| Однако духовная красота привлекала человека Древней Руси не столько сама по себе, сколько своей выраженностью в чувственно воспринимаемых предметах и явлениях, которые он также и с большим энтузиазмом почитал за прекрасные. Отсюда и красоту духовную, в частности Царства Небесного, он постоянно стремился представить себе по аналогии с земной красотой, только возведенной в более высокую степень совершенства. Популярными, например, были на Руси различные апокрифические изображения красоты рая земного и небесного. Рай земной, находящийся где–то «за морем», представал изобилующим удивительными деревьями, цветами и плодами, никем никогда не виденными. Прибывшего в небесный рай поражало ослепительное сияние — «свет седмерицею (в семь раз!) светлей сего света», но также и необычайные яства, вкус которых неописуем словами — «несть бо имъ притьча (ничего подобного) на семь свете. Их же бо сласти и воне (благоухания) человечьска уста не могуть исповедати. Простая же ядь (еда) яко и млеко, и медь» (ПЛДР 2,160). Ярко выраженный чувственно воспринимаемый характер духовной красоты был присущ эстетическому сознанию самых широких слоев древних русичей (отклики чего мы находим в фольклоре, особенно в сказках) и сохранял свою актуальность на протяжении всей истории Древней Руси. Здесь мы сталкиваемся как раз с тем пластом эстетического сознания, который опирался на ощущение глубинного родства древнего человека с природой и основы которого были заложены еще в дохристианский период. В апокрифических сказаниях о рае древний русич нашел новый поворот хорошо известного ему мотива идеализации природы и окружающего его быта, более современную форму его выражения. Понятно, что он с воодушевлением воспринял эти представления. Древнерусские книжники не увлекались столь примитивными картинами реализации духовной красоты, но и их внимание постоянно привлекают те или иные формы выражения и знаки духовности, которые представлены в их текстах, как правило, в эстетической терминологии. Не уставая восхищаться красотой, совершенством и многообразием природного мира, русич усматривает теперь в нем выражение высшей творческой мудрости и, радуясь красоте творения, славит Творца. |
| Элементы нумерологической организации текста обнаруживаются и в «Слове о житии Дмитрия Ивановича». Сложный метафорический пассаж о смерти князя, представляющий собой обрамленную двумя синтаксическими триадами седмерицу сдвоенных образных определений к девятикратно повторенной лексеме «день»: « Егда же успе вечным сномь великый царь Дмитрий Рускыа земля, 1 аер възмутися, и 2 земля трясашеся, и 3 человеци смятошася. Что и нареку день той – день (1) скръби и тугы, день (2) тмы и мрака, день (3) беды и печали, день (4) въпля и слез, день (5) сетования и жалости, день (6) поношения и страсти, день (7) захлипання и кричаниа, недоумею рещи – яко день погибели! Но токмо слышах мног народ глаголющъ: О, горе нам, братие! Князь князем успе, господин владствующим умре! I Солнце помрачается, II луна облаком закрывается, III звезда, сиающия всему миру, к западу грядет!» 561 . Двенадцатеричная цепочка риторических вопросов и ответов как аналого-историческая похвала князю: « Приидете любимици, церковнии друзи, к похвалению словесе – по достоанию похвалити держателя земли! (1) Аггела ли тя нареку? Но в плоти суща аггелскы пожил еси. (2) Человека ли? Но выше человечьскаго сущъства дело свершил еси. (3) Пръвозданнаго ли тя нареку? Но той, приим запведь сдетеля, преступи, ты же обеты своа по святом крещении чисто съхрани. (4) Сифа ли тя нареку? Но того премудрости ради люди богом нарицаху, ты же чисто соблюде, и Богови раб обреташеся, и Божий престол дръжа, господин земли Руской явися. (5) Еноху ли тя уподоблю? Но тъй преселен бысть на землю неведому, твою же душу аггели на небеса со славою