| Истинным «содержанием» Искусства является оно «само как таковое», его «строй формовых элементов» (285). В частности, для живописи – это сама живопись – соотношение цветовых масс и форм, живописная фактура, реальная жизнь и развитие цветовых пятен, их «энергийная» сила и динамика; «чистый элемент живописный» и т. п. «Живопись есть сконструирование цвета в общую массу, которая является живописной тканью»; «живопись есть проявление чувств к цвету и выражение через конструирование последнего своего контакта с цветным явлением». Художнику каждый предмет предстает «беспредметной комбинацией цветов», или «цветописью». «Чистый беспредметный контакт» с таким (то есть истинным) Искусством доставляет зрителю «приятные эмоциональные переживания» (319). В этом, собственно, и состоит художественно-эстетическое credo Малевича, на основе которого он и пришел к супрематизму. Здесь, как мы видим, достаточно регулярно мелькает важный и значимый для него термин беспредметное, поэтому имеет смысл внимательнее всмотреться в его содержание. Малевич употребляет существенный для него термин в нескольких взаимопересекающихся смыслах, восходящих к его философско-эстетическим представлениям. Согласно им, весь «мир как факт суждения» является «предметным» миром, а «мир как факт вне суждения» – беспредметным (243). Суждение же у Малевича в данном случае тождественно осознанию, мышлению, разуму. Таким образом, неосознаваемый мир, мир вне познающего разума и является миром беспредметным. «Чистая работа организма – работа вне сознания и вне учета, безобразна, беспредметна» (254). К возможностям же разума и сознания Малевич относится скептически, как художник хорошо ощущая их принципиальную ограниченность, а отсюда беспредметность выступает у него практически онтологическим основанием бытия. «Осознать предмет нельзя, – безапелляционно констатирует автор, не утруждая себя доказательствами и по-своему интерпретируя взгляды известных в то время эмпириокритицистов, – ибо все есть осязательная беспредметность взаимодействий» (243). |
| Татьяна Везелева 26 апреля 2012, 22:57 Малевич это человек который жил, творил, любил... А совсем не демон как его тут называют.. И работы его прекрасны, Вы можете этого не понимать, но Вы не можете уничтожать то что не понимаете. Вы же все мои слова перекручиваете, Вы наверняка и бесов в хитрости превосходите своей демогогией Вам лишь бы растерзать кого нибудь, милосердные мои... Анна 25 апреля 2012, 16:04 Татьяне Вид инвалида у нормальных людей должен вызывать прежде всего сострадание и желание помочь,а такие чувства не нарушают душевный мир. Они должны быть присущи всем христианам.У меня сын учится в специализированной художественной школе и я всеми силами хочу его оградить от такого уродства как художества К.Малевича. Наталия 25 апреля 2012, 13:21 Ссылка для Татьяны и всем кому это интересно. Мультимедийный блог протоиерея Дмитрия Смирнова. Рубрика " Вопросы и ответы. " Передача " Беседы с батюшкой " от 8 апреля 2012 г. вопрос " Как научиться различать злых и добрых духов " http://www.dimitrysmirnov.ru/blog P S есть хорошая возможность закрузить только нужный тебе вопрос. Для экономии траффика. Наталия 25 апреля 2012, 13:10 Уважаемая, Татьяна. К сожалению, Ваша последняя фраза говорит сама за себя. Из уст христианина фраза " кому я это говорю... " свидетельствует о гордости и уничижениии других, что не есть христианскими чувствами. А очень напоминает общение на светских форумах, которые переполнены " мудрыми " высказываниями типа " сама такая " . Повторюсь в третий раз это фраза из Послания к Галатам Гал.5:22-23 " Плоды духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание... " И если человек начнет сверять свою жизнь даже по одной этой фразе, то он может серьезно продвинуться в своем духовном развитии. Например, если инвалид вызывает у меня неприятные чувства, то где же мое милосердие, которое плод духа? Нет его, значит нужно вызывать его в себе сознательно. И не надо путать милые и приятные ощущения, например, от выкуренной сигареты, просмотра веселенькой пошлой комедии или пустой болтовни с подружкой с радостью и миром душевным. Как раз мира там уж точно нет. |
