| Расписание времени у студентов было своеобразно. Утром до часа дня шли лекции. Они не были обязательны, однако большинство выбирало некоторые из них. В это время другие работали в библиотеках, писали свои «эссеи» или обсуждали их с тюторами. От двух до четырёх университетская часть города затихала. Молодёжь занималась спортом. В парках, на зелёных полянах в любую погоду происходили состязания. Спортивные успехи, закаляющие характер, засчитывались студентам наравне с их академическими достижениями. С пяти до семи библиотеки вновь наполнялись читателями. Для старших студентов устраивались семинары. После ужина с восьми до десяти происходили собрания всевозможных клубов и обществ, на которых как преподаватели, так и студенты спорили на политические, религиозные, общественные и научные темы. Эта деятельность, особенно её организация, тоже имела значение для аттестации студента. В 11 часов массивные врата колледжей запирались. Опоздавшие должны были стучать, пока ночной привратник, звеня огромными ключами, не отворит им двери. Полагался штраф за опоздание. Звонков Оксфорд не признавал, проводить ночь вне колледжа не позволялось. Стены их были высоки и полны препятствий, но некоторые предприимчивые юноши умели находить способы проникать в колледж, незамеченными начальством. По средневековой традиции городская полиция не имела права контроля над членами университета, которые поэтому и должны были по вечерам носить свою академическую одежду. Университет выбирал (и сейчас выбирает) двух прокторов, которые, в сопровождении мускулистых помощников, обходили университетские кварталы города, и если нужно было, наводили порядок. Религия занимала значительное место в воспитании, получаемом в колледжах. Каждый из них имел свою часовню и капеллана, обычно учёного богослова. Кроме преподавания, он вёл и пасторскую работу среди студентов. Раньше посещение ежедневных богослужений было обязательно, в моё время это было отменено. Однако на всех службах всегда бывали студенты, а по воскресеньям часовни были полны. Капелланы колледжей были священники англиканской церкви, но римо-католики, пресвитерьяне и методисты тоже имели своих капелланов, обслуживающих весь университет. Только православные не были представлены. |
| В этот день юноша из Ольстера пришел в здание Ориел, чтобы держать экзамен на поступление в Оксфордский университет. Стояла такая стужа, что юноша не снимал перчатку, с левой руки. Ректор раздал абитуриентам бумагу, и Джек (а это был он) приступил к написанию эссе. Сдав работу, он вернулся в Ирландию в полной уверенности, что провалился. Джек ошибался. В канун Рождества пришло сообщение, что он зачислен в Университетский колледж. Джек снова оказался в Букхеме у Великого Критика, чтобы подготовиться к экзамену, обязательному для всех студентов Оксфорда. Туда входили и математические задачи. «Я не справлюсь с математикой, мистер Киркпатрик, я безнадежно путаюсь в цифрах. Мне никогда не сдать этот экзамен». «Не сдавайся, Джек, мы должны попробовать. Без этого ты не сможешь попасть в Оксфорд». Несмотря на подготовку, Льюис провалился. Это был единственный экзамен, который Джек так никогда и не сдал. После Первой мировой войны вышел приказ по университету, освобождавший от этого экзамена всех фронтовиков. К. С. Льюис не раз повторял, что, если бы не эта уступка, ему пришлось бы отказаться от поступления в Оксфорд. Летом 1917 года Джек жил в Оксфорде, готовясь к зачислению в университетский офицерский учебный корпус. Он много занимался алгеброй с мистером Кэмпбеллом из Хертфордского колледжа в надежде одолеть математику. Джек поселился в Киблском колледже в одной комнате с молодым курсантом Пэдди Муром. Юноши крепко сдружились. «Скоро я получу отпуск и поеду домой в Ирландию», — сказал как-то Джек. «А хочешь погостить у нас? — предложил Пэдди. — Мы с мамой будем очень рады». «Ловлю тебя на слове», — отвечал Джек. Отпуск они провели вместе. К сожалению, Джек все больше удалялся от отца. Мистер Альберт Льюис не понимал своего сына. Отец не выносил, когда его отрывали от привычных занятий. Получив в ноябре 1917 года телеграмму, в которой Джек просил его приехать в Бристоль проститься с ним перед отправкой на фронт, Альберт телеграфировал сыну, требуя объяснений. Но было поздно. Джек уже отплыл во Францию на Западный фронт, так и не повидавшись с отцом. Он был удручен несостоявшейся встречей. Будущее рисовалось ему смутным и тревожным. |
