| (масленица), Светлая (Пасхальная) и Троицкая (седмица после Пятидесятницы). Семисвечник – особый светильник из семи ветвей, укрепленных на одной высокой подставке, который ставится в алтаре за престолом; ветви светильника имеют чашечки для семи лампад или подсвечники для семи свечей. С. знаменует собой семь таинств Православной Церкви, прообразом С. был ветхозаветный светильник из семи лампад в Моисеевой скинии. Серафимы ( евр. – пылающие, огненные) – название одного из 9-ти чинов ангельских, упоминаемых в Священном Писании; по общепринятому пониманию занимают 1-е место в иерархии ангельских чинов, однако, по толкованию прел. Максима Исповедника к названию 7-й главы соч. «О небесной иерархии», входящего в корпус «Ареопагитик», занимают место 3-го чина 1-й степени после Херувимов и Престолов. Изображаются в соответствии со словами пророка Исаии: «В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм. Вокруг Него стояли С.; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летали. И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» ( Ис.6, 1–3 ). Силы ( греч. δυνμεις) – в христианской ангелологии, согласно автору «Ареопагитик», 5-й из 9-ти чинов ангельских, образующий с Господствами и Властями вторую (среднюю) триаду. Символ веры – краткое изложение основных истин христианской веры. В древней Церкви существовало несколько кратких С. в. В IV веке, когда появились ложные учения о Боге Сыне и о Духе Святом, возникла необходимость пополнить и уточнить прежние С. в. – так возник современный Никео–Константинопольский (Никео–Царьградский) С. в., составленный отцами I Вселенского Собора (Никея, Малая Азия, 325 г.), а в 381 году расширенный и дополненный II Вселенским Собором (Константинополь). С. в. разделяют на 12 членов: в 1-м говорится о Боге Отце, в следующих членах по 7-й включительно – о Боге Сыне, в 8-м члене – о Боге Духе Святом, в 9-м – о Церкви, в 10-м – о Крещении, в 11-м и 12-м – о воскресении мертвых и о вечной жизни. С. в. входит в состав многих богослужений. |
| Точное определение о Святом Духе дано II-м Вселенским Константинопольским Собором, составленным из 150-ти св. Отцев в 381-м году . Послание Софрония, патриарха Иерусалимскаго, одобренное VI-м Вселенским Собором, говорить: «Верую и во единого Духа Святаго, вечно от Бога и Отца исходящого и признаваемого Светом и Богом». 151. Что обозначает наименование Духа Святого в Символе – Господом животворящим? Святой Дух назван Господом, как истинный Бог ; так и Сын Божий назван Господом, так и Отец. Божеское имя присвоено Святому Духу и в Писании: «.. для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому . . Ты солгал не человеку, а Богу» ( Дeяh. V, 3, 4 ). Животворящим Святой Дух назван потому, что подлинная жизнь есть жизнь духовно оживотворенная, ее дает Бог – Святой Дух, вместе со Отцем и Сыном : " Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Божие« ( Uoah. III, 5 ). 152. Почему Символ Веры указывает и Православная Церковь учит, что Святой Дух «исходит от Отца», но не от Отца и Сына, как учат некоторыя неправославный вероисповедания? Потому что Господь Иисус Христос, открывший нам святую истину во всем, сказал ученикам истину о Святом Духе в точных словах : " Когда же придет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне« ( Uoah. XV, 26 ). II-й Вселенский Собор, трудившийся в период благого единства Церкви, выразил ея единый голос установлением 8-го члена Символа Веры о Святом Духе. А III-й Вселенский Собор в 431-м году «седьмым правилом» вынес запрещение составлять иной, новый символ веры , этим решительно подтверждая истину Символа «Никео-Цареградскаго». 153. Какия изречения Священного Писания могут служить основой для веры в единосущность Святого Духа с другими Лицами Святой Троицы? «Идите, научите все народы, крестящс их во имя Отца и Сына и Святого Духа« ( Mф. XXVIII, 19 ). »Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любовь Бога Отца и общение Святого Духа со всеми вами. Аминь» ( 2Kop. XIII, 13 ). |