възнесоша. (6) Ноя ли тя именую? Тъй спасен бысть в ковчезе от потопа, ты же съблюде сердце свое от помысла греховнаго, аки в чертозе, в чистемь телеси. (7) Евера ли тя нареку, не примесишася безумных язык столпотворению? Ты же стлъп нечестиа разруши в Руской земли и не примеси себе к безумным странам на христианскую погыбель. (8) Авраму ли тя уподоблю? Но тому убо верою уподобися, а житием превзыде паче оного. (9) Исаака ли тя въсхвалю, отцем на жертву приготовлена Богу? Но ты самь душу свою чисту и непорочну жрътву Господеви своему принесе. (10) Израиля ли тя възглаголю? Но той с Богом въ исторзе боряшеся и духовную лествицу провидяше, ты же с иноплеменникы боряшеся, с нечестивыми агаряны и с поганою литвою, за святыа церкви, христианскую утвръжаа веру, акы ону духовную лествицу. (11) Иосифа ли тя явлю целомудренаго и святого плода, обладавшего Египтом? Ты же в целомудрии ум дръжаше и властель всей земли явися. (12) Моисея ли тя именую? Но той князь бысть единому еврейску языку, ты же многы языкы в своем княжении имяше, честию благодарениа въ многы страны имя твое провосиа» 562 . |
| Иосиф Волоцкий , считая писания св. отцов боговдохновенными и несущими Истину в глубочайших ее основаниях, утверждал, что они несут читающим их просвещение и духовное наслаждение- «уму просвещение, освящение душам, очима наслаждение, великое и непоборимое человечьскым слухом привлечение, общую всякаго чювьства сладость и наслаждение, идеже сытости место никое же, блаженный жреби и многоценное богатство» (Просвет. 11, 264). Упованием на духовные наслаждения «будущего века» и духовную радость уже в этой жизни в идеале была наполнена жизнь древнерусских подвижников. В их среде византийская эстетика аскетизма получила продолжение и дальнейшее развитие. «Радостотворный плач» заменял им мирское веселье, духовные видения доставляли им больше радости, чем красота и роскошь мирской жизни; и так же, как мирские люди гордятся и радуются преходящей честью и славой, «тако и смиреномудрии о своем безъчестии и уничижении радуются» 170 . Духовная радость, неописуемое наслаждение как результат подвижнической жизни составляли сущностное ядро эстетики аскетизма 171 , внешние проявления которой с точки зрения традиционной эстетической теории представляются часто антиэстетичными. Эстетический объект в этой средневековой форме эстетического сознания был полностью перенесен внутрь субъекта. Его созерцание осуществлялось только внутренним, духовным зрением, на раскрытие, развитие, обострение которого был ориентирован, как правило, строго аскетический образ жизни подвижника. Он был направлен на переключение духовной энергии человека с внешнего, видимого мира на мир внутренний, в котором древний подвижник стремился отыскать прямые выходы на сущностные истоки бытия, на абсолютные духовные ценности, на Истину и Первопричину, созерцание которых и доставляет предельно допустимое для человека духовное наслаждение. А для этого человеку, вставшему на путь духовного делания, как существу плотскому, имеющему плотские влечения и потребности в чувственном наслаждении, приходилось всю жизнь вести беспощадную борьбу с самим собой, с чувственными устремлениями своей «грешной» души, подкрепляемыми естественными позывами плоти. Эта борьба и «подвиги» духа человеческого по преодолению телесных влечений и составляют внешнее содержание, или «форму», эстетики аскетизма. |
