| В среду рано повелел он отпеть заутреню, и канон, и часы. Сам же, с плачем, послушав правила к причащению, сказал попу, чтоб прочел он псалмы сии. И тот дал ему книгу. Взяв книгу, начал он читать тихо, с умилением и воздыханием и со слезами, и текли из очей его слезы, как река, и говорил вот что: «Храни меня, Господи, ибо на тебя уповаю», псалом 2: «Господь – пастырь мой, ни в чем не буду я нуждаться», псалом 3: «Веровал я, и потому проглаголал». После этого стал он каяться отцу своему духовному с большим смирением, очищая душу свою, были ведь с ним игумен и два попа. Потом, когда явился пред ним сын его Константин, стал он давать наказ ко княгине и сыновьям, наказ про отчину свою, и про бояр, и про тех, кто с ним был, вплоть до самых низших, с ним бывших, веля о них позаботиться. А потом уж и час его приблизился, и сказал он: «Дайте мне Псалтырь, ибо сильно скорбит душа моя». Ибо чувствовал он сердцем – при дверях уже святой зватай по блаженную его душу. Разгнув книгу, обрел он псалом: «Услышь, Боже, молитву мою, внемли молению моему, в скорби и печали смутился я от гласа вражия и от притеснения грешников, ибо в гневе враждуют против меня». В тот час окаянный Кавгадый вошел к царю – и вышел с повелением на убиение блаженного Михаила. Тот же читал: «Сердце мое смутилось во мне, и страх смерти напал на меня». И сказал попам: «Отци , прочтите псалом сей, скажите мне». Они же не хотели еще больше смущать его: «Тут, господине, известно все это, сказано в последнем стихе: возверзи на Господа печаль твою, и он поддержит тебя, не даст никогда поколебаться праведнику». Он же снова прочел: «Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился, я удалился бы далеко и водворился в пустыне, уповая на Бога, спасающего меня». Когда водили блаженного Михаила с царем на охоту, говорили ему слуги его: «Вот, господине, проводники и кони готовы, убеги в горы – спасешь жизнь». Он же сказал: «Не дай мне Бог этого сделать, никогда в жизни своей такого не делал. Если куда-нибудь убегу, а дружину свою оставлю в такой беде, какую же я похвалу получу . |
| Как пожелали зла, так и сотворили. В ту же ночь приставили от семи князей семь сторожей, и иных немало, и положили перед блаженным множество уз железных, собираясь заковать ноги его. Взяли, , из одежды его, поделили и в ту ночь почти не облегчили его от уз железных, так связанным и пробыл он всю ночь. В ту же ночь прогнали от него всю его дружину, избивая сильно, и отца его духовного игумена Александра; и остался один он в руках их, и говорил про себя: «Удалили от меня дружину мою и ближних моих от страстей ». Наутро же в воскресенье по повелению беззаконных возложили великую колоду из тяжелого дерева на шею святого, показывая, что предстоит ему принять позорное мучение, и приняв его, благодарил он Господа Бога с радостью и со слезами, говоря: «Слава тебе, Владыка человеколюбче, что сподобил меня принять начало мучения моего, сподоби меня принять и окончить подвиг свой, да не прельстят меня слова лукавых, да не устрашат меня угрозы нечестивых». И повелели беззаконные вести святого вслед за царем, ибо отправился царь на охоту. Премудрый же благоверный великий князь Михаиле, как привык смолоду, никогда не изменял правила своего, – в ночи пел псалмы Давидовы. И как отправился из Владимира, с того дня от воскресенья до воскресенья постился, причащаясь телу и крови Господней; а с тех пор, как был схвачен, еще больше, беспрестанно, все ночи не давал сна своим очам, чтоб не уснул, не задремал хранящий его ангел, но вновь и вновь славил Бога, со многими слезами и с глубоким воздыханием исповедаясь ему, говорил: «Господи, услышь молитву мою, и вопль мой да придет к тебе, не отврати лица твоего от меня, Владыка. В день скорби моей приклони ко мне ухо твое; в час, когда воззову к тебе, Господи, скоро услышь меня, ибо исчезли, как дым, дни мои...» И далее: «Спаси меня, Боже, ибо дошли воды до души моей, ибо я пришел сюда, как в глубину морскую, как будто буря потопила меня. Ненавидящих меня без ума стало больше, чем волос на главе моей. Прежде хлеб мой ели и любовь мою видели, а ныне укрепились на меня враги мои, преследующие меня неправедно». |
