| 3, стр. 97; ср. А. Н. Насонов. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951, стр. 200 (XIII b.). 43 ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 384 (1177 г.), т. II, стб. 650 (1185 г.); ср. стб. 643 («бояре думающеи»), 861; НПЛ, стр. 58 (1218 г.). 45 ПСРЛ, т. XXV, стр. 52 (1150 г.). Любопытно сходство вечевых решений о сборе ополчений – ср. т. II, стб. 370 (1148 г.) – о Новгороде; НПЛ, стр. 45 (1201 г.) – о Русе. 46 ПСРЛ, т. II, стб. 426 (1151 г.), стб. 358 (в походе «начаста думати с мужи своими и с дружиною и с черными клобуки» – 1147 г.), стб. 380 (1149 г.); ср. Изяслав, «всед на конь», совещается с вассалами и венгерскими мужами, которые пришли на думу, – там же, стб. 413 (1150 г.). 47 Там же, стб. 748, 762 («седящим же им в доуме»); ср. князь Лев «дума много с бояры своими» (1291 г.). 63 ПСРЛ, т. II, стб. 682. Ср. снем – «съезд на великую любовь» киевского Ростислава Мстиславича и черниговского Святослава Ольговича в Моравийске – там же, стб. 504 (1160 г.). 64 «Сильный полк» киевский – политическая реальность – ПСРЛ, т. II, стб. 414, 397 – 398 (1150 г.). 77 НПЛ, стр. 40 (1191 г.); ПСРЛ, т. XXIV, стр. 82 (1175 г.: Ростов, Суздаль и Переяславль), ср. т. I, вып. 2, стб. 371. 85 Там же, стр. 857 – 858 (1260 г.). Следующий польско-русский снем был намечен здесь же (там же, стб. 865, 1268 г.). Ср. снем о передаче князем-сюзереном Владимиром своего подручника, князя мазовецкого Конрада, луцкому князю Мстиславу (там же, стб. 907). 86 См. дискуссию по докладу: J. Bardach. О genezie sejmu polskiego. – «VIII powszechny zjazd historikow polskich». Sekcja VII «Historia panstwa i prawa». Warszawa, 1959, str. 5 –32, 54 – 57. ВыступлениеС. Руссоцкого – ibid., str. 48 – 51. 101 Там же, стр. 151 (1096 г.). См. еще примеры: Святополк задаривает «киян», которых он «созва», – там же, стр. 90 (1015 г.), 95 («созвав люди»); решая участь Василько теребовльского, князь «созва боляр и кыян»; ниже: «реша боляре и людье» – там же, стр. 172; митрополит передает Владимиру «молбу кыян» о примирении; ответ он везет «Святополку и кияном» – там же, стр. |
| Н. И. Милютенко допускает поставление Иоакима уже в 989/990 г., полагая, что «если Анну (византийскую невесту князя Владимира.– М. П.) сопровождал митрополит Ефесский Феодор, то он мог рукоположить епископа для Новгорода. В таком случае Херсонский архиепископ мог действовать как миссийный в Южной Руси, а Иоаким, как его собрат, на севере» ( Милютенко Н. И. Святой равноапостольный князь... С. 328). Это предположение представляется сомнительным хотя бы потому, что Новгородская кафедра в таком случае являлась бы старшей на Руси, что не могло бы не отразиться в исторической памяти, однако ни один источник такого статуса Новгородской епископии не зафиксировал. ПВЛ. С. 56. Там же. С. 55–56. НПЛ. С. 473. Ср., однако: Милютенко Н. И. Святой равноапостольный князь... С. 306, 328. 1015 г. во время пребывания Ярослава в Новгороде произошли драматические события – кровавые столкновения варягов и новгородцев, получение Ярославом сообщения о смерти своего отца, общегородское вече, на котором новгородцы выступили в поддержку Ярослава в его борьбе за киевский престол (НПЛ. С. 174–175; ПВЛ. С. 62; Лукин П. В. События 1015 г. в Новгороде: К оценке достоверности летописных сообщений//Отечественная история. 2007. 4. С. 3–20). Под 1018 г. после поражения от войск Болеслава и Святополка на реке Буг Ярослав «убежа с 4-ми мужи Новугороду» (ПВЛ. С. 63; ПСРЛ. Т. 42. С. 61). В 1020 г. Ярослав повелел арестовать новгородского посадника Коснятина и заточить его в Ростове (ПСРЛ. Т. 42. С. 62). В следующем году Новгород захватил полоцкий князь Брячислав, «и по емь новогородци и имениа их, всь полон и скот, поиде к Полотску опять»; спешно вышедший из Киева Ярослав разбил Брячислава и вернул пленных в Новгород (Там же). В 1024 г. Ярослав из Новгорода отправился в Суздальскую землю, узнав о мятеже во главе с волхвами; он вернулся на берега Волхова после произошедшей в том же году битвы с Мстиславом Владимировичем (ПВЛ. С. 64–65; ПСРЛ. Т. 42. С. 63). уходя из Киева, «Настаса пристави Десятиньнаго ко именью, бебося ему вверил лестью» (ПВЛ. С. 63).Следует отметить, что это не первое предательство Анастаса, упоминаемое в летописях – до этого он изменил Херсонесу во время осады этого города князем Владимиром (НПЛ. С. 150; ПВЛ. С. 49). |