| Крестияне же родословять поченъше от господа Иисуса Христа. Сеже Сынъ Божий вышняго исповдаемъ есть, Духомь Святымъ с небесе сшед спасения ради человечьскаго, от Девы святыя рожься без смени же и без истлния плоть въсприим и явися человекъ, яко да от многобожныя прелести възвратити человекы, и кончавъ дивнаго своего смотрения и распятиемъ смерть вкуси волею своею смотрениемъ великымъ. По трехъ же днехъ въскресе и на небеса взиде. егоже слава пришествиа его от самех христианъ нарицаемое евангельское Писание подобаеть ти разумти, царю, аще бесдовати хощеши разумети. Се Христосъ 12 имяше ученикъ, си по вознесении его еже на небеса изидоша в начальствие всея вселеныя и научиша величествиа его. Единъ же от нихъ приде в нашю страну повеление проповдаа истины. Тмъ еще на службу оправданиемъ проповданиемь ихъ нарицаются крестияне, паче всхъ языкъ обретше истину. Свдають бо Бога творца и съдтеля, имъже всяческаа быша Сыномъ единочядымъ и Духомъ Святымъ. Иного бога паче сего не чтять, ни кланяются, имють же заповди гопода Иисуса Христа въ сердци ихъ написана, тыя храняще, чяють въскресение мертвымъ и жизнь будущаго вка. Не имуть прелюбодяти ни любодяти, не лжесвдительствують, не вжелають чюжаго, чтуть отца и матерь и искрених другъ, праведно судя, елико не хотять себ имъ да будеть, и иному не творять, обидящаа ихъ призывають тшаще и другы себ творять, на добродтельствиа тщаться; кротци суть и милостиви; от всякого счетаниа безаконна и от всея нечистоты въздержаться; вдовици не презрять, сиротамъ скорби не творять; имея неимеющему безь зависти подаваеть. Странна аще узрять, под кровь воводять и радуются о немъ яко о брат истннмъ, ибо не по плъти их братию нарицають, нъ сердцемъ и душею. Готов суть Христа ради душа своя предложити; повелениа же его твердо хранят, преподобно и праведно живуще, якоже Господь богъ имъ повел, благодарствующе его въ вся часы о всякой пищи и питии и прочихъ благъ. Поистин убо тъ есть истинный, еликоже ихъ шествують по немъ, руководствуеть въ вчное царствие, обтованую Христомь в будущую жизнь. |
| Мали оставши, велце творимся. Темже не престають злая, мучаще ны. Завесть умножилася, злоба преможе ны, величанье взнесе ум наш, ненависть на другы вселися в сердца наша, несытовьство именьем поработи ны, не дасть миловати ны. He дасть миловати сирот, не дасть знати человечьскаго естества: но, акы звере жадають насытитися плотью, тако и мы жадаем и не престанем, абы всех погубити, а горькое то именье и кровавое к собе пограбити. Зверье едше насыщаются; мы же насытитнся не можем. Того добывше, другаго желаем. За праведное богатьство Бог не гневается на нас, но, еже рече Пророком: с небеси призри Господь видети, аще есть кто разудиеваяй, ли взыскаяй Бога: вси уклонишася вкупе, и прочее. Ни ли разумевають вси творящи безаконье, снедающе люди моя в хлеба место? Апостол же Павел беспрестани въпиеть, глаголя: братье, не прикасайтеся делех злых и темных: ибо лихоимци, грабители со идолослужители осудяться. Моисееви что рече Бог ? Аще злобою озлобите вдовицю и сироту, взопьют ко Мне: слухом услышю вопль их и разгневаюся яростью, погублю вы мечем. И ныне збысться о нас реченое. He от меча ли падохом, не единою, ни двожды? Чтоже подобает нам творити, да злая престануть, яже томят ны? Помяните честно: написано в божественных книгах, еже самаго Владыкы нашего большая заповедь, еже любити друг друга, еже милость любити ко всякому человеку, еже любити ближняго своего, аки и себе, еже тело чисто зблюсти, а не осквернено будеть блудом; аще ли оскверниши то, очисти с покаяньемь; еже не высокомыслити, ни издати зла противу злу. Ничего же тако не навидит Господ Бог наш, яко злунамятива человека. Како речем: Отче наш – остави нам грехи наша, – a сами не ставляюще? В ню же бо, рече, меру мерите, отмерит вы ся. Богу нашему слава во веки. Подивимся, братие, человеколюбию Бога нашего как Он приводит нас к Себе? Какими словами не вразумляет нас? А мы нисколько ни обратились к Нему. Видя, что наши беззакония умножились, видя, что мы отвергли Его заповеди, Он показал многие знамения, неоднократно устрашал нас, неоднократно учил чрез рабов Своих. |
