| После описанных событий внешняя политика Омуртага в целом стала несравнимо более мягкой по отношению к Византии, чем во времена его покойного отца. Хан весьма охотно развивал культурные и торговые связи с греками, и военные действия между двумя извечными врагами вскоре сошли на нет 404 . Глава 2. Второй этап иконоборчества. Смерть Льва V Армянина Прекращение военных действий на Западе еще не означало полного восстановления спокойствия в самом Римском государстве – как и ранее, до сих пор сохранялось старое противостояние иконоборцев и иконопочитателей. И императору пришлось спешно решать эту задачу. Начав свое царствие, Лев Армянин не испытывал больших симпатий ни к одной из сторон по спору в отношении святых икон. Обычный офицер, всю жизнь проведший на войне и слабо разбирающийся в догматических тонкостях, он едва ли имел глубокие убеждения на сей счет. Другое дело, что сознание человека того времени не могло не быть религиозным, и если Церковь окончательно не определилась относительно рецепции VII Собора, и общество по-прежнему повсеместно делилось на иконоборцев и иконопочитателей, то царь не мог оставаться в стороне и должен был принять под свое покровительство тех или других. Наиболее вероятно, что если бы император имел возможность заставить обе партии относиться друг к другу терпимо, он, по примеру Никифора Геника, занял бы нейтральную позицию. Однако страсти к тому времени были настолько накалены последними акциями Михаила Рангаве, что мирный исход становился невозможным 405 . Ощутив на себе давление войска, где преобладали иконоборцы, император при встрече предложил патриарху: «Люди возмущаются против икон, говоря, что мы неправильно почитаем их, и за это враги одолевают нас; сделай милость, уступи что-нибудь». Как отмечают, в отличие от императора Льва III, Лев V первоначально предполагал ограничиться полумерами, однако этому желанию, как указывалось, не суждено было сбыться 406 . Нетрудно догадаться, что многие обстоятельства объективно вели Льва Армянина в лагерь иконоборцев. Гонения императора Михаила Рангаве на представителей этой церковной партии, происшедшие на фоне тяжелых поражений, вызвали, во-первых, обратную реакцию со стороны иконоборцев, скрепили их и озлобили. Во-вторых, суеверные, как все люди, византийцы немедленно соотнесли свои последние неудачи с попыткой восстановить почитание святых икон. Силлогизм был прост донельзя: если Римское государство терпит поражение, то, следовательно, римляне уклонились от истинной веры и вызвали Божий гнев. |
| Послание псевдо-Льва халифу Омару Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 42, 2005 8 декабря, 2012 Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, 42, 2005 Сочинение и автор “Послание Льва, императора Византии, Омару, правителю сарацин” дошло до нас в двух различных версиях-переводах: латинской и армянской. Все исследователи согласны в том, что эти версии невыводимы одна из другой, но каждая была сделана с греческого оригинала, который не сохранился. Версия латинского перевода более краткая и простая, относящая авторство к Льву VI (886–912). Версия армянского перевода, сохраненная армянским историком Гевондом, более пространная и богатая аргументацией, недвусмысленно атрибутируется Льву III (717–741). Джеффри и отец Иоанн Мейендорф считают это сочинение подлинной перепиской Льва III Исавра, датируя ее 718 г., и на основании этого называют самым ранним полемическим византийским текстом 1 . В пользу этого привлекаются свидетельства средневековых историков о самом факте подобной переписки, а также то, что Лев Исавр рос в захваченном арабами Мараше, хорошо знал арабский язык и с детства должен был быть знаком с религией арабов. Однако совершенно очевидно, что армянская версия не могла быть написана ранее середины IX века; Хури суммирует главные основания для такого вывода: автор упоминает среди мусульманских сект последователей Джахиза (775–868), пишет о Салмане ал-Фариси как об одном из авторов Корана, — давшая почву для такого утверждения мифологизация этой личности относится ко временам Аббасидов; наконец, упоминается Багдад как столица, и в целом уровень как мусульманской, так и христианской аргументации соответствует явно более позднему времени, чем начало VIII века 2 . Исходя из последнего соображения, мы считаем несостоятельным мнение самого Хури о том, что латинскую версию можно рассматривать как более раннюю и возможно даже относящуюся к VIII в. 3 : хотя там и отсутствуют упомянутые подробности, аргументы в целом те же самые. Наконец, сам автор в тексте пишет о восьми столетиях, прошедших после воскресения Христа, следовательно, текст был записан не раньше 830-х гг. |
