| е. Имя Иисусово) есть Бог и Христос – есть Бог и Владыка», что св. Исихию потребовалось развить о сем своё слово – не о Иисусе Христе, но об имени Его сказал Святой, что Оно есть Бог и Владыка, как это переведено отцом Паисием Величковским в «Славянском Добротолюбии». Далее святой продолжает пояснять примерами Божественное учение об Именах и действиях Божиих. Он говорит: «Воскресение Его – Свет; лицо Его – Свет; рука, перст, уста, очи Его – Свет; Господь – Свет, глас Его – Свет, поскольку исходит из Света, благодать Всесвятого Духа – Свет; Утешитель – Свет; бисер, зерно горчинное, виноград истинный, квас, надежда, вера – Свет есть. Всё это и другое, что слышишь от пророков и апостолов о неизреченном и пресущном Божестве, есть существенное единое безначальное начало, в единости Троичного Света поклоняемое. Так надлежит тебе помышлять». И после в греческой книге: «Διоτι ενας Θεоς ειναι εν Πατρι, και Υιω, και Αγιω Πνευματι. Φως ων απρоσιτоν, και προαιωνιον, το οποιον εχει και πολλα ονοματα, και καλειται ολα εκεινα οπου ειπαμεν και αλλα περισσоτερα και οχι μονον καλειται αυτα οπου ειπα αλλα και ενεργει αυτα, καϑως εμαϑα απο εκεινους οπου εδιδαχϑησαν με την δοκιμην, και επιστωϑησαν, και εβεβαιωϑη με την ϑεωριαν δια τα προσоντα καλα εις τον υπεραγαϑον Θεоν» 168 . По-русски сие место означает следующее: «Посему един есть Бог во Отце, и Сыне, и Св. Духе. Будучи Светом неприступным и предвечным, каковой Свет – имеет и многие Имена, и именуется всем тем, что мы сказали/выше/, и иным ещё большим: и не только именуется тем самым, что я сказал, но и действительно производит то самое; как я научился от тех, которые опытно (сему) были научены и установили и утвердили посредством познания чрезмерной благости всемилостивого (всеблагого) Бога. Здесь мы снова подчеркнули пропущенные места русского перевода. Таким образом, в этом месте св. Симеон прежде всего развивает учение об Именах Божиих, называя их действием Божиим: «действенно производит то самое, чем именуется». Какое ясное и определённое учение сего св. |
| В этом качестве блаженный Августин расходится с «искушенными» учеными богословами наших дней; но зато он един в этом с простыми православными верующими, так же как и со всеми святыми Отцами Востока и Запада, которые, каковы бы ни были их ошибки и разногласия в теоретических сторонах учения, наделены искренними, глубоко христианскими сердцем и душой. Это как раз и делает его неоспоримо Православным Отцом и создает непреодолимую бездну между ним и его инославными «последователями» последних столетий, делает его близким всем тем, кто сегодня держится истинного христианства, Святого Православия. Православное богословие XX века испытало «патристическое возрождение». Без сомнения, в этом «возрождении» есть много положительного. Ряд православных учебников последних веков, излагая определенные доктрины, пользуясь частично Западной (особенно римо-католической) терминологией, не отдавали должного почтения некоторым из глубоко православных Отцов, особенно ближайшим к нам по времени (св. Симеон Новый Богослов , св. Григорий Палама , св. Григорий Синаит ). «Патристическое возрождение» в XX веке по крайней мере отчасти исправило эти недостатки и освободило православные академии и семинарии от витавших в их стенах недолжных «западных веяний». Фактически оно явилось продолжением того движения за православное самосознание, которое было начато в XVIII – начале XIX вв. св. Никодимом Святогорцем , св. Макарием Коринфским, блаженным Паисием Величковским , митрополитом Московским Филаретом и другими – как в Греции, так и в России. Однако, «возрождение» это имело и свою негативную сторону. Прежде всего, к XX веку оно уже стало (и поныне остается в значительной степени) «академическим» феноменом: абстрактная, оторванная от действительности жизнь, несущая отпечаток ничтожнейших страстей современных академических кругов – самодовольства, жажды превосходства, отсутствия снисходительности в критике взглядов