| а дьявольское есть — пад, не востати. [Русская силлабическая поэзия, 90] В «падениях и восстаниях» живет русский человек… Такова патриархальная концепция жизни, в которой есть место и возвышенным движениям души, и буйному скоморошьему веселью. Разумеется, реконструкция относящихся до «золотого века» скоморошества идей может быть только приблизительной, потому что от XIV в. до нас дошло мало оригинальных текстов умозрительного толка. Но памятники дошедшие этой реконструкции не противоречат. «Философическая география», как она реставрируется по книжной странице, подтверждается Посланием новгородского архиепископа Василия владыке тверскому Федору (1347) [ПЛДР, XIV–XV, 42–49]. Автор послания убежден, что где–то на востоке доныне существует «чувственный», реальный рай: «А то место святаго рая находил Моислав–новгородець и сын его Ияков; а всех их было три юмы, и одина от них погибла, много блудив, а две их потом долго носило море вътром, и принесло их к высоким горам. И видеша на горе той написан деиисус лазорем чюдным и велми издивлен паче меры, яко не человечьскыма рукама творен, но Божиею благодатью. И свет бысть в месте том самосиянен, яко не мочи человеку исповедати. А на горах тех ликованиа многа слышахуть, и веселия гласы поюща». Пошел туда один из новгородцев. Взобравшись на гору, он всплеснул руками, засмеялся, побежал на звуки пения и исчез. Путники послали другого, наказав ему вернуться и рассказать, что там происходит. Но и другой, исполнившись радости, бросился прочь. Третьему к ноге привязали веревку и стащили его назад; однако он был мертв. «А тех, брате, мужей и нынеча дети и внучата добри–здорови». А на западе есть «чувственный» ад: «Много детей моих, новгородцев, видоки тому на Дышучемь мори: червь неусыпающий, и скрежеть зубный, и река молненая Морг, и что вода входить в преисподняя и пакы исходить 3–жды днемь». Ясно, что это наивная «народная вера», память о которой сохранилась в насмешливой поговорке «Новгородский рай нашел» [Буслаев, 1888, 167; ср.: ПЛДР, XIV–XV, 535]. Ясно, что в севернорусской культуре «народная вера» доминировала, иначе новгородский архипастырь не ощущал бы себя обладателем истины и обнаружил хотя бы тень сомнения. Ясно, наконец, что здесь адаптированы языческие представления о потустороннем мире, который славяне называли словом ирий (вырий). «Ирий обычно понимается как место, куда змеи и птицы скрываются осенью и откуда они являются весной» [Успенский, 1982а, 144–145]. |
| Едино же нкое исправление похвално, съдяно бывше единою женою убогою, повмъ любителем добродтелей, из негоже и имже возмогуть разумти силу богодухновеныхъ учений мужа оного. Сынъ убогыя оноя вдовици, обртъ на улици повръжену мошну камчату, в ней же бяше златиць 500, отнесе къ матери своей. И она, видвши, не възрадовалася о семъ, яко таковым обртениемъ избыти хочет послдняго убожества своего, ниже съкрыла у себе, но абие отнесла ю къ священному учителю граду и рече: «Се, преподобнйше отче и учителю, виждь: мошну сию найде сынъ мой повръжену на улиц. Възми ю и, якоже всть преподобие твое, да обрящетъ потерявшаго ея, и отдажь ему свое, да не скръбь иметъ неутшимую человкъ о семъ». И учитель, удивився правдолюбному норову вдовици и благословивъ ея, отпустилъ. Въ единъ же день, учя въ церкви, по скончянии учения възопи: «Аще кто погубилъ имния, да станет въ среди и да глаголеть количество погубленаго имния, и качество мошны, и день, в он же погубилъ имние, – и възмет свое». И представъ погубивый имние и сказавъ учителю и день, и число, и образ мошны. «Се имаши, – рече, – твое, о юноше, и убогую сию вдовицу, яко же произволяеши, утши, понеже избавила тебе многыя, еяже имлъ еси, скръби». И той, иземъ 100 златиц, далъ ей съ всякою радостию. Колико похвалнйши вдова сия паче хвалимыя въ Евангелии двух ради лптъ, их же връгла въ даръ Божий! 