| Такова была официальная сторона жизни в Оксфорде. Но имелась, разумеется, и оборотная: мелкие скандалы, подловатые проделки, трагикомические ссоры и стычки. Так обстоит дело сейчас — и точно так же оно обстояло тогда; разве что раньше все выглядело еще более впечатляюще. Оксфорд меняется медленно; десяток лет привносит в жизнь ученого меньше перемен, чем в жизнь воина, придворного или профессионального драматурга; и Оксфорд, каким его позднее описывает Уильям Придо, едва ли сильно отличается от Оксфорда, в котором учился Рочестер. А в письмах Придо мы читаем о профессоре, повесившемся прямо в аудитории после поражения в публичном диспуте; о неожиданном визите однажды вечером настоятеля Церкви Христовой (доктора Фелла) в только что открытую книгопечатню «Кларендон пресс» — о визите, в ходе которого святой отец с негодованием обнаружил, что студенты колледжа Всех Святых печатают здесь Аретино с отменно иллюстрирующими текст непристойными гравюрами: «Собственноручно рассыпав набор и разбив печатные платы, он пригрозил злоумышленникам исключением, которого они безусловно заслуживали бы, учись они в любом другом колледже, кроме Всех Святых, поскольку достоинства, подразумевающиеся у его студентов, с лихвой перевешивают грех срамного книгопечатания»; о библиотекаре одного из колледжей, столь зверски избитом собственной женою («старой шлюхой») по подозрению в шашнях со служанкой, что «ему пришлось проваляться в постели два месяца и у него начала отсыхать рука (он может лишиться ее вовсе), которой он всего-навсего прикрывался от обрушившегося ему на голову града ударов». Если люди с годами мало меняются, то тем меньше меняются кабаки. При каждом колледже существует, как правило, собственное заведение, — и Придо рассказывает достоверно звучащую историю о трактире напротив колледжа Баллиол — «зловещем и скандальном заведении для простонародья, в котором подавали эль… Студенты Баллиола, бывая здесь постоянно, накачивались здешним пойлом, что, в сочетании с их природной глупостью, превращало их просто-напросто в свиней. |
| Не спросите ли вы у мистера Анвина, не согласился бы его сын, критик, заслуживающий всяческого доверия, прочесть первую главу продолжения к «Хоббиту»? Я ее отпечатал на машинке. Я в нее не очень-то верю, но, если он сочтет начало многообещающим, я бы присовокупил к нему ту историю, что у меня намечается. 022 К Ч. А. Ферту, «Аллен энд Анвин» 4 февраля 1938 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Уважаемый мистер Ферт! К сему прилагается экземпляр первой главы, «Долгожданные гости», для возможного продолжения к «Хоббиту»….. Один юный читатель из Бостона (Линк. ) прислал мне в письме список errata [в «Хоббите»]. Тогда я приставил к работе моего младшего сына — он как раз лежал в постели с больным сердцем , — предложив ему отыскать еще по цене два пенса за каждую. Так он и сделал. Результаты прилагаются; вместе с уже представленными список (я надеюсь) получится исчерпывающий. Надеюсь также, что в один прекрасный день он пригодится. Искренне Ваш, ДЖ. Р. Р. ТОЛКИН. 023 К Ч. А. Ферту, «Аллен энд Анвин» Издатели снова обдумывали возможность публикации «Мистера Блисса»; о нем см. пояснения к . 