других, образование партий и кружков «посвященных», диктующих «моду» на взгляды. Некоторые исследователи настолько возревновали о «патристическом возрождении», что находят «западное влияние» всюду, куда ни глянут, становятся гиперкритическими в отношении к «вестернизированному» Православию последних столетий и позволяют себе крайне пренебрежительное отношение к очень почитаемым православным Отцам (как к нынешним, так даже и к древним) по причине «западности» их взглядов. Эти «ревнители» едва ли подозревают, что своими действиями выбивают православную почву из-под собственных ног и низводят непрерывную православную традицию к некоей «партийной линии», которую их небольшая группа якобы разделяет с Великими Отцами прошлого. Последнее опасно приближает «возрождение патристики» к разновидности протестантизма. 356 |
| «Носящий же Меч сей, или Глагол (т. е. Имя Иисусово), в уме своём, внимая внутренне помыслам своим, знает, когда нападает на него мысленно враг, и тогда обращает сей меч против злых его прилогов и страстей, и помыслов и молится против сих действий вражеских молитвою Иисусовой, также молится и в случае впадения в грех, прося прощения о Имени Иисусовом» 951 . «Но, о времене нашего! Многие и чуть ли не все носят сей Меч «за един токмо обычай, а не на каковую бранную потребу! Не стараясь научиться, как обращать сей меч против лица вражьего и пожигать врагов сим пламенным оружием, как огнём, но пользуются сим мечом неразумно и плотски, а не действительно, то есть тянут лишь чётки, за «славу» – одну лестовку, а за кафизму – три, и тем и довольствуются, ограничиваясь лишь внешней молитвой. Множайшие же, и совершенно отложив в сторону сей глагол Божий, паче жерещи пламенно оружие , охраняющее врата сердечные, довольствуются в своей духовной жизни лишь одним псалмопением, канонами и тропарями 952 . В предисловии на книгу блаж. Исихия блаж. Василий, приводимый Паисием Величковским , говорит: «О единой же сей краткой и пятьми словесы исчисляемой молитве, по апостольскому гласу: 1) Господи 2) Иисусе 3) Христе, 4) помилуй 5) мя, написал первый св. Исихий двести глав, ничтоже иное приложив в тех точию едино ума блюдение и сию священную молитву Иисусову ... Толикое бо бе святым о сем священном делании и радение, яко и молитися повелевают за неведующих сего умного света сердечного, просвещающегося Именем Христа Бога нашего 953 . В той же главе он говорит, что в умном делании прекрасное оружие против страстей есть память смертная, воспоминание ужаса осуждения на Суде, и вечности ужасного мучения и, с другой стороны, воспоминание блаженств Царствия Небесного, но все эти роды умного делания не могут сравниться с призыванием умносердечным Имени Иисусова: «Хотя и эти воспоминания в тех, кои ими победили нечувствие своё, имея силу утолять похоти плоти и отражать злые помыслы от души, но Имя страшное Иисус Христово большую и несравненную имеет силу , всех сих потребляти от сердца и ума... Поэтому эти воспоминания следует сопрягать с деланием умной молитвы, и они придают молитве сугубую крепость и успешность: наипаче же от молитвы сами яко свет сияюще, прогонимей сущей тьме от ума и мгле страстей Именем Иисус Христовым " 954 . |
| Одновременно с старцем Паисием жил на Святой Горе в Капсокаливском скиту, иной старец-молдаванин по имени Афанасий, с учениками своими. По летам он был старше о. Паисия. Сей Афанасий, по наветам лукаваго, завидуя славе старца Паисия, начал вслух многим разносить злохуления против него, называя его не только льстецом и прельщенным человеком, но и еретиком. Он хулил и священную умную молитву, которой старец Паисий научал своих братий. Слыша все это, о. Паисий долго терпел так, как будто и ничего не слышал. Но Афанасий, разжегшись до нетерпимости завистию, написал и послал к нему письмо. В начале оно имело вид дружелюбного наставления, а затем содержало многия хулы, укоризны и многия неправые мудрования. Получив это письмо, старец Паисий, рассмотрев все в точности, пошел к