| Таковы главнейшие из Оксфордских тезисов. Они, бесспорно, свидетельствуют о громадном пути, пройденном христианским сознанием за последние два десятилетия. Окажутся ли эти убеждения действенными в критических испытаниях, это покажет будущее. Хотя церкви и общины, представленный в Оксфорде, не связаны его решениями, но известные морально-религиозные обязательства ложатся на всех его участников. Нам следует особенно взвесить те обязательства, которые падают на нас. Православных делегатов в Оксфорде было всего около 30 человек (из 400). Хотя среди них было несколько первенствующих иерархов поместных церквей, но, конечно, православное представительство было слабым и мало связанным с массой верующего народа. Однако никто из православных делегатов не протестовал против единогласно принимавшихся резолюций. В частности, русская парижская группа активно участвовала в их разработке. Но мы лучше чем кто-либо, знаем, как далеки наши приходы, широкие слои православного народа от самых проблем Оксфорда и их решений. Социальное начало глубоко укоренено в православии. Но, благодаря несчастной исторической судьбе, православные народы отвыкли от социального понимания христианства. Религиозный индивидуализм сделался даже традицией последних поколений. Поскольку же социальное насильственно врывается в религиозную жизнь из возмущенного страстями мира, оно несет с собой непросветленную языческую стихию. Балканские церкви страдают от разъедающего их национализма. Россия, скованная, безмолвствует. Русская же эмиграция, в значительной части своей, пребывает в реакционном ожесточении. Это плохая почва для восприятия социального Евангелия. Для всех работников его предстоит тяжелая, суровая страда. Некогда в Никеях был провозглашен великий догмат единосущия. Но понадобилось более полувека борьбы, чтобы внедрить его в церковное сознание. Оксфорд не провозглашает новых догматов. Он лишь напоминает о вечных, но делает из них выводы для сегодняшнего дня. Эти выводы для нас непривычны, для многих соблазнительны. Но приятие их является необходимым условием жизненности и силы нашего церковного возрождения. В сущности, это проверка нашей верности Христу. Все тот же хомяковский вопрос о выборе между двумя образами России: «Востоком Ксеркса иль Христа?». |
| Для того чтобы осуществить действие, агент должен иметь основание для действия. Движение, вызванное агентом, не будет действием до тех пор, пока тот не имеет некоего основания вызвать его. Основанием может быть простая необходимость осуществить это действие, но обычно у агента есть какая-то дальнейшая цель, когда он совершает то или иное действие. Иметь основание для действия означает рассматривать некое положение дел как хорошее, а выполнение действия – как средство продвижения к этому состоянию и, следовательно, тоже само по себе хорошее. Если основанием для того, чтобы мне пойти в Оксфордский университет, было прочитать лекцию, я должен рассматривать как в некотором роде хорошую вещь то, что я прочитаю лекцию, и, следовательно, как хорошую вещь – то, что я иду в Оксфорд. Если же я рассматриваю чтение лекции как никоим образом не хорошую вещь и считаю, что оно было бы совершенно бесполезным событием, тогда чтение лекции не должно стать основанием для того, чтобы я пошел в Оксфорд. Точка зрения, согласно которой для того, чтобы совершить некое действие, я должен (с логической необходимостью) рассматривать совершение его как в некотором роде хорошее – очень старая позиция, восходящая еще к Аристотелю, развитая Фомой Аквинским и возрожденная в наши дни, среди прочих, Стюартом Хэмпширом 98 . Бог, как и человек, не может так действовать. Он должен иметь цель Своего действия и знать, что оно является в чем-то хорошим. Поэтому Он не может делать то, что не считает в некотором роде хорошим. Это не физическая невозможность, а логическое ограничение. Ничто не может считаться действием Бога до тех пор, пока Бог не счел осуществление этого как в некотором роде хорошее. Итак, для многих действий есть основания их делать и есть основания их не делать: в чем-то будет хорошо, что агент их осуществит, а в чем-то будет хорошо, если он воздержится от их осуществления. Будет хорошо, если я посмотрю телевизор, потому что мне это нравится, но это будет плохо, потому что тогда я перестану читать книгу. |