| København, 1932. Kap. 8). Тем не менее и в это время высшая власть в Новгороде принадлежала Киевскому князю, который управлял Новгородом через назначаемых им должностных лиц - посадников, в их роли могли выступать не только князья и бояре, но и его родственники. Так, после вокняжения в Киеве Владимир Святославич назначил посадником в Новгороде своего дядю по материнской линии Добрыню (НПЛ. C. 128; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 79). Позднее князь отправлял в Новгород своих старших сыновей: сначала Вышеслава, потом, после смерти последнего,- Ярослава (Георгия) Владимировича Мудрого. Следов., хотя во 2-й пол. X в. новгородцы могли в каких-то случаях проявлять политическую инициативу, Новгород оставался под властью князей. В летописи сохранились упоминания о даннической зависимости Новгородской земли от Киева еще со времен первых Киевских князей (согласно последнему исследованию, соответствующее известие попало в начальное летописание не позднее XI в.) (НПЛ. C. 107; ПСРЛ. T. 1. Стб. 23-24; см.: Стефанович П. С. Загадочное известие летописи: Древнейшая дань из Новгорода в Киев//НИС. 2011. Вып. 12(22). С. 3-33). Впоследствии дань, которую собирали новгородские князья с подвластной им территории, составляла 3 тыс. гривен, ее отправляли в Киев на содержание войска («гридей»). В кон. X в. состоялось крещение новгородцев, произошло искоренение языческих культов и была учреждена Новгородская епископия, что подтверждают новгородские летописи, вероятно восходящие ко 2-й пол. XI в. (НПЛ. C. 159-160; ПСРЛ. T. 4. Ч. 1. С. 90-91; Т. 42. C. 55). В новгородское княжение Ярослава Владимировича Мудрого делается попытка начать чеканку в Новгороде собственной серебряной монеты ( Янин. 2008. С. 35-36). Правление блгв. кн. Мстислава Владимировича в Новгороде. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 132) Правление блгв. кн. Мстислава Владимировича в Новгороде. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 132) После кончины св. равноап. кн. Владимира Святославича († 15 июля 1015) между его сыновьями началась кровавая междоусобица, в к-рой активное участие принял и Ярослав Владимирович, стремившийся овладеть киевским столом. |
| В нач. 1136 г. Н., приехавший в Киев с «лучьшими мужи» (представителями новгородской знати), вместе с митрополитом принял деятельное участие в успешном примирении противоборствующих князей Мономашичей и Ольговичей во главе соответственно с кн. Киевским Ярополком Владимировичем и кн. Черниговским Всеволодом Ольговичем (впосл., в 1139-1146, кн. Киевский) (НПЛ. С. 23-24, 208-209; см. также: ПСРЛ. Т. 2. Стб. 298-300; Т. 1. Стб. 303-304). В том же 1136 г. новгородцы, призвав в Новгород псковичей и ладожан, выдвинули ряд обвинений против блгв. кн. Всеволода (Гавриила) Мстиславича; 28 мая он был посажен под стражу в епископский двор и отпущен только 15 июля; 19 июля прибыл призванный новгородцами на княжение из Черниговской земли кн. Святослав (Николай) Ольгович (НПЛ. С. 24, 209). Владычный летописец новгородцев не только не осуждает, но и, напротив, указывает перечень вин князя перед ними и не пытается оправдать Всеволода. Из этого с большой степенью вероятности следует, что Н. не возражал против антикняжеских действий вечников. В 1136/37 г. Уставная грамота, выданная Новгородской епископии кн. Святославом Ольговичем (вскоре после того, как он стал местным князем), определила новый порядок получения финансирования домом Св. Софии, к-рое осуществлялось путем сбора доходов с погостов в Заволочье (Подвинье). Вместо традиц. десятины Святославом Ольговичем