своему духовнику, объяснил и прочитал его. Затем, вместе с духовником, они пошли к другим старцам соборным духовникам по сему делу. Все они, рассмотревши оное писание, оскорбились и велели о. Паисию написать ему ответ, обличая его заблуждение и неправое мудрование. Вместе с тем они согласились, что, если старец Афанасий не раскается и не испросит прощения, обличить его на соборе Святой Горы. Как духовные отцы повелели блаженному, так он и сделал. Обличив невежество Афанасия четырнадцатью главами, в которых выяснено было его заблуждение, и опровергнуты были хулы и клеветы, он послал эти главы к нему. Прочитав их, Афанасий сознал свою погрешность, зазрел себя, раскаялся, и пришедши к старцу Паисию, просил у него прощения. Старец же Паисий с радостию простил его и, дружелюбно побеседовав с ним, открыл ему с любовию о своем с братией жительстве волю Божию, и отпустил его с миром. Так пребывал в своем скиту старец Паисий. Братий же у него со дня на день прибавлялось. Собралось уже более пятидесяти человек. И никаким образом он не мог избежать того, чтобы не принимать со слезами и усердным молением просивших его принять их в послушание. Чего только он не говорил? И чего не выставлял им на вид? И недостаток в келлиях, и трудность послушания, и нужду в телесных потребностях, и во всем скудость. |
| Это то, что случается с интеллектуальными героями Достоевского, в частности, с Иваном Карамазовым. Я остановилась на этом аспекте работы Каллистоса Вейра, поскольку, как увидим ниже, он поможет нам понять различные этапы процесса «схождения ума в сердце», пережитого героями Достоевского. 20 О переводе Паисия и о его значении для русского православия см.: Котельников 1994; 70—77. 21 Биограф старца Макария Леонид Кавелин пишет: «В октябре 1852 года начали заниматься составлением пояснительных примечаний к славянскому переводу старца Паисия книги св. Исаака Сирина и сличать его с греческим текстом ‹.‚.›. В марте 1854 года вышло в свет драгоценнейшее из всех изданий Оптиной Пустыни: " Св. Отца нашего Исаака Сирина епископа Ниневийского слова духовноподвижнические, переведены с греческого старцем Паисием Величковским " . Напечатаны на славянском наречии гражданскими буквами, снабжены по сказанному выше, подстрочными примечаниями и алфавитным в конце книги указателем, которым прилежно занимался сам старец о. Макарий» (Кавелин 1861; 167—168). В одном из примечаний Кавелин сообщает о том, что рукописные экземпляры, предшествующие труду Паисия Величковского, были чрезвычайно редкими и дорогими и что «не один старец Макарий, но и все любители отеческих писаний были несказанно обрадованы выходом в свет сей книги». В те же годы были опубликованы «Жизнь Симеона Нового Богослова» (1856) и двенадцать его проповедей (1858), а также произведения Варсануфия (1855), Дорофея (1856) и мн. др. О переводах и публикациях Оптиной см.: Котельников 1994; 109—111. 22 Ссылаюсь, в частности, на работу М. М. Бахтина о полифонии романов Достоевского (Бахтин 1963). Признавая ценность методологического приема, широко использованного мною в этой работе, считаю, что личность Достоевского, столь многогранная и творчески непокорная, не укладывается в схемы тех исследователей, которые используют его произведения для приложения своих теорий. 23 Проиграв все деньги в рулетку, Достоевский был вынужден больше месяца оставаться в гостинице в Висбадене, почти без еды, испытывая унижения от хозяина гостиницы, который не давал ему даже свечи. Только принятие Катковым к публикации «Преступления и наказания» освобождает писателя из этого печального положения. (См.: Летопись 1994. Т. 2; 39—41; и письмо Достоевского А. П. Сусловой от 22 августа 1865 г.). 24 |