17 февраля 1938 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Уважаемый мистер Ферт! «Мистер Блисс» прибыл в целости и сохранности. Мне страшно жаль, что с ним вышло столько хлопот. Хорошо бы вам найти кого-нибудь, кто перерисовал бы картинки как надо. Кажется, я на это не способен. Как бы то ни было, у меня сейчас и времени-то нет: писать урывками куда проще, чем рисовать (хотя и то, и другое непросто)….. Говорят, труден только первый шаг. Вот уж не думаю. Кажется, «первые главы» я могу писать до бесконечности. И ведь сколько их уже понаписал! А продолжение к «Хоббиту» все на том же месте, и что делать дальше, я представляю себе крайне слабо. Поскольку ни на какое продолжение я не рассчитывал, боюсь, что все мои любимые «мотивы» и всех моих любимых персонажей я растратил на первого «Хоббита». Прежде чем что-либо предпринимать, я вам напишу и разживусь советами насчет «Мистера Блисса». Что вряд ли произойдет до начала Долгих Каникул или до того момента, как истечет срок моего «исследовательского гранта» . |
| Эти тенденции сохранялись и впоследствии. Уоррен писал также, что Льюис «считал себя человеком широких взглядов на том основании, что он мог прилично говорить с католическим священником, и не перебивая выслушать социалиста·» . Толкин огорчался этому предвзятому отношению, которое проявлялось нередко — например, во время одной встречи в 1944 г., случившейся во время очередного собрания Инклингов — неформального клуба друзей–христиан, объединенных интересом к литературе и мифологии, в число «членов·» которого входили Толкин и Льюис: И тут приметил я в уголке высокого сухопарого чужака наполовину в хаки, наполовину в штатском, в широкополой шляпе, с живым взглядом и крючковатым носом. Остальные сидели к нему спиной, но я–то по его глазам видел, что наш разговор его явно занимает, — причем это не обычное страдальческое изумление британской (и американской) публики, оказавшейся в пабе рядом с Льюисами (и со мной). И тут нежданно–негаданно он вмешался в беседу, подхватил какую–то реплику насчет Вордсворта — с престранным, ни на что не похожим акцентом. Спустя несколько секунд выяснилось, что это — Рой Кэмпбелл (автор «Цветущей винтовки» и «Пламенеющей черепахи») . Немая сцена! Тем более что К.С.К. . не так давно опубликовал на него язвительный пасквиль в «Оксфорд мэгэзин», а его «вырезалыцики» ни одного печатного издания не пропустят. В КСЛ. все еще очень много ольстерского, даже если он сам того не видит. После того все завертелось стремительно и бурно, и на ланч я опоздал. Приятно (пожалуй) было обнаружить, что этот яркий поэт и воин в Оксфорд приехал главным образом затем, чтобы познакомиться с Льюисом (и со мной). Мы договорились встретиться в четверг (то есть вчера) вечером. Если бы я только запомнил все то, о чем вчера вечером говорили в комнате у К.С.Л, этого бы на несколько авиаписем хватило. К.С.Л. воздал должное портвейну и сделался слегка агрессивен (настоял на том, чтобы еще раз зачитать вслух свой пасквиль, а Р.К. над ним хохотал); но главным образом мы довольствовались тем, что слушали гостя. |
| Он пискнул, словно кролик, и умер: ему размозжило голову, совсем как миссис Паркер. Свершился высший суд? Хотелось бы верить. Другой Адамс, опустившийся на колени у тела погибшего брата, поднял голову и посмотрел на миссис Салмон. Он плакал, но никто не мог с уверенностью сказать, кто остался в живых: убийца или невиновный. А потому, окажись вы на месте миссис Салмон, смогли бы вы спокойно спать по ночам? Одного поля ягоды [=Нашла коса на камень] (пер.