| Однажды отец Киприан (Пыжов) расписывал храм у нас в Ютике и приехал к нам домой, когда мы с братьями как раз готовились к сезону и поднимали гири в подвале. Он посмотрел на нас и сказал: «Мальчики, не смущайтесь, я просто спустился понаблюдать, чем вы здесь занимаетесь». Мы продолжили, он молча постоял 15 минут, а потом произнес слова, которые я помню до сих пор: «Если бы вы подвизались в молитве так, как вы подвизаетесь в этих упражнениях, то стали бы святыми». Он ведь правду сказал: если человек будет прикладывать в молитве такие усилия, какие атлет прикладывает в подготовке к футбольному сезону, у него был бы великий духовный успех. Когда в монастыре на службе приходится стоять по 8-9 часов, я вспоминаю слова отца Киприана, который наставлял нас быть «духовными атлетами», работать над собой в духовном плане. И сейчас в моей жизни духовная сторона становится важнее, чем спортивная. Но та дисциплина, к которой мы с братьями привыкли в футболе, помогает нам в этом. У меня было как будто две жизни – Американцам произносить ваши имя и фамилию не очень просто. Вы не думали их упростить, как это делают многие? – Когда я был маленьким, менять паспортные данные было непросто, и мы оставили все как есть. Мы гордимся нашей фамилией. Конечно, американцам трудно ее произносить, они «борются» с ней. Но я так думаю: если у тебя сложное имя, тебе нужно работать более серьезно, чтобы оно стало известным. Зато есть к чему стремиться. – Стать известным удалось? – В спортивном плане, конечно, удалось. О нашей семье, о наших с братьями успехах в футболе много писали. Так что теперь все знают, что Ярощук – это «русский фронт». – Расскажите, как появился «русский фронт»? – Нас трое: я на полтора года старше Василия, а он на год старше отца Александра. Изначально отца Александра (это он теперь протодиакон, а тогда был просто Александром) очень хотел подписать на спортивную стипендию Сиракузский университет, где одна из лучших студенческих команд по американскому футболу. Но мы с Василием одновременно собрались в университет штата Нью-Гемпшир, и он поехал вместе с нами. Там один из тренеров ему сказал: если ты приедешь сюда, у нас будет «русский фронт». Это название всем как-то понравилось. Оно осталось за нами даже после того, как братья завершили карьеру. А еще нас иногда называли «железным занавесом». |
| Это было самое близкое общение с ним. А так, когда он приезжал в монастырь, то в келью не шел и на ночь оставался в церкви. На меня это произвело сильное впечатление. Я понял, что и в наше время есть люди, которые вот так отдают свою жизнь Богу. – Еще один подвижник, которого вы уже не раз упоминали в ходе нашего разговора, – это владыка Лавр. Как вы с ним общались? Это можно назвать дружбой, духовной близостью? – У меня было большое уважение к нему как к архиерею. Он хорошо знал службу, был мягким в плане наказания, всегда старался воздерживаться от того, чтобы наложить епитимию. Конечно, мы не были с ним очень близки, но он очень хорошо относился ко мне. Например, брал меня с собой в поездки по миру. Я ездил с ним в Австралию, в Южную Америку. Таким образом он дал мне возможность познакомиться с другими странами, увидеть других людей, другую жизнь. Владыку очень любили и очень хорошо принимали. Иногда я старался петь громче, и он не стеснялся, говорил мне: «Можешь немного потише? А то некоторые говорят, что ты служишь очень громко». Были такие моменты, и это мне стало хорошим уроком. Владыка Лавр очень хорошо относился ко мне, любил нашу семью, мы всегда приглашали его в гости. Очень хороший и верующий человек. Конечно, архиерей и духовник. – Вы полвека прослужили диаконом и протодиаконом. А почему не стали священником? – Скажу откровенно: я чувствовал себя грешным. Очень боялся. По какому случаю я принял диаконство? Брат моей супруги, Василий, который недавно скончался, в 1960-е годы попал во Вьетнам. Он как раз оказался в том месте, где их очень сильно бомбили. А меня в ту пору владыка Аверкий (Таушев) подталкивал к диаконству, все время спрашивал, когда я им стану. Тут я пришел к своему духовнику, отцу Киприану (Пыжову), и говорю: «Мне такая дерзновенная мысль пришла, что если я приму диаконский сан, то, может быть, Господь спасет Васю от этой войны». Отец Киприан ответил: «Тебе уже давно пора». Хотя прежде он мне никогда об этом не говорил. После этого я пришел к владыке Аверкию, тот очень обрадовался и рукоположил. И Василий действительно всю эту войну перетерпел. Рассказывал потрясающие вещи, как снаряды падали, как американские солдаты сидели в бункерах. Он тогда очень похудел. И я думаю, это наложило отпечаток на его дальнейшую жизнь. Вася даже предупреждал свою жену: «Если ты придешь меня будить, то сначала просто заговори, потому что у меня может быть непредсказуемая реакция». |
