| 5 дек. 1941 г. Великобритания вступила в войну с Р.; 12 дек. Р. объявила войну США. В ходе Сталинградской битвы были полностью разгромлены и понесли значительные потери основные силы румын. войск - 3-я и 4-я армии. По мере продвижения Красной армии на запад Р. стала зондировать возможность перемирия с зап. союзниками. Данные действия осуществлялись посредством румын. посольства в Турции. Переговоры СССР, США и Великобритании с представителями традиц. партий Р. в Каире (начались 17 марта 1944) не увенчались успехом. 26 марта 1944 г. советские войска вышли к границе с Р. СССР объявил о готовности заключить перемирие с Р. на условиях совместной борьбы с гитлеровской Германией. После начала Ясско-Кишинёвской операции советских войск (20 авг. 1944) Р. оказалась на пороге окончательного разгрома и оккупации. 23 авг. в результате заговора, к которому примкнул Михай I, Антонеску был отстранен от власти и арестован (1 июня 1946 казнен). 24 авг. 1944 г. Р. объявила войну Германии. Было сформировано правительство Р. с участием представителей традиц. партий и коммунистической партии. Было объявлено о выходе из войны с союзниками и о присоединении к антигитлеровской коалиции. За свою роль в данных событиях, которые существенно облегчили достижение военных и политических задач СССР, Михай I был награжден высшим советским военным орденом «Победа» (6 июля 1945). 12 сент. 1944 г. в Москве было подписано соглашение о перемирии с СССР, США и Великобританией; граница между Р. и СССР восстанавливалась по соглашению 28 июня 1940 г., отменялся Венский арбитраж 1940 г., на Р. было наложено обязательство выплатить репарации СССР и др. На завершающем этапе войны румын. армия приняла участие в боях с немецкими и венгерскими войсками на территории Венгрии, Чехословакии и Австрии. На мирных переговорах в Париже в февр. 1947 г. важное значение для Р. имел трансильванский вопрос. Условия перемирия с Р. 12 сент. 1944 г. предусматривали возвращение Р. всей или большей части Трансильвании. В ходе переговоров США, Великобритания и Франция вначале поддержали идею корректировки границы в Трансильвании, однако с учетом позиции СССР регион был передан Р. полностью. Данное решение было закреплено Парижским мирным договором 10 февр. 1947 г. |
| «Бу-бу-бу-бу…» Минуту-другую мы прислушивались к невнятному разговору. Потом все стихло. Но мы все еще оцепенело прислушивались к самой тишине. В ординаторской тягуче, будто в раздумье, часы отсчитали три удара. Три часа ночи… Я вдруг остро ощутил, что госпитальные часы отбили какое-то иное, новое время… Что-то враз обожгло меня изнутри, гулкими толчками забухала в подушку напрягшаяся жила на виске. Внезапно Саенко вскинул руки, потряс в пучке лунного света синими от татуировки кулаками. — Все! Конец! Конец, ребята! — завопил он.- Это, братцы, конец! — И, не находя больше слов, круто, яростно, счастливо выматерился на всю палату. Михай свесил ноги с кровати, пытаясь прийти в себя, как о сук, потерся глазами о правый обрубок руки. — Михай, победа! — ликовал Саенко. Спрыгнул с койки Бугаев, схватил подушку, запустил ею в угол, где спал Саша Самоходка. Саша заворочался, забормотал что-то, отвернул голову к стене. — Сашка, проснись! Бугаев запрыгал к Сашиной койке и сдернул с него одеяло. Очнувшийся Самоходка успел сцапать Бугаева за рубаху, повалил к себе на постель. Бугаев, тиская Самоходку, хохотал и приговаривал: — Дубина ты бесчувственная. Победа, а ты дрыхнешь! Ты мне руки не заламывай. Это уж дудки! Не на того нарвался. Мы, брат, полковая разведка. Не таких вязали, понял? — Это у меня… нога привязана…- сопел Самоходка.- Я бы тебе… вставил, куда надо… — Бросьте вы, дьяволы! — окликнул Бородухов.- Гипсы поломаете. — А, хрен с ними! — тряхнул головой Саенко. Он дурашливо заплясал в проходе между койками, нарочно притопывая гипсовой ногой-колотушкой по паркету: Эх, милка моя, Юбка лыковая… Бугаев, бросив Самоходку, принялся подыгрывать, тряся, будто бубном, шахматной доской с громыхающими внутри фигурами. У меня теперь нога Тоже липовая… За окном в светлой лунной ночи сочно расцвела малиновая ракета, переспело рассыпалась гроздьями. С ней скрестилась зеленая. Где-то резко рыкнула автоматная очередь. Потом слаженно забасили гудки: должно быть, трубили буксиры на недалекой Оке. |
