| Так, скажешь ты; но при всяком из этих огорчений величайшую отраду приносило Аврааму то, что он терпел все это для Бога. То же может служить утешением и для тебя; искушение постигло и тебя не по чьему-либо иному попущению, а по Божьему. Если злые демоны, без Его позволения, не осмеливались некогда напасть на свиней, то тем более на твою драгоценную душу ( Мф.8:30 и дал.). Посему, как Аврааму великую награду доставило то, что он переносил все мужественно и с благодарностью, так то же доставит награду и тебе; только бы ты не унывал и не роптал, но за все благодарил Человеколюбивого Бога. Так и блаженный Иов претерпел все, что он претерпел, по попущению Божию; но венцы доставило ему не то одно, что он претерпел, но и то, что мужественно устоял против всех бедствий; и все мы удивляемся ему не потому, что дьявол лишил его всего, но потому, что Иов «во всех сих... не согреши... ниже устнама своима» ( Иов.1:22 ). 10 . Вспомнив об Иове, я хотел изложить в своем слове и его долговременные скорби, и чрезвычайность страданий; но, чтобы не сделать речи слишком длинной, перехожу к Исааку. А ты, если хочешь в точности узнать о случившемся с Иовом, возьми в руки его книгу и вникни в бездну его несчастий: и в них найдешь великое утешение в своих. Хотя этот праведник и гораздо лучше нас, но он и боролся с гораздо большей силой; потому что лукавый с особенной силой восстал против него. Впрочем, подвиги определяются не мерой искушений, но значительностью деяний. Таким образом, хотя нынешний подвиг твой и меньше, но это нисколько не может уменьшить твоих венцов. Так, и принесший два таланта принес не менее представившего пять талантов. Почему? Потому что, хотя прибыль была и не одинакова, но усердие одинаково, почему и тот, и другой получили одинаковую честь, услышав: «Вниди в радость Господа твоего» ( Мф.25:21 ). Что же Исаак? Он не был посылаем в дальнее путешествие, как отец, и не был принужден оставить свою землю, как тот; однако и он вытерпел главнейшее из зол – страх бесчадия. Когда же он молитвой прекратил это зло, его постиг другой страх, больший прежнего; так как не все равно – страшиться ли за бесчадие, или за самый корень деторождения; жена его так мучилась родами, что для нее жизнь была горше всякой смерти. Об этом послушай, как она сама говорит: «Аще тако ми хощет быти, почто ми жити?» ( Быт.25:22 ). Голод же испытал и Исаак; и хотя в Египет он не ходил, но и он испытал то, чего едва не потерпел там отец его, подвергшись опасности за свою жену. Притом, отца его все соседи уважали, а его гнали, как врага и неприятеля, и не давали ему насладиться плодами собственных его трудов; сильно стеснив его, они сами пользовались его трудами. Когда же он приобрел себе друзей и увидел детей своих в полном возрасте, когда надеялся найти в них великое утешение и иметь хороших помощников в старости, тогда именно он и впал в крайнее уныние. |
| По утверждению Дидима, «святой Иов, имея чистые чувства, принимает раны от Бога, зная, что Он прекрасный Наставник, и воспринимает эти раны не как мучение, но как испытание» 120 . Конечно же подобная трактовка образа Иова коренным образом отличается от понимания характера нравственных переживаний и терзаний этого ветхозаветного праведника, присущего абсолютному большинству древних толкователей, как раз постулировавших противоположную Дидиму мысль о том, что Иов даже и не догадывался о причинах обрушившихся на него несчастий. Во второй половине IV – на рубеже IV–V столетий и на Востоке, и на Западе возникает сразу несколько важных систематических святоотеческих толкований на книгу Иова. Прежде всего это известный Комментарий на Иова святителя Иоанна Златоуста (ок. 344/354–407) 121 . Он охватывает большую часть содержания книги Иова – за исключением некоторых разделов и стихов. Долгое время он был известен лишь в катенах 122 (фрагментах); именно в таком виде он публиковался и в Патрологии Миня, и в русских дореволюционных переводах. В полном виде этот текст (по двум сохранившимся рукописям IX–X веков) опубликован на Западе лишь в XX столетии (парижское и берлинское издания 1988 и 1990 годов соответственно). Авторство этого текста некоторое время ставилось исследователями под сомнение, но затем Анри Сорлен доказал его принадлежность Златоусту 123 . Отмечу, что этот комментарий находится в созвучии и в согласии с многочисленными фрагментами из различных гомилий святителя Иоанна Златоуста , в которых он касается содержания книги Иова. Наиболее важной из них является «Беседа увещательная, сказанная в храме Святой Анастасии в отношении отсутствующих, и изложение состязаний и подвигов блаженного и праведного Иова» 124 . Кроме того, в наследии Златоуста обнаруживается и краткий обзор содержания книги Иова – в ряду схематических обзоров-справок по книгам Ветхого Завета (замечу, что авторство Златоуста некоторые исследователи здесь ставят под сомнение) 125 . Помимо этого, в корпусе произведений святителя Иоанна присутствует и цикл бесед «О праведном и блаженном Иове» (4 гомилии), авторство которых ныне также под вопросом 126 . |