| Когда отец Киприан поднял руки из купели, я остался в воде К 20-летию со дня кончины архимандрита Киприана (Пыжова) Илья Ярощук Для большинства людей, интересующихся русским Православием, архимандрит Киприан (Пыжов) – главный иконописец Русского Зарубежья, один из столпов Заграничной Церкви. Для чтеца Богоявленского собора в американском городе Бостон Ильи Ярощука – игрока одной из самых успешных профессиональных спортивных лиг мир, Национальной футбольной лиги (американский футбол) – он словно дедушка, с которым связана вся жизнь. Илья рассказывает об отце Киприане как о родном человеке, который многому его научил. Строгом, но любящем пастыре, один факт общения с которым удерживал от многих необдуманных поступков. Правда, первая встреча с архимандритом, о которой мой собеседник знает лишь по рассказам старших, едва не стала и последней: батюшка, не будучи опытным в обращении с младенцами, при Крещении едва не утопил будущего футболиста в купели. Впрочем, слово самому Илье… 1946 год. Архимандрит Киприан (Пыжов) наставляет в иконописи Отец Киприан поднял руки, а меня там не было С отцом Киприаном мы познакомились в крещенской купели. Как мне рассказали, я стал первым младенцем, которого он крестил, до этого у него не было такого опыта. Он поднял меня над купелью, окунул в первый раз во имя Отца, второй раз – во имя Сына, и когда окунул в третий раз во имя Святого Духа, поднял снова руки из воды – и меня там не было. Я остался в купели. Естественно, он меня тут же оттуда вынул. Интересно, что в молодости у меня был небольшой страх перед водой, и мой папа, который служит протодиаконом в храме во имя Святого Иоанна Кронштадтского в городе Ютика (штат Нью-Йорк), иногда шутил, что это потому, что отец Киприан оставил меня в купели. Но это была просто шутка. Постепенно я переборол этот страх. Правда, когда несколько лет назад мы с папой в Святой Земле окунались в Иордане, я вспомнил об отце Киприане. Конечно, никакого страха не было. Я даже не знаю, почему мне тогда все это пришло на память. |
| Но говорить о том, за какие именно грехи мы получали по тысяче поклонов, я бы не стал: это всегда остается в тайне между духовником и исповедником. Скажу только, что мы были детьми, и отец Киприан очень строго смотрел, чтобы мы не грешили так, как это свойственно всем мальчишкам в таком возрасте. Я до сих пор помню запах масел и красок в его мастерской Архимандрит Киприан (Пыжов) Иногда мы приходили в его мастерскую, где он писал иконы, и он там с нами много занимался. Мне очень хорошо запомнился стоявший там запах разных масел, лаков, красок и других веществ. Находиться там было очень интересно. Иной раз батюшка давал нам кисточки, чтобы что-то нарисовать, предлагал другие задания, помогал нам. Но самое главное воспоминание связано с тем временем, когда у нас в Ютике начали расписывать храм Святого Иоанна Кронштадского. Отец Киприан писал иконы. Сначала он работал в алтаре, но мы с братьями этот период не застали, поскольку были в летнем лагере. Когда же вернулись домой, он уже начал расписывать стены. У него была задумка сделать роспись очень скромной, но я стал ему говорить: «Отец Киприан, у вас в монастыре такая красивая роспись двунадесятых праздников. Может, у нас в Ютике сделать то же самое?» Тогда ему было уже больше 70 лет, он посмотрел на нас с братьями и сказал: «А вы знаете, сколько нужно работать, чтобы сделать подобную роспись?» Мы сказали, что поможем ему. Наверное, ему понравился наш энтузиазм. Илья Ярощук расписывает храм в Ютике В итоге мы стали после школы приходить к нему в храм на работу. Он научил нас отбивать орнаменты на стенах, дал нам по кисточке и показал, что нужно делать. Мы принялись за эту работу, папа тоже помогал нам, поправлял там, где мы поначалу немного ошибались. Дело пошло успешно, и это вдохновило отца Киприана, чтобы взяться за роспись двунадесятых праздников и икон на стенах, о которых я его и просил. Например, он писал образ святого Иоанна Кронштадского, а мы готовили ему орнаменты, накладывали на образ первый слой краски – в общем, делали все то, что занимает много времени, но, может быть, не требует особенного художественного таланта. |