| Г.Г. Мясоедов. Поздравления молодых в доме помещика. 1861 г. А вот добродушно-снисходительный помещик широким жестом благословляет в своем доме только что обвенчавшуюся молодую крестьянскую пару, пришедшую вместе с родственниками выразить почтение своему господину. Молодожены слились в поцелуе, в то время как их сопровождающие с подобострастием преподносят хозяевам символические подарки, а юная помещица, смущенная этим раболепием, стыдливо потупила взгляд. Это картина Г.Г. Мясоедова «Поздравление молодых в доме помещика», написанная сразу после отмены в России крепостного права. В ней автор запечатлел тот момент истории, когда крестьяне уже были освобождены, но еще не успели до конца почувствовать себя свободными людьми. К.С.Малевич. Голова крестьянина. 1928-1932 гг. Интересны работы авангардистов раннесоветского периода. Малевич, несмотря на то, что его искусство трудно назвать народным, все-таки касается крестьянской темы в некоторых картинах (Голова крестьянина, 1928-1932 гг.) Прослеживается она и в произведениях Филонова (Колхозник, 1931г.) Примечательно то, что в их творчестве соединилась революционная для того времени форма и традиционное для русской живописи содержание. Помимо живописных полотен на выставке экспонируются подлинные предметы народного быта: домотканая женская одежда XIX века, вышитые и кружевные изделия, домашняя утварь, а также простые и одновременно изысканные деревянные украшения домов (резные фризы и наличники). Обращает на себя внимание деревянный придорожный крест 1771 года из села Важины Лененградской области. Не забыли авторы выставки и о кинематографе. В залах развешены экраны, на которые проецируются фильмы 30-х годов, воспевающие трудовую жизнь советской деревни, например, такие, как «Земля» Александра Довженко ( 1930 г .) и «Богатая невеста» Ивана Пырьева ( 1937 г .) Выставка будет работать до 15 августа по адресу: Красная площадь д. 1/2. Государственный исторический музей. Василий Омелин 22 июля 2005 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru |
| Казимир Малевич усматривал главный смысл искусства в субъективном выражении «беспредметности», составляющей сущность предметного мира, сокрытой за видимым предметом и в чистом виде реализующейся только в «ощущениях» художника, которые он и стремится воплотить в своем искусстве. В «изобразительных искусствах» выражаются лишь «образы ощущений», и только «новому искусству» (начиная с импрессионизма) удается выражать «ощущения» в более-менее «голом виде» на основе принципов экономии выразительных средств, концентрации живописно-пластической энергийности, прибавочного элемента. Оптимальной реализации эти принципы, убежден был Малевич, достигли в его супрематизме. «Новое искусство» отказалось ото всех утилитарных задач и функций искусства прошлого и ориентировано только на воплощение его сути «как таковости», которая для живописи состоит в выявлении и выражении с помощью цвета и формы пластической и живописной реальности предметного мира, то есть его беспредметности. Теоретики русского футуризма Хлебников, Крученых, Туфанов пришли к убеждению, что современные языки обыденного общения не позволяют выразить глубинные, сущностные основания Универсума, жизни, человеческих чувств и переживаний. Более адекватными для этих целей в их представлении являются «бессмысленные» глоссолалии древних заговоров, пифийских пророчеств, шаманских заклинаний. В них футуристы увидели непосредственную связь словесной фонетики с сущностью выражаемого и на этой основе приступили к теоретической и практической разработке заумного (внеразумного, сверхразумного) языка – зауми. Именно в ней они видели основы и поэтического творчества, его новый, более высокий уровень, и будущего общего языка всего человечества. Многие точки над теургической эстетики расставил Николай Бердяев , выдвинувший проблему творчества, в том числе и прежде всего художественного, в центр своей философии. Красота, лежащая в основе искусства и практически любого творчества, по Бердяеву, равноценна добру, и путь красоты – путь к Богу. |