| Какое первое зло клеветники и лжесвидетели наносят самим себе Первое зло, которое причиняют себе клеветники, предатели, доносчики и лжесвидетели, состоит в том, что в своем сердце они сами порождают дьявола и называют себя сынами дьявола, а его самого своим отцом. Потому что творящие грехи и дела усыновляются дьяволу через подражание ему. Наш Господь говорит о них: Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего ( Ин.8:44 ). Возлюбленный ученик Христа Иоанн добавляет: Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил ( 1Ин.3:8 ). Но в еще большей степени клеветники, предатели и лжесвидетели являются и называются сынами дьявола за то, что учатся и подражают нечистому в клевете и предательстве. За что дьявол получил свое прозвище Дьявол называется так потому, что он – отец лжи и ложью умертвил человека: Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи. ( Ин. 8:44 ). Так и клеветники и лжесвидетели: своими словами они убивают безвинных людей. Более того, клеветники и предатели называются не только сынами дьявола, но и прямо дьяволами. И по заслугам! Ибо как они уподобились дьяволу в зле, так унаследовали и самое имя его. Поэтому все люди: и старые, и молодые, и благочестивые, и нечестивцы – называли их и называют предателями, а доносчиков клеветниками и дьяволами, поскольку так назвали нечистого 56 . Во-первых, за то, что он оклеветал и обвинил Бога перед людьми, сказав Адаму и Еве, будто Бог из зависти запретил им вкушать от древа познания, чтобы они не стали богами: Знает Бог , что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло ( Быт.3:5 ). А во-вторых, за клевету на людей и обвинение их, особенно святых, перед Богом, за что, как говорится в святом Апокалипсисе, и низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною... Клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь ( Откр.12:9–10 ). Поэтому и божественный Златоуст сказал: «Ибо диавол, братия, есть наименование не природы, а произволения: ибо он не был диаволом от начала, но был сотворен как ангел. Диаволом же был назван как клевещущий на Бога перед людьми и на человека пред Богом и как враждующий на Господа» (О праведном и блаженном Иове. Слово 3) 57 . Повторяю, раз дьявол получил свое имя за клевету, то и предатели и доносчики называются дьяволами, потому что клевещут и осуждают невинных людей как злых и развратных, предают их в судилища и в руки правителей, представляют ложные доносы на честных граждан и порочат имя добродетельных христиан, называя их злодеями. Какое второе зло причиняют себе клеветники и лжесвидетели |
| л. 263. Яко блазнено есть еже на позорища всходити, и яко прелюбодея свершены створяет, и яко печали и брани есть виновно се, и яко всяк вид незлобоимениа превзыде Давид в еже о Сауле, и еже терпети грабление крепце еже даяти милостыни есть равно, слово третие. Нач. Многы мня от иже первее оставльших нас и на позорища законопреступнаа ошедших. л. 279. О непорочнем и блаженем Иове, беседа первая. Нач. Прийде нам летный днесь вселеныа страдалец. л. 284. О праведнем Иове, беседа втораа. Нач. Великие от вещей великых требуют и повестей. л. 289. О непорочнем и праведнем Иове, беседа третиа. Нач. Принеси и мы коснемся обещаниа и вы послушаниа. л. 297 об. О благочестивем и непорочнем Иове, беседа четвертаа. Нач. Всюду убо и над всеми якоже рещи божествеными повестьми. В обоих печатных изданиях: Дозде скончася книга слов блаженного Иоанна Златоустаг о, глаголемая Маргарит. Затем прибавлено: Тогоже некоторые слова от прочих богодухновенных писаний его избраны, зело душеполезны с вниманием прочитающим. Сих слов 14, в нашей рукописи 5, из них одинакие два (см. ниже): л. 308. Слово иже от книг глаголемых Маргарите, емуже начало о создани Адамове, и како приат душу, и о страсти Спасове. Нач. Добри трпениа труди и добрейшии плоди, иже трудом последуа. л. 313. Слово о Адаме, яко прежде снести ему от древа разумного ведяше, кое зло, кое ли добро, и еже в дому поучитися яже в церкви глаголемаа. Нач. Люблю убо пост, понеже мати целомудриа есть. л. 315. Слово, чьсо ради древо разумно добру и злу наречеся и како разумеется, еже с Мною еси в раи. Нач. Много милих вчера вашю любовь помнити глаголемая. л. 321. Оглашение к хотящим крещатися и о притчи винограда. Нач. Зря в стаде верных примешены тужда овца. ново знамение небесного пастыре на лице имящи. В прибавлении к печат. изданиям слово 1. л. 328 об. Слово о покаянии и умилении, и яко скор Бог в спасение и ксен на мучение, в немже повесть о Арааве блуднице. Нач. Всегда убо блаженный Апостол, божественный и небесный приемля язык, и мнозем смотрением евангльское слово проповедует. В печат. изданиях слово 8. |