| Если Том Джонс преступал законы нравственности, тем хуже для Тома Джонса. В отличие от современных меланхоликов Филдинг не считал, что каждый грех его героя разрушает чары или, как сказали бы теперь, фикцию нравственности. Люди говорили, что грешник «преступает закон»; но и закон не оставлял его в покое. То, что современные люди называют испорченностью и свободой Филдинга, — это строгость, нравственная суровость. Он не считал бы, что служит нравственности, если бы писал книги только о хороших людях. Честь велит нам говорить правду о потрясающей борьбе человеческой души. Если в книге нет плохих людей, плоха книга. Твердые понятия о добре, не зависящем ни от слабости человеческой, ни от человеческих ошибок, мы найдем в самых легкомысленных, самых свободных книгах старой английской литературы. Конечно, мало назвать Шекспира великим моралистом; но в этом отношении он типичный моралист. И о добре и о зле он говорит в этом, старом смысле. Добро — это добро, даже если никто ему не служит. Зло — это зло, даже если никто не осуждает его. Оксфорд со стороны Не так давно мне довелось защищать загнанных изгоев, епископов, но до этой недели я не знал, как тяжела их участь. Епископ Бирмингемский, выступая в палате лордов, вполне разумно назвал Оксфорд и Кембридж игорными площадками для богатых. Казалось бы, англиканский епископ знаком хоть немного с английскими университетами и если пристрастен, то в их пользу. Но, как я уже говорил, пора обуздать наконец зарвавшихся бунтарей–епископов. Автор статьи в одной из наших газет почувствовал, что бремя этого долга легло на него. Его слова так просты и прекрасны, что я приведу их: «Д–р Гор унизил свой сан, когда назвал наши древние университеты игорной площадкой для праздных и богатых. Прежде всего, богатые там трудятся. Существуют на свете праздные богачи, но существуют и праздные бедняки. Сыновья зажиточных знатных семейств, обучаясь в университете, хранят лучшие академические традиции». Пока что все хорошо. Этот принцип лежит в основе многих наших действий. |
| В Оксфорде культивируется искусство легко и остроумно говорить, не затрагивая острых тем, могущих вызвать разногласия. Деньги, женщины и личные пересуды обычно исключаются из этих дружеских бесед. Обедая годами с англичанами, участвуя в их разговорах, я удивлялся, как редко они осуждали друг друга и передавали сплетни. Чувство уважения и доброжелательности к коллегам преобладали. Конечно, эти положительные черты имели и обратную сторону. Иногда беседы становятся поверхностными, люди с большим опытом и блестящим умом говорят о пустяках, чтобы не касаться спорных вопросов. Я не мог уложиться в эти рамки. Меня интересовали мои гости, как личности. Я хотел понять их, поделиться с ними моими убеждениями, проникнуть в их мировоззрение. Мои попытки начать более значительный разговор иногда удивляли моего собеседника, но в большинстве случаев они охотно шли мне навстречу и у меня создался круг близких друзей. Я убедился, что за редкими исключениями только люди с христианским опытом готовы были говорить на основные темы жизни. Лица неверующие обычно избегают их и ограничивают своё общение с другими обсуждениями профессиональных интересов или спортивными рассказами. Для большинства я был вероятно странным и малопонятным пришельцем. Я был иностранец, поздно начавший свою академическую карьеру, преподававший новый предмет. Моя предыдущая жизнь, мой опыт революции, мои