| Природа этой силы – само добро. По пониманию христианских подвижников, проявление этой силы есть приобщение к счастью как того, кто эту силу проявляет, так и того, на кого она воздействует. Кроме того, старчество имело у христианских подвижников задачу не только учить подвижническому делу вступившего на этот путь, но вообще оказывать и мирянам нравственную помощь своими советами. О том, какую пользу «старцы» приносят инокам, отдавшимся подвижничеству, и о необходимости испрашивать совета у опытных старцев, мы находим в Добротолюбии такие небезынтересные указания. Преп. Феогност говорит: 306 «Для тех, у коих идет борение и война тела против души, необходимо иметь вождя и правителя, и слушаться его, яко умеющего с знанием дела править рулем жизни нашей и снаряжать нас во время благопотребными орудиями, чтобы не захватили нас в плен невидимые супостаты, и страсти не потопили по неопытности нашей». О том же предмете св. Антоний Великий говорит так: 307 «Несовершенные (начинающие подвижники) не знают всех хитростей Диавола. Таковые (т. е. начинающие подвижники) подобны тем птицам, которые построили свои гнезда высоко, но слегли на землю, попались в сети птицелова и были пойманы. Подобное сему случается с ними потому, что в самоуверенности они действуют всегда по влечению сердца своего и исполняют свои желания, не слушая отцов своих (т. е. старцев) и не советуясь с ними». А вот еще подобное же поучение другого подвижника Добротолюбия, св. Григория Синаита : 308 «Тщащийся достигнуть чистой молитвы 309 в безмолвии должен шествовать к сему в трепете великом со спрашиванием руководства у опытных. Если же кто мечтает достигнуть высокого с самомнением, не истинное, а сатанинское имея желание, то такого Диавол удобно опутывает своими сетями, как раба своего». Относительно «старчества» вообще и о том, как оно сложилось у нас в России, мы нашли указания в известном романе Достоевского «Братья Карамазовы», а именно в том месте этого романа, где Достоевский описывает старца Зосиму. Вот что Достоевский говорит о старчестве: 310 «Старцы и старчество появилось у нас по нашим русским монастырям весьма лишь недавно, даже нет и ста лет, 311 тогда как на всем православном Востоке, особенно на Синае и на Афоне, существует далеко уже за тысячу лет. Утверждают, что существовало старчество у нас на Руси во времена древнейшие, или непременно должно было существовать, но вследствие бедствий России – татарщины, смут, перерыва прежних сношений с Востоком после покорения Константинополя, установление это забылось у нас и старцы пресеклись». Возрождено же оно у нас опять с конца прошлого (XVIII) столетия одним из великих подвижников (как называют его) Паисием Величковским 312 и учениками его, но и доселе даже, через сто почти лет, существует весьма еще не во многих монастырях, и даже подвергалось иногда почти что гонениям, как неслыханное по России новшество. В особенности оно процвело у нас на Руси в одной знаменитой пустыни Козельской Оптиной. 313 |
| См., напр., его насмешливые замечания о «мистическом понятии о собирательном духе собирательного человечества». (Соч. Т. 1, стр. 36), которому Хомяков противоставляет учение о соборности в познании. См. также Ibid. Стр. 144. 435 Особенно к Шеллингу, о котором, см., напр. Ibid. Стр. 266, а 436 В одном месте. (Соч. Т. II, стр. 242). Хомяков даже так говорит: «труд аналитический неизбежен, мало этого — он свят». 437 Хомяков. Соч. Т. 1. Стр. 273–4. 438 Ibid. Стр. 306. 439 Ibid. Стр. 326. 440 Ibid. Стр. 335. 441 Здесь Хомяков чрезвычайно приближается к метафизической 442 «Необходимость есть только чужая воля, а посколько всякая объективация есть вольное самоотчуждение мысли (от) нея, то необходимость есть проявленная воля». (Ibid. Стр. 344). 443 См. выше, стр. 27. 444 Бердяев. Ор. cit., Стр. 154. 445 Сочин. Т. 1. Стр. 38. 446 Ibid. Стр. 148. 447 Ibid. Стр. 169. 448 Ibid. Стр. 174. 449 «Зап. Европа, утверждает Хомяков. (Ibid. Стр. 148), развивалась не под влиянием христианства, а под влиянием латинства, т. е., христианства односторонне понятого». 450 Киреевский. Соч. T I. Стр. 177. 451 «Славянофильский образ мыслей я разделяю только отчасти, другую часть его считаю дальше от себя, чем самые эксцентрические мнения Грановского» (известного западника). См. письмо Хомякову (1844 г.). Соч. Т. II, стр 133. 