| Архим. Софроний выделял в историческом процессе два направления движения: антиисторическое, или греховное индивиудалистическое, и историческое – становящееся многоипостасное бытие человечества. Отец Георгий избегал конкретизированной интерпретации истории, но писал о возможности ее осмысления на метафизическом уровне через личное сообщение человека с Богом в историческом сознании Церкви. Биншток представил нетипичную для русской мысли картину, в которой роль маховика истории играет прогрессивное исполнение высшей идеи, обозначенной в Боговополщении. Итак, западные и отечественные мыслители, как и положено для христиан, утверждают фундаментальную значимость события Боговоплощения для осмысления исторического процесса. Однако проведенный анализ иллюстрирует наличие во взглядах авторов концептуальной разнородности, влияющей на специфику интерпретации истории. Как можно видеть, история и ее события могут быть по-разному истолкованы в эсхатологическом, этическом или ином ключе. В этом случае мы сталкиваемся со скрытой формой релятивизма в богословии истории, объясняемой авторским своеобразием использования различных философских принципов при разработке своих концепций или авторской зависимостью от исторического, политического, деноминационного и других положений. Несмотря на значительную концептуальную разработанность, богословие истории не стало универсальным императивом в истолковании истории. Впоследствии, подобно философии истории, уклонившейся от изначального курса, оно уступило место более востребованному общественностью направлению – политической теологии, осмысляющей различные формы и характер деятельности гражданской и идеологической власти. Отсутствие универсализма также способствовало развитию предвзятости в интерпретации истории. Достаточно вспомнить концепцию Р. Нибура. Амбивалентность богословия истории ставит под вопрос его способность осуществлять богословское руководство в объективном видении истории. Это, в свою очередь, наводит на мысль о проблематике историзма, получившей имплицитное продолжение в богословии истории и послужившей его уходу из числа востребованных современностью богословских парадигм. |
| Игорь Непомнящих Обратившимся к предваряющему публикацию эпиграфу следует учесть, что текст его создавался автором в исторических условиях, существенно отличавшихся от нынешних. Между тем обозначенная им « проблема чуда» не только не потеряла своей значимости, но наоборот, обрела особую актуальность. Упоминание в авторской странице И.А. Непомнящих на портале РНЛ о том, что он – член правления Союза Православных граждан Казахстана, побудило меня к поискам сведений об этой стороне его деятельности. В результате обнаружилась размещённая на сайте миссионерского отдела СПГ Казахстана страница Непомнящих Игоря Анатольевича, озаглавленная « Православное осмысление мира», содержание которой оказалось настолько (как теперь говорят) информационно ёмким, притом органично дополняющим авторскую страницу на РНЛ, что я счёл уместным полностью воспроизвести её текст в начале публикации, посвящённой памяти православного подвижника: « Непомнящих Игорь Анатольевич , 1941г. рождения (Екатеринбург), кандидат геолого-минералогических наук, специалист в области разведочной геофизики (автор более 100 статей, соавтор 4 монографий), крещён в 1983 г., с этого же года прихожанин Свято-Никольского храма. Неоднократно публиковал статьи в газетах “Свет Православия в Казахстане”, “Веди”. В последние годы на различных православных и патриотических сайтах опубликованы его работы: “Путь Православия сегодня”, “Россия, Православие в современном мире”, “Россия в современном мире. Православное осмысление мира”, в которых рассматриваются проблемы православного богословия науки, русской национальной идеи. Будучи студентом ВУЗ’а [Уральского горного института – С.Г.], в 1963 году написал в журнал “Вопросы философии” статью “Об этапах развития материи”, в которой раскритиковал представления Энгельса о формах движения материи как о несуществующих в реальности абстрактных движениях материи, всегда существующих лишь во взаимодействии между собой. Из этого следовал вывод о нереальности физических, химических, биологических, общественных законов, поскольку они относятся к абстрактным, умозрительно вычлененным объектам. Статья не была опубликована, но Непомнящих была предложена аспирантура по философии, и партком института отменил решение о том, чтобы не выдавать ему диплом, как позорящему звание советского инженера (за неоднократную критику марксизма на занятиях по философии). |