| Когда беззаконные те стражи в ночи забивали в ту колоду святые руки его, то он, мучимый таким образом, не переставая пел Псалтирь, а один отрок его сидел, переворачивая листы. Он же усердно говорил: «Господи, не отврати лица твоего от раба твоего, ибо скорблю, скоро услышь меня, вонми душе моей, избави ее от врагов моих. Ибо ты один ведаешь помышление мое, стыд мой и посрамление мое, ибо перед тобою все преследующие меня неправедно. Если бы кто поскорбел со мной, но утешающего не нашел, кроме тебя, Господи; воздают мне злом за добро, излей на них гнев твой, и ярость гнева твоего да обымет их. Почто хвалишься злобой своей, беззаконный Кавгадый, зло замышляя на меня всякий день? Ты соделал свой язык словно бритву изощренную, полюбил ложь и зло больше добра, забыл многочисленные дары мои, наговорил на меня неправду царю. За то сокрушит тебя Бог , исторгнет тебя и переселит тебя из селений твоих и корень твой из земли живых. Но терплю, Господи, имени твоего ради, ибо будет мне благо перед преподобными твоими, ибо давно я жаждал пострадать за Христа. Вот видя себя так мучимого, радуюсь я спасению твоему, – ради имени Господа Бога нашего возвеличимся. Но почему – о Боже – скорбишь ты, душа моя, зачем смущаешь меня; уповай на Бога моего, ибо исповедаюсь ему; спасение мне Бог мой». Так все время славил он Бога со слезами, днем же всегда можно было видеть, как он светлым, веселым взором и сладкими словами утешал дружину свою. И видели, как, ничуть не оскорбляясь, говорил он: «Не все ли едино, дружина моя, когда прежде вы, как в зеркало, на меня глядя, утешались. Ныне же, видя на мне эту колоду, печалитесь и скорбите. Вспомните, как принимали мы благое в жизни нашей, сего ли не сможем претерпеть? Что для меня эта мука в сравнении с делами моими! Больше того достоит мне принять, дабы, быть может, прощение получить». И добавил слова, слова праведного Иова: как угодно Господу, так и будет; да будет имя Господне благословенно отныне и до века. «Не печальтесь, скоро увидите и все иное, что сбудется на вые моей». |
| Переходим теперь к обзору списков Пространной редакции Жития Михаила Ярославича. К концу XIX столетия разысканиями В. О. Ключевского и Н. П. Барсукова было выявлено четыре списка Пространной редакции (из них старейший – список Ундольского-датируется 30-ми годами XVI в.). Спустя сто лет В. А. Кучкин обнаружил еще три списка: Лихачевский фрагмент середины XVI в. и два списка XVII в. – Першинский и Тверского архива 308 . Все семь списков исследователь разделил на четыре группы, восходящие к общему оригиналу: список из Милютинских миней и Тверской – через дефектный протограф, список из Тулуповских миней и Тихонравовский – через протограф 1485 г., списки Ундольского и Першинский – через общий протограф и, наконец, Лихачевский – непосредственно 309 . В настоящее время можно указать еще два списка Пространной редакции (ГИМ, Увар., 184 и РНБ, F.I.306) – более древние, чем известные до сих пор. В связи с этим обстоятельством требует пересмотра вся схема соотношения списков Пространной редакции. Дадим уточненное описание списков Пространной редакции Жития Михаила Ярославича: 1) Уваровский: ГИМ, собр. А. С. Уварова, 184 (4 ). Сборник житий и служб русским и славянским святым, в 4 , на 402 листах, датируется первой четвертью XVI в. Переписан пятью почерками одного времени. Основная часть (л. 3–327) написана первым писцом, но в ней имеются тетради, переписанные вторым писцом (л. 105–112 об., а также л. 382–402 об.) и третьим (л. 305–313 об.); филигрань: Тиаратипа Брике, 4910 (1503–1517 гг.) 310 . Четвертым почерком переписаны л. 327–337 об., пятым – л. 338–381 об. на бумаге с филигранью: Тиара с литерами «З» и «е» – Лихачев, 1382, 1383 (1511 г.). Житие Михаила Ярославича помещено на л. 210–229 об. и имеет заголовок: «В лето 6800. Убиен бысть благоверныи и христолюбивыи великыи князь Михаило Ярославичь месяца ноемвриа 22 день». Перед житием, на л. 198 об. – 210, переписана служба благоверному князю Михаилу Ярославичу (древнейший среди известных список службы) 311 . На л. 241–251 помещена служба еще одному тверскому святому – епископу Арсению (также древнейший список). |
| Автор стремится передать психологическое состояние псковичей: из Новгорода поступают тревожные вести, и у них «срдце упало»; горожане узнают, что их жалобщики задержаны великим князем, и на псковичей нападет «страх, и трепет, и туга, и пресхоша гортани их от скорби и печали, и уста их пресмягли» (запеклись). После того как Третьяк Долматов объявил волю московского князя, псковичи «горько заплакали»: «Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? Како ли не урвалося сердце от корени?» В то же время в повести использованы элементы делового стиля челобитных грамот, посланий. Например: псковичи «биша челом» великому князю «о жаловании (о пожалованье) и о печаловании своея отчины». Завершается повесть религиозно-дидактическими рассуждениями, обращенными к псковичам: «...