Виктор Анатольевич Вебер) 1 Вечером, закрыв аптеку, куда заходили покупатели с улицы и обитатели верхних этажей, фармацевт направился к двери в дальнем конце холла. Миновав ее, он начал подниматься по лестнице с маленькой коробочкой в руке. На коробочке значились его фамилия и адрес: Прискетт, Нью-Энд-стрит, 14, Оксфорд. Мужчина средних лет с тоненькими усиками и испуганными бегающими глазками, он даже после работы не снимал длинного белого халата, словно полагал, что халат этот, как форма королевских гвардейцев, защитит его от врагов. С халатом на плечах ему были не страшны ни суд, ни казнь. Из окна на верхней площадке лестницы виднелся погружавшийся в весенние сумерки Оксфорд: фармацевт слышал шуршание шин бесчисленных велосипедов, видел газовые фонари, тюрьму, серые шпили, пекарни и кондитерские. Остановившись перед дверью с табличкой «Мистер Николас Фенник, бакалавр», он трижды нажал на кнопку звонка. Дверь открыл человек лет шестидесяти, а может, и постарше, с белоснежными волосами и розовой, как у младенца, кожей. На нем был бархатный темно-красный смокинг, а на черной широкой ленте покачивались очки. Мужчина задорно, прямо-таки по-мальчишески, воскликнул: — А, Прискетт, заходите, Прискетт. Я как раз собрался запереть дверь... — Я принес вам мои порошки. — Им нет равных, Прискетт. Если бы у вас хотя бы был диплом Общества аптекарей, я бы, не задумываясь, назначил вас главным врачом Сент-Амброза. — Как дела в колледже? — Составьте мне компанию, прошу вас. Пройдите в гостиную, и вы все узнаете. Мистер Фенник двинулся через маленький коридор, завешанный макинтошами. Мистер Прискетт неуверенно следовал за ним, от макинтоша к макинтошу, толкая перед собой пару женских туфель. |
| ЕГЭ. Наши чиновники до сих пор считают ЕГЭ информативным инструментом? Несмотря на ежегодный фестиваль коррупционных скандалов? Несмотря на отрицательное отношение большей части профессиональных педагогов? Они думают, что Пушкин , Карамзин или Достоевский набрали бы высокие балы по ЕГЭ? Ну, ладно, допустим, они искренне верят в эти три буквы, пусть. Но причем тут ЕГЭ и эффективность вуза?! Это же в лучшем случае эффективность школы! Обосновывать другую точку зрения - это либо софистика (т.е. умысел), либо шизофрения! Количество выпускников-иностранцев... Такое впечатление, что вернулся 13 век - век международных университетов: Болонья, Париж, Оксфорд, куда толпы школяров собирались со всей Европы. Вы забыли, что с 14-16 вв., когда в Европе появляются национальные университеты, эта любимая вами мобильность почти прекращается? Зачем ехать за тридевять земель, если рядом есть свой вуз? Вы считаете, что образование можно оценивать по тем же критериям, что и гигиенические прокладки - по удобству пользования и раскрученности бренда: тысячи потребителей образовательных услуг выбирают Оксфорд, также как миллионы женщин выбирают «Олвэйс»? Вы верите западным рейтинговым агентствам (ничего общего не имеющим с объективностью), утверждающим, что академическая мобильность - это важный показатель высшего образования? Вы действительно полагаете, что издержки культурной, языковой, организационной и прочей адаптации способствуют качеству образования? Что болтаться по миру в поисках впечатлений (это - суть академической мобильности) лучше, чем спокойно и последовательно овладевать знаниями на одном месте? Ладно, блажен, кто верует. Но причем тут иностранные студенты и эффективность вуза?! Ну, это же в лучшем случае эффективность бренд-менеджмента! Или главная задача вуза не учить, а торговать? Объем научных работ на одного сотрудника. Ну, хоть какая-то слабая логика прослеживается. Да, когда преподаватели вуза - это действующие учёные, это прекрасно. Но! Не могут все преподаватели быть учёными. Вы не знакомы с архитектоникой образования? Вы не знаете, что процент «прорывных» исследователей составляет от 1 до 10%. А остальные - это интерпретаторы и ретрансляторы, чья миссия исключительно важна - распространять знания. Вы не понимаете, что сделать всех или даже большинство преподавателей учёными можно только двумя путями: или сократить их количество в 10 раз, оставив только «прорывных», или заставить большинство публиковать как можно больше пустых и бессодержательных статей, пересказывающих банальности. Но зачем? |
| Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду, когда пишешь, что увидела себя «со стороны»; это не так часто бывает, большинство людей всю жизнь смотрят на мир только «изнутри», и потому не способны увидеть себя, как они есть. Весна замечательная, по нашим меркам так просто жаркая — каждый день 15–18. Цветы и птичье пение сбивают с ног. Удачи с латынью, твой К. С. Л. Килнс Хидингтон Квори Оксфорд 10 июля Дорогой Мартин, Мне было очень приятно снова получить от тебя письмо. Эльдилы — ангелы, а не эльфы. Разно ты не заметил, что они все время исполняют поручения Малельдила? Согласен, что уровень рождаемости у хроссов получился низковат, по не забывай, что я изображаю очень древний мир, который, подобно старику, спокойно и радостно ждет приближения смерти. Надеюсь, вы все здоровы. Очень рад, что Энн получила награду за стихи; сердечно поздравь ее от моего имени. У меня туг болела спина, по теперь я потихоньку поправляюсь. У нас стоит, как мы считаем, теплынь, хотя вы, в Виргинии, наверное, посчитали бы ее холодами. Целую всех, твой К. С. Льюис Хидингтон Квори Оксфорд 18 июля Дорогая Джоан, Мне говорили, что ни в коем случае нельзя учить сразу испанский и итальянский. То, что они так похожи, немного помогает запоминать слова (латынь помогла бы сразу с обоими), однако идиомы и грамматика мешаются в голове, и в конце концов получается чудовищный винегрет. Испанского я не знаю, а вот на итальянском точно есть дивные стихи. Боярдо, Ариосто и Тассо тебе понравятся. Кстати, чтоб улучшить свою латынь, очень хорошо читать Новый Завет. Он есть и любой католической книжной лавке. Скажи, что тебе нужна Вульгата, Новый Завет. Особенно хороши па латыни «Деяния». Не думаю, что хорошие поступки всегда приятны; христианский мученик, терзаемый Нероном, или участник Сопротивления, под пыткой не выдающий немцам своих друзей, поступали очень хорошо, но приятно им не было. Даже в обыденной жизни есть вещи, которые были бы мне приятны, но от которых я должен отказаться, чтобы не сделать неприятно яругам. Впрочем, ты вполне права, если хочешь сказать, что не надо отказываться от удовольствий просто потому, что так «лучше». Разве обычные старые правила, например «говори правду» и «поступай с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой», не определяют, какие радости допустимы, а какие нет? Но если то, к чему ты стремишься, само по себе хорошо, тогда, чем больше оно тебе нравится и чем меньше ты стараешься «быть хорошей», тем лучше. Совершенный человек ничего не делает из чувства долга; ему всегда хочется хорошего больше, чем дурного. Долг заменяет любовь (к Богу или к другим людям), как костыль заменяет ногу. Большинству из нас постоянно нужен костыль, но, конечно, глупо опираться на него, когда наши собственные ноги (любовь, вкусы, привычки) способны дойти сами! |
| «Мечта» — лучшее из двух стихотворений, главным образом из-за строчки «И «Mechta» облетит вокруг Солнца». Что до второго, я, если честно, не понимаю, что оно выиграло оттого, что ты разбила его на строчки. Знаешь, дорогая, писать верлибры тебе просто вредно. Попиши лет десять строгие, рифмованные стихи, а там можно будет попробовать и свободный. Пока это только подталкивает тебя писать прозу хуже, чем обычно, и печатать ее как стихи. Извини, что я такая свинья! Рад, что тебе понравилось «Пока мы лиц не обрели», потому что многие ее не приняли. Это мой величайший «провал» за последние годы, и поэтому, конечно, я считаю ее лучшей моей книгой. Завидую твоему путешествию. Наверное, это замечательная машина, раз она сумела въехать на каланчу!.. или я неправильно тебя понял. У нас очень холодная, сырая весна, но мы все здоровы. Твой К. С. Льюис Килнс Хидингтон Квори Оксфорд 11 августа 1959 Дорогая Джоан, Поздравляю с 98% по латыни. Очень смешно, что во Флориде оценивают не