| Под давлением принятия унии с Римом оказывается поствизантийское пространство. И уже восстановленная Византия приняла в 1274 году на I Лионском Соборе униатство, как бы откупаясь им от угрозы организации папством нового «крестового похода». В католической Европе именно в XIII столетии был учрежден церковный трибунал по борьбе с ересями – Святая Инквизиция. Сам факт ее учреждения указывает на активизацию еретичества в западном христианстве. Против еретиков организуется Альбигойский, или Катарский крестовый поход. На этом мировом фоне Русь оказывалась наиболее устойчивой в вере. XIII век является, вероятно, одним из наименее осмысленных периодов за всю мировую историю. В это столетие произошли события, принципиально изменившие цивилизационную карту мира: гибель и восстановление Византийской империи, падение Хорезма, китайских империй Цзинь и Сун, Багдадского халифата; образование Монгольской империи и начало ее распада; создание Делийского султаната; переход из рук в руки Иерусалима. Нельзя сказать, что перечисленные события представляют «темные страницы истории». Каждое по отдельности, они описаны и хорошо известны специалистам. Но при этом можно утверждать, что традиции целостного осмысления XIII столетия в проекции мирового исторического процесса не сложилось. Возможно, причина отсутствия такого осмысления обусловливается трудностью сведения к единому знаменателю столь разновекторных политических событий. Говоря языком современной политологии, реализовывалось одновременно, по меньшей мере, четыре глобальных проекта: монгольский, арабо-исламский, тюркско-исламский и европейско-католический. За каждой из экспансионистских волн стояла сообразно с временем та или иная религия, что позволяет характеризовать XIII век как период межрелигиозных войн. Все эти особенности XIII столетия совершенно не находят отражения в традиционной учебной версии истории. В ней представлены лишь некоторые отголоски большого исторического нарратива: монгольское нашествие на Русь, отражение Александром Невским агрессии шведов и немцев на Западе, его выбор в пользу Орды (в противоположность выбору Даниила Галицкого), внезапная смерть великого князя во время ордынской поездки. Между тем Александр Невский являлся современником многих из перечисленных выше событий мировой значимости и, возглавляя одно из самых крупных государств мира, не мог не реагировать на них, не учитывать их при выстраивании собственной политической линии. |
| Две эти жизни отличались бы в каждый момент не только степенью сенсорного восприятия. Они различались бы и в том, что она любила. Ее настоящая жизнь была сосредоточена вокруг слепоты и глухоты. Этим были обусловлены все ее навыки и планы, радости и горести, стремления и достижения, испытания и победы, даже особенности каких-то социальных отношений. Устранить из ее личной истории слепоту и глухоту – значит стереть большую часть конкретного содержания ее жизни. Пожелать ей этого – все равно, что пожелать, чтобы эта ставшая личность никогда не существовала. Конечно, можно сказать, что речь идет лишь о пожелании полного выздоровления (со зрением и слухом) той личности, которая была всегда, даже во младенчестве. Это один из вариантов возможного пожелания, при котором, однако, не следует забывать, что то, что мы справедливо ценим в себе самих и в тех, кого мы любим, – это не просто наша чистая метафизическая идентичность, но та сокровенная значимость смысла, которая неразрывно связана с подробностями нашей действительной личной истории. То, что я пытался сказать в связи с Хелен Келлер, относится к любому человеку. Любить человека, себя самого или кого-то другого – не значит заботиться о чистой метафизической идентичности. Если никому нет дела до ваших планов и стремлений, если никто не считает важным сохранить в будущем смысловом мире ваши конкретные поступки или переживания, – значит, вас никто не любит. Но в действительной жизни человека все его планы и стремления, все осмысленные действия и переживания предполагают их оценку как злых или добрых. То, что мы вполне конкретно ценим в пространстве нашей любви, предполагает как зло, так и добро. По крайней мере имплицитно любовь включает в себя отношение к структуре причинно-следственных связей человеческой жизни. Никто не хочет быть человеком, планы и действия которого не оцениваются позитивно. Но планы и действия всегда предполагают цепь причинно-следственных связей – как в смысле общих законов причинности, так и в смысле особых условий и факторов. |