| Для того чтобы определить, что является аутентичным Преданием, а что нет, Церковь установила, руководствуясь откровением Святого Духа, канон Писаний. Поэтому Библия – это часть Предания, созданная через посредников-людей Духом, Которым, как правило, проверяются все предания и определяется в них всё достоверное 133 . В то же время этот принцип требует верного понимания. Толкование Священного Писания в свете Священного Предания не означает механического подбора цитат из святоотеческих творений к каждому библейскому отрывку. Православный экзегет должен придерживаться не буквы, а духа святых отцов. Святые отцы задают направление, которому должен следовать христианин в своем понимании Писания. Кроме того, верность патристической герменевтике не ограничивает научное исследование Библии с привлечением вспомогательных методов. На практике этот принцип означает, что толкователю Слова Божия нужно стремиться к тому, чтобы, узнав свидетельство церковного Предания, связать с ним результаты экзегетического процесса, т. е. поставить его в контекст церковного учения 134 . Поиск такой связи – это не принятие принудительной нормы, установленной Преданием, а творческое суммирование церковного и личного понимания 135 . Толкователь обязан искать, как Церковь воспринимает каждое слово Откровения, и руководствоваться всем ее опытом в своем поиске истинного смысла 136 . Следовательно, смысл, не соответствующий духу Священного Предания, не может нести печать истинного смысла Священного Писания 137 . С точки зрения Православной Церкви, источниками правильного понимания смысла Священного Писания являются: 1) Символы веры, 2) вероопределения Соборов, 3) творения святых отцов и учителей Церкви и 4) практика Церкви 138 . 1) Символы веры. По словам Василия Великого , символ есть «несомненный образец для поверки суждений» веры (Против Евномия. I) 139 , следовательно, по этому правилу и образцу должны толковаться все места Священного Писания, которые требуют экзегезы. Например, слова «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне» ( Ин. 15:26 ); «Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» ( Ин. 16:14 ) и «Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго» ( Ин. 20:22 ) нужно понимать в соответствии с 8-м членом Никео-Константинопольского Символа веры : «И в Духа Святаго, Господа животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки». В соответствии с этим, нужно понимать, что Святой Дух исходит от Отца через Сына. |
| Во всяком случае, на церковно-славянском языке я уже могу читать Библию и молитвослов (я знаю, что Бог услышит меня и на русском языке, но я не раз убеждался, что текст на церковно-славянском обнаруживает большую глубину богопознания 51 ). Конечно, я не все понимаю в богослужебных текстах. Но это непознанное меня не отталкивает, а, наоборот, привлекает. Хотя иногда служба бывает непонятной просто из-за ужасной акустики: в ином храме, к сожалению, вместо молитв и песнопений слышится один гул. Смиряться тяжело. Но это – начало православного благочестия 52 . Христианин должен иметь уверенность в спасении (см. Рим.8:38-39 ). И Никео-Константинопольский Символ веры, который православные христиане поют за каждой литургией, заканчивается такими словами: «Надеюсь на воскресение мертвых и жизнь в будущем веке». «Мы спасены в надежде…» ( Рим.8:24 ). Но это спасение мне придется совершать «со страхом и трепетом» ( Фил.2:12 ). Это выражение не раз встречается в Новом Завете. А впервые это сказал Моисей («я в страхе и трепете»), когда приступил «к горе, осязаемой и пылающей огнем», «ко тьме и мраку и буре» (см. Евр.12:18, 21 ). Напоминая об этом, апостол Павел далее говорит: «Итак, мы, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом, потому что Бог наш есть огнь поядающий» ( Евр.12:28-29 ). Не по-другому я стал думать о Боге, Который по-прежнему для меня – Отец 53 , Который по-прежнему безгранично любит меня, Своего сына. В Православной Церкви я устрашился не Бога, а состояния своего сердца. Всё есть в православии: страшная правда о человеке и великая любовь Божья к нему, Судия живых и мертвых и Отец Небесный, «уверенность в спасении» и «страх и трепет», печаль о грехах и радость о Боге. Преп. Серафим Саровский всех приходивших к нему приветствовал словами: «Радость моя! Христос воскресе!». Православный подвижник характеризуется, кроме всего прочего, «лицезрением одновременно сразу двух бездн: бездны собственного падения и бездны милости и любви Божией» (формула преп. Силуана Афонского : «Держи ум во аде, но не отчаивайся») 54 . Новоявленный апологет |