| Слыши о том словеса того же св. Златоуста в том же 33 нравоучении на первое послание к Коринфянам: «Множайшаго ныне (то есть в Новом паче Ветхого Завета) истязуемся любомудрия, темже и учеником глаголющим снити огню, якоже при Илии, не весте, рече Христос, коего духа есте. Тогда убо (в Ветхом) не точию нечестие, но и нечествующих самих ненавидети повелени бяху, да не дружество будет им вина законопреступлению. Сего ради Господь (в Ветхом Завете) и сродства отсече, и смешения, и отвсюду их огради. А ныне, понеже на большее нас возведе любомудрие и высочайших вреда онаго сотвори, и приходити и утешати повелевает. Не нам бо от них вред, но оным от нас польза бывает». Ниже: «Сего ради аще и эллинску жену обрящет с верным жительствующу, не распрязает брака». Зришь ли, как в Ветхом Завете завещание не сообщаться со иноплеменными к новозаветным людям прилагати невозможно?» Старообрядец сказал: «Сам св. Златоуст в книге Маргарит, в слове о лжеучителях, строго запрещает с еретики в ядении и питии сообщатися; приводит и апостола Павла во свидетельство, глаголющего: не можете чашу Господню пити и чашу бесовскую». Я ответил: В книге, глаголемой Маргарит, слова собственные св. Златоуста кончаются словами о праведном Иове, где по конце слов и напечатано: дозде скончася книга слов блаженного Иоанна Златоустаг о, глаголемая Маргарит. А прочие слова, приложенные к Маргариту, в числе коих есть и слово «О лжеучителях», взяты из книги, именуемой Златоструй, в предисловии которой замечено, что она собрана из разных слов Златоуста в Сербии, по повелению Сербскаго царя Симеона. От сего явственно, что книга Златоструй не собственное произведение Иоанна Златоуста , но из его слов сборник. Это еще удостоверяется и тем, что в слове о лжеучителях поминается Несторий, который был после св. Иоанна Златоуста . Как тот собиратель, при собрании из разных мест, соблюл подлинный Златоуста смысл, – не мое дело о том говорить; но только в его сборнике слов Златоуста слова апостола Павла о чаше бесовской напрасно относятся к чаше, в которой еретики ядят: этой мысли, ни у самого апостола, ни у толкователя его св. |
| 339–397) – четыре гомилии «О жалобе Иова и Давида» и созданные в поздний период его творчества – после 388 года 133 . Этот текст является не систематическим толкованием на библейский текст, но нравственным комментарием к неоднократно затрагиваемому в Священном Писании отдельному и частному вопросу – к проблеме земного благополучия грешников и страданий, преследующих праведников. При этом в качестве примера святителем Амвросием здесь как раз используются образы праведного Иова и царя Давида. Первый из дошедших до нас систематических латинских комментариев на книгу Иова принадлежит одному из величайших западных Святых Отцов, знаменитому богослову и экзегету блаженному Августину , епископу города Гиппона (354–430). «Примечания к книге Иова» 134 были созданы блаженным Августином около 400 года. Этот достаточно краткий текст охватывает почти весь объем книги Иова: блаженный Августин доводит свой комментарий до Иов. 40:5 – то есть до того момента, когда Иов смиренно предстает перед Божественным судом; с точки зрения Августина, именно здесь приходит логическое завершение нравственного подвига Иова. По Августину, благая перемена в Иове наступает именно тогда, когда он, несмотря на то что постоянно справедливо постулирует в диалогах с друзьями свою личную святость, постепенно осознает и всеобщую греховность человеческого рода, пребывающего под властью преступления прародителей – Адама и Евы; наконец страждущий праведник постигает, что под властью этого первородного греха находится и он сам, Иов. Осознавая это, Иов, по Августину, больше не противится Божественному Промыслу, но, достигая еще большего, чем прежде, нравственного совершенства, смиряется перед величием таинственного Богоявления и Богоприсутствия 135 . Еще одно латинское систематическое толкование на книгу Иова, некоторое время приписывавшееся Беде Достопочтенному , а затем – блаженному Иерониму и публиковавшееся под их именами, принадлежит ученику Иеронима – пресвитеру Филиппу (ум. ок. 455/6) 136 (замечу сразу, что Иерониму также ошибочно приписывался и еще один – ныне признанный анонимным – краткий комментарий на Иова). |