| Помимо всего прочего, возникла одна (но далеко не последняя) деликатная ситуация: во время подготовки к Собору выяснилось, что помимо списка ересиархов иконоборчества, которых следовало по заведенному порядку предать анафеме, в среде столичного клира появилась и получила признание чья-то инициатива вычеркнуть имя императора Феофила из диптихов. Конечно, это не было тождественно анафематствованию царя – об этом даже никто и думать не посмел, но все же беспрецедентный случай в истории Восточной церкви. Единственный пример, который мог быть восстановлен в памяти современников, – исключение из церковного поминовения императоров Зенона и Анастасия I в годы царствования Юстина I. Но, во-первых, тогда это сверхординарное событие произошло по требованию Римского папы Гормизда и вызвало глухой ропот со стороны восточного клира. Во-вторых, оно свершилось при согласии Византийского императора – вернее, по его приказу. Наконец, уже тогда данная мера была воспринята, мягко говоря, без энтузиазма и обосновывалась высшими церковными и политическими интересами все еще единой Священной Римской империи. Теперь же аналогичная инициатива исходила от ранее всегда послушного и преданного своему императору греческого священства, чем серьезно подрывался и статус Римского царя, и старые традиции. Тем более, что отсутствовали объективные основания хоть в чем-то отличать императора Феофила от предшествующих ему царей-иконоборцев. Если же вопрос об исключении императоров Льва III, Константина V, Льва IV, Никифора I, Льва V, Михаила II Травла из церковного поминовения вообще не стоял, то с какой стати этой незавидной участи должен был «удостоиться» император Феофил? Святая Феодора разглядела опасность ситуации и попыталась остановить пагубные выступления еще накануне открытия Собора. Но окончательно решить этот важнейший вопрос не удалось; тогда императрица решилась на крайнюю меру. Наступил день, на который был назначен Собор. Царица вместе с сыном императором Михаилом III и синклитом, держа по свече в каждой руке, вошла в храм. Цари подошли к патриарху и вместе прошли к алтарю, а оттуда до Царских ворот, называемых Ктенарийскими. Все восклицали: «Господи, помилуй» 657 . |
| Повторимся – не вполне благочестивое отношение к иконам, обожествление святых икон встречалось часто. Даже позднее, когда многие языческие злоупотребления в иконопочитании были уже развеяны, осмеяны и забыты, св. Феодор Студит хвалил одного вельможу, который икону великомученика Дмитрия признал крестным отцом своего сына (!). И нет ничего удивительного в том, что многие клирики выступали с критикой иконопочитания, нередко переходя границы разумного и отрицая сами иконы как объекты христианского поклонения. Заблуждение ополчилось на ложь, а в результате восстало на истину. Так рождалось иконоборчество. Впоследствии, когда успех одной партии сменялся удачей их противников, а религиозная догматика уступила место политическим соображениям, иконоборчество начнет ассоциироваться с византийской национальной идеей и станет символом патриотизма. В свою очередь почитание икон отождествилось с предательством интересов Империи в угоду универсализма Римской курии. Как следствие, религиозный спор отягощился множеством наносных обстоятельств, превративших его в клубок запутанных проблем. Имели место и иные обстоятельства, которые небходимо учитывать. В частности, специфика, если можно так выразиться, новой ереси по сравнению с ранее появлявшимися заключалась в отсутствии какой-либо четко сформированной иконоборческой доктрины. Впрочем, и у сторонников иконопочитания не было прочной богословской позиции по существу вопроса. Только спустя многие десятилетия необходимые аргументы, собранные в единое богословское учение, были представлены на суд Церкви (VII Вселенский Собор). Как следствие, современники и позднейшие исследователи стали искать в иконоборчестве следы чуждых сознательных и тайных влияний. Много говорилось об иудейской подоплеке иконоборчества, и вроде бы некоторые обстоятельства свидетельствуют в пользу этой версии. Действительно, известно о тесных контактах и добрых отношениях императора Льва III с Хазарским каганом и хазарами, среди которых активно миссионерствовали иудейские проповедники. Однако этот народ принял иудаизм гораздо позднее, и, помимо прочего, нельзя забывать, что в 723 г. Римский царь приказал принудительно крестить всех евреев и монтанистов, причем эта деятельность приняла масштабный характер 58 . Едва ли это событие позволяет аргументированно говорить о симпатиях Льва III к евреям и иудейству как таковому. |
