| Утром был на экзамене в Семинарии, в классе у самых младших; всего четырнадцать мальчуганов, но глупых между ними нет; отвечали по Священной истории Ветхого Завета. Все на полный балл. С Павлом Накаем сегодня мы кончили третье исправление перевода Нового Завета. Теперь расставить знаки препинания (кутоо), еще раз прочитать, быть может, еще раз – с участием других; переписать набело, и в печать! Но это будет с девятого месяца. 14/27 июня 1900. Среда. На экзамене по Гражданской Всеобщей и Русской Истории на четвертом курсе Семинарии; учеников тринадцать, но все хорошо учатся и подают добрые надежды. Русская история в первый раз преподается; доселе воздерживались от преподавания ее из-за опасения ультрапатриотических японских подозрений. Преподаватель Арсений Ивасава. Распопов Николай Александрович, состоявший сначала здесь при Посольстве, потом в Корее, потом в Нагасаки при Консульстве, рассорившийся с консулом Костылевым и удаленный ныне со службы за свой ссорливый характер, просит, чтобы я походатайствовал у Извольского о принятии его опять на службу. Походатайствую, конечно, но едва ли будет успех. Грозит Распонов, что наложит руки на себя – очень прискорбно, но чем помочь в этом отношении человеку, если веры у него нет! А человек со способностями, мог бы отлично служить… Губит дрянное, безнравственное воспитание! 15/28 июня 1900. Четверг. Был в Иокохаме по делам в банках и проститься еще раз с бароном Розеном, живущим ныне там в Grand Hotel и имеющим отправиться домой чрез Америку на пароходе 6-го числа нового стиля июля. Застал барона одного, баронесса отправилась в японские магазины по закупкам. Рассказал он, что моряки виновны в удалении его из Японии, особенно адмирал Дубасов, по возвращении в Петербург имевший часовую аудиенцию у Государя и доказывавший, что «эту гадину (Японию) надо раздавить, и сделать это ничего не стоит; но мешает-де японофильство посланника в Японии барона Розена» и так далее. Очевидно, моряки крайне возненавидели Японию после происшествия с Государем в Опу; Государь тоже не может симпатизировать народу, так грубо обошедшемуся с ним. – Но Япония совсем не гадина, и особенно не такая, которую легко можно раздавить. Это всегда смело высказывал барон и такого направления держался. Теперь, кажется, и в Петербурге спохватились, что он был прав. Извольский тотчас же вошел в виды барона и ясно понял положение дел, и, кажется, будет держаться такой же – мирной, незаносчивой – политики, какой держался барон. – А Китай, о дружбе с которым поет наша пресса, – вон он бьет наших, дерущихся бок о бок с японцами, нашими мнимыми врагами, против нашего мнимого благоприятеля (у которого может ли быть доброе чувство к нам, отнявшим у него без всяких законных причин Манчжурию?). |
| Но, опять же, как использовали? Творчески! Они не приходили с инструкциями и кодексами, а лишь с горячим желанием послужить Богу и любовью к людям. Например, когда святой Николай (Касаткин) , еще совсем молодым человеком ехал в Японию, эта страна представлялась ему невестой с букетом цветов, встречавшей его с распростертыми объятиями. Реальность же оказалась трезвящей. Должны были пройти еще годы гонений, подпольной, скрытой работы, пока японцы поняли – приехавший к ним рассказывать о своем Боге русский Николай – это не тот, кто собирается высматривать их землю. И так всегда: местные жители проникаются уважением и любовью к миссионеру, и обращаются ко Христу те из них, в которых слово падает на добрую, отзывчивую почву. У русского классика Бориса Константиновича Зайцева есть замечательный рассказ, посвященный как раз нашей теме – миссионерской конференции, проходившей за рубежом. На конференции встречаются католики и православные, вступая не в экуменическую, а именно в научно-богословскую дискуссию. Ведут конференцию православный архимандрит и