была установлена точная сумма выплат епископу от даней, собранных княжеским служилым человеком (домажиричем) в Заонежье,- 100 гривен (в случае невозможности выплаты всей суммы княжеский домажирич должен был выделить 80 гривен, а князь - восполнить эту сумму 20 гривнами из своей «клети») (ДРКУ. С. 147-148). Можно предположить, что устав был составлен по просьбе Н., к-рый упоминается 1-м среди потенциально заинтересованных лиц («нужа же бяше пискупу, нужа же князю в томь, в десятои части Божии») (Там же. С. 148) и, т. о., больше нуждался в твердо установленных выплатах из княжеской казны («клети»), откуда прежние князья выделяли епископам десятину «от дании, и вир, и продажь, что входить в княжий двор всего» (Там же. С. 147). Кроме того, указание на Св. Софию (т. е. на Самого Христа) как гаранта исполнения устава («оже ли кто в которое время а то рюшить или отиметь, что я урядил князь Никола Святослав с владыкою Нифонтомь, князь ли, или ин кто сильных новогородець, а будеть Богу противен и Святеи Софии») (ДРКУ. С. 148) демонстрирует, что устав Святослава Ольговича составлен в епископской канцелярии и «должен, очевидно, считаться одним из завоеваний епископа в перевороте 1136 г.» ( Лихачёв. 1986. С. 159. Ср.: Никитский. С. 25-27; см. также: Щапов. 1972. С. 150-164; Стефанович П. С. Княжеские доходы и церковная десятина по грамотам XII в.//ДРВМ. 2015. 3(61). С. 155-156). |
| ( Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. С. 217, 219, 221, 222, 228, 342). НПЛ. С. 161, 470 (первоначальный список новгородских князей конца XI в.). Это следует из последовательности событий, изложенных Владимиром Мономахом. Весной 1077 г. Глеб еще занимал новгородский стол – через зиму после смерти Святослава (+ 27 декабря 1076 г.) Мономах предпринял поход из Смоленска «к Новугороду на весну Глебови в помочь», направленный, скорее всего, против Всеслава Брячиславича. Зимой 1077/1078 гг. Владимир со Святополком Изяславичем напали на Полоцк и сожгли его. Оттуда Святополк «иде Новугороду», очевидно, на уже освободившийся княжеский стол; дальше Владимир сообщает, что брат Глеба Олег Святославич прибыл к Всеволоду Ярославичу в Чернигов; по летописным данным известно, что откуда он бежал в Тмутаракань 10 апреля 1078 г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 199, 247; ПВЛ. С. 85, 102). Таким образом, в Новгороде Святополк находился по крайней мере с 1-й половины весны 1078 г. Следовательно, Святополк был посажен отцом в Новгороде не после смерти Глеба, а вскоре после его изгнания, видимо, уже в конце зимы – начале весны 1078 г. Исследователь полагает, что новгородцы, движимые пробудившимся в них благодаря проповеди волхва языческим духом, изгнали Глеба, обвинив его в неурожае, случившемся в Новгородской земле ( Фроянов И. Я. Древняя Русь в IX–XIII вв… С. 121–123), но такое объяснение произошедшего является не более чем домыслом И. Я. Фроянова, поскольку лишено опоры в источниках. Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 78–84. НПЛ. С. 196. Ср.: ПСРЛ. Т. 1. Стб. 180–181; Т. 2. Стб. 170–171. В ПВЛ, помимо мелких разночтений, отсутствует имя епископа Феодора. Существенным отличием представляется то, что если по тексту НПЛмл. новгородцы хотели «побити» Феодора, то по ПВЛ они «хотяху погубити епископа». Шахматов А. А. Разыскания… С. 456–457. Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIVbb. М., 1984. С. 62. См.: Стефанович П. С. «Верность» в отношениях князя и дружины на Руси в XII–XIII вв.//Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. 1(31). С. 72–82; Мусин А. Е. Milites Christi Древней Руси: Воинская культура русского средневековья в контексте религиозного менталитета. СПб., 2005. С. 63–96. |