убеждения с трудом умещались в обычные рамки. Несмотря на это я ни разу не почувствовал ни неприязни, ни предубеждения против меня. Инициатива для сближения однако, всегда исходила от меня, но в ответ на неё я часто получал подлинное расположение и дружбу. Оксфорд принял меня с терпимостью и недоумением, смешанным с признанием некоторых из моих достижений. Начало моего преподавания совпало с периодом, когда университет начал входить в нормальное русло занятий после потрясений войны. Молодые профессора и студенты недавно вернулись с фронта. На них ещё лежал отпечаток пережитой катастрофы. Некоторые обрели веру, у других же война произвела духовное опустошение. Коммунизм, фашизм и либерализм потерпели крушение. Большинство членов университета были высоко культурными людьми, признававшими нравственные устои христианства, но они предпочитали называть себя агностиками. У них отсутствовало понятие о конечной цели жизни. Они сами никуда не шли и не хотели никого вести за собою. Профессора любили свои предметы, часто были хорошими учителями, со вниманием относились к студентам и добросовестно исполняли свои обязанности. Меня огорчала их бескрылость, их трагическое непонимание значения того дара, который принесла человечеству вера в Боговоплощение. |
| — Неужели в Англии в эпоху легенд уже был Оксфорд? — спросила Алиса. — Основные учреждения Англии — например, парламент, Тауэр, Британский музей и Оксфорд — были учреждены еще неандертальцами, — сказала Лина Теодоровна. — Но, конечно же, не обыкновенными неандертальцами, а настоящими британскими неандертальцами, на заре человеческой эры. — Извините, — сказала Алиса, — я не знала. — А тут еще король начал меня ревновать. Ты знаешь, что такое ревновать? — Это когда муж не хочет, чтобы его жена дружила с другим мужчиной, — сказала Алиса. — Правильно. Вижу, что и у тебя есть жизненный опыт. Так вот, мой муж начал меня ревновать к кому попало: к конюху, начальнику гвардии, проезжим шутам и фокусникам, даже к простым стражникам. А его ревность к моему бескорыстному другу министру добрых дел была так велика, что он неоднократно угрожал разжаловать его в заместителя министра с лишением кареты и дачи. Солнце уже припекало, лакеи-рогаточники устали сидеть в засаде, один из них лег спать за пнем, а второй принялся стрелять из рогатки по облакам. — Да, — сказала королева и украдкой смахнула слезу с длинных ресниц — все-таки она была несчастной женщиной! — Да, — повторила королева. — Я так привыкла никому не верить! Меня столько раз пытались отравить астрологи, а однажды, ты не поверишь, меня опоили снотворным зельем, переодели ведьмой и вытащили на эшафот, чтобы сжечь на костре. Лишь чудом мой друг министр добрых дел сообразил, в чем дело, отыскал настоящую ведьму, которую спрятали в подвале, и притащил ее на эшафот. — И чем же все закончилось? — спросила Алиса. — Ее сожгли, туда ей и дорога, — сказала королева. — Но я закругляюсь, а то жарко становится. Моего сыночка под видом подготовки к высочайшему образованию отдали на обучение к фее Мелузине, отвратительной старухе, родственнице астролога по материнской линии. Вы же понимаете, чему она могла научить Рафаэля? За любую шалость моего мальчика жестоко наказывали. И я поняла: король сделает все, чтобы лишить его права на престол! Все, не останавливаясь перед преступлением! Они ждали, они стерегли момент, и как только мой мальчик нашалил, эта фея его заколдовала! Она превратила его в чудовище, с которым ты имеешь честь быть знакомой. И выяснилось, что Рафаэля можно вернуть в человеческий облик, только если его поцелует добровольно… вот это и ужасно, что добровольно; если бы насильно — мы бы сотню нашли, а тут — добровольно, и обязательно девочка. Мы приняли все меры, чтобы спасти малыша. Не сегодня-завтра король может уступить престол астрологу и его семейке. Они скажут: «Ах, звезды велят уступить нам престол!» Этот старый дурак и уступит. |