католический аббат с блестящим академическим образованием. В зале много заслуженных людей в сане… Встреча проходит конструктивно, все вопросы подняты, обсуждены и работа, вроде бы, завершена. В качестве приглашенного на конференции присутствует почтенный, преклонных лет седовласый человек, которого у нас, в Православии, принято называть старцем. Заслуженный монах. Может быть даже, если память мне не изменяет, в сане Митрополита. И в конце этого мероприятия произошел удивительный эпизод. Аббат, католик, подошел к старцу и поклонился ему в ноги. И это тому, который практически не произнес ни одного слова на конференции! Он и языка не понимал, поэтому немного скучал. Наш архимандрит удивленно спрашивает у своего сопредседателя о мотивах его поступка и получает поразительный ответ: «У нас, в католицизме, есть все, организация, миссионерские ордена, материальная база, у нас есть многое. Но у нас нет этого...» И тогда архимандрит произнес: «Да, но зато у вас есть тот, кто поклонился ему в ноги». Аббат обрадовался, они обнялись и расстались. |
| 13/26 декабря 1911. Вторник. Занятием до полудня мы с Накаем закончили ныне предпраздничные занятия. Пентикостарий готов к печати, кроме трех нечитанных тетрадей, которые запоздали переписать. Послал за счетом к доктору Ясосима, но он отказывается брать плату, говорит: «Я с бонз ничего не беру». Однако он столько раз бывал у меня, столько заботился о моем здоровье, и я так много выпил его лекарства, что так оставить нельзя. Послал ему 40 ен и молодому грудному доктору, его родственнику, 10 ен. «Каетте окинодоку», – сказал и принял. Без этого было бы совестно часто обращаться к нему. Из Новочеркасска Архиепископ Владимир прислал прошение некоего иерея Алексия, просящегося сюда, прибавив, что он с своей стороны не находит препятствий отпустить его сюда. Пожилой, не очень образованный, надежным не являющийся; потому послан отказ. Если любит миссионерствовать, пусть там делает это. Написал ласковое письмо к о. Сергию Судзуки в Оосака: умолял помириться со всеми «гиюу» и христианами, если еще во вражде с кем. 14/27 декабря 1911. Среда. Писал письма. Гулял на воздухе вместе с Преосвященным Сергием и опять, кажется, астму застудил, хотя и отличная погода была. 15/28 декабря 1911. Четверг. Вялость ужасная от астмы. О. Николай Кузьмин, из Тоёхара, требует разъездных (которых положено 600 рублей в год). Я ему прежде дал 100 рублей разъездных, теперь вновь послал 100 рублей, но написал, что разъездные именно на разъезды и должны быть употребляемы, ни на что другое, иначе будет неправда пред Святейшим Синодом и грех перед Богом. Просит он еще принять сюда на воспитание девочку 8 лет, Машу, которую пьяный отчим бьет, мать тоже бьет, и она привела ее к о. Николаю и бросила, так что он не знает, что с нею делать. Отвечено: это же и есть одна из его обязанностей – учить родителей хорошо обращаться с детьми, не тиранить их; пусть наставит отчима и мать, Степаниду, и передаст Машу им. Здесь куда же ее деть? Женская школа есть, но воспитывает японок, а она русская: в школе ни слова по-русски, а она ни слова по-японски. «Притом, – Преосвященный Сергий говорит, – если взять сюда эту Машу, то там найдется немало других Маш, которых тоже станут подкидывать сюда». |