| Я все еще стоял, внутренне окаменев от страха, когда ко мне подошел комендант Александреску. «Ну, Вурмбрандт, — с любопытством спросил он, — куда вы теперь пойдете, когда вас отпустят?» Я сказал: «Не знаю. Мне официально сообщили, что моя жена сидит в тюрьме, и только что я услышал, что мой единственный сын также арестован. Кроме них у меня никого нет». Александреску пожал плечами: «Значит и юноша также? Что вы скажете на это, что ваш сын — висельник?» — Я уверен, что он находится в тюрьме не из-за воровства или другого преступления. А если он там ради Христа, то я горжусь им. «Что? — закричал он, — все эти годы мы тратим много денег на вас, а вы считаете, что можете гордиться тем, что ваша семья сидит в тюрьме из-за таких вещей?» «Я не высказывал пожеланий, чтобы вы что-то тратили на меня», — сказал я. Мы разошлись в разные стороны. Я покинул тюрьму в одежде другого человека. На улицах Герлы мне показалось, что я ослеп. Когда я робко отправился в путь, мимо меня бешено проносились машины. Краски женского пальто, букеты цветов мучили мои глаза подобно шоку. Музыка, доносившаяся из открытого окна, действовала на меня словно чересчур приторный кофе. Воздух пах чистотой и свежестью, будто за чертой маленького города косили сено. Однако, все это было омрачено мыслью, что моя жена и мой сын находились в тюрьме. Я доехал на автобусе до близлежащего города Клужа, где у меня были друзья. Но они переехали. В томительной жаре я с трудом переходил от одного дома к другому, пока, наконец, не нашел их. Они подали мне на стол пирожные, фрукты и всевозможные вкусные вещи. На столе я также увидел красивую коричневую луковицу. В тюремном заключении мне очень часто хотелось лука, чтобы избавиться от вкуса тюремной пищи, но теперь это было необязательно для меня. Я позвонил одному из наших соседей в Бухаресте. Голос, который ответил мне, принадлежал Сабине. «Это — Рихард, — сказал я. — Я думал, что ты в тюрьме.» Я услышал хаос звуков. Михай взял трубку. «Мама упала в обморок, оставайся у телефона!» Возникли еще какие-то странные звуки. Потом Михай сказал: «Она снова пришла в себя. Мы думали, что ты умер!» |
| Сестра Таня, приходившая в шестом часу ставить термометры, в строгом негодовании первым делом шла к окну, чтобы захлопнуть створки, но Михай вставал в проходе между коек и преграждал ей дорогу: — Нэ надо… Что тебе стоит? — Схватите пневмонию. Разве вам мало форточки? — А! — морщился молдаванин.- Ты послушай, послушай… Птица поет.Михай культей обнимал Таню за плечо и подводил к подоконнику.- Слышишь, как поет? А ты говоришь — форточка! Таня молча слушала и не снимала с плеча Михаеву обрубленную руку. Рухнул, капитулировал наконец и сам Берлин! Но этому как-то даже не верилось. Мы жадно разглядывали газетные фотографии, на которых были отсняты бои на улицах фашистской столицы. Мрачные руины, разверстые утробы подвалов, толпы оборванных, чумазых, перепуганных гитлеровцев с задранными руками, белые флаги и простыни на балконах и в окнах домов… Но все-таки не верилось, что это и есть конец. И действительно, война все еще продолжалась. Она продолжалась и третьего мая, и пятого, и седьмого… Сколько же еще?! Это ежеминутное ожидание конца взвинчивало всех до крайности. Даже раны в