| Но даже те, которые, казалось бы, были бескомпромиссными, они были безобидными для общества лишь потому, что их не пускали к рукояти, а если бы их пустили, то неизвестно, как бы все было. И вот тогда в этих поисках он понял правду как какое–то служение. Ведь ради чего он все это делал? — что, узкая слава в узких кругах? под молодежные аплодисменты? Нет. Он был большой человек, мощный, такому тесно на самом деле в тех пределах, в которых он жил. Он был крупной фигурой, крупным характером, и все равно он все это принес в жертву исканиям правды. Его духовный внутренний, сокровенный путь — это завершение этого поиска. И это было совсем не просто. И этот поиск привел его и к внутреннему пути, и к внешнему изгнанию, поэтому слова Христовы о том, что «блаженны изгнанные правды ради», они справедливо написаны на его гробнице, на его могиле, и на могилах многих других людей, но здесь это особенно звучит. Но я бы хотел подчеркнуть, что это блаженство. Блажен — это значит в высшей степени счастлив. На самом деле полнота раскрытия человеческого «я», его блаженство, заключается совсем не в том, чтобы не иметь препятствий, а в том, чтобы препятствия преодолевать, в том, чтобы быть победителем, несмотря на то, что вокруг бушуют черные бури, и быть изгнанным правды ради — это не несчастье, а величайшая честь. Когда–то было сказано, что у нас высоко ценят поэзию, потому что за стихи расстреливают. Он это чувствовал, и его жизнь поэтому стала цельной, завершенной, несмотря на кажущийся трагический конец. Я не верю ни во что случайное и слепое, потому что в таких событиях всегда есть высший смысл, который открывается только с расстояния. Блаженный — значит счастливый, и он — человек низвергнутый, непризнанный, осмеянный, изгнанный — тем не менее нес свое счастье внутри. Вот это самое главное. Из книги «Заклинание добра и зла» (M, 1992) Веду переписку, беседую… [Из писем Зое Маслениковой] …Я всегда радуюсь, когда лишний раз остро ощущаю осмысленность, целенаправленность течения жизни, значимость встреч, совпадений, откликов, отзвуков. |
| Энхиридий оценивался по-разному на протяжении последних 154 лет – с 1846 по 2000 г., 421 преимущественно негативно. К. Э. Цахариэ фон Лингенталь отнесся к трактату как к «детской, неполной и компилятивной книжонке». 422 Ошеломляющее реноме знатока римско-византийского права привело к полному признанию его мнения, что эхом отозвалось на сопредельных территориях в трудах Ж. А. Б. Монтрейля, 423 К. В. Э. Хаймбаха, 424 Д. И.Азаревича, 425 причем последний автор почти дословно (не ссылаясь на рецензию К. Э. Цахариэ фон Лингенталя) повторяет оценочное суждение «детский, несовершенный труд». К. Э. Цахариэ фон Лингенталь, «исходя из современной ему методики исследования, не смог оценить значение этого памятника. Недооценка “Обозрения законов” со стороны известного ученого византиниста отвлекла исследователей от изучения названного труда на целое столетие». 426 В 1977 г. анализом «Синопсиса законов», «на основе критического издания текста с наиболее возможно точными источниковыми данными» 427 занялся Г. Вайс. 428 И хотя он признал «ничтожное эстетическое значение и очень ограниченное информативное содержание для действующего византийского права» дидактического труда Михаила Пселла , однако одновременно акцентировал внимание на том, что «никакой другой источник», кроме «Синопсиса законов», не позволяет так хорошо выявить и познать «богатую юридическую традицию в Византии XI в., а также серьезные недостатки юридического образования и практики». Г. Вайс изучил также процесс и результаты подготовительной работы Михаила Пселла перед написанием «Синопсиса законов» и впервые опубликовал шесть из семи небольших юридических трактатов в прозе: 1) «О том, что правовая наука сопричастна философии»; 2) «О введении в законоведение»; 3) «О классификации исков»; 4) «О всех кондикциях в целом и о расчленении исков»; 5) «О разделении Дигест»; 6) «О разных правовых нормах». 429 Седьмой юридический трактат был издан Г. Э. Хаймбахом еще в 1840 г. 430 и называется «Краткая классификация новелл Юстиниана». Все трактаты Г. Вайс атрибутирует Михаилу Пселлу , включая и седьмой. 431 Комментируя стк. 437– 456 «Обозрения законов», посвященные применению «Новелл Юстиниана " во второй половине XI в. (время составления Synopsis legum – 1060 г. 432 ), Г. Вайс подчеркнул, что хотя в трактате «Краткая классификация новелл Юстиниана» мы видим «другое разделение» (alia divisio), тем не менее он считает, что « Михаил Пселл пользовался тем же самым источником». 433 Иными словами, критическое издание подготовительных материалов для составления руководства, научная публикация «Синопсиса законов» и более глубокое, акцентированное осмысление содержания источника позволили Г. Вайсу начать переоценку значимости юридического энхиридия. Размышляя над стк. 802–805 «Синопсиса законов», Г. Вайс пришел к выводу, что энхиридием воспользовался судья Михаил Атталиат для подготовки своего «Юридического труда», 434 что свидетельствует в пользу известности дидактической поэмы Михаила Пселла . |