| Хотя к середине XIX века российское востоковедение сложилось в самостоятельную отрасль науки [см.3], но географический охват исследуемых стран был еще ограничен. Япония в силу своей закрытости в течение двух с половиной столетий оставалась экзотической страной за семью печатями, ее глубокое исследование еще не начиналось и отставало от развития наук о других странах Азии. Оно находилось во многом на донаучном уровне, питаясь дневниковыми записями отважных путешественников, переводами европейских японоведов, и обслуживало те немногие контакты по линии внешней политики и торговли, которые нехотя, под нажимом допускало правительство Японии. Особенно заметно было отставание японоведения на фоне тех заметных успехов, которых достигла российская китаистика к середине XIX века, во многом благодаря исследованиям сотрудников Российской духовной миссии в Пекине. Русский консул в Хакодатэ И.А. Гошкевич 4 , обращаясь с просьбой прислать нового настоятеля консульской церкви, наметил широкую программу деятельности этого настоятеля. Консул Гошкевич, сам серьезно занимавшийся изучением языка и культуры страны пребывания , просил, чтобы прислали на настоятельское место «не иначе как из кончивших курс духовной академии, который мог бы быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учеными трудами, и даже своей частной жизнью в состоянии был бы дать хорошее понятие о нашем духовенстве не только японцам, но и живущим здесь иностранцам». (цитируется по: стр. 10]) Молодой иеромонах Николай не сразу принялся за изучение японского языка. Он писал в письме митрополиту Московскому Иннокентию 5 : «В бытность Вашу в Хакодатэ, семь лет тому назад, Вы, увидев меня за французскою книгою, изволили выразиться: «Бросить бы теперь все эти книги, мало полезные здесь, и приняться тщательно за изучение японского языка». Ваш совет я свято хранил в памяти и старался следовать ему. Раскрылись предо мною японские книги. Свободно течет, хоть и с ошибками, японская речь...» (цитируется по: стр. 172]) |
| С истинным глубочайшим почтением, сердечною преданностию и братскою любовию имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорным послушником и богомольцем Николай, Архиепископ Японский. (22–22 об. [пустой лист]) (22 об.–23) 12 (Копия)] Российская Духовная Миссия в Японии. Токио. 20 октября 1909 г. 169 Его Превосходительству Г[осподину] Иркутскому Генерал-Губернатору, Генералу от Инфантерии Андрею Николаевичу Селиванову. Ваше Высокопревосходительство, Андрей Николаевич! Беру смелость обратиться к Вам с следующим ходатайством. Когда жили в Японии, во время минувшей войны, русские военнопленные, тогда Миссиею напечатаны были для них: 68 000 Четвероевангелий, обошедшихся по 15 коп[еек] экземпляры с переплетом, и 69 000 кратких Молитвословов, обошедшихся по 1 коп[ейке] за экземпляр. По выезде военнопленных в Россию, в Миссии осталось некоторое количество Четвероевангелий и Молитвословов, частью потому, что иноверные не взяли предназначенных для них книг, частью потому, что при возвращении некоторые отдавали свои книги обратно в Миссию. Так как Миссия не имеет нужды в большом количестве накопившихся у нее Четвероевангелий и Молитвословов, то я счел за лучшее отослать их к знакомым мне Преосвященным в Сибири, для раздачи даром по их усмотрению, и 14 марта сего года послал чрез Владивосток: 6 ящиков с 1500 экз[емпляров] Четвероевангелия и 1000 экземпляров] Молитвословов Архиепископу Тихону в Иркутск, 4 ящика с 1020 экз[емпляров] Четвероевангелий Архиепископу Макарию в Тюмень ( 23–23 об ). Но Преосвященный Макарий от 13 ч[исла] минувшего сентября пишет мне следующее: «Глубоко был обрадован я, когда получил известие о том, что посланы на мое имя книги «Евангелия, перепечатанные с русского Синодального издания фотографическим способом» для благотворительной цели. Но радость моя, как оказалось потом, была преждевременна. Вскоре я получил извещение от Управления Сибирской жел. дор. за 2700, от 1 августа с[его] 1909г., что, «по сообщению Иркутского таможенного агентства груз по накладной Владивосток-Томск на мое имя досмотрен в иркутской таможне и подлежит оплате пошлиной в сумме 350 руб. 74 коп., до уплаты груз задержан». Уплатить таковую сумму на благотворительное дело для нас непосильно. И потому мы признали за лучшее не предъявлять никаких претензий к иркутской таможне: пусть таможня распорядится книгами по своему усмотрению». |