| Занятия начались 5-го сентября после молебствия, предваренною речью моею. 1-е октября прошло без всяких инцидентов, обычных в это время. Речь произносил П.П. Соколов «О вере» 1078 . Речь – прекрасная. Затем все пошло обычным порядком. Только в иеромонахе Антонии стали замечаться странности, свидетельствующие о его ненормальности. Оказалось, что он был в психиатрической больнице, что скрыто было им и конфиденциальными отзывами. Снесся с Тамбовскою психиатрическою больницею, откуда ответили, что он был там четыре месяца, по причине нервного расстройства на почве алкоголизма. Вышел здоровым; но что если теперь замечаются странности, то в общежитии ему жить нельзя. О странностях этих мне донесли его сожители, и один из них, студент III курса Малевич 1079 , первый студент, представил мне его бессмысленные писания как свидетельство его ненормальности. Я предложил о. Антонию отпуск. Он стал жаловаться студентам, которые из чувства сострадания начали защищать его и вооружились против Малевича за то, что он представил эти писания. Теперь идет движение по этому поводу. Не знаю, чем оно кончится; но, несомненно, и это движение совершенно бессмысленно. Тут я себя больше всего виню за любовь, за сострадание к этому монаху, которого не следовало принимать в Академию. Теперь не знаю, как отделаться от него. А он действительно ненормальный. Четверг. 18-е октября. Вечером было заседание философского кружка, первое в нынешнем году. Сказана мною краткая речь применительно к задачам кружка. Реферат читал 1-й студент III курса Малевич «О перцепции и апперцепции Лейбница». Реферат – толковый. Сильных оппонентов не было. По случаю смерти архиепископа Амвросия 1080 († 3-го сентября) и предполагаемого поэтому целого ряда перемещений архиерейских досужие языки и меня переводят – то в Воронеж, то в Рязань. По правде сказать, я не желаю теперь никуда отсюда уходить. На педагогической службе много неприятностей, но на епархиальной несравненно больше. Это и доказываю своему отцу инспектору, который, кажется, больше всех старается переводить меня, а он не соглашается или же подозревает искренность моих слов. |
| Ею обладает любое настоящее искусство, но вот только со времени импрессионистов художники осознали, что искусство можно и нужно освободить от всяческого внехудожественного (внеживописного – для живописи) балласта. Моне, Сезанн, кубисты, футуристы, русские кубофутуристы – главные вехи, по Малевичу, на пути этого освобождения. И он делает следующий и последний шаг – супрематизм. Собственно сам термин, как и большинство названий авангардных направлений (в отличие, скажем, от импрессионизма или кубизма,), никак не отражает сущности супрематизма. Фактически в понимании Малевича это оценочная характеристика. Супрематизм – просто высшая ступень развития искусства на пути освобождения от всего внехудожественного, на пути предельного выявления беспредметного, как сущности любого искусства. В этом смысле Малевич и первобытное орнаментальное искусство считал супрематическим (или «супремовидным» – 289). Конкретно же он применил этот термин впервые к большой группе своих картин (39 или больше) с монохромными геометрическими абстракциями, включая знаменитый «Черный квадрат» на белом фоне, «Черный крест» и др., выставленных на петроградской футуристической выставке «ноль-десять» в 1915 г. Именно за этими и подобными им геометрическими абстракциями и закрепилось название супрематизма, хотя сам Малевич относил к нему и многие свои работы 20-х годов, внешне содержавшие некоторые формы конкретных предметов, особенно – фигуры людей, но сохранявшие «супрематический дух». Да и собственно более поздние теоретические разработки Малевича не дают оснований сводить супрематизм (во всяком случае самого Малевича) только к геометрическим абстракциям, хотя они, конечно, составляют его ядро, сущность и даже (черно-белый и бело-белый супрематизм) подводят живопись к пределу ее бытия вообще как вида изобразительного искусства, т. е. к живописному нулю, за которым уже нет собственно живописи. Этот путь во второй половине века и продолжили многочисленные направления в артдеятельности, отказавшиеся от кистей, красок, холста. |