| Новый закон о религии, опубликованный в 1929 году, разрешал лишь безбожную пропаганду. Каждая попытка публично защищать веру в Бога теперь каралась, как уголовное преступление. Сталин на опыте убедился в ошибке Ленина, считавшего, что в споре между верующими и неверующими победа всегда обеспечена атеистам, и потому допускавшим в законодательстве как антирелигиозную, так и религиозную пропаганду. Началось повсеместное закрытие церквей и систематическое уничтожение верующих. На этот раз гонения на христиан вызвали протесты на Западе. Они раздались особенно громко в Англии. Архиепископ Кентерберийский Космо Ланг (1864–1945) призвал всех членов англиканской Церкви принять участие в молитве о жертвах преследования. 16 марта 1930 года был выбран днём всенародного моления. Главная служба была совершена самим архиепископом в Вестминстерском аббатстве. На ней присутствовал митрополит Евлогий, приехавший из Парижа. В тот день, знаменательно, вся Англия, как далёкая Россия, в первый раз в ту бесснежную зиму, оказалась занесённой снегом. Эти протесты не остались незамеченными Сталиным. Митрополиту Сергию было приказано принять иностранных журналистов и передать им заранее отпечатанную декларацию, в которой отрицалось гонение на верующих. При этом свидании митрополит Сергий уклонился от всяких объяснений. Интерес к Православной Церкви среди высшей иерархии англиканской Церкви отразился на нашем англо-православном Содружестве. На её четвертую конференцию, происходившую в Хай-Ли (25–30 апр.) приехал архиепископ Кентерберийский, был на ней и митрополит Евлогий. Этим было подчёркнуто значение нашей неофициальной и только что начинавшейся работы. Архиепископ, в своей лиловой рясе, с белоснежными волосами и с лицом английского аристократа казался старцем, но когда он заговорил о своей вере в возможность соединения наших двух Церквей-сестёр, его голос зазвучал с силой молодости. Митрополит Евлогий отвечал ему так же вдохновенно. На этом съезде смогла быть Милица. Епископ Фрир неоднократно беседовал с нами. Он внимательно расспрашивал меня о моих занятиях в Мерфильде и советовал продолжать изучение церковной истории. Был, упомянут Оксфорд, как одно из мест, где мне следовало бы заниматься. Всё это было так неожиданно, идея казалась прекрасной, но неосуществимой. У нас не было никаких средств и я не имел ни малейшего представления об условиях поступления в этот университет, труднодоступный даже для избранного английского меньшинства. |
| Тотчас же по утверждении статута „de heritico comburendo“, два лоллардских священника Джон Пурвей и Уилльям Сотри привлекаются к суду конвокации за свои еретические воззрения. Пурвей вынужден был отречься от своих убеждений, а Сотри, оставшийся твёрдым, осуждён был, как упорный еретик, и в марте 1401 г., при многочисленной толпе зрителей, предан был сожжению. Это был первый мученик лоллардизма, и его смерть послужила, так сказать, сигналом к началу гонения 194 . Духовенство держалось того убеждения, что невозможно с успехом действовать для искоренения ереси в массах, если не будут уничтожены её главные вожди и покровители, а потому на них и обращено было особенное внимание 195 . Учёным центром и рассадником лоллардских воззрений был Оксфорд и духовенство прежде всего постаралось об его очищении. Конвокация 1408 г. постановила вменить университетскому начальству в обязанность ежемесячно исследовать образ мыслей всех членов корпорации и всех учащихся. Людей подозрительных предписывалось сперва подвергать увещаниям, а потом лишать прав и изгонять из университета с отлучением от церкви. Несколько раз архиепископ подтверждал после эту меру и наконец, в 1411 г. сам произвёл визитацию университета. Последствия показали, что цель духовенства в этом случае была достигнута. В 1412 г, университет писал архиепископу, что