452 ibid. T. I. Стр. 161 и стр. 173. 453 Герцен. Сочин. (изд. 1875). Т. I. Стр. 91. 454 Известный уже нам деятель масонства И. В. Лопухин был крестным отцом нашего философа. 455 См. об этом особенно у Koyre. Ор. cit. Ch. VI. 456 О влиянии немецкого романтизма на славянофилов, вообще см. в книге Степуна, «Жизнь и творчество» (1923) — статью «Немецкий романтизм и русское славянофильство», особенно стр. 15 ff. 457 Русское старчество, связанное с старцем Паисием Величковским (см. о нем ч. I, гл. II), особенно расцвело именно в Оптиной Пустыни. О старчестве см. книгу прот. С. Четверикова. Оптина Пустынь, Париж, его статью Das russ. Starzentum («Ostkirche», Sonderheft d. «Una Sancta», 1927), также см. книгу Smolitsch. Das Starzentum. 458 |
| Конечно, в самых разных кругах мы можем услышать вполне лестные отзывы о творениях христианских подвижников, что это целый комплекс культурно-исторического наследия, содержащий нормы социального поведения, эталоны духовной жизни общества… Несмотря на это, укорененность в традиции рассматривается как регрессивный феномен. В наш век после многочисленных революций (политических, культурных, половых и т. п.) пафос новизны, необоснованные претензии на оригинальность все чаще являются декорациями дороги, уводящей от Бога, дороги порока и греха. Вспоминая, быть может, свои первые шаги в Церкви или годы учебы в духовных школах, вспомним свои любимые святоотеческие книги. «Не горело ли в нас сердце наше» (Лк. 24:32), когда мы прикасались к этой чудной жемчужине Церкви. Не шли ли мы в пустыню с преподобным Макарием Великим, не жаждали Христа вместе с праведным Иоанном Кронштадтским, не восхотели ли всей душой навыкнуть смирению вместе с преподобными Паисием Величковским и Амвросием Оптинским, не удивлялись ли мудрости и промыслу Творца вместе с великими каппадокийцами? Горением духа, желанием послужить Богу, рефреном отвечает наше сердце, прикасаясь к этому неистощимому духовному кладезю. Это жизненно важно сегодня, когда человек потерял всякое волевое усилие к чему-либо. Когда грех, как на поводке тащит сотни тысяч крещеных во Христа от Церкви, от Ее благодатных Таинств. Господь судил нам жить в эпоху стремительного овладения человечеством природы. Искусственная среда, которую творит вокруг себя человек, во многом становится самоцелью его духовных поисков. Нередко раздаются голоса скептиков о том, что отцы жили в другую эпоху, по их нравственным максимам нельзя жить ни семье, ни государству. Действительно, ни Священное Писание, ни святые отцы не дают нам рекомендаций — на чем удобнее добираться до работы, каким оператором сотовой связи выгоднее пользоваться, они говорят о проблемах духовных, которые со времен Адамова грехопадения не претерпели изменений. Ввод в работу адронного коллайдера никак не помог преодолеть человечеству грех, разделение и смерть. Все земное должно быть средством нашего спасения — это главный вывод всего религиозного опыта человечества. Если приводить аналогии из экологической проблематики: завод нарушает экологию — его убирают (сколько выведено из центра Москвы предприятий), но почему, если что-то нарушает экологию души (чистоту сердца), мы боимся вывести из своей жизни. |
| Поводом к написанию сего предостережения послужили две причины. Первая и главная причина объяснена самим переводчиком отеческих писаний с эллино-греческого на славянский язык, опытным делателем молитвы, молдавским старцем Паисием Величковским в письме его к старцу Феодосию, архимандриту Софрониевой пустыни, где он пишет так: «Извещаю духовно Вашу Святыню, что напечатание святоотеческих книг как на греческом, так и на славянском языках, внушает мне и радость, и страх. Радость – потому как они уже не будут преданы совершенному забвению, и ревнующие о своем спасении получат возможность более свободно приобретать их. Страхом – потому как боюсь и трепещу, что уже не только инокам, но мирянам могут быть предложены