| «Осознать предмет нельзя, – безапелляционно констатирует он, не утруждая себя доказательствами и по– своему интерпретируя взгляды известных в то время эмпириокритицистов, – ибо все есть осязательная беспредметность взаимодействий» (243). Наука и религия, базирующиеся, по его мнению, на разуме ступени познания, ограничены в своих гносеологических возможностях. Их в этом плане превосходит искусство, которое «обратно» первым двум ступеням. Оно «опровергает разум и признает безразумное чувство – наитие, вдохновение, настроение...» «Художество» поэтому есть результат «беспредметного отношения, не отвечая зачем, почему... Оно познает явление, познает природу, их натуру, характер и т. д. в эстетическом мировоззрении» (267). Мир, таким образом, по Малевичу, в сущности своей беспредметен, т. е. пребывает вне сферы действия разума, и только внеутилитарное искусство, основывающееся на эстетических (внеразумных) принципах, т. е. тоже беспредметное в своей основе, в состоянии «познать» его. При этом беспредметность (=сущность) искусства осмысливается основателем супрематизма как высшая ступень разумной деятельности человека. «Художество, которое и должно быть вне разума, ибо оно завершение, где разум прекращает свою деятельность. И это только последняя вершина разумной деятельности, после которой вступаем в беспредметность или заумь, [вне относительно) сфер познания, знания эстетики» (269). Беспредметность отождествляется здесь с заумью, которой увлекались русские поэты-футуристы, друзья Малевича; с тем, что уже за умом. Малевич и сам создал при переходе от кубофутуризма к супрематизму несколько полотен «заумного реализма», в которых заумь выражалась нарочито прямолинейным совмещением несовместимых вещей: наложением почти реалистического изображения коровы на скрипку в окружении кубистических аксессуаров («Корова и скрипка», 1913); храма, селедки, свечи, сабли, лестницы – на физиономию англичанина («Англичанин в Москве», 1914) и т. п. В письме своему другу М. В. Матюшину Малевич писал в 1913 г.: «Мы дошли до отвержения разума, но отвергли мы разум в силу того, что в нас зародился другой, который в сравнении с отвергнутым нами может быть назван заумным, у которого тоже есть закон и конструкция, и смысл, и, только, познав его, у нас будут работы основаны на законе истинно новом, заумном» 535 . |
| Забаев, Д.А. Орешина, Е.В. Пруцкова. – М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2012. – 94 c. 3. Кассирер, Э. Опыт о человеке//он же. Избранное. Опыт о человеке. – М.: Гардарика, 1998. – 784 с. 4. Кассирер, Э. Философия символических форм. Мифологическое мышление. – М.; СПб.: Университетская книга, 2002. – 2 т. – 280 с. 5. Колкунова, К.А., Ореханов, Г.Л., прот. «Духовность»: дискурс и реальность/К.А. Колкунова, прот. Г.Л. Ореханов. – М.: Издательство ПСТГУ, 2018 (в печати). 6. Лонерган Б. Метод в теологии/Б. Лонерган. – М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2010. – с. 400. 7. Лосев А.Ф. Диалектика мифа//Лосев А.Ф. Из ранних произведений. – М.: Издательство «Правда», 1990. – с. 656. 8. Малевич, Т.В., Фолиева, Т. А. «Естественность» религии и «естественная религия» в когнитивном религиоведении/Т.В. Малевич, Т.А. Фолиева//Философия и культура. – 2014. – 11(83). – С. 1605–1617. 9. Мартинович, В.А. Введение в понятийный аппарат сектоведения: пособие для студентов Института теологии БГУ/В.А. Мартинович. – Минск: БГУ, 2008. – 103 с. 10. Мартинович, В.А. Нетрадиционная религиозность: возникновение и миграция. Материалы к изучению нетрадиционной религиозности. Т. 1/В.А. Мартинович. – Минск : МинДА, 2015. – 560 с. 11. Мартинович, В.А. Стигматизация новых религиозных движений/В.А. Мартинович//Журн. Белорус. гос. ун-та. Социология. – 2017. – 1. – С. 73–81. 12. Носачев, П.Г. «Отреченное знание»: изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века: историко-аналитическое исследование/П.Г. Носачев – М. : Издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, 2015. – 336 с. 13. Пруцкова, Е.В. Религиозность и базовые ценности россиян (по данным «Европейского социального исследования» и всероссийского исследования «Ортодокс Монитор»)/Е.В. Пруцкова//Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. – 2017. – Вып. 72. – С. 126-143. 14. Флоровский, Георгий, свящ. О границах Церкви//Православие и экуменизм: Документы и материалы, 1902 – 1998. |