| „Обнаружился и писатель, допустивший это вследствие сильной, но грубой любви к тщеславию. Ибо, чтобы показать самого себя и знающим иностранные учения, и сведущим в баснях язычников, которые они считали верными, на счет их мнимых богов, он не усомнился нисколько заимствованное оттуда имя приписать праведнику, который будто бы хотел украсить им свою дочь. Да и все изложение книги, по моему мнению, ясно показывает, что писатель образован был языческими учениями. Но, думая, по образцу этих учений, составить настоящее сочинение, он только повредил красоте истории. Когда у язычников сочиняют трагедии, то материал берут из того, о чем говорят многие, и притом такой, который во мнении большинства считается истиною. Пользуясь таким очищенным материалом, они спешат показать свое искусство и свою мудрость в составлении басней, выводят на сцену лица, которые им нравятся, влагают слова в уста тех, чрез которых они думают прославиться и увенчаться, так что хвалят ли произведение, или упрекают за то, что писатель погрешил в содержании или в самых словах, то и другое читатели относят не к лицам, слова которых он приводит, но к составителю басни. Точно также, когда и он (писатель книги Иова) узнал переходившее вообще из уст в уста, не только среди израильского, но и других народов, великое и славное повествование о блаженном Иове, которого еще более славным делало свидетельство Божие, высказанное у пророка; то, желая приобрести себе славу от величия предмета, он составил это сочинение, не думая о том, что существует большое различие между историей праведника, изложенною согласно с простотою и глубиною божественного Писания, и между словами излишними, придуманными для доказательства. Вот почему он сделал те изображения, в которых заставил диавола вести спор перед Богом, и вложил, какие ему хотелось, слова, – одни в уста праведника, а другие в уста друзей: насколько в этих словах он преступил меру приличия, сказано уже выше. Напоследок он ввел Елиуса, высказывающего речи, полные такой несправедливости к праведнику, и в конце великому Лицу божественного естества приписал такую речь, в которой не задумался прибавить выдумку о левиафане. По той же грубой любви к тщеславию он имя, заимствованное из языческих басней, вложил в уста блаженного Иова“. |
| Ибо Богу не может быть благоугодна ни простота без ревности, ни ревность без простоты. Поэтому Сама Истина говорит: «будьте мудры, как змеи и просты, как голуби» (Мф 10.16). Здесь надобно заметить, что Господь не хотел дать наставления ученикам Своим, ни от голубя без змия, ни от змия без голубя, дабы и простоту голубя умеряла хитрость змия, и хитрость змия умеряла простота голубя. Поэтому Павел говорит: «не будьте дети умом» (1Кор 14.20). Вот мы выслушали о благоразумии змия; теперь выслушаем наставление о простоте голубя: «на злое будьте младенцы» (Там же). Поэтому о блаженном Иове говорится: «и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла» (Иов 1.1). Но что за праведность без простоты, и что за простота без праведности? — Итак, поскольку оный Дух научает и праведности, и простоте, то и должен был явиться и в огне, и в виде голубя, для того чтобы всякое сердце, которого касается благодать Его, было и спокойно, по свойству кротости, и пламенно, по ревности к правде. 6. Но наконец, надобно спросить: почему Он (Дух Святой) над Самим Искупителем нашим, Посредником Бога и человеков, явился в виде голубя, а над учениками — в огне? Известно, что Единородный Сын Божий есть Судья рода человеческого. Но кто устоял бы перед правосудием Его, если бы Он, прежде нежели собрал нас кротостью, захотел судить грехи наши по ревности к правде? Итак, Он, соделавшись Человеком ради человеков, явил Себя кротким для человеков. Он не хотел поражать грешников, но хотел собрать их. Он прежде хотел исправлять кротостью, что бы иметь тех, которых после можно было бы спасти на суде. Поэтому Дух должен был явиться в виде голубя над Тем, Кто пришел не затем, чтобы по ревности уже поразить грехи, но затем, чтобы по кротости еще терпеть их. Напротив, над учениками Дух Святой должен был явиться в огне, чтобы те, которые были простые люди, а потому и грешники, воспламеняли духом других рабов против их самих и сами в себе покаянием очищали те грехи, которые Бог щадил по кротости. |