последние дни почему-то особенно донимали, будто на изломе погоды. От нечего делать я учился малевать левой рукой, рисовал всяких зверюшек, но все во мне было настороженно — и слух, и нервы. Саенко и Бугаев отсиживались в палате, деловито и скучно шуршали газетами. Бородухов, наладив иглу, принялся чинить распоровшийся бумажник, Саша Самоходка тоже молчал, курил пайковый «Дюбек», пускал дым себе под простыню, чтобы не заметила дежурная сестра. Валялся на койке Михай, разбросав по подушке культи, разглядывал потолок. На каждый скрип двери все настороженно поворачивали головы. Мы ждали. Так прошел восьмой день мая и томительно тихий вечер. А ночью, отчего-то вдруг пробудившись, я увидел, как в лунных столбах света, цепляясь за спинки кроватей, промелькнул в исподнем белье Саенко, подсел к Бородухову. — Спишь? — Да нет… — Кажется, Дед приехал. — Похоже — он. — Чего бы ему ночью… По госпитальному коридору хрустко хрумкали сапоги. |
| Кто-то снизу заметил высунувшегося Михая, послышался девичий возглас: «Держите!» — и в квадрате окна мелькнул подброшенный букет. Михай, позабыв, что у него нет рук, протянул к цветам куцые предплечья, но не достал и лишь взмахнул в воздухе пустыми рукавами. — Да миленькие ж вы мои-и-и! — навзрыд запричитала какая-то женщина, разглядевшая Михая.- Ох да страдальцы горемычныи-и-и! Сколько кровушки вашей пролита-а-а… — Мам, не надо…- долетел взволнованно-тревожный детский голос. — Ой да сиротинушки вы мои беспонятныи-и-и! — продолжала вскрикивать женщина.- Да как же я теперь с вами буду! Что наделала война распроклятая, что натворила! Нету нашего родимова-а-а… — Ну, не плачь, мам… Мамочка! — Брось, Насть. Глядишь, еще объявится,- уговаривал старческий мужской голос.- Мало ли что… — Ой да не вернется ж он теперь во веки вечныи-и-и… И вдруг грянул неизвестно откуда взявшийся оркестр: Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой… Ухавший барабан будто отсчитывал чью-то тяжелую поступь: Пусть ярость благородная Вскипает, как волна… Но вот сквозь четкий выговор труб пробились отдельные людские голоса, потом мелодию подхватили другие, сначала неуверенно и нестройно, но постепенно приладились и, будто обрадовавшись, что песня настроилась, пошла, запели дружно, мощно, истово, выплескивая еще оставшиеся запасы ярости и гнева. Высокий женский голос, где-то на грани крика и плача, как острие, пронизывал хор: Идет война народна-йя-яя… От этой песни всегда что-то закипало в груди, а сейчас, когда нервы у всех были на пределе, она хватала за горло, и я видел, как стоявший перед окном Михай судорожно двигал челюстями и вытирал рукавом глаза. Саша Самоходка первый не выдержал. Он запел, ударяя кулаком по щитку кровати, сотрясая и койку, и самого себя. Запел, раскачиваясь туловищем, молдаванин. Небритым кадыком задвигал Бородухов. Вслед за ним песню подхватили в соседней палате, потом наверху, на третьем этаже. Это была песня-гимн, песня-клятва. Мы понимали, что прощаемся с ней — отслужившей, демобилизованной, уходящей в запас… Оркестр смолк, и сразу же, без роздыха, лихо, весело трубы ударили «яблочко». |
| Леонардо да Винчи. Восемьдесят родителей, которые в течение недели проходили курс «Как усилить интеллект вашего ребенка», были весьма удивлены. Очевидно, что их потрясли два следующих открытия. Первое и самое наглядное — выступления юных гимнастов в качестве иллюстрации к курсу «Как сделать вашего ребенка физически совершенным». Младшим из этих гимнастов был двухнедельный Теган Хэги, который с помощью своих родителей продемонстрировал, что обычный пол — лучший гимнастический помост в мире; старшим — пятилетний Марк Михай Диманеску. Марк Михай выступал под музыку. Он начал с трех кувырков из положения стоя, продолжил тем, что сел на шпагат, затем балансировал на одной ноге, сделал ряд оборотов и .