| В 1896–1899 годах в Николаевске начинается подъем рыбной промышленности, которую после «золотой» назвали «рыбной лихорадкой». На всем побережье лимана и устья Амура в короткий срок было создано огромное число рыбопромысловых и рыбозасольных участков. Рыбопромышленность стала отраслью хозяйства. На этой основе в городе возродилось судостроение, созданы предприятия по судоремонту, механической переработке леса и изготовлению бочкотары. Определенное развитие получили ремесленно-кустарные промыслы. Немало внимания уделялось и культурному отдыху горожан. К их услугам имелись библиотека, общество любителей сценического и музыкального искусства, цирк, кинотеатр и фотоателье. И, конечно, на николаевской земле развивалась и религиозная жизнь. Именно в этом городе встретились святитель Иннокентий (Вениаминов), ставший первым Приамурским архиереем, и молодой миссионер иеромонах Николай (Касаткин) — будущий святой равноапостольный Николай, архиепископ Японский. Здесь святитель Иннокентий делился со святителем Николаем своим апостольским опытом: посоветовал ему по приезде в Японию вплотную заняться изучением японского языка и переводами на него Священного Писания и молитвословов. А также указал на «…необходимость помогать своим пасомым в их бытовых и культурных нуждах, обучать их ремеслам, гигиене, санитарному делу и борьбе с болезнями». Дальневосточная Хатынь Годы Гражданской войны и интервенции привели город в состояние полной экономической разрухи, голода, нищеты. В 1918 году началась японская интервенция. В начале декабря 1919 г по Амуру к Николаевску спустился партизанский отряд под командованием 23-летнего Якова Тряпицына. Среди членов отряда находилось немало бывших уголовников, сбежавших в свое время с сахалинской каторги и промышлявших грабежами в тайге. Именно их отрядом Николаевск был сожжен дотла, а его население истреблено или изгнано. Но город восстал из пепла, был отстроен заново. От рук банды Тряпицына принял мученическую смерть полковой священник Рафаил Воецкий. По словам очевидцев, он держался с необыкновенным достоинством, поражавшим даже мучителей. |
| Был Николай Николаевич Бирюков, что из Сеула. Этот несколько лучше смотрит на корейцев, чем Павлов. Хвалил усердие и добрую душу некоторых из своих учеников, которых у него ныне в училище сорок. Один из воспитанных им ныне уже профессор корейского языка в Восточном институте во Владивостоке. 18 апреля/1 мая 1901. Среда. Был Павел Косуги, катехизатор в Тоёсакай, в Симооса, просил катехизатора для Яцимата-мура, селения в 5 ри от Тоёсакай, с тысячью домов населения. Его туда звали на проповедь; он был и нашел много слушателей. Но послать туда, конечно, некого; он же пусть и проповедует там; по чугунке всего час езды от Тоёсакай. 19 апреля/2 мая 1901. Четверг. Учащиеся имели рекреацию. Семинаристы и ученики Катехизаторской школы справляли ее в Асакаяма, куда им отвезли и обед, по обычаю, да еще на пятнадцать человек лишних – учителей, катехизаторов и прочих гостей из города, из служащих Церкви, 5 ен дал на кваси; большую часть сих денег они употребляют обыкновенно на призы во время их игр. Мы с Накаем до обеда и вечером, как всегда, переводили. А после обеда, в час, отправились в Уено, на выставку, посмотреть те вещи, которые возили в прошлом году на Парижскую выставку и которые теперь здесь выставлены на короткое время для осмотра публикой. Вещи все – почтенной древности и отличного производства. Жаль только, что не надписаны годы их происхождения, хоть приблизительно, – было бы несравненно интересней. Поражает упадок ныне японской живописи сравнительно с выставленными превосходными картинками древнего производства. Вернувшись с выставки, съездил в Imperial Hotel сделать визит Александру Ивановичу Павлову, Бирюкову и сегодня приехавшему и остановившемуся там же Павлу Степановичу Попову, пекинскому драгоману, которого лексикон здесь печатается; он был у меня, когда я отлучался на выставку. 