| Говорим о статье бреславского профессора Вильгельма Шмидта, появившейся в одном из многочисленных немецких журналов под заглавием: К вопросу о подлинности Никео-Константинопольского Символа (Zur Echtheitsfrage des Nicaeno-Constantinopolitanum) 8 . В этой статье Шмидт выступает на защиту Константинопольского символа от нападок вышеуказанных врагов этого последнего. Нет надобности доказывать, что немецкий ученый делает это по чисто-научным побуждениям, ибо для него интересы православия дело стороннее и возможно, что о них он ясного представления не имеет. Шмидт доказывает, что в основе Константинопольского символа лежит не другой какой символ (как думают Горт и его последователи), а именно – Никейский, что он составлен и утвержден отцами второго вселенского собора (а следовательно он не «апокриф» и история его происхождения не есть «легенда»), что он провозглашен был здесь в качестве вселенского символа и только по особым обстоятельствам времени не вдруг приобрел общецерковное значение. Как видим Шмидт рассматривает и решает вопросы, относящиеся к истории этого символа так, как впору было бы сделать и истинно-православному ученому. Он является защитником и охранителем утвердившегося в православной церкви предания о происхождении символа Никео-Константинопольского 9 . Нельзя не чувствовать благодарности к автору за такую, не часто встречающуюся услугу. I. (Содержание исследования Шмидта: К вопросу о подлинности Никео-Константинопольского символа. – Отношение символа Константинопольского к Никейскому или же точное раскрытие понятия: Никео-Константинопольский, вопреки мнению ученых, отрицающих родство между этими двумя символами: – текстуальное опирающееся на количество слов сходных и различных в них, доказательство действительного происхождения символа Константинопольского из Никейского; – отрицательный ответ Шмидта по вопросу: могут ли прибавки, находимые в первом символе (по сравнению его с текстом второго) удостоверять, что тот символ совершенно чужд этому; – подробный анализ исследователем опущений, встречаемых в символе Константинопольском при сличении с Никейским, и значение этих опущений в вопросе о родстве двух символов. – Опровержение Шмидтом разных возражений против факта происхождения символа Константинопольского от II вселенского собора, – Символы Иерусалимский и т. наз. Епифаниев (краткий), как подготовительные работы к символу Константинопольскому; – анализ отношения этого последнего ко второму из них. – Выводы исследователя из всего предыдущего, направляющиеся к защите полной подлинности и значительной самостоятельности символа Константинопольского. – История символа Константинопольского после 381 г. до нач. VI века, – апологетическая цель изложения этой истории. – Благодарность и хвала автору, Шмидту, – «впору самому православному ученому» ). |
| Так как собор 381 года был, собственно говоря, собором восточным, то сказанное утверждение символа Константинопольского ближайшим образом имело значение только для этой страны. Если же символ должен был получить авторитет для всей церкви, то это могло последовать только после того, как он будет признан в достоинстве вселенского. Но, как само по себе понятно, произошло это только постепенно. На самом Востоке, где происходил собор 381 года, символ достигал значения вселенского символа, мало по малу до самой середины V-ro века, а на Западе это же случилось почти на столетие позднее. Самый собор Константинопольский 381 г. до известной степени обязан символу своим возвышением в достоинство вселенского. Собор возрастал в своем значении по мере возрастания символа. После этого Шмидт говорит: если подведем итоги наших предшествующих изысканий, то открывается следующее: А) Известный с именем Никео-Константинопольского символа есть крещальный символ, переработанный собором Константинопольским 381 года в связи с посленикейскими предварительными работами в том же роде; при чем этот собор, утвердил окончательно переработанный им, символ, утвердил в качестве крещального. Таким образом традиционное мнение сохраняет свою справедливость. Б) Находящийся в «Якоре» Епифания символ (краткий), сообщаемый в качестве тоже крещального, не есть символ Константинопольский, а есть только неофициальная работа, послужившая подготовительной ступенью к этому последнему, – такая работа, которая в свою очередь возникла, как звено в ряду еще более ранних предварительных работ на том же поле деятельности. Эти все работы (да как можно догадываться, и не они одни) возникли из простой исторической необходимости превратить знаменитое никейское вероопределение в богослужебный крещальный символ. Что символ Епифания в 374 году не имел ни всеобщего, ни тем менее официального значения это вытекает из того, что пресвитеры, следовательно люди сведущие в церковных делах, просили Епифания дать им указание относительно точной веры, и этот последний счел необходимым ознакомить их с этим именно символом и убеждал их пользоваться ним, как крещальным. Текст Епифаниева символа был не вполне тождественен с текстом Константинопольского, после же выпуска из него трех вышеуказанных мест она стал иным, несомненно – короче. С этим само собою падает возражение против подлинности символа Константинопольского, гласящее, что уже в «Якоре» Епифания, в 374 году можно находить символ этот. Собор 381 года, занявшись его переработкой, не только укоротил его, но и впервые доставил ему официальную санкцию. |