| Князь воспринимался не как монарх, а как должностное лицо; новгородцы имели право его менять по собственной воле. В 1156 г. произошла еще одна очень существенная перемена в политическом строе Новгорода. Если раньше Новгородские владыки избирались на кафедру княжеской властью, а потом поставлялись митрополитом Киевским, то после смерти архиеп. свт. Нифонта новый владыка свт. Аркадий был избран новгородцами, очевидно на вече (НПЛ. C. 29, 30). К 1193 г. относится 1-е прямое летописное известие о процедуре избрания архиепископа с помощью жребия на престоле Софийского собора (НПЛ. С. 231–232; о достоверности этого известия см.: Гиппиус. 1997. С. 26). Впоследствии такой порядок избрания владыки становится постоянным (с незначительными видоизменениями). Последовательное избрание архиепископов по жребию из 3 кандидатов упоминается в летописи только с сер. XIV в. (Paul M. C. Episcopal Election in Novgorod, Russia 1156–1478//Church History: Studies in Christianity and Culture. 2003. Vol. 72. N 2. Р. 259). Избрание владыки в самом Новгороде превращало его в одного из выборных должностных лиц, что представляло собой еще один важный шаг на пути формирования республиканской политической организации. Существенными элементами политической жизни Новгорода стали противостояние и ожесточенная борьба между группировками, ориентировавшимися на тех или иных князей. Как правило, эти группировки носили кланово-территориальный характер: их возглавляли представители знати, часто связанные родственными узами; они опирались на жителей определенных сторон — Софийской и Торговой (2 частей Новгорода, разделенных р. Волхов), концов (районов Новгорода) или улиц. Если стороны были в основном территориальными понятиями, то концы и улицы представляли собой самоуправляющиеся территориальные единицы, а их полноправные жители являлись политическими коллективами. В раннее время существовали 3 конца (Неревский и Людин на Софийской стороне, Славенский — на Торговой). Завершение формирования кончанской системы относится, по-видимому, к кон. XIII в., когда складываются Плотницкий конец на Торговой стороне и Загородский на Софийской (Дубровин. 2016. С. 231–235), однако сама кланово-территориальная основа внутриполитической борьбы и др. взаимодействий в Новгороде прослеживается уже с XII в. |
| Немудрено, что такое положение тревожило Константинополь, который не мог не предпринимать усилий к примирению. В 1148 г. произошло не вполне понятное событие: чешский князь Владислав II (1140–1172), возвращаясь на родину из крестового похода, почему-то предпочел сделать это кружным путем «через Русь» («per Ruziam») (Vine. Prag., a. 1148. P. 663; ДРСЗИ. Хрестоматия 4. С. 264), то есть, очевидно, через Киев Изяслава Мстиславича. Историки затрудняются предложить внятное объяснение столь необычному поступку Владислава Чешского, ограничиваясь указанием на его свойство с Изяславом (Флоровский 1935. С. 65, 83–87; Пашуто 1968. С. 184). Действительно, Владислав приходился «сватом» Изяславу (ПСРЛ 2. Стб. 385) благодаря браку Святополка Мстиславича, младшего брата Изяслава, с сестрой оломоуцкого князя Оты (Оттона) III (1140–1160), Владиславова брата (троюродного по мужской линии и двоюродного – по женской) (НПЛ. С. 27, 213; ДРСЗИ. Хрестоматия 4. С. 263. Примеч. 11), который, к слову сказать, в свое время воспитывался на Руси и был женат на русской княжне 71 . Выходит, чешский князь заехал в Киев, чтобы навестить свою двоюродную – троюродную сестру, не подозревая, что ее муж княжит в далеком Новгороде (Владислав был в Праге уже в первой половине 1148 г., тогда как Святополк был выведен из Новгорода только осенью: НПЛ. С. 28, 214). Вряд ли такое объяснение можно счесть достаточным. Вояж Владислава выглядит странным даже в предположении, что князьям надо было обсудить какие – то политические дела – обычно для подобных целей использовались все же послы. Однако комментаторы упустили один существенный и даже, как кажется, решающий для правильного понимания случившегося момент: Владислав отправился на Русь после встречи в 1148 г. в Константинополе с византийским императором Мануилом I (1143 – 1180), в которой едва ли позволительно сомневаться, учитывая упоминание «правителя народа чехов» (« μν