ради самоволия и непокорения друг другу бысть сия вся злая на вы». А затем, говоря о бесчинствах московских наместников, их тиунов и дьяков, автор вводит фольклорные образы Правды и Кривды: «Правда... взлетела на небо и Кривда в них нача ходити...» Центральный герой повести – град Псков и псковичи, собирательный образ которых противопоставлен великому князю Василию Ивановичу и его наместникам. Характерной особенностью повести является сочетание фактичности, документализма, последовательности изложения событий с эмоционально–лирической, публицистической и дидактической их оценкой. Тверская литература В экономическом и политическом отношении Тверское княжество было тесно связано с Владимиро-Суздальским. Выгодное географическое и экономическое положение Твери на пересечении торговых путей с Востока на Запад способствовало ее политическому возвышению. С начала XIV в. тверские князья выступают постоянными соперниками князей московских в борьбе за великое княжение Владимирское. Особенно усилилась политическая роль Твери в период феодальной войны Василия Темного с Дмитрием Шемякой (первая половина XV в.). На этот период падает расцвет тверской литературы, зодчества. С конца XIII в. в Твери ведется своя летопись, создаются произведения житийной литературы. К началу XV в. относится «Житие князя Михаила Александровича Тверского ». В нем прославлялись подвиги князя, возвеличивалась его политическая роль, а род тверских князей возводился к Владимиру Святославичу Киевскому. В это же время перерабатывается повесть об убиении в Орде князя Михаила Ярославича, дошедшая до нас в многочисленных редакциях XIV – XVII вв., включенных в состав русских летописных сводов XV – XVI вв. и житийных сборников. Повесть ярко изображала борьбу за великокняжеский владимирский престол Юрия Даниловича Московского и Михаила Ярославича Тверского и трагическую гибель в Орде тверского князя в 1318 г. В ней осуждались жестокость, вероломство, корыстолюбие ордынских правителей; в неблаговидном виде изображалось также и поведение московского князя Юрия. |
| Один из списков, Лихачевский, в котором сохранилось лишь несколько листов, является абсолютно дефектным. Анализ остальных шести списков Пространной редакции позволил В.А. Кучкину распределить их по трём группам. Первая группа – список из собрания В.М. Ундольского и Першинский (сокращённо – Унд. и П.). Вторая группа – Тулуповский и Тихонравовский (Т. и Тих.). Третья группа – списки Милютинский и Тверской (М. и Тв.). Каждая группа списков отличается от других сходными разночтениями в ряде мест текста, что, согласно В.А. Кучкину, свидетельствует ο происхождении их от трёх разных протографов 43 . Недавно Б.М. Клоссом обнаружены ещё два списка Пространной редакции – Уваровский (ГИМ, собрание A.C. Уварова, 184) и Библиотечный (РНБ, F.I. 306) 44 . Он предложил также новую классификацию списков: списки первоначального вида (Милютенский, Тверской и Лихачевский фрагмент) и списки вторичного вида (все остальные) 45 . В дополнение к спискам Пространной редакции, опубликованным В.А. Кучкиным и В.И. Охотниковой, Б.М. Клосс опубликовал близкий к списку Ундольского и Першинскому древнейший Уваровский список 46 . В то же время изучение списка из рукописной коллекции ΓΑΤΟ позволяет говорить, что этот список заслуживает не меньшего внимания, чем список Ундольского, Першинский и Уваровский. Как признает Б.М. Клосс, «хотя Тверская рукопись является самой поздней среди списков Пространной редакции Жития Михаила Ярославича, она в то же время и наиболее авторитетна...» 47 . Количество разночтений между Тверским и другими списками в целом весьма велико. Мы остановимся лишь на тех, которые имеют принципиальный характер. Начнём с заглавия рукописей. Список Ундольского, a также Першинский, Уваровский, Библиотечный и Тихонравовский открываются датой «В лто 6800». Поскольку речь идёт ο годе убиения Михаила Тверского, приходится констатировать, что в дате содержится грубая фактическая ошибка. Β действительности, как это и видим в Тверском списке, имеется в виду 6826 (1318) год. Текст Жития начинается образом, который в списке Ундольского, Першинском и Уваровском (а также в других, за исключением Тверского и Милютинского) представляет собой описание венка из разноцветных ароматных цветов. Этот образ, как установил В.А. Кучкин, заимствован из Жития византийского святого Коинта 48 . Β Тверском и Милютинском списках образ венка из цветов переосмыслен – здесь говорится ο драгоценном венце с украшениями, источающими неувядаемый цвет. В.А. Кучкин предположил, что в протографе Тверского и Милютинского списков был утерян лист, отчего в этом месте текст оказался сокращен 49 . Но можно предположить также, что сокращение произведено сознательно, т.к. далее в тексте неоднократно повторяется образ неувядаемого венца – символа духовной победы и святости. |