| В трудах человеческих нет их, и с прочими людьми не страждут они» ( Пс.72:1–5 ). Сомнение сие разделяли многие из народа. «Как же знает Бог, говорили люди, и есть ли ведение во Всевышнем? А вот, сии нечестивые счастливцы мира умножают богатство. Так не напрасно ли я очищаю сердце мое и омываю невинностью руки мои» ( Пс.72:11–13 )? Святая душа мудрого естественно не могла сочувствовать таким сомнениям. «Итак, начал я размышлять, – говорил он, – чтобы узнать сие: но сие трудно было в глазах моих, пока, наконец, вошел я во святилища Божии и узнал конец их» ( Пс.72:15–17 ). Мудрый входит умом во святилища Божии, проникает во святые цели и намерения Промыслителя, по которым Он попускает временное благоденствие нечестивых, и понимает всю ничтожность благополучия нечестивых перед светлою и блаженною судьбою даже и злостраждущей добродетели. Созерцание сих целей успокаивает его душу и рассеивает мрак его сомнений. Он видит, что нечестивый поставлен на скользком месте, что его благоденствие – пустой призрак сновидения, исчезающий с пробуждением, что добродетель, напротив, и в злострадании опирается на крепкую руку Божию, которая ведет ее по своему произволению и возводит к вечному, блаженному единению с Богом ( Пс.72:18–28 ). «Если бы Судия, – замечает бл. Феодорит, – в настоящей жизни все блага отдал одним только праведным, то делатели зла нашли бы тут сильный предлог к извинению себя. Они стали бы говорить то же, что сказал учитель их Богу об Иове: «Даром ли Иов чтит Бога? Не Ты ли оградил дом его, его имение кругом, благословил дела рук его и стада его распростер по земле? Но простри руку Твою и коснись имения его, не отречется ли он Тебя пред лицом Твоим» ( Иов.1:9–16 ) 66 ?» Таким образом, благосостояние нечестивых, с одной стороны, снимает подозрение с добродетели, которая в злостраданиях являет свою внутреннюю силу и величие, а с другой – лишает нечестивого всякого оправдания перед Богом, Который самыми благодеяниями призывает его на путь добродетели. Вразумленный созерцанием мудрых целей, по которым Бог попускает благоденствовать нечестивцам и руководить добродетель путями злостраданий к славе и блаженству, праведник раскаивается в своем сомнении и, как очищенный и укрепленный внутренним испытанием, всею силою сердца устремляется к Богу. |
| Пресвитер Филипп первым из западных толкователей при изъяснении текста книги Иова пользуется исключительно Вульгатой – переводом, осуществленным его учителем. Комментарий пресвитера Филиппа на книгу Иова сочетает в себе два подхода к ее истолкованию, выделяемых Филиппом в качестве двух уровней смыслового наполнения текста. С одной стороны, в его толковании присутствует исторический слой: повествование об Иове здесь рассматривается в буквальном смысле. С другой стороны, толкование имеет и характер типологический, в соответствии с которым (отмечу, что такой подход в дальнейшем заметно повлияет на экзегезу книги Иова святителя Григория Великого ), Иов есть прообраз Христа, а его друзья предуказуют на враждующих ныне против Церкви Христовой еретиков (впрочем, данная мысль, подобным образом характеризующая друзей Иова, впервые была высказана еще святителем Амвросием Медиоланским ). В VI столетии и на Востоке и на Западе возникают два очень важных комментария на книгу Иова, существенным образом определившие традицию ее дальнейшего истолкования позднейшими греческими и латинскими авторами. К началу VI столетия относится сделавшийся затем очень популярным «Комментарий на блаженного Иова», составленный александрийским диаконом Олимпиодором (родился между 470 и 490). Текст Комментария дошел до нас в двух рукописях – XI и XIII столетий, а также (отчасти) во вторичных источниках: в виде разрозненных фрагментов, содержащихся в древних катенах на книгу Иова 137 . В этот период традиция использования аллегории в среде греческих – в том числе и александрийских – экзегетов заметно ослабевает, а потому комментарий Олимпиодора носит по преимуществу буквальный, исторический, нравственный характер. При этом Олимпиодор также достаточно часто применяет и типологический экзегетический метод; аллегорию же в ее классическом смысле употребляет весьма редко. Для Олимпиодора Иов – пример подлинного праведника и мудреца, восходящего через страдание к еще большему совершенству. В то же время, по Олимпиодору, Иов – еще и прообраз Христа. |
|
|