το Τζχων κατρχεν θνους») рядом с германским королем Конрадом III, удостоившимся в начале 1148 г. длительного пребывания в императорском дворце на обратном пути из неудачного крестового похода (Cinn. II, 18–19. Р. 84, 86; Dvomi " k 1928. S. 58–67). Невозможно отрицать, что на этой встрече могла обсуждаться, скажем, судьба напряженных тогда византийско – венгерских отношений (впрочем, сколько-нибудь заметное участие Праги в них не прослеживается: Макк 1989. Р. 42–62) или та поддержка, которой пользовался при византийском дворе полурусский претендент на венгерский престол Борис Кальманович, внук Владимира Мономаха и, тем самым, двоюродный брат Изяслава Мстиславича (еще в 1145 г. Владислав II принимал личное участие в судьбе Бориса: Ott. Fris. Chron. VII, 34. P. 367; ДРСЗИ. Хрестоматия 4. С. 241). Но вряд ли то были темы, которые требовали личного визита Владислава II в Киев. А вот в крайне деликатной проблеме переговоров императора с находившимся под церковным отлучением киевским князем посредничество свояка и союзника Изяслава выглядело бы вполне уместным. |
| В этом повествовании, историческом в основе, использован ряд эпических мотивов: перемещение кораблей на колесах по суше (см., напр.: Saxo Gram. Gesta. IX. 4.21. Р. 259; Саксон Грамматик. Т. 1. С. 330; Haralds saga Sigurarsonar, kap. 58// Snorri Sturluson. 1951. Bd. 3. Bls. 139-140; о др. аналогиях см.: Пчелов. 2018. С. 72-75); отказ от отравленного вина (пищи) (см., напр., в исл. «Саге об Эгиле Скаллагримссоне» - Egils saga. Kap. 44); щит на воротах К-поля в знак победы (см. напр.: Óláfs saga Tryggvasonar. Kap. 85// Snorri Sturluson. 1941. Bd. 1. Bls. 333; Рыдзевская. 1978. С. 183); противопоставление качества (цвета, размера) в данном случае тканей, из которых изготовлены паруса для кораблей «руси» и словен флотилии О. (см.: Рыдзевская. 1978. С. 182-183). Устное предание о походе О., изложенное, вероятно, в сильно сокращенном виде (Там же. С. 179), было дополнено летописцем различными по происхождению текстами. Описание в ПВЛ зверств, чинимых войском О. в окрестностях К-поля, частично совпадает с описаниями в НПЛ походов кн. Игоря под 920 г. и О. под 922 г., за исключением упоминания о перекрытии залива Золотой Рог (входа в Боспор, как полагает Кузенков - см.: Кузенков. 2011) и о «затворении» К-поля - эти описания основаны на рассказе о походе кн. Игоря 941 г. в ПВЛ. Греки сравнивают кн. Олега со св. Димитрием Солунским. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (БАН. F.IV.151. Л. 1088 об.) Греки сравнивают кн. Олега со св. Димитрием Солунским. Миниатюра из Лицевого летописного свода. 70-е гг. XVI в. (БАН. F.IV.151. Л. 1088 об.) К тексту Начального свода, видимо, относится сопоставление О. с вмч. Димитрием Солунским (дословно совпадает в ПВЛ и НПЛ), к-рое следует за эпизодом с отравленным вином: «И убояшася греци и рша: «Нсть се Олегъ, но святый Дмитрей, посланъ на ны от бога»». Оно противоречит контексту повествования: вмч. Димитрий считался покровителем Фессалоники и в целом византийцев, помогал им побеждать на поле брани (напр., являлся на белом коне впереди визант. войска и вел его на врагов), тогда как О. выступает не просто противником, но победителем греков. Источник этой фразы неизвестен, но, очевидно, она была включена в летопись не позднее 90-х гг. XI в. и читалась в Начальном своде. По наиболее вероятному предположению И. Чековой, комплиментарная параллель О.- вмч. Димитрий вряд ли может восходить к визант. источнику. Она полагает, что популярность вмч. Димитрия на Руси уже в XI в. и представление о нем как о покровителе рус. воинов могли подсказать составителю Начального свода (или летописцу более раннего времени) ввести в текст эту параллель, к-рая возвеличивала О. в глазах христ. аудитории ( Чекова. 1994. С. 76). |