| 8 дек. 1965 г. СД РПЦ и Совет по делам религ. культов объединились в Совет по делам религий, были созданы должности уполномоченных по Москве и по Московской обл. Уполномоченным по делам религий по Москве стал Е. Е. Лишанков, уполномоченным по Московской обл. остался Трушин. В сер. 60-х гг. XX в. в Москве и Московской обл. активизировалось религ. диссидентство (см. в ст. Диссиденты ) и правозащитное движение. Во главе одного из направлений стояли московские священники Глеб Якунин и Николай Эшлиман . Это движение было направлено не только против коммунистического руководства страны, но и против священноначалия, которому предъявлялось обвинение в подчинении безбожной власти. Другое направление не имело организации, не было политизированным, в него Трушин включил «фактически примыкающих к церковным экстремистам» священников Димитрия Дудко, Александра Меня , Николая Гайнова из с. Фенина Балашихинского р-на, Георгия Петухова (настоятеля храма в Ступине, затем клирика Богоявленского храма в Коломне), Михаила Труханова, Владимира Бороздинова из пос. Пушкино, Иоанна Самарина. Эти клирики активно работали с молодежью, указывали местным властям на нарушения ими советского законодательства о культах, занимались миссионерством, проповедовали, полемизировали с атеистическими пропагандистами. Особенное беспокойство у Трушина вызывал тот факт, что к свящ. Александру Меню ездили студенты московских вузов, представители интеллигенции. Проповеди и деятельность на приходах этих священников находились под пристальным наблюдением уполномоченного (ЦГАМО. Ф. 7383. Оп. 3. Д. 68. Л. 13). Уполномоченный не разрешал наиболее активным клирикам регистрироваться при городских приходах. В 1970-1971 гг. Трушин снял с регистрации священников Н. Гайнова, И. Самарина из с. Власова Шатурского р-на, иером. Афанасия (Москвитина), настоятеля Преображенского храма в Солнечногорске. Еще двое активных священников - Михаил Пуц (Яхрома Дмитровского р-на) и Иоанн Ярощук (Коломна) из-за конфликтов с церковными двадцатками, инспирированных уполномоченным, уехали из Московской обл. |
| «Я был воспитан на святой Руси». Старейший протодиакон США — о жизни в бараках, жвачке, крещении будущего футболиста и двух поездках на родину “Вера в США выветривается, но зато с нами ангелы служат” 11 августа, 2019 “Вера в США выветривается, но зато с нами ангелы служат” Отец Иосиф Ярощук – старейший протодиакон Русской Зарубежной Церкви в США. Не так давно он отметил полувековой юбилей диаконского служения. На литургии в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле его чествовали три архиерея и около 40 священников и дьяконов. «Для меня это был большой сюрприз, это было очень трогательно, мне даже пришлось сдерживать эмоции», – говорит он. В интервью «Правмиру» юбиляр рассказал, как ему удалось сохранить свои русские корни на чужбине, о пути к священству и духовных наставниках. Я помню страх и слезы во время бомбежек Как и почти любому представителю первой-второй волн русской эмиграции, отцу Иосифу пришлось поскитаться по свету. Он родился в 1942 году в Бресте, но о войне у него не сохранилось никаких воспоминаний. Вероятно, детский мозг попросту стер из памяти ужасы и страдания, которые маленькому мальчику пришлось пережить тогда. «Единственное, что я помню – это страх и слезы женщин во время бомбежек», – говорит он. Семье пришлось покинуть родные места ближе к концу войны, поскольку родители Иосифа прекрасно понимали, что их ждет при большевиках за исповедание православной веры. Тем более, они еще провели несколько лет в оккупации. «Мама рассказывала, что коммунисты убили священника, который меня крестил – отца Иосифа, и всю его семью», – рассказывает священнослужитель. Два года семья провела в Германии, в лагере для перемещенных лиц. Мой собеседник вспоминает, как они ехали на поезде и во время авианалета женщины с детьми побежали прятаться в какой-то бункер. Также он рассказывает о зеленых бараках, в которых довелось жить, и о деревянной церкви, куда мама водила их с братом. В Марокко мы чувствовали милость Божию В 1947-м семья перебралась в Марокко. На вопрос о том, как удалось сохранить православную веру в нехристианской стране, отец Иосиф отвечает, что это была милость Божия. |