612 Поне же она убо въ своих си и малых показала боголюбное свое, сия же въ чюжихъ и многых показала свое правдолюбное и человеколюбное. Имамъ убо и ина нкая сицева достопамятна исправления богоугоднаго оного учения повдати вамъ, но да не сытостию списания сего стужаю ушесемъ вашимъ, волею сиъ миную, нын же къ концу пятолтных учений его 613 обращу стремление словесное. Понеже убо полъграда добр, якоже Богу угодно, исправися имъ, а другая половина пребываше не точию преслушая и противляяся божественым оного поучениемъ, но и враждоваше ему толико, яко замазати брусокъ человечьскым калом, на нем же обыче опиратися руками, стоя и изливая людемъ струя учениемъ. |
| Многая бо твоа любовь владыко и тщание к нашей худости безумна мя и дерза сотвори, во еже писати тебе, а не суть меры моея. Прочее же молю твою, владыко, святость, иже к нам прилежный твой образ еже неуклонен быти к моей худости посещением и молитвами твоими святыми незабвенна мя имети во святых тя предстоянии. Л мы тебе убогаа твоа чада до лица земли челом бием (РЫБ. Q.XVII. 50. Сборник XVII в. Л.61об. – 63. См. также: БАН. 16.17.29. Сборник XVII в. Л.233–235). 15. Послание Федора Карпова (?) архиепископу Новгородскому Макарию (до 1542 г.) [Л.44] Яснейшаго н велемощнейшаго царя и государя, великого началника самодръжца всея Русии благодать и мир, честь и спасение и благословение от Бога, благослових бо от Отца на главу праведна и святейшаго святителя иже отечества рода христианскаго равноапостольному хранителю и досточюдному жениху церковному превыспрьнего престола верховнейшему богоспасаемые державы великого Новагорода и Пскова пресвятейшему ерарху Макарию о Господе радоватися. Последний и грешный паче всех человек и всякого неразумна преисполненный нищий имярек в жестоких и болезненых страстех всюду обуряемый бедами к пристанищу спасеному уповая, святых и богоподвижных ти ног целованию умилне собя поручаю и весь слезами сливаюся выну в тузе и в досажениях горкою печалию окружаем. И молю боголюбивое твое и милосердое ти купно смотрение да отженет от Мене все уныние мое и скорби злодейства моего праведный твой и многоочитый ум и твоя неусыпающая очеса, подобнии небесным звездам озарению и паче же солнца зрением добротами сияюще, всюду мрачное скорбем нашествие просвещаеши избавлением за безчисленыя тя святыни добродетели, честнейший отче Макарие. Недоумеет ничто же язык грехотворный мой хвалы воздати тебе достодолжно, ниже ум по достижному благодарениа воздати достойно, ниже тростию же паки начертати согласное, превозходят бо воистину человечьскаго разумна, равна ангелом суть благодеяниа твоя. Вся бо, яже пишу [Л.44 об.] или составляю, что хвалам твоим и славе – ниска вменяютца. Едва же сими нашими писмены до святости славы твоея смирение мое сие моление послати понудися срама ради. Но понеже пресветлый ума твоего светилник всюду моего неразумна страстное омрачение изобличает и студ мя объем ужаси лице мое словом беседовати к твоей честной и спасеной души, сице бо мню имут обрестися сиа писания моя пред тобою непотребна и ненавистна и отреновена и укорена, яко уметы порока скаредна, аще не прежде почет и разсудив, покрыет я благоутробие твое. |
| Того ради, яже бо невъзможна есть нам зрети телесныма очима, сих съзерцаем духовне ради иконного въображениа. Аще бо и неописана есть божеством Святая и Всемогущаа и Животворящаа Троица, но обаче многыми образы богогласнии и всечестьнии пророци же и праведницы о той прорекоша; Аврааму же чювствено и в человечьстемь подобии явися. И яко же явитися благоизволи, сице и описоватися повеле. И от вещного сего зрака възлетаеть ум наш и мысль к божестъвеному желанию и любви, не вещь чтуще, но вид и зрак красоты божестъвеного оного изъображениа. И такового ради изображениа трисвятая песнь Трисвятей и Единосущней и Животворящей Троици на земли приносится, понеже почесть