| Он был учителем прежде всего, и свидетельствовал со властью. Но это был свободный и внутренний авторитет, не внешний… Скончался Исидор около 449 г. 6. Обособленно стоит в ряду аскетических авторов блаженный Диадох, епископ Фотики древнего Эпира. О нем мы знаем только то, что епископом он был в середине V-ro века (срв. его подпись под посланием эпирских епископов к имп. Льву, 457 или 458 года). Современные историки о нем не упоминают, и Фотий в своей «Библиотеке» ничего не говорит о его жизни, отмечая его «превосходное» Слово. Творения Диадоха пользовались большим распространением (очень много списков), на них часто ссылались и делали выдержки для сборников и цветников. Главный труд Диадоха — «Сто глав о духовном совершенстве». Это краткое и связное руководство монашеской жизни. В нем очень силен полемический мотив, — опровержение мессалианства (срв. у Марка Пустынника). Диадох вводить нас в понимание внутренних трудностей и опасностей в монашеской жизни, в молитвенном делании (срв. главы 76–89). Диадох определяет аскетический подвиг, как путь любви (γπη). Вера есть бесстрастная мысль (или понятие) о Боге. Надежда — «исхождение ума в любви к уповаемому». И любовь «соединяет душу с совершенствами Божиими, испытуя Невидимого неким умным ощущением…» Любовь к Богу есть прежде всего некое самоотречение и смирение себя пред Богом, некое забывание о себе, нелюбовь к себе самому Бога ради. И еще — как бы некий постоянный уход от самого себя, в любовь к Богу. Истинный подвижник непрестанно желает, чтобы Бог прославился в нем, но сам хотел бы остаться при этом как бы «не существующим». Он не знает и не чувствует за собой никакого достоинства… Однако, к этой любви можно взойти только постепенно. И начинается восхождение от страха Божия. Именно страх очищает душу, и несовершившимся еще подобает именно страх. Уже в процессе очищения вспыхивает и разгорается любовь, и изгоняет страх. Страх Божий есть некий «огнь бесстрастия», и потому только начавшие чистительный подвиг имеют подлинный страх. |
| Общественный Комитет " За нравственное возрождение Отечества " Невозможно испытать большее потрясение, чем жены-мироносицы, которые «побежали от гроба», «их объял трепет и ужас», «и никому ничего не сказали, потому что боялись». Отцы-пустынники, святые подвижники, сподобившиеся подлинных высот созерцания, выражают это изменение всего человеческого естества от прикосновения к Тайне Бога словом «трепет и ужас». И мы все, крещеные, спогребшиеся Христу, призваны к подлинному общению с Богом, еще здесь на земле узнавая этот трепет и ужас. Ужас — слово, которым, по существу, заканчивается Евангелие от Марка. Не странно ли, что благовестие Божие заканчивается этим ужасом женщин, которые не говорят ничего. А что они могли сказать? Они пришли сюда, чтобы найти Тело своего Господа и принести Ему последние знаки своей любви. Они спрашивали себя, кто откроет им гроб, и вдруг видят, что он открыт и пуст. Вчера была Его смерть, сейчас утром — отсутствует Его Тело, и перед лицом Тайны — молчание. Благо, что они ничего не сказали тогда — ибо что они могли сказать? Они говорят нам больше чем все слова своим трепетом и ужасом. Мы слышали сейчас Евангелие — они испугались, они охвачены страхом, несмотря на то, что Ангел сказал им: «Не бойтесь». Они в ужасе бегут. Они вне себя — вне всего, что им дано было пережить, вне всего, что они могли ожидать. Будем молить Бога, чтобы и нам это было дано: не знать, что сказать, умалиться до младенческого лепета, дать место в наших сердцах Духу Святому, чтобы раскрылось в нас Слово Божие, как это было со всеми первыми христианами перед тайной пустого гроба, перед тайной Того, Кто Живой и Кто предваряет нас на нашем человеческом пути. Чтобы мы замерли в молчании, не зная, что сказать перед этой тайной поистине превосходящей все. И как за литургией Великой Субботы могли только повторять: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничто же земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих, и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Сему лицы ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии херувими и шестокрилатии серафими, лица закрывающе и вопиюще песнь: аллилуия, аллилуия, аллилуия». |