| Не было ли на соборе прений касательно слововыражения члена о Духе Св., которым имелось в виду пополнить символ Никейский? Не принимал ли участия в этих спорах Григорий? Не высказывал ли он, что Духа нужно славословить в символе Богом? Не встречал ли он противодействия своему предложению? Замечательно, что в символе Константинопольском Дух Св. не назван Богом, хотя чистота веры отцов собора выше всяких сомнений. Нет ничего невероятного в том, что Григорий действительно настаивал на соборе, чтобы положено было в символе славословить Духа Богом, отголоском чего и служат рассматриваемые слова Григория, но, как можно думать, не встретил себе поддержки. Почему же? Может быть, потому, что не хотели подавать повода к бесплодным спорам; ибо ариане упрекали православных за учение о Божестве Духа Св., равночестном с Божеством Отца и Сына, в требожии. 23 Отцы могли опасаться таких же споров, какие вызвало после I вселенского собора слово: «единосущный». Могли быть и другие причины, нам неизвестные. – Замечательно, что хотя Григорий и пережил время II вселенского собора, но нигде и никогда в своих сочинениях не приводит символа Константинопольского или слов из него. Принял ли он этот символ? 24 На наши рассуждения относительно обстоятельств происхождения символа Константинопольского совершенно основательно заметят: все это догадки, – гипотезы. Но мы и не имели в виду дать ничего более того. 25 2 . Из области гипотез перейдем в область пожеланий; это тем естественнее сделать, что вышераскрытые нами гипотезы получат свой смысл и значение только тогда, когда исполнятся наши желания, к заявлению которых и обращаемся. Прежде всего мы желаем, чтобы символ Никео-Константинопольский мог так именоваться не по одному тому, что он есть результат деятельности двух соборов этих имен, этого для нас очень мало. Мы настойчиво хотим, чтобы символ Константинопольский был признан непосредственным приемником Никейского в акте творчества символов вселенского значения. Мы должны сказать, что мы нисколько не отстаиваем самого наименования: Никео-Константинопольский. |
| 94. Col. 659). От клириков, монахов и мирян, не владевших латынью, требовалось знание этих текстов на родном языке. Правила 3 и 10 Собора 747 г. в Кловешо предписывают священникам знать наизусть Символ веры и молитву «Отче наш», молитвы мессы и таинств, а также разъяснять эти тексты верующим на их языке ( Mansi. T. 12. Col. 396, 398). Эти же требования частично повторяются в 3-м прав. Собора 787 г. в Челси (Ibid. Col. 940). Требование знать наизусть Символ веры и «Отче наш» всем мирянам, и особенно восприемникам, содержится в «Постановлениях Бонифация» (2-я четв. IX в.; MGH. Capitula episcoporum. Hannover, 1995. T. 3. P. 364). Согласно прав. 33 Франкфуртского Собора 794 г. (MGH. Conc. T. 2. Pars. 1. P. 169), все должны знать Апостольский Символ веры и «Отче наш» на память. На заседаниях Фриульского Собора 796/7 г. патриарх св. Павлин II Аквилейский требовал от пресвитеров знания наизусть Никео-Константинопольского Символа веры, а от мирян - Апостольского Символа веры и молитвы «Отче наш» (PL. 99. Col. 293-295). В империи Каролингов эта практика была распространена повсеместно и пользовалась поддержкой со стороны гос-ва. Капитулярии имп. Карла Великого содержат предписания к священникам, согласно к-рым они должны знать сами и разъяснять мирянам Молитву Господню и Символ веры, «дабы всякий знал, что Бог требует» (Admonitio generalis. 70//MGH. Capit. T. 1. P. 59; Capit. 36 (an. 802). 5//Ibid. P. 106); всякий, кто принимает крещение, должен знать «Отче наш» и Символ веры (Capit. 38 (an. 802). 14//Ibid. P. 110); верующие должны уметь цитировать эти тексты по памяти, а священники обязаны разъяснить их пастве на понятном ей языке; при крещении эта обязанность возлагается на восприемников, и тот, кто не знает «Отче наш» и Символ веры, не может стать восприемником, пока не выучит их ( Caroli Magni Capitularia//PL. 97. Col. 248; Idem. Ep. 15//PL. 98. Col. 917-918). О необходимости знания Символа веры и молитвы «Отче наш» писал, обращаясь к своей пастве, видный просветитель и интеллектуал эпохи Карла Великого Теодульф , еп. |