кувырков из положения сидя, продемонстрировал третью балетную позицию, два кувырка «колесом» пятую балетную позицию и т.д. и т.п. Закончил же он тем, что эффектно перекувырнулся, приземлившись на ноги и вызвав бурю аплодисментов. А как было удивительно наблюдать за четырехлетками, которые пробегали вокруг институтского лагеря три мили не останавливаясь, или шестилетками, которым на преодоление того же расстояния хватало всего тридцати шести минут. Затем родители видели двухлетнего ребенка, дважды преодолевшего при помощи перехватывания руками лестницу, висевшую на высоте почти двух метров над землей. Потом, как только пятилетний ребенок закончил перебираться с одной летающей трапеции на другую, с–вершины старого дуба, росшего в центре институтского лагеря, раздался крик о помощи. Там, в ветвях, на высоте почти шести метров, находилась четырехлетняя Брэндай Катц. Впрочем, как она туда забралась так и осталось загадкой. И ее шестилетний брат Сиэн Катц бросился ей на помощь с веревкой на плече. Проворно взобравшись на дерево, он сделал веревочную петлю, обвязал сестру под мышками и ловко спустил на землю. Родители были поражены. Прекрасные гимнастические упражнения, так элегантно выполненные Марком Михаем были всего лишь одним из вариантов упражнений, которые могут выполнять все пятилетние дети, обучающиеся в первом классе Международной школы при институте Эвана Томаса. Это учреждение входит в состав института развития человеческого потенциала и о его программах более подробно впереди. Родители были просто очарованы, наблюдая за тем, что с таким удовольствием, легко, непринужденно и искусно выполняли маленькие дети. Особенно поразил родителей шестилетний Роберт Грир, который не просто перебирался по висевшие над землей лестнице с помощью перехватывания руками, но каждый раз делал при этом полный оборот. |
| Леонардо да Винчи . Восемьдесят родителей, которые в течение недели проходили курс «Как усилить интеллект вашего ребенка», были весьма удивлены. Очевидно, что их потрясли два следующих открытия. Первое и самое наглядное — выступления юных гимнастов в качестве иллюстрации к курсу «Как сделать вашего ребенка физически совершенным». Младшим из этих гимнастов был двухнедельный Теган Хэги, который с помощью своих родителей продемонстрировал, что обычный пол — лучший гимнастический помост в мире; старшим — пятилетний Марк Михай Диманеску. Марк Михай выступал под музыку. Он начал с трех кувырков из положения стоя, продолжил тем, что сел на шпагат, затем балансировал на одной ноге, сделал ряд оборотов и кувырков из положения сидя, продемонстрировал третью балетную позицию, два кувырка «колесом» пятую балетную позицию и т.д. и т.п. Закончил же он тем, что эффектно перекувырнулся, приземлившись на ноги и вызвав бурю аплодисментов. А как было удивительно наблюдать за четырехлетками, которые пробегали вокруг институтского лагеря три мили не останавливаясь, или шестилетками, которым на преодоление того же расстояния хватало всего тридцати шести минут. Затем родители видели двухлетнего ребенка, дважды преодолевшего при помощи перехватывания руками лестницу, висевшую на высоте почти двух метров над землей. Потом, как только пятилетний ребенок закончил перебираться с одной летающей трапеции на другую, с–вершины старого дуба, росшего в центре институтского лагеря, раздался крик о помощи. Там, в ветвях, на высоте почти шести метров, находилась четырехлетняя Брэндай Катц. Впрочем, как она туда забралась так и осталось загадкой. И ее шестилетний брат Сиэн Катц бросился ей на помощь с веревкой на плече. Проворно взобравшись на дерево, он сделал веревочную петлю, обвязал сестру под мышками и ловко спустил на землю. Родители были поражены. Прекрасные