| О. Феофан устроил нам разговление в своей столовой. Была и бутылка легкого белого вина. Мы читали житие св. Марка Фракийского (кажется, память его 5 апреля): строжайший одинокий пустынник, повелевавший и горе двигаться, и пище появляться в пещере… О. Феофан на Пасху уже не ходил в столовую к студентам. Этот кружок и приучил нас к святым отцам. Впоследствии, когда в Санкт-Петербурге образовалось общество «32-х» – «обновленцев» из священников при «Обществе в духе православно-нравственного просвещения», назначено было заседание духовенства под председательством о. Протопресвитера Янышева, тогда уже слепого. Целью собрания было провести через Синод тезисы об «обновлении» Христианства, которое у нас, якобы засорено «византинизмом»,– аскетическим по характеру. А следовало сблизить Христианство с жизнью. Поэтому предполагалось провести ту идею, что «молитва и труд» равны пред Богом. Заготовлены были и тезисы в Синод. Я тогда уже был иеромонахом. Архим. Феофан, как строгий православный, был против этого новшества, и он нас подготовил к возражениям из Свв. отцов. Несколько человек из нас отправились на это собрание. Были предложены тезисы. Оставалось лишь принять их и направить через того же о. Янышева в Синод. После прочтения их при общем молчании – а было до 100 священников и викарий, тогда ещё епископ Вениамин, впоследствии Митр. Петроградский – я попросил себе слова. О. Янышев удивился: – Кто это просит? – спрашивает он. – Иеромонах Вениамин! – отвечают ему. – Какой такой иеромонах Вениамин?! – Профессорский стипендиат Духовной академии! – А-а! Ну, что он скажет? – уже снисходительно заговорил о. Янышев. Дело в том, что профессора воображали себя тогда всезнающими в Православии. Этого же взгляда держался и бывший ректор Духовной Академии о. Янышев. И ярлык «профессорский стипендиат» был для него гораздо убедительнее иеромонашества. Я стал говорить из свв. отцов против нового учения. Возник спор. Дело перенесли на неделю. Появились новые противники, и затем начинание провалилось. Так до Синода и не дошло. |
| Наверху каменных ступеней, по которым мы сошли к пещерам, меня ожидала монастырская одноколка, и тот же приветливый инок С.., заботившийся о моем успокоении в гостинице, сопутствовал мне по лесам; все тропинки их были ему знакомы, по давнему пребыванию в пустыне. Мы въехали в густой лес, окружающий обитель, такою узкою песчаною дорогою, что едва могла пробираться по ней сильная и привычная лошадь, промежду огромных дерев, или обгоревших пней, при частых подъемах и спусках в малые овраги, покрытые вековою тенью глухого бора. «Вот достойное жилище отшельников», сказал я своему спутнику, и он отвечал: «гнезда остались, но отлетели райские наши птицы; вы увидите сломанные их кельи, где уже никто более не живет. По грехам нашим, Господь лишил нас сих великих подвижников, к которым стекались отовсюду за духовным советом». «Кто же был последний пустынник?», спросил я,– «иеродьякон Александр, скончавшийся весьма недавно», сказал мне в ответ С.., «и после него уже никто не получал благословения на пустынное житие, хотя были желающие. Вот и тот холмик, где стояла его келья, которой нет теперь и следа». – «Где же были кельи Марка и Серафима?», спросил я опять инока.– «Марк не имел нигде постоянной кельи», отвечал он, «памятуя слова Господни: лисы язвины имутъ и птицы небесныя гнезда, Сын же человеческий не имать где главы подклонити ( Матф. 8:20 ). Он скитался до глубокой старости по всему лесу, беспрестанно изменяя свое жилище, доколе от дряхлости не укрылся в обитель; а у отца Серафима были две кельи в разных местах, одна за пять верст, другая за две от пустыни, потому, что он два раза уединялся, на расстоянии нескольких лет. Я укажу вам только место последней над источником, потому что самую келью взяли к себе, из уважения к памяти старца, сестры Дивеевской общины, основанной с его благословения. Вы, конечно, читали житие обоих старцев, составленное в Лавре Троицкой, одним из приближенных учеников отца Серафима; а о других отшельниках наших там же написал другой выходец Саровский, в своей духовной лествице». |