| После этого [то есть после возвращения в метаторий по Великом входе] государи выходят снова таким же образом для лобзания мира, и патриарх стоит внутри алтарного ограждения в правой стороне алтаря, обратившись к метаторию и государям, стоящим вне алтарной ограды; дают поцелуй прежде всего патриарху, тогда после него синкеллу, и всем митрополитам и архиепископам, и протопопу Великой Церкви, и сановникам патриарха. Всем, кому дают лобзание мира императоры, референдарий подводит рукой. Тогда императоры снова дают лобзание мира патриарху, затем спускаясь немного от алтарного ограждения, они дают лобзание мира всем из сената, которых церемониймейстер подводит рукой. И после приветствия патриарха суверены отбывают в метаторий. 1503 Позже в трактате «О службах» Псевдо-Кодина (ок. 13501360 гг.) нет вообще никакого упоминания об участии императора в целовании мира на евхаристической литургии, потому что к тому времени обычай, скорее всего, отошел. II. Символ веры Сегодня так называемый Никео-Константинопольский символ веры используется в той или иной форме почти во всех традиционных евхаристических обрядах как восточного, так и западного христианского мира. 1504 Не будем вдаваться в спорный вопрос о его происхождении. 1505 Он впервые появляется в деяниях Халкидонского собора (450 г.) как символ «150 святых отцов, собравшихся в Константинополе», 1506 и, как считалось, выразил веру, исповеданную на двух первых вселенских соборах в Никее (325 г.) и Константинополе (381 г.). Но никаких источников до Халкидона, в т. ч. и актов I Константинопольского собора, не сохранились, что делает невозможной ясную и бесспорную ссылку на изложение исповедания веры отцами упомянутого собора. Таким образом, некоторые придерживаются мнения, что константинопольские отцы вообще не сложили никакого символа, а просто подтвердили никейскую веру. 1507 Тогда откуда произошел текст ныне существующего символа? Прежде Халкидона были в употреблении многочисленные местные крещальные символы, и наш Никео-Константинопольский, с небольшим количеством несущественных вариаций, можно встретить в «Панарии» («Анкорате») Епифания Критского (374 г.) 1508 Отсюда предположение, что халкидонские отцы просто ратифицировали символ, который специальные уполномоченные императора предложили им как веру 150 константинопольских отцов. |
| После Ефесского собора 431 г. (III Вселенский) св. Кирилл пишет: «Мы утверждаем, что не просили y кого-нибудь нового изложения веры, не принимали подновленного другими (καινοτομηθεντα παρ’ετερων), ибо для нас достаточно мудрости св. отцов и символа веры, удачно и прилично приспособленного ко всем правильным догматам.» Кирилл, используя полноту своей председательской власти на III Вселенском Ефесском соборе, с полемической заостренностью, вопреки живой действительности провел постановление: «He позволять никому ни произносить (προσφερειν), ни писать (συγγραφειν), ни сочинять (συντιθεναι) иную веру , кроме определенной отцами, сошедшимися в Никее.» Но, ослепленный своей враждой к Константинополю, Кирилл просто не хотел видеть явного факта молчаливой победы вышедшего из Константинополя и всех покорившего своим сравнительным совершенством полного символа веры. Следы распространенности его видим повсюду — и y современника Нестория, y блаж. Феодорита и затем y Прокла Константинопольского в его 2-м письме к армянам (τομος προς Αρμενιους), где Прокл убеждает их держать веру твердо, «охраняя предания, какие вы приняли от святых и блаженных отцов, изложивших православную веру в Никее, и от сущих со св. Василием и Григорием и прочими единомысленными с ними» (т.е., очевидно, уже после Никеи). И в проповедях своих архиепископ Прокл (ум. 447 г.) всюду цитирует символ Цареградский. Его преемник Флавиан Константинопольский в письме к императору Феодосию II пишет: «Правильно и безукоризненно мысли, всегда следуя св. писаниям и изложениям св. отцов, собиравшихся в Никее и Константинополе .» Такова серия свидетельств ο существовании Константинопольского символа, именно как символа, связанного с собором 381 г. в течение ряда десятилетий до собора Халкидонского 451 г., когда уже символ был, бесспорно, принят в качестве нормального символа. Таким образом, формально в равноценном порядке с оросом Никейского собора Константинопольский символ не был издан . Но как символ уже употребляемый , он дебатировался среди членов Константинопольского собора 1) при переговорах с македонианами (отсюда его компромиссная формула ο Святом Духе); 2) мог затем быть помещен и в «Кратких вероопределениях — συντομοι οροι» на западе; 3) он же мог быть подан и Нектарием императору Феодосию; 4) и во всяком случае продолжал укореняться в Константинопольском районе в крещальной практике так твердо, что здесь (и в Малой Азии, на Кипре, в Антиохии) его употребляли и как символ вообще взамен Никейского . |
|
|