| Вторая же причина, по-видимому, заключается в неофициальном статусе изданного перевода: похоже, Победоносцев, начав проект, не нашел поддержки в его продвижении и решил выполнить задуманное, хотя бы, в статусе частного лица. Такое издание по определению не могло выступать альтернативой общепринятому переводу, если оно не сопровождалось дополнительными официальными постановлениями, но престарелый обер-прокурор, ушедший в отставку на волне первой русской революции, уже не имел возможности их организовать и был рад хотя бы тому, что главный труд последних полутора десятков лет его жизни увидел свет. Проект Победоносцева, несмотря на скромные результаты, можно по праву считать третьим этапом в истории русских переводов Нового Завета. Впоследствии, возникли, также, четвертая и пятая попытки глобальной ревизии русского перевода новозаветных книг: это труд епископа Кассиана и его сподвижников в эмиграции (1951–1964), а затем – «новый» перевод РБО, основанный на «Радостной Вести» В. Н. Кузнецовой (1993–2011). Оба этих проекта также претендовали на общецерковный или, скорее, общехристианский масштаб значимости, но оба они так и не были восприняты широкой русскоязычной публикой (про «Радостную Вестъ» говорить пока рано, однако, тенденция неодобрительной оценки этого труда очевидна 731 ). Ни третий, ни четвертый, ни пятый из «больших» переводов Нового Завета, так и не заменили собой синодальный, так что задача его пересмотра по-прежнему актуальна, как и век назад. Однако, взвешенное решение этой задачи не может быть сделано без осмысленна при- чин неудачи предыдущих проектов. Иерей Алексей Сорокин Проблема передачи древних реалий в современном переводе Библии (на примере древнееврейской ботанической лексики) Одна из важнейших задач, требующих своего решения при подготовке новых переводов Священного Писания, – адекватная передача древних реалий Библейского повествования, с помощью современного литературного языка. Примером такого рода реалий, вызывающих серьезные затруднения у переводчиков Библии, могут служить древнееврейские наименования растений, встречающиеся в книгах Ветхого Завета. |
| Однако в религиозной сфере миф занимает совершенно особое место. Религиозный миф указывает на сакральную реальность, утверждая относительность обычного (профанного) бытия. Он утверждает, что окружающий нас мир существует, но только в силу своей причастности к реальности подлинной, зафиксированной в мифе. И именно в этом мир обретает свою ценность. Религиозный миф объясняет устройство мира, его происхождение, а также конечную цель его существования (если она есть). Иначе говоря, центром, к которому устремлено содержание мифа, является обретение подлинного бытия, той самой жизни с избытком (ср. Ин.10:10 ), о которой свидетельствовал Христос и которая может быть обретена только в Нём Самом. Это объясняет, почему религия имеет столь ярко выраженную заинтересованность в торжестве жизни или, если подойти к вопросу с другой стороны, в преодолении смерти. Потому неслучайно в архаичных культурах обучение мифам приравнивается, а иногда и буквально является инициацией – посвящением в сообщество совершенных и приобщением к сакральному знанию. В целом можно сказать, что миф – это очень серьёзный историко-культурный феномен. Мифы рождаются, умирают, им на смену приходят новые, а старые дискредитируются, но во все времена, при любом общественном устройстве и культурной парадигме всегда будут существовать свои мифы, то есть «главные истории» 22 , задающие ценностную парадигму и объясняющие происхождение некоторого явления или предмета (даже если этим предметом является весь мир). §5 Аспекты религии Для религиозного человека первичным с точки зрения значимости всегда будет религиозное представление (доктрина/верования). За ним по степени важности следуют этика и религиозная практика. Это не означает, конечно, хронологического первенства доктрины над всеми остальными составляющими религиозной традиции, но лишь указывает на её логическое место в системе религиозных представлений человека. Исторически, скорее, следует признать первичность мистического, духовного опыта, на осмыслении которого позднее выстраивался комплекс доктринальных и этических идей. |