они – как и любая иная имеющаяся в продаже книга. Те же (миряне) самочинно, без наставлений опытных в делании опытной молитвы принявшись за прохождение оной удобно могут сделаться жертвами прелести. А по причине прелести как бы не последовало хулы от неразумных на это святое и пренепорочное, от многих великих святых отцов засвидетельствованное делание». (Представив бывший пример хулы на молитву, старец продолжает): «Сего-то, о чем уже сказал прежде, боюсь и трепещу: да не постигнет самочинно проходящих умное делание прелесть, прелести же да не последует хула, а хуле – сомнение в истинности учения богоносных наших отцов. Потому-то богоносные отцы, о молитве сей учаще (Иисусовой), начало и основание ее полагают в истинном, нелицемерном послушании. От послушания рождается смирение. А оно хранит подвизающегося от всех родов прелести, грозящей проходящим путь сей самочинно. И как возможно без послушания, лишь своим умом руководствуясь – чему неизбежно прелесть последует, на таковое страшное и ужасное дело, то есть на сию молитву, без всякого наставления понуждать себя и избежать многоразличных прелестей вражиих, на молитву сию и на подвижников ея весьма хитрым образом наводимых? Отнюдь невозможно» 2 . Другою причиною предостережения послужила одна рукопись неизвестного писателя, в которой объясняются различные молитвенные действия и утешения духовные, каких сподобляем был сибирский старец Василиск. |
| Рукопись, выполненная мелким полууставом, разделена на Слова, писанные сплошным текстом, без деления на стихи 19 , – как и в Патрологии Миня, и в славянской печатной Лествице. Однако на полях позже проставлены номера стихов в соответствии с последующей их нумерацией в оптинских печатных изданиях. Слово к пастырю разделено на главы без названий 20 . Рукопись сохранила следы кропотливой работы над текстом. Из них очевидно, что старец пользовался как славянскими рукописями, так и греческим печатным и рукописным текстами (на полях имеются многочисленные пометки рукой переписчика: «из рукописи», «в старой рукописи», «в рукописи греч.» «в печат. греч.»; или «не обретается в рукописи сего речения» и подобных, а также пояснения отдельных слов и фраз, в том числе греческие варианты, ссылки на Священное Писание и короткие комментарии). Интересна и ценна следующая характеристика перевода преподобного Паисия, данная русским ученым-историком и славистом Н. А. Поповым 21 : «Старец переводил с печатного греческого, но у него есть и добавления сравнительно с печатным текстом, взятые, судя по заметкам на поле, от рукописной книги. Иные приписки дают повод думать, что у переводчика под руками был не один греческий или славянский список, а целый ряд различных списков. На полях Лествицы много пометок, свидетельствующих о большом труде, который положен на сличение славянского текста с греческими рукописями и печатным изданием. При этом переводчик обнаруживает строгую разборчивость. Например, в одном месте он делает примечание: “В печатной находятся и такие слова (следуют выписки), взяты же эти слова из другой книги: поэтому я в переводе этих слов и не поместил, так как в других греческих и славянских текстах этих слов не находится”. Есть примечания, поясняющие то или иное место на основании иных мест. До Паисия Величковского такого критического обращения с текстом мы не замечаем ни у одного из наших писателей» 22 . Почти одновременно со старцем Паисием новым переводом Лествицы занимался преводчик при Св. Синоде Д. Ульянинский 23 . Его издание, по которому более полувека читали Лествицу русские люди – не только иноки, но и миряне, вышло в свет в 1785 году в Московской Синодальной типографии и многократно переиздавалось вплоть до 1877 года 24 . Перевод Д. Ульянинского обычно называют новым славянским, или славянорусским, или полуславянским, но по существу это перевод на русский книжный язык XVIII века 25 . Первое издание подготовил сам переводчик. Все издания напечатаны церковнославянской кириллицей. |
|
|