20 апреля/3 мая 1901. Пятница. О. Петр Кано, из Хакодате, пишет, что Евграф Кураока, отправляющийся на Камчатку, просит меня «для удобства сношений там с русскими (коосай-но бенрино тамени)» написать ему свидетельство, что он христианин. – Отвечено, что если б просил для того, чтобы участвовать там в таинствах Церкви, то свидетельство следовало бы дать: хакодатский священник должен бы был снабдить его этим свидетельством. Но так как Евграф просит совсем не для церковной нужды, то и совсем свидетельство не нужно, – Хочет посредством моего свидетельства добыть там привилегию на рыбные ловли, или что-либо в этом роде; словом, злоупотребить, как когда-то злоупотребили сим на Сахалине, отчего произошла потом в Хакодате между христианами неурядица, в которой деятельное участие принимал этот же самый Евграф, по своей ссорливости и злоязычию дряннейший из хакодатских христиан, несмотря на то, что с пеленок воспитан Миссиею. |
| Владимира и в течение речи показывал ей то и другое. Она несколько раз повторяла: «Да, нужно поддержать Миссию, я скажу Великому Князю»; о петербургских властях выразилась: «они здесь спят немножко», хотя я не мог себе дать отчета, о ком собственно говорит. Когда встала, я попросил, если найдутся излишние, из ее Церкви риз и икон, она сказала: «Да, я скажу, непременно скажу». При аудиенции никого не было; по крайней мере, я никого не видал, да и некогда было рассматривать. И эта Императрица будущая огромнейшей в свете Империи вместе с тем скромнейшая и добрейшая женщина в свете! Дай Бог ей много радостей и много добрых дел! Когда вышел от Цесаревны, было три часа. Вернувшись домой, вечером хотел было идти в город, как пришел протоиерей Митрофаньевского кладбища Николай Данилыч Белороссов, бывший брюссельский священник, с которым я виделся десять лет назад в Лондоне у Е. И. Попова , и просидел весь вечер. Учит христианству ныне какого-то графа немца, который на днях и будет присоединен к Церкви. Рассказывал много неутешительного про своего главного протоиерея Муретова, бывшего прежде Исаакиевским, и вообще про духовенство, читал свою недавнюю проповедь, в которой довольно остроумно сопоставление людей, желающих равновременно реформ с евреями, прогнанными от Кадис-Варни; приводил изречение одного архиерея, что возвышение начальствующих не в угнетении подчиненных, а в поднятии их; вспоминал своих академических товарищей – Максодонова, Капит. [Капитона] Белевского и прочих. 8 генваря 1880. Вторник. 7 часов вечера Утром написал благодарственное письмо к о. Косме и отнес к о. Исайе вместе с брошюрками для отсылки к нему. Отправился в десять часов к Никанору Ивановичу Брянцеву, чтобы предупредить его насчет обещанного Цесаревной касательно пожертвования. Застал его беседующим с несчастнейшим по виду персиянином магометанином, желающим присоединиться к Православной Церкви. Персиянин весьма плохо понимает по-русски и, видимо, хочет креститься для того, чтобы добыть себе какую-нибудь материальную помощь. |
| (Но Боже, что за скверное расположение духа эти последние дни! Редко это бывает, но крайне тягостно. От утомления ли душевного? Вечно одно и то же, скучное, беспросветное! Боже, дай бодрость!) 4/17 сентября 1902. Среда. Условие заключено на напечатание «Страстной Службы» по конец ноября. Матфей Нива кончил собирание печатей в пользу оо. Савабе; всего набралось девяносто восемь, в том числе восемнадцать – перешедших со стороны противников, у которых таким образом осталось всего девяносто четыре подписи и печати, на четыре меньше, чем у оо. Савабе. Теперь надо будет собрать здешних священников и учинить совет, что дальше делать. О. Павел Савабе не захотел отправиться в Сиракава, не убедил его Сергий Нумабе; раскис и проржавел он совсем; ничего не поделаешь с человеком, коли резонов не хочет слушать. 