| Вопрос о том, был ли заключен один договор (2 сент. 911), текст к-рого составитель ПВЛ разбил на 2 части, или 2 договора (что принято большинством исследователей) - «полевой», завершивший поход (907), и окончательный, полноформатный (911), остается дискуссионным (см.: Сахаров. 1980; Литаврин. 2000. С. 61-153). Наряду с беспрецедентно выгодными для Древнерусского гос-ва условиями торговли в Византии (право беспошлинной торговли и др.) договор предусматривал защиту купцов и их собственности (в т. ч. береговое право), а также включал ряд политических статей (установление мирных отношений, обмен посольствами, свободный наем визант. властями воинов-русов) и дипломатических процедур (обмен клятвами и др.). Завершает цикл повествований об О. предание о его смерти «от коня», предсказанной волхвами: О. отсылает от себя коня, но после похода на К-поль возвращается к останкам коня, наступает на его череп и умирает от укуса змеи, выползшей из черепа. Сюжет имеет многочисленные фольклорные и лит. параллели (см.: Халанский. 1902-1903; Stender-Petersen. 1934; Рыдзевская. 1978. С. 185-194), наиболее близкая - судьба Одда Стрелы в одноименной древнеисл. саге (Örvar-Odds saga). Сюжет в целом сложился на Руси в сканд. дружинной среде, а затем был принесен в Скандинавию возвращавшимися на родину варягами. На Руси предание сохранилось в неск. вариантах. Согласно ПВЛ, О. умер в Киеве, где и был похоронен, по НПЛ - «иде Олегъ к Новугороду, и оттуда в Ладогу… есть могыла его в Ладозе» (НПЛ. С. 109). Видимо, ПВЛ сохранила киевский (официальный) вариант сказания, тогда как новгородский летописец привел ладожско-новгородскую его версию. Однако в Новгороде бытовали и др. его варианты: «Друзии же сказають, яко идущю ему за море». Уход О. «за море» противоречит началу повествования: О. получает предсказание, находясь в Киеве, в Киеве же он оставляет своего коня и только здесь и может встретить свою смерть; этот вариант роднит сказание с историей Одда, к-рый из Гардарики возвращается в заброшенную усадьбу приемного отца в Норвегии, где он получил предсказание и где находятся останки убитого им коня. |
| Opera omnia. Cracoviae, 1877. Т. 13. P. 624. НПЛ. С. 421. AS. P. 144–145. Бучиньский Б. Cmyдii...//Записки Наукового товариства iм. Шевченка. Т. 35. С. 31. AS. Р. 41. AGZ. 1883. Т. 13. S. 89. Ibid. S. 107, 209, 239–241, 246. См. также: Мопиак J. Florentine ecumenism... P. 183–184. Следует учитывать, что киевский князь не был принципиальным противником католиков. Сохранились сведения о его пожалованиях киевским доминиканцам (Клепатский П. Г. Очерки по истории Киевской земли. Одесса, 1912. Т. 1. С. 54) и католическому храму в Слуцке (KDKW. Т. 1. N 413). AS. P. 69. Ibid. P. 71–72. Голубинский Е. Е. История РЦ. Т. 2. 1-я пол. С. 451. Там же. С. 451. НПЛ. С. 421. Якубовский И. Земские привилеи Великого княжества Литовского//ЖМНП. 1903. Апрель. С. 279 и сл. Цит. по: Любавский М. К. Очерки истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. М., 1910. С. 346. J. Mistrz Jakyb z i uniwersytet krakowski. Krakyw, 1900. T. 1. S. 162 i n. Lewicki A. Unia florencka w Polsce//Rozprawy Akademii Umiejkmnosci. Wyd. hist.-filoz. Krakyw, 1899. Ser. 2. T. 13. S. 230–231. Текст речи Эльгота сохранился среди бумаг митрополита Исидора (Mercati G. Scritti d’Isidoro il cardinale Ruteno. Roma, 1926. P. 28; ср.: Ziegler A. Die Union des Konzils von Florenz... S. 89–90). J. Mistrz Jakyb.1900. T. 2. S. 35. Ibid. Т. 1. S. 437. На этом правильно акцентировал внимание Циглер: Ziegler A. Die Union des Konzils von Florenz... S. 50–51. J. Mistrz Jakyb... T. 2. S. 29. KDKW. Т. 1. N 154 i n. Ibid. N 157. Подробный разбор этого свидетельства см.: Lewicki A. Unia florencka...//Rozprawy Akademii Umiejetnosci. Wyd. hist.-filoz. Ser. 2. T. 13. S. 235. О роли и позиции епископа Матвея подробно см.: Ziegler A. Die Union des Konzils von Florenz... S. 127–128. Об этом известно из сохранившегося письма папе Збигнева Олесницкого, взявшего епископа Матвея под защиту. Реконструкцию соответствующего пассажа из письма (по разным текстам) см.: Lewicki A. Unia florencka//Rozprawy Akademii Umiejkmnosci. Wyd. |
|
|