| В чём ещё проявляются параллельные проблемы в истории Тверского княжества и Тверской области? Упомяну одну современную — обустройство в регионе вынужденных русских переселенцев с земель «ближнего зарубежья», которые стали враждебными, и трудовых мигрантов, ищущих лучшей доли. Как в её решении использовать опыт наших предков-земляков? Надо просто помнить начало тверской средневековой истории: княжество Тверское появилось и окрепло во-многом благодаря беженцам от татаро-монгольского разорения и притеснений своих удельных правителей. Если всё начинается со слова, мысли, нравственной позиции, то необходимо заново строить своеобразную систему «экологии духа». Систему искусственную, но повторяющую экологию природы с её естественным воспроизводством и механизмами внутреннего самоочищения. Строить ту культурную среду, которая воспроизводит человеческое «я» через трансляцию своих семейных, региональных, национальных ценностей, с одновременным усвоением и трансформацией «чужого» в «своё», «я» в «не я», и наоборот. Сложность и противоречивость понимания русского духовного наследия, корни которого в малой Родине, в древнерусских землях, в провинциях – а исторически они стали складываться как самостоятельные княжества – порождают различные интерпретации исторических событий, национальных духовных ценностей, приоритетов и лидеров в зависимости от того, кто и откуда вершит суд. Стремление принизить и упростить образ великого князя существовало давно, оно было следствием политической борьбы за лидерство в объединении Руси и последующей верноподданнической самоцензуры (после возвышения Москвы в России ничего не могло быть выше московского Кремля и вернее державной точки зрения), а также провинциального комплекса неполноценности, связанного с действием вытесненной из сознания исторической травмы. Между тем, судьба Михаила Тверского — поистине выдающееся событие политической, этнической, рододинастической всемирной истории и, конечно, нашей тверской историко-краеведческой и региональной историографии. В ней — евангельская богочеловеческая глубина и мудрость, одновременно — былинный размах событий и человеческих страстей. Беспримерно преодоление этим апостолом ненасилия привычек силового решения споров и конфликтов, уникального благородства в политической и нравственной жизни. Житие этого святого благоверного князя позволяет нетрадиционно исследовать ряд фундаментальных проблем политической этики: сопряжённость политики и нравственности, соотношение насилия и ненасилия, диалектики власти и подчинения, силы и права. Духовное напряжение в решении этих проблем было столь велико, а результаты нравственного выбора так высоки, поучительны и трагичны, любовь к Богу и вера столь показательна и тверда, что князь обрёл святость. |
| Здесь и московская державная неприязнь к Твери — бывшей своей политической сопернице, раздражённые оценки: «игры патриотов», «сепаратистские устремления» «компанейщина»; недоумение и ирония по поводу неизвестно откуда возникшего в российском социуме глубинного интереса к Михаилу; и даже что-то похожее на эгоистический защитный рефлекс у отдельных краеведов и историков на исследовательские программы представителей других дисциплин и появление в Движении новых интеллектуальных центров и лидеров. Можно констатировать: в общественном сознании существует четыре разно векторные тенденции. Одна ориентирует современное общественное мнение на понимание культуры своих предков и практику возвышения имени Михаила Тверского. Другая отличается восприятием культуры предков как «своей», но давно ушедшей и мёртвой, следовательно, страдает недопониманием и невостребованностью исторического опыта и культурного наследия, которые были и остаются стратегическим ресурсом нашего регионального развития. Третья тенденция ориентирует общественное сознание на иную, в цивилизационном отношении — противоположную, систему культурных ценностей, норм и интересов, она заставляет своих адептов, осознанно или нет, работать на умаление личности и принижение исторической роли великого князя, да и других святынь и ценностей региона. Четвёртая тенденция вообще антикультурна и маргинальна. Она базируется на психологии отстранённости и незнании культуры своего прошлого, сосредоточенности на собственной субкультуре в узких пространственно-временных границах жизнедеятельности личности, её демонстрирующей. Констатация факта влечёт постановку вопросов. Зададим себе те, которые логически вытекают из вышесказанного: каковы причины расширения круга искренних почитателей «князя Михайла Тферскаго»? Почему столь противоречивы оценки этого имени и реакция на него? Чем из своего далёка он может помочь в решении наших современных проблем? Поиск ответов на вопросы базируется на гносеологических возможностях современного гуманитарного познания, преимущественно с позиций человековедения, культурологии, политологии и регионалистики. |