| А она кому повинуется, хотя и пишет, что любит с духовными жить, да не известно, какового она духа. Ежели же она скажет, что я предала себя во всем батюшке о. Мелетию и пред ним всю волю свою отсекаю, на что ей скажем, что сие невозможно в точности: во–первых, в рассуждении различия нашего пола и, во–вторых, с ним не живши, нельзя все повсечасные помыслы открывать и наставления приличествующие и предохранительные принимать, дабы удаляться от этих поползновений повсечасных; в–третьих, хотя он старец и высокой жизни, но пустынник, и с нами различествует в жительстве, а потому по свойству нашего искуса не может нам от опыту преподать, сам не искусившись в таковом повиновательном жительстве. Словом сказать, смотреть на его трезвенную жизнь можно, а постановлении к нам не годятся: видно, хотя и свят, да не искусен, — частно можно пользоваться, а не совершенно. О сем св. Исаак Сирин пишет так: «Вопроси невежду во искусе бывша, нежели премудраго от начтения или от наслышки» и прочее. Но довольно нам в доказательство привести свой опыт. Она пишет, что живя шесть недель в доме и непрестанно наслаждалась богодухновенными наставлениями св. старца Мелетия было довольно время о многом пренужном и посредственном трактовать, а особливо о предосторожностях сообращения с юными. Но что же, так много пользовавшись, скоро позабыла или совсем не напуствована; почему ж она в Новоржевске с купеческою дочерью было запуталась. Она наслаждалась шесть недель от о. Мелетия поведениями о небесном, но с предохранением, как побеждать страсти. 128. Враг за сердечную молитву восстает на тебя, но ты не покоряйся! В ад пойдут только те, которые от гордости не захотят принести покаяние. Ничего не отвечай врагам, а только молись за них Описанное тобою искушение происходит от диавольской зависти. В Добротолюбии в главах Марка Подвижника о мнящихся от дел оправдатися в главе 88–й сказано: «Егда увидит диавол, яко ум от сердца помолился, тогда велия злобные искушения наносит». Проще сказать, враг за сердечную молитву восстает на тебя и хочет отвратить от оной, но ты не покоряйся ему. Искушение это милостию и помощию Божией пройдет, только ты против вражеских помыслов не представляй доказательств, потому что, по слову Лествичника, враг злохитрый может с своей стороны представить тебе много возражений. Просто продолжай молиться, стараясь не внимать вражеским помыслам и презирать их, повторяя сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа. Св. Лествичник пишет: «Именем Иисуса бей ратников, — несть бо сильнее оружия ни на земли, ни на небеси». |
| Голицын издавна протежировал святителю Филарету (Дроздову) и, пользуясь своим авторитетом у государя, продолжал поддерживать его, даже оставив пост обер-прокурора Синода. Так что верить в «благонадежность» Голубинского у московского святителя были достаточные основания... Их узкий круг объединяла идея внутреннего христианства... Бартенев настойчиво побуждал Голубинского к принятию монашества. 10 января 1842 года он пишет Федору Александровичу: «Есть высшее призвание, которого толпа и не понимает, и страшится. Истинным философом, в значении прямого смысла, нельзя иначе быть, не быв аскетом; заповедные тайники любомудрия никогда не раскрываются страстному супругу; есть степени духовного возраста, где даже самое святое супружество, если не помеха и препятствие, то по крайней мере некоторая граница для безграничного простора духа человеческого, проникнутого духом Божиим и в него влившегося» 333 . Возможно, это письмо и подтолкнуло профессора отправиться за советом к Кутневичу, но тот, как мы помним, на монашеский путь его не благословил... В письмах Голубинского есть свидетельства почитания преподобного Серафима Саровского , достаточно ранние, ибо «Записка» Н. А. Мотовилова написана только в 1861-м. 30 декабря 1842 года Голубинский пишет Бартеневу: «Вы с удовольствием читали изречения блаженного о. Серафима; на сих днях вышло в свет краткое описание жизни его, составленное казначеем здешней Лавры Сергием, который около 15-ти лет пользовался наставлениями старца и издал, за два года, его изречения вместе с жизнию пустынника Марка» 334 . Тайна столь раннего почитания преп. Серафима Голубинским и Бартеневым кроется, скорее всего, в общей для них и кн. Голицына тяге к поискам новых, нежданных харизматических явлений... «Школа Голубинского» Из числа слушателей Голубинского, совсем не обязательно разделявших его позиции, в Московской духовной академии являл собой восходящую звезду Н. П. Гиляров–Платонов (1824–1887), но его профессорская карьера была остановлена вмешательством московского митрополита Филарета в 1855 году 335 … |