| Папа не признал иконоборца Анастасия Патриархом Константинопольским. Но 10 февраля 731 г. Григорий II преставился. Его преемником был избран выходец из Сирии, основательно знавший родной сирийский, а также греческий и латинский язык, интронизованный 18 марта с именем Григорий III. Император надеялся, что с ним удастся уладить разногласия относительно икон, и в адресованном ему послании признал его епископом Рима – это был последний в истории акт утверждения папы Императором Нового Рима. Но Григорий III опрокинул надежды Льва на его уступчивость в отношении иконопочитания. 1 ноября 731 г. он созвал в Ватиканском соборе святого Петра Собор, в котором участвовали 93 епископа городов Италии, римские клирики и представители римской знати – так называемые консулы. Собор анафематствовал иконоборцев. Без упоминания имени Льва III, своим содержанием этот акт анафематствования касался и Императора. Это не значило, однако, что папа более не признавал Льва Исавра Императором. Формально он оставался его подданным и даже поддерживал добрые отношения с папским экзархом в Равенне Евтихием, который «принес в дар папе шесть драгоценных колонн из оникса... Григорий украсил ими исповедальню у апостола Петра. На эти колонны были наложены окованные серебром балки… а на них были укреплены чеканной работы изображения Христа, апостолов и других святых; очевидно, что это было сделано ради демонстрации против иконоборчества» . Лев Исавр не намерен был мириться с обструкцией, которой подверг его новый папа. В 733-м г. он снова направил в Италию флот, чтобы заставить папу подчиниться или устранить его, но военные суда были разметаны штормом в Адриатике, и большая часть их экипажа и воинов погибла в морской пучине. Тогда Император прибег к другим мерам, чтобы нанести урон папскому престолу. Он «конфисковал все имения, принадлежавшие римской церкви в Калабрии и Сицилии и приносившие ежегодный доход в 35 000 золотых» . В середине 730-х гг. острота гонений на иконы, вероятно, спала. Некоторые историки склонны преуменьшать масштабы иконоборческой кампании, развязанной Львом Исавром: так, по словам И. |
| Но спрашивается, зачем императору было восставать против Церкви, разрушая веками сложившееся «симфоническое» единство? Для того, отвечают, чтобы распространить свою власть на Церковь и лишить ее материальной базы, попутно резко ослабив монашество, из среды которого выходили наиболее непримиримые противники идеологии «цезаропапизма», столь любимой царской властью. В целом иконоборчество зачастую рассматривается как неудачная попытка государства подчинить себе Церковь. Обратимся, однако, к фактам. Действительно, много известно о тесных контактах императора Льва III с хазарами, среди которых активно миссионерствовали иудейские проповедники. Незадолго до своего краха в 969 году, когда русский князь Святослав (942–972) стер этот народ в порошок истории, хазары даже признали иудаизм своим государственным вероисповеданием. Но распространение, и отнюдь не тотальное, иудейства среди хазар пришлось уже на время правления их кагана Обадии, жившего полувеком позже. Приписывая Льва III Исавра к «иудействующим», историки забыли справиться у самого василевса о его отношении к представителям этой религии. А между тем он отнюдь не благоволил к ним и, в частности, в 732 году приказал принудительно крестить евреев по всей империи . Не вызывает доверия и гипотеза о мусульманском влиянии на иконоборчество. Общеизвестно, что ислам непримирим не только к священным картинам, но отрицает также любые изображения людей и живых существ. Кроме того, мусульманский аниконизм (культ, категорически отрицавший возможность использования божества в качестве центрального символа и допускавший лишь аниконическое изображение или «священную пустоту») еще не был к тому времени сформулирован в законченном виде и не мог стать идейной основой византийского иконоборчества . Увлечение арабской культурой (но не более того) стало модным в византийском обществе гораздо позднее, уже при императоре Феофиле, объектом для подражания которого являлся легендарный аббасидский халиф Гарун-аль-Рашид (786–809) . А столетием ранее Лев III и Константин V являли собой образ неустрашимых борцов с арабами, не давая никаких поводов для упрека их в исламофильстве. Таким образом, аниконизм мусульман и иконоборчество Льва III едва ли можно связать воедино по закону причинно-следственной связи. Вспомним также, что для мусульман христианский крест столь же ненавистен, как и иконы, но никогда за весь период иконоборчества вопрос отказа от креста и его изображения в Византии вообще не стоял . |