| Политическое поражение и смерть Михаила Тверского обернулись его нравственной, духовной победой над Юрием Московским и ордынскими ханами, победой над собственным историческим забвением. Историческая память и традиции, как известно, являются частью исторического наследия; они переходят от поколения к поколению в качестве благотворительного подарка с обязательным вручением. Когда мы вскрываем тару, перевязанную лентой с цветами того и ли иного национального флага, мы всегда обнаруживаем на дне исторический опыт, который необходимо сразу пускать в дело, либо можно положить в чулан, либо с брезгливостью выбросить на свалку. Политические традиции субъектов политики: личности, обладающей властью, правящего дома, социально-политической группировки, партии, регионального образования, государства, народа или их совокупности в пространственно-временном континууме своих субъектно-объектных связей, т.е. в одной исторической эпохе формируются по известной схеме: политическая ситуация → политическая проблема → идея её решения → интеллектуальная разработка в виде политической доктрины или программы → удачная либо неудачная практическая реализация этой программы → коррекция идей и механизмов реализации → социально-психологическое восприятие обществом результатов → учёт этого восприятия и распространение пропагандой уже в качестве политической нормы → закрепление в культуре как стереотип мышления и поведения и, наконец, → передача сложившихся идеологем, архетипов в форме традиции, т.е. воспроизводимого из поколения в поколение образца, определяющего стиль мышления и образ действия людей определённой эпохи. Традиции выступают как средство простого воспроизводства общественных систем, выполняют функцию гаранта устойчивости их внутренних связей. Поэтому даже некоторая абсолютизация традиций в политике, которая выступает методологической основой политического консерватизма, — необходимый, как мы теперь понимаем, элемент исторической преемственности, некий противовес политическому экстремизму. |
| Но периоды «бури и натиска», исторических разломов и крушения царств требуют не только охранительной мольбы старым богам, обращения к спасительной силе традиций — они (революционные ситуации) побуждают к историческому творчеству, к поиску нового. Интенсивная инновационная деятельность в период кризисов и потрясений — эффективный механизм антикризисного управления. Правда, при условии, что она умна, нравственна, удачлива и к тому же сопряжена с традициями. Таким образом, исторически проверенная и методологически грамотная модель векторного развития такова: новация → норма → традиция, где рождённая творчеством новация превращается в норму, которая и закрепляется в традиции. Однако для успеха эта модель должна включать в себя одновременный и параллельный процесс «спиралевидного» способа духовного и практического освоения действительности: традиция → снятие традиции → инновационно-традициональный синтез, где действующая или извлечённая из исторического забвения традиция адаптируется к современности как приправа, обеспечивающая новому историческому блюду знакомый и привлекательный аромат, прагматическую съедобность и социокультурную усвояемость социальным организмом. В полном соответствии с законом отрицание отрицания и человеческой физиологией. Диалектика взаимодействия традиций и новаций в условиях мира — парадоксальная диалектика. Для краткости напомним известный афоризм: «Истина рождается как ересь, а умирает как заблуждение». Диалектика взаимодействия традиций и новаций в условиях кризиса и войны — трагическая диалектика, отражённая в народной мудрости констатацией: «Куда ни кинь — везде клин!». Чтобы убедиться в этом достаточно проанализировать историческую ситуацию XIV в., которую надо — после сделанного экскурса в политологию и философию истории для разъяснения методологической позиции автора — рассматривать уже под знаком сугубо прагматичного вопроса: какие политические традиции и новации были использованы для государственного выживания Северо-Восточной Руси в эпоху Михаила Тверского? |
|
|