гимнастические упражнения, так элегантно выполненные Марком Михаем были всего лишь одним из вариантов упражнений, которые могут выполнять все пятилетние дети, обучающиеся в первом классе Международной школы при институте Эвана Томаса. Это учреждение входит в состав института развития человеческого потенциала и о его программах более подробно впереди. Родители были просто очарованы, наблюдая за тем, что с таким удовольствием, легко, непринужденно и искусно выполняли маленькие дети. Особенно поразил родителей шестилетний Роберт Грир, который не просто перебирался по висевшие над землей лестнице с помощью перехватывания руками, но каждый раз делал при этом полный оборот. |
| «Ты не ел еще клубнику в этом году?» — спросила она. «Не ел уже восемь лет», — ответил я. Она сказала: «Пожалуйста, возьми». И насыпала в мои руки нежных, спелых ягод. Я ел, как голодный ребенок, набив полный рот. Наконец, я остановился перед дверью своего дома. Некоторое время я медлил. Они были не готовы к моему приходу. Грязный и оборванный я являл собой ужасающую картину. Потом я открыл дверь. В подъезде стояло несколько молодых людей, среди которых был долговязый юноша. Он уставился на меня. «Отец!» — вырвалось у него. Это был мой сын Михай. В последний раз я видел его, когда ему было девять лет. Теперь ему было восемнадцать. Потом навстречу вышла моя жена. Ее тонко очерченное лицо стало еще тоньше, но волосы все еще были черными. Я нашел ее прекраснее, чем когда-либо. Перед моими глазами все поплыло. Когда она обняла меня, я с величайшим трудом смог произнести: «Прежде, чем мы поцелуемся, я должен тебе что-то сказать: не думай, что я просто пришел из беды в радость. Я перехожу из радости со Христом в тюрьме в радость с Ним домой. Я не возвращаюсь домой с чужбины, а возвращаюсь из отчего дома в тюрьме в отчий дом к тебе». Она всхлипнула. Я сказал: «Теперь можешь поцеловать меня, если хочешь». Потом я тихо пропел ей короткую песню. Я сочинил ее для нее уже несколько лет тому назад, чтобы пропеть ей, когда мы снова увидимся. Пришел Михай и объявил, что квартира полна народа, и что они не хотят уходить, не поздоровавшись со мной. Члены нашей общины обзвонили весь Бухарест. Непрерывно раздавались звонки в дверь. Старые друзья приводили с собой новых. Люди должны были уйти, чтобы уступить место другим. Всякий раз, когда меня представляли женщине, то я должен был делать вежливый поклон в своих смешных брюках, державшихся на бинте. Когда, наконец, все ушли, была почти полночь. Сабина настаивала, чтобы я поел. Но я не испытывал голода. «Сегодня у нас было радости через край, — сказал я. — Давай завтра устроим постный и благодарственный день, а перед ужином прославим Святое причастие». |
| Михай Кристя Предисловие Явная и яркая примета нашего времени – радикальное и весьма знаменательное разрушение того главного ядра, вокруг которого возникает и развивается жизнь человека на этой земле, – семьи . С одной стороны, мы уже несколько десятилетий являемся свидетелями тотального опошления традиционной семьи и того таинства, в котором она создается Богом. Это совершалось с помощью целой «культуры освобождения» – «освобождения» сначала от авторитета Церкви, затем от авторитета родителей, чтобы закончиться сексуальным «освобождением», не заставившим долго себя ждать. Последствия оказались разрушительными: начался процесс постепенного распада семьи, набирающий обороты под воздействием целой «культуры развода», но более всего – из-за раздувания культа собственного «я». Сейчас мы пожинаем плоды философии эгоистического индивидуализма, основы которой были заложены в эпоху Возрождения, чтобы позднее превратиться в основную модель, по которой стала строиться западная цивилизация. Таинство брака, подобно бесценному