комиссия его докторов извлекла из сочинений Виклефа 267 положений, которые университет считает ложными и еретическими и желает видеть их осужденными церковною властью. Два года спустя тот–же университет представил Генриху V записку, в которой, между прочим, требовал, чтобы епископы, небрежные в преследовании ереси, низлагались, и чтобы светские чиновники содействовали церковной власти в гонении на лоллардов 196 . Очевидно, что Оксфорд, прежде бывший главным оплотом лоллардизма, теперь уже наполнен был его врагами. Кроме вождей учёных, у лоллардов были ещё покровители политические, сильные вельможа, которые поддерживали их своими материальными средствами и своим влиянием. |
| Оксфорд лежит в прекрасной местности на северо запад от Лондона, он окружен холмами покрытыми сверху лесом, а подле, в долине, протекают хорошие реки, которые могли-бы доставить весьма много пользы городу и всему округу, служа прямым сообщением с Лондоном, если бы не было препятствий, затрудняющих судоходство. Кембридж отстоит на 46 миль к северу-востоку от Лондона и местность его также очень хорошая, если бы не было только болот вблизи, которые не мало вредят чистоте его воздуха. Кембридж в изобилии снабжен всякого рода продуктами. в особенности же свежею рыбой и дичью, благодаря протекающей близко реке и островку Эли, находящемуся под рукою. Главной недостаток. ощущаемый Кембриджем– отсутствие леса, так что дрова или доставляются из Эссекса и других окрестностей, или заменяются каменным углем, обильные залежи которого имеются по реке. Кроме того и луга оказываются недостаточными, чтобы удовлетворить потребностям города и университета, так что жители добывают себе сено в окрестностях, которые снабжают им их в изобилии. Университетские здания Оксфорда, построенные с большим искусством, своею красотою, великолепием и удобством превосходят здания Кембриджа к тому же и улицы Оксфорда большею частью шире и красивее. По величине Оксфорд более Кембриджа, но последний, как город новейшей постройки, отличается большим единообразием зданий, более правильным расположением и исправностью содержания 12 , хотя многие держатся в этом отношении и иного мнения. Жители обоих городов не опускают случая поживиться на счет студентов, нарушая их вольности и продавая им все по крайне высоким ценам. Многие из них успели таким путем сделаться на время богатыми, но потом снова впали в бедность, ибо неправедно нажитые имения редко бывают прочными.– Оба города имеют укрепленные замки и трудно сказать, который из этих замков был – бы крепче, если бы только оба они содержались и исправлены были, как следует. Замок Кембриджа выше, что зависит как от высоты самой постройки, так и от высокого местоположения, тогда как Оксфордский замок стоит низко и не представляется столь величественным. |
| Ежедневная газета, орган Коммунистической партии Великобритании. 72 Опекун Толкина, отец Френсис Морган, не одобрял его тайного романа с Эдит Брэтт. 73 В школьные годы Толкин с восторгом открыл для себя существование готского языка; см. письмо . 74 На экзамене «онор-модерейшнз» по классическим дисциплинам Толкин получил отличие второго класса. 75 На самом деле Толкин переправился через Ла-Манш вместе со своим батальоном 6 июня 1916 г. Стихотворение, о котором идет речь, помеченное «Этапль, Па-де-Кале, июнь 1916», носит название «Одинокий Остров» с подзаголовком: «Англии посвящается», хотя также имеет отношение и к мифологии «Сильмариллиона». Произведение было опубликовано в сборнике «Поэзия Лидского университета. 1914–1924» (Лидс, Суон-пресс, 1924), стр. 57. 76 Толкин унаследовал от родителей небольшой доход: долю в южноафриканских приисках. 77 Мать Толкина умерла от диабета; Толкин считал, что ее состояние ухудшилось еще и из-за того, что родственники враждебно отнеслись к ее обращению в католицизм. 