5/18 сентября 1902. Четверг. Утром возмутила статья в сегодняшнем номере «The Japan Daily Mail» под заглавием «Russia in Manchuria», в которой говорится: «Hochi Shinbun» объявляет, что в прибавление к шестидесяти миссионерам, прибывшим недавно из России для пропаганды в Манчжурии, прибыло вновь сто сорок русских миссионеров для Манчжурии, что уже составлены и напечатаны пятьсот разных книг для этого широкого прозелитизма и прочее. Издатель «Japan Mail» присоединяет к этой нелепице свои соображения, злостные для России, по обычаю. – Я написал к нему письмо с кратким объяснением, сколько членов ныне в нашей Китайской Миссии – всего-то восемь, с Епископом Иннокентием и двумя диаконами в том числе (иеромонахов пять; новые: Неофит, Симеон и Пимен; прежние Аврамий и Николай в Ханькоу). В «Japan Mail» сегодня также извещалось, что Mr. Geil будет в три часа в доме «Общества молодых людей» говорить «о новейшем духовном возбуждении в Австралии», которого он же был одним из главных виновников. Так как недавно в «Japan Mail» уж очень расхвалены были его ораторские способности, то пошел послушать. Действительно, говорит хорошо – свободно, оживленно, с умеренной жестикуляцией, с мелькающей на лице улыбкой, но предмет-то был совсем не одушевляющий и мало интересный; только и слышались цифры – сколько когда собиралось слушать его и других с ним – так и сыпал тысячами, с добавлениями в конце, столько-то было «converted», как будто он ораторствовал в Мельбурне и других там городах не христианам, а язычникам. |
| А ныне Ваша личность, так ярко очерченная в нескольких статьях прочтенной мною книги, стала предо мною как живая, в разных периодах Вашей жизни. Примите же от меня земной поклон благодарности за все то добро, которое имеет Японская миссия от Алтайской! И живите еще много лет для блага Вашей и здешней Миссии! Господь Спаситель, Его Пречистая Матерь и святый Ваш Ангел да сохранят Вас в здравии и полноте сил! Усердно прося и вперед Вашего милостивого расположения к здешней Миссии и Ваших святых молитв и архипастырского благословения для нее, с истинной любовью и высоким почтением к Вам имею честь быть Вашего Преосвященства смиренный послушник и богомолец Николай, архиепископ Японский Токио, 7 октября 1909 года Высокопреосвященный владыко, милостивейший архипастырь и отец! 5-го числа сего января я получил из Иркутска, от управляющего канцелярией генералгубернатора, уведомление, что «господином министром финансов, вследствие ходатайства господина Иркутского генерал-губернатора, сделано распоряжение по Иркутской таможне о беспошлинном пропуске четырех ящиков с книгами Священного Писания , адресованных архиепископу Тюменскому и Алтайскому Макарию». To же сказано и о ящиках, адресованных Высокопреосвященному Тихону Иркутскому, и от него я уже имею уведомление, что он получил посылку. Ваше Высокопреосвященство получили ли? Если да, то этим и дело кончено, и увещать меня об этом нет надобности. Если нет, то потребуйте, чтобы ящики препроводили к Вам. И если для получения сей посылки в чем-либо понадобится мое участие, то, пожалуйста, известите, – я сделаю все, что нужно. За доброе и ласковое письмо Ваше от 18 ноября приношу Вам душевную благодарность. До боли сердечной прискорбно знать, что русские православные чиновники мешают миссионерскому делу так же, как неверующие иудеи мешали святому апостолу Павлу. Что за аномалия! В России могут твориться такие безобразия. Вот о чем на миссионерских съездах надо громко кричать! Авось, до царя дойдет, и какие-нибудь меры примут. Да, в этом отношении язычники стоят выше наших православных чиновников; здесь, в языческой стране, мы миссионеры, от языческих чиновников не только помех не встречаем, а, напротив, поощрение видим. |
|
|