| Сам Господь, по-видимому, считал иначе. Когда началась война во Вьетнаме, брата жены отправили в самое пекло. Его матери об этом не говорили. Тогда Иосиф задумался над тем, чтобы «рискнуть и пойти в духовенство». Он спросил своего духовника, известного иконописца отца Киприана (Пыжова), правильно ли поступит, если возьмет дьяконство, чтобы послужить Богу и просить Его спасти жизнь брата жены. Отец Киприан ответил: «Тебе и без этого уже не мешало бы послужить». Сам протодиакон допускает, что без отца Киприана, возможно, и не остался бы в монастыре. Этот пастырь проявлял особую заботу о молодежи и был к ней, возможно, более чувствителен, чем другие монахи. «Однажды, когда мы с братом уезжали из семинарии на каникулы в Нью-Йорк к маме, он дал нам 20 долларов: «Это вам на сладкое. Но не на папиросы!» Он тогда прослезился. Я спросил, что случилось, а он сказал: «Я понимаю, как матерям иногда трудно с детьми разлучаться». Это говорит о том, как он любил своих духовных чад», – рассказывает мой собеседник. Окунул сына в купель, поднял руки – а Ильи нет Архимандрит Киприан Архимандрит Киприан сыграл огромную роль в жизни отца Иосифа. Он даже крестил его старшего сына – Илью, который впоследствии стал единственным русским спортсменом , пробившимся в Национальную футбольную лигу (НФЛ, американский футбол). Однако тогда жизнь будущего атлета могла оказаться в опасности, поскольку отец Киприан не имел большого опыта в крещении младенцев и чуть было его не утопил. «Многие священники не погружают младенцев в купель, а лишь кропят водой головку. Отец Киприан, видимо, такого большого опыта в этом не имел. Он мало кого крестил, но с Ильей сам вызвался. Я, конечно, согласился», – рассказывает отец Иосиф. По его словам, сын с самого рождения был очень вертким. В итоге отец Киприан полностью окунул его в купель, поднял руки – а Ильи нет, он в воде остался. «Он быстро его оттуда выхватил. Так что у Ильи было полное погружение при крещении», – улыбается Ярощук-старший. Архимандрит, который, по мнению многих, был в монастыре «второначальником» после настоятеля, стал не только духовным наставником, но и учителем по жизни у младшего поколения Ярощуков. Он жил у них дома, когда расписывал храм в Ютике, и ребята после школы шли ему помогать, а он научил их раскрашивать орнаменты. |
| – Что из жизни вы вспоминаете сейчас с наибольшей радостью? – То, что Бог мне послал супругу, она тоже верующая и выросла при церкви. Мы очень хорошо прожили и переносили все вместе – и продолжаем переносить, слава Богу. А особенная милость Божия в том, что Он послал нам замечательных детей: дочь и трех сыновей – таких богатырей. Да, они серьезно занимались спортом, и я сам это тоже любил. Но главное, у них как-то в самое сердце вошел страх Божий, и они живут церковной жизнью. Это очень утешительно и радостно. Мне как-то с новой очевидностью открылось: человек создан для того, чтобы спасти свою душу Конечно, в этом большую роль сыграл Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле. Мы всей семьей туда ездили на все праздники. Я любил все службы. Но то, что начал ощущать сейчас, – я это даже не могу сравнить ни с чем другим. Мне как-то с новой очевидностью открылось: человек создан для того, чтобы именно спасти свою душу. – А есть что-то такое, что вам в жизни хотелось бы поменять? – Конечно, бывали некоторые падения. Иногда случалось, может быть, что я к кому-то дерзко относился, кого-то обидел. Друзья-семинаристы любили меня поддразнить, на подушку подбрасывали записочки про прелесть, «святошей» называли. Меня это задевало. Как-то мы сидели с одним из них, и он спросил: «А что ты обо мне думаешь?» Я полагал, человек искренне хочет знать. Сказал правду, а получилось, что очень обидел его. Я тогда решил: «Лучше все держи в себе и никого не осуждай». Осуждение всем нам очень трудно принять, потому что мы очень крепко привязаны к миру. Еще у меня была страсть к табаку – не мог от нее избавиться, даже когда стал диаконом. И выпить любил лишнюю рюмку, если собирались на какой-нибудь праздник. Были такие слабости, но теперь это выветрилось, и меня даже не тянет к этому. Больше скажу – просто стыдно. Я даже думал: «Ну вот, скончаюсь, буду проходить мытарства, Ангел-Хранитель поведет, а бесы станут все время отвлекать. Дойду уже до ворот Царства Небесного, один шаг только останется. Бес протянет мне зажженную папиросу, а я потянусь за ней – и полечу вниз». Я этого страшно боялся. |