жемчугу, разметали перед свиньями , и теперь отплясывают на развалинах семьи, превознося выше небес право человека распоряжаться самим собой, как ему вздумается, и исполнять все свои желания, мыслимые и немыслимые… Как результат, мы наблюдаем, с другой стороны, переосмысление того, что есть семья, по вкусу тех, кто приложил руку к ее разрушению: гомосексуалисты получают право заключать браки не только по гражданским законам, но и по религиозным, утверждая тайну беззакония своим обезьянничаньем церковного венчания. Мы дошли сегодня до той критической точки, с которой все более очевидным становится фундаментальный конфликт между двумя способами в и дения мира, и семьи в том числе. Происходит именно то, о чем уже столько раз было сказано: мы столкнулись с конфликтом между культурой смерти и культурой жизни. Однако внутри этого конфликта мы имеем дело, как это показывает профессор Патрик Фаган, директор американского Центра исследования семьи и религии , с другим конфликтом, оказывающимся в центре современных дискуссий. Это конфликт между культурой традиционной моногамной семьи и новой культурой тотального разврата, которая характеризуется освобождением и пропагандой сексуальности в самых разнообразных ее формах : от девиантных сексуальных отправлений (например, онанизма) до гомосексуализма, завуалированной педофилии и даже инцеста. |
| В Европе – где полиамурной культуре предоставлено куда более веское слово! – ярким примером непрекращающегося натиска этой культуры стали нападки на последний оплот культуры моногамной семьи – домашнее воспитание и образование (по меньшей мере до шестилетнего возраста, а иногда и старше). В домашнем воспитании те три направления, что были упомянуты выше, конечно, остаются под контролем родителей, и, как демонстрируют данные, полученные в Соединенных Штатах, результаты, которых достигают эти дети, намного выше, чем у детей в государственных школах… Поддержка государства Почти все программы, контролируемые государством в сегодняшних развитых странах, благоприятствуют полиамурной культуре и враждебны моногамной семье. Это несправедливо, потому что нарушается всеобщее и неотъемлемое право родителей воспитывать своих детей так, как они считают нужным, включая воспитание в рамках свойственной им моногамной культуры. Социальное государство оказывает давление на моногамную культуру в том числе и через всеобщую систему социального обеспечения, фонды которой составляются из взносов граждан; при этом члены культуры моногамной семьи платят непропорционально больше, чтобы содержать тех, кто предпочитает существовать в полиамурной культуре. И это также несправедливо – не только потому, что государство не спонсирует эквивалентных программ, благоприятствующих моногамной культуре, но более всего потому, что государство способствует превращению детей, родившихся в ней, в мишени для «тактики янычаров» полиамурной культуры. Михай Кристя Послесловие Мы считаем, что нам необходимо знать об этих стратегиях разложения семьи, но не для того, чтобы еще больше ужасаться угрожающему фронту зла, а чтобы осознать это, осмыслить и объединиться всем вместе для защиты христианских устоев нашего народа. Сегодня огромная часть наших детей и друзей уже похищена культурой разврата и превращена в ее «янычаров». Может быть, совсем остановить этот девятый вал нечистоты, льющейся с Запада и на наш мир в том числе, нам не по силам – но невозможное для людей возможно для Бога . Итак, от нашей веры зависит все, от той борьбы, которую мы станем вести, ведь Благий Бог – Которого стратеги культуры великой блудницы совсем не принимают в расчет – может в любой момент изменить ход всей этой брани в пользу малого стада . Зависит это и от нас, от того, насколько бдительными мы будем до конца. |
|
|