знания, а проведенные в классе часы! Как если бы о животном судили не по весу и виду, а но тому, сколько сена ему скормили! Рассказ о Цезаре в Галлии звучит многообещающе. Читала ли «Завоеванных» Наоми Митчинсон? А если нет, может быть, стоит прочесть? С одной стороны, она может слишком сильно повлиять на твою книгу (разве что ты прочтешь ее ближе к концу работы). С другой стороны, наверное, лучше все-таки прочесть, чтобы нечаянно не написать похоже. Не знаю, что читать о Галлии. Кроме археологических изысканий… Полагаю, главный свидетель — сам Цезарь? Очень увлекательное чтение, и, надеюсь, ты получишь огромное удовольствие. На чьей стороне ты будешь? Сам я за галлов и ненавижу всех завоевателей, но все женщины стоят за Цезаря — как и при его жизни. В этом году у нас непривычно жаркое для Англии лето. Извини, что предыдущая страница размазана. Я по ошибке взял вместо промокашки обычный лист! С наилучшими пожеланиями, твой К. С. Льюис Хидингтон Квори Оксфорд 16 августа 1959 Дорогой Мартин. Не ищи Алана . Пророчества Мерлина — самое про него неинтересное. Наиболее полный источник — прозаический «Мерлин». Средневековый английский перевод (в нескольких томах) опубликован Английским Текстологическим Обществом. Отыскать сто можно только в университетской библиотеке. Можешь почитать Гальфрида . Очень хорошая книга, если сможешь ее найти, — «Артуровские хроники Васы и Лайамона» под редакцией Юджина Мейсона, изданные много лет назад в серии «Эвримен Либрери». Лайамона стоит прочесть. Сэр Чарльз Мэддер издал полный текст Лайамона с переводом па современный английский (в трех томах), но это очень редкая книга. Большое трехтомное издание «Трудов сэра Томаса Мэлори» под редакцией Э. Винавера найти легче, и если внимательно прочесть все примечания, где упоминается Мерлин (начав, разумеется, с предметного указателя), то, наверное, можно будет найти много полезных фактом. Я очень рад, что твоя сестра поправилась. |
| ‘В России натаскивание происходит в большой степени, потому что кроме Египта, Китая и еще пары стран, ЕГЭ в качестве массового критерия отбора в вузы не применяется. Ни Кембридж, ни Оксфорд, ни Гайдельберг – никогда’, — подчеркнул ученый. 5 декабря. ПРАВМИР. Единый государственный экзамен кардинально изменяет концепцию школьного образования от системы получения знаний к системе натаскивания, считает доктор философских наук, профессор, декан философского факультета МГУ Владимир Миронов. «Школа уходит от системы образования основанной на знании и переходит к натаскиванию на поступление, то есть резко ограничивает, особенно в старших классах, необходимость получения разнообразных знаний», — заявил он в и нтервью корреспонденту портала «Правмир» . Владимир Миронов напомнил, что для того, чтобы быть грамотным человеком, недостаточно выучить грамматику, человек должен много читать. «А что сегодня происходит с уровнем грамотности? «Щас», «че», «чота» и так далее. Это новый тип ошибки, который связан совершенно с другой системой воспитания», — отметил декан. «Мне приносят апелляции. Ясное дело, само слово «апелляция» написано с ошибкой – это тривиально, мы уже даже не обращаем на это внимания. Но дальше там в этих шести строчках еще порядка трех-четырех ошибок. Спрашиваем у человека: «А как у Вас с ЕГЭ?» – «Все нормально с ЕГЭ», — добавил он. В. Миронов отмечает, что государство, реформаторы образования «часто не ученика подтягивают под правила, а начинают упрощать орфографию». «В России натаскивание происходит в большой степени, потому что кроме Египта, Китая и еще пары стран, ЕГЭ в качестве массового критерия отбора в вузы не применяется. Ни Кембридж, ни Оксфорд, ни Гайдельберг – никогда», — подчеркнул ученый. По его мнению, через пять лет благодаря ЕГЭ можно ожидать очень серьезных изменений школьной системы. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. |
|
|