| – А у вас были такие случаи, когда молитва быстро приносила просимое, или, наоборот, возникало ощущение, что Господь забыл и не хочет выполнять просьбы? – И то было, и другое. Еще когда я ребенком жил в Марокко, мой папа, очень верующий человек, как-то вкладывал эту веру в нас, детей. На праздники мы собирались за столом, а он всегда любил кого-то пригласить, чтобы вместе отметить. У него была такая любовь к ближнему. Я это запомнил и прочувствовал. Кроме того, у нас тогда служил протоиерей Митрофан Зноско-Боровский, будущий владыка Митрофан. Он тоже оказал на меня влияние. Но иногда бывало просто умиление, даже во время службы: например, батюшка читает Евангелие и в каком-то месте вдруг прослезится или даже заплачет. У меня тогда даже своеобразная борьба была, я думал, как этого избежать. Мне тогда много помог нынешний владыка Лука (Мурьянка), епископ Сиракузский, который уже много лет является насельником монастыря в Джорданвилле. Он говорил: «Не давай своим эмоциям взять верх». Я смотрел и думал: «Легко впасть в прелесть: о, моя молитва доходит, Бог отвечает, у меня слезы льются». Но в большинстве случаев я чувствовал: «Вот, ты стоишь, а сердце у тебя словно камень». Я читаю много духовной литературы и знаю, что даже многие святые отцы на какое-то время отходили от веры, а потом возвращались. Тут самое главное не падать духом, а надеяться на Бога и просить, просить, просить – чтобы Он открыл эту радость. Теперь я стал задумываться: а как святые – преподобные Серафим Саровский, Сергий Радонежский, другие – все это чувствовали? Они ведь все время жили в этой радости, жили для народа, для людей, а не для себя – навещали больных, помогали, ис-це-ля-ли, а сами продолжали болеть. – Вы родились в советской Белоруссии, в Бресте, в войну. Вы ничего не помните из военного детства? – Да, я родился в 1942 году. Но все это как-то выветрилось из моей памяти. Единственное, что вспоминается, уже в Германии, когда мимо проезжали американские военные джипы или русские автомобили, и я, как будто настоящий солдат, всегда выходил встречать их. Только у меня не было винтовки. Так дедушка вырезал мне такую винтовку из дерева, и я всегда стоял с нею и отдавал честь солдатам. |
| Большую роль в воспитании меня как русского человека сыграл отец Киприан (Пыжов) и Свято-Троицкий монастырь в целом. Я всегда брал туда с собой детей – особенно в первую неделю Великого поста, когда говеешь, и на Страстную. Правда, потом прихожане нашего храма святого праведного Иоанна Кронштадтского в Ютике стали просить меня оставаться: «Отец Иосиф, вы уезжаете в Джорданвилль, где и так много диаконов, а нас здесь оставляете». – Вы встречались со многими подвижниками Русской Церкви. Двоих уже упомянули – владыка Митрофан (Зноско-Боровский) и отец Киприан (Пыжов). С кем еще вас сводила жизнь? – Был в Джорданвилле отец Гурий. Отец Пантелеимон (Нижник), отец Иосиф (Колос). Отец Иосиф у нас, наверное, был самый строгий. Он, например, не любил говорить, что мы встретимся потом. Всегда говорил: «Если Бог даст, увидимся». Мне не хочется обижать нынешних монахов, но раньше братия была гораздо крепче в духовном и церковном смысле. Было больше дисциплины. Но время, как говорится, берет свое: уровень духовности стал слабеть. – А почему, на ваш взгляд, так происходит? И как его, этот уровень, вернуть? – Молиться Господу, просить Его. Все в Его руках. – Вы встречались с подвижниками Джорданвилля. Чему вы там научились? – Отец Киприан стал мне в духовном смысле отцом. Владыка Лавр (Шкурла) тоже очень высоко стоял для меня как архиерей. Владыка Аверкий (Таушев), который рукополагал меня в диакона, был очень большой молитвенник. Службы у него получались очень длинные, он их очень хорошо знал. Можно сказать, он был более строгим, мог и епитимью наложить. Я не знаю, мне даже трудно выразить словами: как-то вся жизнь там сама сложилась. Если что-то серьезное происходит, я все время думаю: к кому обратиться, кто больше поможет? Да, есть друзья. А Кто за нас Кровь пролил? Иисус Христос! И я как-то больше всего прибегал к Нему. И Он благословлял меня. – Ваш сын Илья рассказывал, отец Киприан однажды сказал ему с братьями положить 1000 поклонов… – Да, он всех троих сыновей таким образом наказал. Видно, они что-то серьезное сделали. Но сами они мне об этом никогда не рассказывали, а я не расспрашивал. Это только между духовником и его чадами. |
|
|