| Ты же должен владеть собой при всех обстоятельствах. Смотри на всё трезво. Никогда не теряй головы. Сохраняй здравомыслие и уравновешенность (2 Тимофею 4:5 соответственно в Современном переводе, переводе под редакцией Кулакова, в New International Version и переводе Филлипса). Уравновешенность подразумевает умственное и эмоциональное спокойствие, хладнокровие, способность выдерживать давление и избегать крайностей в мышлении и поведении. Само по себе слово «уравновешенность» редко встречается в переводах Библии 931 . Однако оно чувствуется во многих библейских отрывках, в которых содержатся призывы к пониманию, уразумению, осмыслению и уяснению истин из Слова Бога. Развивая эти качества, мы тем самым обретаем и уравновешенность. Сын Бога является для нас в этом наилучшим примером, если посмотреть на его слова, поступки и познакомиться с ним как с личностью. Учась уравновешенности у своего Господина, апостолы также отражали это его качество. Как обсуждалось ранее, в очень многих вещах в жизни важна умеренность. Где та грань, отделяющая подобающее отношение к пище от обжорства? Как правильное отношение к деньгам, зарабатывание их честным трудом, перерастает в жадность? В подобных вопросах все зависит от меры . Понятно, что увидеть крайности не так уж и сложно: отличить лентяя от работоголика, трезвенника от пьяницы не составляет труда. И хотя определить четкую границу между крайностями не всегда просто, между двумя полюсами обычно существует достаточно широкая область, куда можно отнести умеренные поступки. Уравновешенность подразумевает умение избегать противоположных крайностей, способность увидеть, когда мы пересекаем ту невидимую грань, отделяющую чрезмерность или ограниченность от здравомыслия. Значимость этого качества трудно переоценить, если мы стремимся обрести здравое понимание христианской свободы и надеемся получить в награду вечную жизнь. Зачастую люди, проведшие много лет в жесткой религиозной организации (которая в безоговорочной манере претендует на знание ответов на самые злободневные вопросы жизни и веры), после ухода из этой организации чувствуют себя потерянными, дезориентированными. Легко перейти от одной крайности (веры, что ты знаешь истину обо всем на свете) к другой (неуверенности во всем, что ты когда–либо знал), превратиться из легковерного ученика в человека, критично настроенного по отношению ко всему, сомневающемуся во всем, во что когда–то верил. |
| Кандидат философских наук М. В. Бахтин приводит следующие сведения по данному вопросу: «Анализ большого числа сентенций великих мира сего позволяет прийти к выводу о том, что стремление к счастью генетически заложено в каждом человеке и составляет неотъемлемую часть его природы. Осуществление же этого стремления вручено человеку как дар его свободной воли. Итальянский мыслитель эпохи Возрождения Пьетро Помпонации (1442 – 1525) считал, что …человеку естественно стремиться к счастью и избегать несчастья… Французский философ, теолог, физик и математик Блез паскаль (1623 – 1662), стоявший у самых истоков философии Нового времени, выразил свои мысли на этот счет в следующем высказывании: Все люди стремятся к счастью – из этого правила нет исключений; способы у всех разные, но цель одна… Счастье – побудительный мотив любых поступков любого человека, даже тог, кто собирается повеситься. Людвиг Фейербах (1804 – 1872), выдающийся антрополог, представитель “золотого века” немецкой философской мысли, посвятивший много сил познанию человеческой природы, утверждал, что …где нет стремления к счастью, там нет и стремления вообще и что стремление к счастью – это стремление стремлений. По его мнению, первая обязанность человека заключается в том, чтобы сделать счастливым самого себя. Если ты сам счастлив, – говорил Фейербах, – то ты сделаешь счастливыми и других. Счастливый может видеть только счастливых вокруг себя. Философское осмысление темы счастья нашло свое отражение и в русской литературе. Многие произведения русской прозы и поэзии являются своеобразными философскими сочинениями, облеченными в литературную форму. Выдающийся русский писатель В. Г. Короленко говорил, что общий закон жизни есть стремление к счастью и все более широкое его осуществление. Таким образом, значимость в жизни того, что люди называют словом “счастье”, вряд ли вообще можно ставить под сомнение, и чтобы осознать это, обязательно быть выдающимся моралистом, философом, богословом. Само по себе, стремление человека к счастью – явление более чем очевидное. Приведенные же выше высказывания относительно данного предмета понадобились нам для того, чтобы высветить антропологический корень этого стремления – само существо человеческой природы» (75: 10, 11). |
|
|
.jpg)