иконная на первообразное преходит. И не тъкмо ныне освещаемся и просвещаемся Духом Святым сего ради, но и в будущем веце мзду велию же неизреченную приимем, егда телеса святых паче солнечныа светлости просветятся, иже ради иконного въображениа любовне почитають и целують едино существо божества в триех образных съставех и молятся пречистому оному и божественому подобргю Святыа и Животворящиа Троица. Тако же и подобно тому достоить писати же и въображати пречистый и богочеловечьный образ Господа нашего Иисуса Христа, поклонятися и облобызати того ради, понеже убо безначалный и присносущный и невещественый и неосязаемый, царьствуяй, живый Сын и Слово Божие и Бог нашь, иже небо измеривый пядию, землю съдръжа дланию, персть взем от земля и създа человека рукою по образу своему и по подобию, и своего разума сподобив, неизреченными райскыми добротами наслажатися подаст, и сущим всем царя постави, таже прехищрена бывша змиемь, низпадша в грех и греха ради в смерть, не презре; видев род человечь погибающь, сниде с небес благоволениемь Отца присносущна и съдейством Духа Святого, и вниде в чрево девици Марии, и въсиа свет истинный в утробе её. И той свет за семя плоть бысть и родися, и Бог сый человек бысть, знаменми и чюдесы и различными силами величьство своеа силы и божества показуя нам. Та же апостолы посла на отгнание злобы и научение добродетели, и устремление греха прещенми пресече, и благых усръдие обетованми въздвиже, немощи наша въсприат и недуги понесе, и о нас уязвен быть, безчестнейшую подъят смеръть, въскресе же и на небеса възнесеся, остави нам незабытныа памяти знамение имети житиа своего на земли, уповающимь на нь, да не ветхостию времене и забвениа глубинами добраа помрачатся. |
| Стих. Възносите Господа Бога нашего . Глас пророка твоего Мосеа. Боже, испълнися, глаголющий: «Узьрите животъ нашь, висящь прямо очима вашима». 808 Дьньсь крьстъ въздвизаеться и миръ отъ льсти свободися. Дньсь Христово въскрьсение обнавляеться и коньци земля радуються, въ бубънхъ давыдьскы пснь ти приносяща и глаголюща: съдлалъ еси спасение посрд земля, 809 Христе Боже, распятие и въскрьсение, имъже насъ спасе, благый Человеколюбьче, вьсесильне Господи, слава тебе. Стихира. Възнесыйся на небеса. На «слава и на ныне», глас 6 . Четвероконьчьный миръ дньсь освящаеться, четвероконьчьну възвышаему твоему крьсту, Христе Боже нашь. И рогъ врьнааго съвъзвышаеться кънязя нашего, на томь вражиемь съкрушенъмь рогъмь. Велий еси, Господи, и дивьнъ въ длхъ твоихъ, слава тоб. Заутреня На стих , глас 8 . Възнесеся на крьстъ, Христе Боже, и спасе человечьскыи родъ. Славимъ страсти твоя. Иже въ Едеме раи древле древо сьндьное прозяблъ есть посрд садовия, 810 цьркы же твоя, Христе, крьстъ твои процвьт, источьшаго вьсему миру жизнъ. Нъ ово умьртви съндью ядъша Адама, 811 ово же животъ сътвори врою спасъшася разбойника, егоже отъданью причастьникы яви ны, Христе Боже, страстью своею раздреши иже на насъ гневъ вражий и съподоби ны цьсрьствию твоему, Господи. Мосеова палица чьстьныи крьстъ твои пробразоваше, Спасе нашь, тмь бо спасаеши яко из глубины морьскыя люди своя, 812 Человеколюбьче. Глас 6 . Крьст Христовъ! Крьстьяномъ упование, заблужьшиимъ наставьниче, тружающиимъся тишина, на браньхъ побда, вьселенй утвьржение, недужьныимъ врачю, мьртвыимъ въскрьсение, помилуй насъ! Канон крьсту. Глас 8 Пснь 1 Крьстъ начьртавъ, Моиси въпрямъ жьзлъмъ Чьрмьное пресче, Израилю проходящю; то же, обращь на фараона съ колесницами, ударь съвъкупи, въпрекы написавъ 813 непобдимо оружие. Тмь Христа въспоимъ Бога нашего, яко прославися. Образъ древле Моиси пречистыя страсти на сбе прообразова, священою серед стоя, крьстъ же въображься простертама побду дланьма въздвиже, дьржаву погубивъ Амалика 814 вьсегубителя. Тмь Христа въспоимъ Бога нашего, яко прославися. |
|
|