78 На летние каникулы мать Толкина снимала комнаты в домике почтальона и его жены. 79 Выпускные экзамены для студентов Оксфордского университета. 80 Во время войны Толкин составлял программу для морских кадетов, проходящих краткий курс на факультете английского языка в Оксфорде. 81 Во время войны А. X. Максвелл был правительственным инспектором по табачным изделиям. 82 В течение 1926 г. Толкин продолжал читать лекции в Лидсе, одновременно занимая должность профессора англосаксонского языка в Оксфорде. 83 Лесселе Эберкромби стал профессором английской литературы Лидского университета в 1922 г., после того как Гордон возвратился в Оксфорд. 84 Гордон преподавал в Модлин-Колледже Оксфордского университета с 1907 по 1913 гг. 85 Ф. У. Мурман, профессор английского языка в Лидском университете, погиб летом 1919 г.; после его смерти занимаемая им должность была превращена в «лекторскую». 86 По всей видимости, оклад составлял 500 фунтов в год. 87 Возможно, не соответствует истине; Гордон ни словом не упоминает Кеннета Сайзема в своих (опубликованных) письмах, где обсуждается это назначение. 26 июня 1920 г. он пишет Р. У. Чапману: «Я, пожалуй, заберу у вас Толкина; надеюсь, только для того, чтобы он на свободе мог поработать с текстами». (На тот момент Толкин работал над составлением словаря в соответствующем отделе «Оксфорд Юниверсити Пресс»). 89 |
| Не знаю, чем это объяснить, ко на реке все необыкновенно раздражительны. Пустяковые неудачи, которые на суше проходят почти незамеченными, приводят вас в бешенство, если они случаются на воде. Когда Гаррис и Джордж разыгрывают из себя ослов на суше, я снисходительно посмеиваюсь, но когда они ведут себя как болваны на реке – я пускаю в ход такие ругательства, что кровь стынет в жилах. Когда другая лодка лезет прямо наперерез моей, я испытываю непреодолимое желание схватить весло и перебить сидящих в ней – всех до единого. Люди, обладающие на суше мягким и кротким характером, становятся грубыми и кровожадными, как только попадают в лодку. Однажды мне довелось совершить небольшое плавание с молодой леди. В обычной жизни она была на редкость милым и нежным созданием, ко слушать, как она выражается на реке, было просто страшно. «Эй, будь ты проклят! – кричала она, когда на пути попадался какой-нибудь незадачливый гребец. – Куда прешь! Не видишь, что ли?» А если парус не устанавливался в нужное положение, ока хватала его, грубо дергала и приговаривала: «Ах ты чертова перечница!» И тем не менее, как я уже говорил, на берегу она была очень любезна и приветлива. Речной воздух, несомненно, оказывает деморализующее влияние на человеческий характер. Вероятно, этим и объясняется, что даже барочники иной раз грубят друг другу и загибают словечки, которых в спокойные минуты сами же, без сомнения, стыдятся. Глава XIX Оксфорд. – Рай в представлении Монморанси. – Лодка, нанятая в верховьях Темзы, ее прелести и преимущества. – «Гордость Темзы». – Погода портится. – Темза при различной погоде. – Вечерок не из веселых. – Тоска по невозможному. – Завязывается веселая беседа. – Джордж играет на банджо. – Траурная мелодия. – Еще один дождливый день. – Бегство. – Скромный ужин и тост В Оксфорде мы провели два очень приятных дня, Оксфорд переполнен собаками. Монморанси отметил первый день одиннадцатью драками, второй – четырнадцатью и, по-видимому, решил, что попал прямо в рай. Среди людей, от природы слишком слабых (или слишком ленивых), чтобы находить удовольствие в гребле против течения, распространен обычай нанимать в Оксфорде лодку и спускаться по течению Темзы. Однако люди энергичные, конечно, предпочитают подниматься. Не дело – плыть всегда по течению. Чувствуешь громадное удовлетворение, когда напрягаешь мышцы, борешься с рекой и наперекор ей прокладываешь себе путь вперед. По крайней мере у меня возникает именно такое чувство, – в особенности, когда я сижу за рулем, а Гаррис и Джордж гребут. |
|
|