| В статьях и трактатах позднего периода (с конца 20-х годов) Малевич сосредоточивает свое внимание на «новом искусстве», начало которого усматривает в импрессионизме, а завершение – в своем супрематизме и которое резко отделяет от «изобразительного искусства», относя к последнему практически все европейское искусство, ориентированное на изображение действительности, реальности, предмета, на «иллюзию действительности». «Новое искусство» не изображает существующую действительность, но творит «новую реальность», основанную исключительно на тех или иных «ощущениях» художника, которые выходят далеко за пределы чисто «эстетических ощущений». Художника не интересует теперь внешний вид предмета или явления, он «распыляет» (об этом значимом понятии Малевича см. далее) предмет и сосредоточивается на выражении с помощью цвета и формы его беспредметной сущности, его «как таковости» (пластической и живописной «реальности» предмета) в «как таковости» живописи, которая обозначается Малевичем, в частности, и как «ощущение» (оптическое – господствует в импрессионизме, живописное – у Сезанна и его последователей, контрастное – в кубизме, динамическое – в футуризме, сюрреалистическое у сюрреалистов и т. п.). Эти «ощущения» и составляют теперь «содержание» произведения искусства, а вовсе не сюжеты и темы, религиозные или социальные идеи, как в новоевропейском «предметном» (равно иллюзионистском в понимании Малевича) искусстве. Много размышляя и теоретизируя о «новом искусстве» и в целом высоко оценивая его достижения (всех основных направлений авангарда), Малевич с огорчением замечал, что оно скорее негативно воспринимается современными зрителями (включая и художественных критиков), воспитанными на классическом или реалистическом искусстве. Поэтому он много усилий тратил на попытки разъяснения смысла этого искусства, его ценности. В частности, в статье «Эстетика» (1929) он рассуждает о художественной (равно эстетической в его понимании) и нехудожественной сторонах произведений искусства. |
| Именно в этих условиях появление книги, которая рассматривает течения современного искусства с точки зрения христианина, причем это исключительно личный, пережитый самим автором книги опыт, не просто актуально, а своевременно и необходимо. Отходя от принципов классического искусства, устоявшейся традиции, художники ищут новые формы, чтобы глубже проникнуть в суть вещей, найти подлинное основание явлений. Этот духовный поиск может привести к разным результатам, ведь искусство – это не только путь самовыражения, но и путь самосовершенствования. Рейтинг: 8 Голосов: 13 Оценка: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 скрыть способы оплаты Комментарии Василий Н. 25 июня 2014, 18:11 Елене Ассеевой Елена, спасибо большое за ваш комментарий. Полностью согласен с вами. Не хотелось бы, чтобы позиция Андрея Яхнина стала официальной церковной позицией в отношении искусства. Василий Н. 25 июня 2014, 16:35 Диакону Андрею Г. Отец Андрей, если чье-то творчество не созвучно православию, это не значит, что оно не имеет права на существование. Василий Н. 25 июня 2014, 14:04 Диакону Андрею Г. Отец Андрей, если чье-то творчество не созвучно православию, это не значит, что оно должно быть под запретом. Василий 5 июля 2013, 11:39 Надеюсь, эту книгу все же не сделают учебником. Василий 15 апреля 2013, 00:04 И Малевич, и Кандинский, и режиссер Эйзенштейн были, есть и останутся в истории русской культуры как яркие и самобытные художники. Андрей Яхнин 2 марта 2012, 10:11 Действительно, духовная и интеллектуальная слепота восторженных любителей авангарда поразительна. Малевич, как наиболее яркий персонаж и последовательный теоретик, вполне ясно и полно излагал свою богоборческую позицию в многочисленных сочинениях. Кроме нижеупомянутой книжки можно порекомендовать ознакомиться с пятитомником его работ, вышедшем недавно. Даже бронштейн и ульянов не были столь последовательны в своей онтологической ненависти к христианству. В этой связи устоявшаяся искусствоведческая традиция поисков истоков его " творчества " в иконописи является несусветной дикостью. Однако констатация этого факта вызывает обычно злобное шипение и обвинение в мракобесии. |
|
|