| Образ преподобного Исидора очень ярок. Он был учителем прежде всего, и свидетельствовал со властью. Но это был свободный и внутренний авторитет, не внешний... Скончался Исидор около 449 г. 6. Обособленно стоит в ряду аскетических авторов блаженный Диадох, епископ Фотики древнего Эпира. О нем мы знаем только то, что епископом он был в середине V-ro века (срв. его подпись под посланием эпирских епископов к имп. Льву, 457 или 458 года). Современные историки о нем не упоминают, и Фотий в своей " Библиотеке " ничего не говорит о его жизни, отмечая его " превосходное " Слово. Творения Диадоха пользовались большим распространением (очень много списков), на них часто ссылались и делали выдержки для сборников и цветников. Главный труд Диадоха - " Сто глав о духовном совершенстве. " Это краткое и связное руководство монашеской жизни. В нем очень силен полемический мотив, - опровержение мессалианства (срв. у Марка Пустынника). Диадох вводить нас в понимание внутренних трудностей и опасностей в монашеской жизни, в молитвенном делании (срв. главы 76 - 89). Диадох определяет аскетический подвиг, как путь любви (γπη). Βера есть бесстрастная мысль (или понятие) о Боге. Надежда - " исхождение ума в любви к уповаемому. " И любовь " соединяет душу с совершенствами Божиими, испытуя Невидимого неким умным ощущением " ... Любовь к Богу есть прежде всего некое самоотречение и смирение себя пред Богом, некое забывание о себе, нелюбовь к себе самому Бога ради. И еще - как бы некий постоянный уход от самого себя, в любовь к Богу. Истинный подвижник непрестанно желает, чтобы Бог прославился в нем, но сам хотел бы остаться при этом как бы " не существующим. " Он не знает и не чувствует за собой никакого достоинства... Однако, к этой любви можно взойти только постепенно. И начинается восхождение от страха Божия. Именно страх очищает душу, и несовершившимся еще подобает именно страх. Уже в процессе очищения вспыхивает и разгорается любовь, и изгоняет страх. Страх Божий есть некий " огнь бесстрастия, " и потому только начавшие чистительный подвиг имеют подлинный страх. |
| Это ясно уже у святого Афанасия и у Каппадокийцев. Христологические споры разрешаются не только догматическим, но и аскетическим синтезом. Его мы находим у преподобного Максима Исповедника. Догматика и аскетика органически и неразрывно смыкаются в его системе. II. Дyxobhыe беседы 1. Сборник «Духовных бесед» (числом 50) известен в рукописях под именем Макария. Со времени первого издания в авторе принято видеть преподобного Макария Египетского, знаменитого скитского подвижника ІV-ro века, ученика преподобного Антония. О нем подробно рассказывает Палладий (Лавсаик, гл. XVII), говорит Руфин, еще Сократ и Созомен. Известно отдельное житие его в коптской и сирийской редакциях. Однако, никто из этих древних авторов не упоминает о творениях преподобного… Великий старец жил замкнуто, с двумя учениками, которые и принимали посетителей. Как выражается Палладий, он жил точно странник на этой земле, мертвый для мира и земных забот, весь в созерцании и в беседе с Богом… Только Геннадий Массилийский говорит о его творениях, но называет при этом «одно только послание», — imam таптит ad juniores professionis suae soripsit epismolam… Вероятно, это и есть известное нам «духовное» послание «к чадам», ad filios (сохранилось в латинском переводе)… Это полное отсутствие упоминаний о сборнике «бесед» вызывает недоумение. Особенно странно молчание Палладия. Он был близок с Евагрием, учеником Макария, и не мог не знать о творениях преподобного… Невольно возникает сомнение, принадлежат ли в действительности эти беседы или «гомилии» великому Макарию… На надписание рукописей полагаться трудно. И к тому же отдельные беседы встречаются и под другими именами, — преподобного Ефрема Сирина, чаще блаженного Марка Пустынника. В арабском переводе весь сборник (21 беседа) надписан именем Симеона Столпника… Во всяком случае, изданный текст «Бесед» вряд ли исправен. В нем чувствуется позднейшая обработка. Вероятно, и самое разделение на «беседы» следует приписать позднейшему метафрасту; недавно издано еще семь бесед (продолжение сборника). |