| Последующие события, занявшие почти 6 лет, изображают реализацию грандиозных замыслов Франкского короля. 25 декабря 795 г. умер папа Адриан, и Римским епископом стал Лев III (795–816); Карл Великий даже и не подумал уведомлять об этом событии Константинополь и приказал оповестить о начале нового понтификата только Запад. Хотя формально франк лишь подтвердил новому папе, что готов выполнять тот договор, который был ранее заключен с Апостольским престолом, некоторые фрагменты его письма папе Льву III полны новационных идей. Нет сомнений, что в уме великого творца истории уже созрела мысль о себе как носителе универсальной власти, подчиняющей и Церковь , и Вселенную. Видимо, и папа Лев III почувствовал перемены, поскольку прислал королю не только, как обычно, ключи от гроба святого апостола Петра, но и знамя города Рима – символ передачи всей гражданской и духовной власти над Вечным городом. А уже осенью 798 г. в Ахен (или Аахен), ставку Франкского короля, прибыло посольство из Константинополя, уведомившее Карла о свершившемся перевороте и начале единоличного правления св. Ирины как Римской царицы. А вскоре другое событие буквально подтолкнуло самого Карла Великого и его ближайшее окружение к переосмыслению своего положения. В 799 г. Франкскому королю пришлось активно (хотя Карл и не любил поспешности и категоризма в делах) вмешиваться в главный вопрос церковного управления и разрешать спор о каноничности возведения Льва III на папский престол. Все свершилось ко славе Карла. Четвертый визит Карла Великого в Рим стал всемирно-историческим событием. Это уже был не тот робкий молодой человек, который впервые в 774 г. вступил на улицы Вечного города. Перед горожанами предстал могущественнейший повелитель, которого сам понтифик вышел встречать за двенадцатым придорожным камнем. Высочайший уровень протокола легко определяется в сравнении: при встрече в 662 г. Византийского императора Константа II папа вышел встречать его к шестому придорожному камню. А императора Юстиниана II Ринотмета апостолик дожидался в 711 г. |
| VIII в., после пяти лет служения на кафедре (если следовать старославянской версии источника), не внушавший поначалу доверия епископ Сугдеи был отозван в столицу, куда его доставили на корабле специально посланные для этого императорские «воины-щитоносцы и исполнители судебных приговоров» (synaspistas ... kai sympraktoras) 1369 . Армянская синаксарная редакция уточняет, что это случилось незадолго до смерти Льва III Исавра в 740 г., когда Стефан, прибывший в столицу, якобы вступил в спор с василевсом и в результате этого конфликта попал в тюрьму, откуда был выпущен при сыне Льва, Константине V, благодаря заступничеству жены последнего, Ирины, по словам Феофана, «отличавшейся благочестием» 1370 . В 749 г. он даже крестил сына Константина, видимо Льва Хазара, будущего императора, что свидетельствует о полном прекращении опалы, если таковая была, и с почетом, одаренный василевсом, на корабле царского флота отплыл обратно в Сугдею, где застал появившегося к тому времени в городе Георгия Тархана и сугдейцев, как и ромеи, переживших к тому времени некие «трудные времена», возможно связанные не только с размещением военных сил хазар и ростом налогов в казну хагана и василевса, но и с последствиями пика пандемии чумы 746–747 гг. – последней мощной вспышки, латентно длившейся «Юстиниановой смерти» 1371 . Таким образом, «много испытав и вынесши», Стефан со временем был вновь возвращен на прежнее место в прежнем сане, очевидно сумев хорошо зарекомендовать себя в глазах ромейских властей 1372 . Уже сам этот факт заставляет заподозрить в Стефане не столь стойкого и ревностного почитателя икон, каким его, вслед за тенденциозно настроенными агиографами, несколько изменявшими первоначальный сюжет иконоборческого Жития, иногда хотят представить исследователи, муссирующие свидетельство о мнимой «ссылке» и репрессиях 1373 . Очевидно, епископ имел устойчивые связи с официальным Константинополем, пользовался расположением царской семьи, его деятельность вполне вписывалась в императорский курс, а Сугдея была не большим «оплотом православия», чем Херсон, власти которого, духовные и светские, тоже не хотели идти наперекор воле столицы Империи и множить ряды мучеников-иконодулов. