоящий истукан... сидит и не шевельнется». Истукан наконец зашевелился и болван встал и зашагал молча по сцене. Вот он начинает разбирать свое собственное положение в настоящем случае и анализировать свои чувства к Лизе и наконец приходит к тому заключению, что ему необходимо пожертвовать своею будущностью, чтобы спасти любящую его девушку. «Великодушно... великодушно... молодец», шепчут семинаристы. Вскоре происходит встреча героев и совершенное примирение. Они дают друг другу клятву. Лиза оживает. Семинаристы рады за нее и думают, что теперь скоро всему конец. Но проходит несколько минут, в двери показывается мать вместе с Лизою и начинает ей внушать ту мысль, что мужчины вообще вероломны, не сдерживают своих клятв и всегда обольщают неопытных девушек, а потому-де она теперь должна всеми мерами заботиться о том, чтобы удержать своего возлюбленного около себя. «Ведьма!» шепчут семинаристы: «чтоб тебя леший собрал!.. Зачем тебя сюда принесло? Змея подколодная». Лиза не разделяет мыслей матери и просит оставить ее одну. «Честная, неиспорченная натура!» – шепчут семинаристы. Мать, заслышав шаги Краснопевцева, приказывает Лизе задержать своего возлюбленного около себя дотоле, пока она не придет сюда снова а сама сейчас же прячется за дверь, чтобы не встретиться с ним, потом выходит и притворяет дверь. |
| Неприятно и весьма прискорбно было выслушивать подобные слова от человека почтенного; но делать было нечего: семинарист верно на то и создан, чтобы все его поносили – и чужие, и даже свои присные. «Терпи горе и пей мед, проговорил про себя Промовендов: верно наша доля такая». И раздумье невольно взяло его, так что он и литургию слушал без всякого внимания. Но вот и литургия кончилась. Архиерей разоблачился; семинаристов подвели к нему под благословение. «Ну, дай Бог вам получить высшую степень священства», сказал им архиерей, благословляя их. «Вот спасибо тебе, добрая душа! невольно проговорили мысленно посвященные: спасибо, хоть ты-то нас не изругал за что-нибудь». Они отошли от архиерея. – " С благодатию, с благодатию», мигом подвернулись к ним потом разные сторожа, псаломщики, певчие и иподиаконы, подставляя свои руки. Краснопевцев и его товарищи дали им всем два рубля на чай, и те отвязались от них вполне довольные «подачкой». Точно как из острога какого-нибудь выскочили теперь посвященные из собора и чуть не опрометью бросились бежать в свои квартиры. А мысль об экспедиции снова точно удав-змея давит их!.. – С благодатию, с благодатию! кричали все и маленькие, и большие, суетясь около Краснопевцева, пожимая его руку и целуясь с ним, когда он возвратился в квартиру. – Ну, что экспедиция?.. Был донос или прошло так? вместо ответа благодарности спросил живо Краснопевцев. – Ничего, сказал Никита: – и в голову никому не придет, что мы откинули такую штуку... А главное не пойманный не вор... – Ну, и слава Богу! вскрикнул Краснопевцев. А уж я думал, что вы теперь в карцере сидите, и что вот-вот и меня потащут туда же. А теперь, значит, можно отдохнуть немного. – Можно да не совсем, сказал Майорский. Как Бог свят, инспектор ныне будет у нас в квартире, а не он, то помощник его. Нужно быть поосторожнее... Он узнал о кутеже у Ивана Арсеньева... – К черту инспектора! крикнули все. Зачем его дед понесет к нам? Разве с нами «хватить для легкого удовольствия»? Так мы ему скорее бороду вытащим, чем поднесем красовулю, или хоть одну каплю дадим... |
|
|