| На Пасху студенты, разговляясь, пили и вино, которое на этот раз подавалось студентам в столовую. После этого начинались песни – конечно, светские. Дальше веселье переходило границы. И нам уже неприлично было оставаться. Отец Феофан устроил нам разговенье в своей столовой. Была и бутылка легкого белого вина. Мы читали житие святого Марка Фраческого (кажется, память его – 5 апреля), строжайший одинокий пустынник, повелевавший и горе двигаться, и пище – появляться в пещере 257 . Отец Феофан на Пасху уже не ходил в столовую к студентам. Этот кружок и приучил нас к святым отцам. Впоследствии, когда в Санкт–Петербурге образовалось общество «32 обновленцев» 258 из священников при «Обществе в духе православнонравственного просвещения», назначено было заседание духовенства под председательством отца протопресвитера Янышева 259 , тогда уже слепого; целью собрания было – провести через Синод тезисы об «обновлении» христианства, которое у нас якобы засорено «византинизмом», – аскетическим по характеру. А следовало сблизить христианство с жизнью. Поэтому предполагалось провести ту идею, что молитва и труд равны пред Богом. Заготовлены были и тезисы в Синод. Я тогда уже был иеромонахом. Архимандрит Феофан как строгий православный был против этого новшества. И он нас подготовил к возражениям из святых отцов. Несколько человек из нас отправились на это собрание. Были предложены тезисы. Оставалось лишь принять их и направить через того же отца Янышева в Синод. Но после прочтения их, при общем молчании (а было до 100 священников и викарий, тогда еще епископ, Вениамин, впоследствии митрополит Петроградский 260 ), я попросил себе слова. Отец Янышев удивился: – Кто это просит?! – спрашивает он. – Иеромонах Вениамин! – отвечают ему. – Какой такой иеромонах Вениамин? – Профессорский стипендиат духовной академии! – А-а! Ну, что он скажет? – уже снисходительно заговорил отец Янышев. Дело в том, что профессора воображали себя тогда всезнающими в Православии. Этого же взгляда держался и бывший ректором духовной академии отец Янышев. И ярлык «профессорский стипендиат» был для него гораздо убедительнее иеромонашества. |
| Писец – монах Садоф (Симеон Ивкович). Листы пронумерованы писцом буквенной цифирью. Имеется поздняя библиотечная нумерация. На полях многочисленные сноски. Переплет картон в коже с тиснением. Украшения Заголовки глав и инициалы киноварные. На л. I об. вклеена печатная гравюра с житием Марка гробокопателя. Записи На первом припереплетном листе верхней крышки переплета владельческие записи разных рук: «Феофан иеромонах, родом болгар 1893 март 8 д(ень)», «Пангратия монах», «Харитон монах прочтох и ползовахся». Также по нижнему колонтитулу л. 1-1об.: «Феофан иеромонах болгар». На л. 154 об. на левом поле запись писца киноварью: «1781 года. Писал монах Садоф». На последнем припереплетном листе задней крышки переплета запись: «Прочтох аз многогрешный сию книгу и ползовахся. Пагкатие (Панкратий?) монах». Содержание л. 1. Оглавление книги Рай. «Главы яже по части настоящаго слова». л. 11. Предисловие. «Малейших в пустынницех Каллиста и Игнатия Ксанфопулов…» л. 11 об. Рай Каллиста и Игнатия (Стословец). «Предисловие слова сего, еже и первыя главы число имать, есть о сущем в верных Святым Духом божественнем и превышеестественнем даре же и благодати». Нач.: «Подобаше убо нам по Божественным рещи глаголом, богонаученным сущым…» л. 152 об. Симеона Солунского свидетельство о Каллисте и Игнатии. «О блаженных отцех наших Каллисте патриарсе и Игнатии от книги Симеона Фессалонитскаго, во главе яже о Божественнем последовании 295, странице 210». Нач.: «Изряднее же во дни наша сия о ней (молитве) списаша Духом, якоже и сами суще от Бога…» л. 154 об. Мелетия Афинского свидетельство о Каллисте и Игнатии. «От церковныя повести Мелетия Афинскаго в книзе 14, главе 15, числе 8». Нач.: «Каллист вторый иже от Ксанфопулов монастиря на патриаршеский иже в Константине граде престол возведенный…» 5/37 1791 г. Патерик с прибавлением. 4 о . 20,5х12,5. 401 л. Т Полуустав неаккуратный, переходящий в скоропись, одного почерка. Писец – схимодиакон Тимофей. Заголовки глав чернилами в колонтитулах. Листы пронумерованы писцом буквенной цифирью. |
|
|