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ИРИНА АФИНЯНКА Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru Константин и Ирина. Фрагмент фрески " VII Вселенский Собор " . Роспись собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. 1502 г. Мастер Дионисий Ирина Афинянка (греч. Ερνη; нач. 750-х - 803 ), византийская императрица (9 сентября 780 - декабрь 790, январь 792 - 31 октября 802), восстановительница иконопочитания, святая благоверная Память 7 августа (Визант. , Афон. , Серб. , Румын. ), 9 августа (Визант. ) Ирина была в родстве с кланом Серандапихов, ведшим происхождение от Висира , ближайшего соратника имп. Льва III Исавра (717-741). Клан относился к т. н. новой знати, выдвинувшейся при императорах Исаврийской династии . Видимо, решение имп. Константина V женить своего сына и соправителя Льва IV на Ирине демонстрировало преемственность политики Константина и его отца. 1 ноября 769 года Ирина прибыла в Константинополь на корабле из Афин . На этом основании ее обычно считали афинянкой, однако из источника ( " Хронографии " Феофана Исповедника ) это не следует. Афины могли быть местом службы ее отца, о котором сведения не сохранились (к 769 он уже умер). В 798 году во всяком случае в Афинах служил патрикий Константин Серандапих . Семья Серандапихов, несомненно, входила в состав высшей константинопольской аристократии. После торжественной встречи патриарх Никита I Константинопольский совершил обручение Ирины со Львом в дворцовой Фаросской церкви . 17 декабря Ирина была коронована августой (описание этой церемонии сохранилось в трактате имп. Константина VII Багрянородного " О церемониях византийского двора " ), а затем состоялось венчание. Единоличная правительница При единоличном правлении Льва IV (775-780) августа не играла существенной роли, и даже при короновании их сына Константина VI в 776 году она оставалась на хорах храма Св. Софии и не выходила на амвон, что подчеркивало ее второстепенное положение. Именно поэтому Феофан начинает рассказ о регентстве Ирины такими словами: " В этом [ 780 ] году благочестивейшая Ирина вместе со своим сыном Константином удивительным образом от Бога получает царство " . По-видимому, приход Ирины к власти явился результатом компромисса между различными политическими силами, что и предопределило неустойчивость ее положения в дальнейшем. В истории Византии были прецеденты кратковременного женского регентства (Прокопия в V в., Мартина в VII в.), но не единоличного правления женщины; т. о., Ирина стала первой женщиной в истории империи, правившей единолично от своего имени. |
| Слава полководца Льва росла, авторитет императора стремительно падал. Арабские нестроения вызвали резкое ужесточение положения христиан, проживавших в Халифате. Повсеместно в Сирии, Египте, Африке прошлась волна грабежей, случались убийства православных, святые места в самом Иерусалиме подверглись разорению, некоторые верующие даже приняли мученический венец. Многие жители и монахи прибыли на Кипр, а оттуда в Константинополь, где царь и патриарх милостиво приняли их и оказали большую помощь. Благочестие императора было безусловным, но, к сожалению, блистая чистотой веры и помыслов, как христианин, Михаил I Рангаве давал один за другим примеры безыскусности в делах государственного управления. В скором времени это стало очевидным для всех. В конце 812 г. возникли неплохие шансы на благоприятный выход из создавшегося кризиса верховной власти и государства. Опасаясь переменчивости военной фортуны, хан Крум направил в Константинополь посольство, с которым передал предложение о пролонгации старого договора 716 г. между его народом и Византией. По условиям соглашения, границей между двумя государствами должен был считаться Милеон Фракийский, греков обязывали ежегодно уплачивать варварам тканей, кож и платьев на сумму 30 литр золота, а также возвратить перебежчиков. Мирную инициативу для доходчивости Крум сопроводил угрозой в адрес императора: «Если ты не поспешишь утвердить мира, то по твоему же определению пойду осадой против Мезимврии». В такой ситуации нужно было обладать либо остротой ума Льва III, либо мужеством и характером Константина V, чтобы заставить врага уважать Римское государство, или, на худой конец, обмануть болгар. Очевидно, благочестивый, но неопытный и подверженный чужому влиянию Михаил I Рангаве не обладал ни тем, ни другим дарованием. Он созвал совет, где доминировали клирики во главе с патриархом св. Никифором и прп. Феодором Студитом – лицами, совершенно незнакомыми с воинским делом и далекими от знания истинных потребностей государства. Это событие заслуживает того, чтобы остановиться на нем более подробно. |
|
|
