| Все фигуры у Л. делятся на 3 вида: 1) одиночные круги, обозначаемые буквами, как в алгебре, и являющиеся символическим представлением классов простых принципов или терминов, также обозначаемых буквами; 2) концентрические круги, посредством вращения к-рых можно образовывать различные комбинации простых принципов или базовых фигур; 3) таблицы, в к-рых полученные в результате вращения концентрических кругов сведения графически изображаются в виде бинарных или тернарных комбинаций. Зная алфавит и умея пользоваться фигурами, «мастер» может сочетать между собой принципы и правила (под правилами Л. подразумевает 10 универсальных вопросов, под к-рые можно подвести все частные вопросы) для нахождения истины относительно любого предлагаемого предмета. Метафизически-богословскими основаниями «луллиева искусства» являются принцип универсальной аналогии и учение о божественных достоинствах: геометрические фигуры и концентрические круги, связывающие между собой на первый взгляд разнородные классы понятий, позволяют уловить и представить в визуальной форме скрытую гармонию мироздания, открывая первопринципы сущего и возводя к единству порядок знаний. Л. активно использовал новаторские для своего времени визуальные техники аргументации, наделяя их одновременно неск. функциями: мнемотехнической, логистической, риторической (наглядная убедительность визуального аргумента), символической (один из наиболее частых визуальных образов у Л., используемый им для классификации наук,- образ древа). Ограниченный набор базовых принципов, легко запоминающийся благодаря мнемотехническим средствам, в сочетании с комбинаторной механикой сделал «искусство» Л. удобным в усвоении и легко применимым в полемике. Ряд характеристик «луллиевой науки» - притязание на открытие универсального метода доказательства, сближение аподейксиса и топики под эгидой диалектики, использование визуальных техник доказательства - обеспечили ей известность в раннее Новое время (кон. XV - 2-я пол. XVII в.). Наибольшую популярность обрело «Краткое искусство» Л.: из 25 изданий этого сочинения, опубликованных до 1980 г., 21 вышло в свет между 1481 и 1669 гг. Большинство читателей Л. того времени знакомились с его философией по антологии, составленной в 1598 г. страсбургским издателем Л. Цецнером (переизд. в 1609, 1617 и 1651), куда помимо аутентичных сочинений Л., таких как «Краткое искусство» и «Всеобщее и последнее искусство», был включен также ряд псевдоэпиграфов, один из которых, «In rhetoricam isagoge», вероятно, послужил основанием для критических высказываний в адрес Л. со стороны Р. Декарта ; 4 комментария к «Краткому искусству» составил Дж. Бруно . |
| см.: Badia i Margarit. 2004. P. 183-314). Литературные произведения Л. на каталанском языке можно разделить на 2 вида: поэтические («Смятение», «Песнь Рамона», «Воззвание Рамона») и новеллы, построенные в форме аллегорий («Бланкерна», «Книга чудес» (Libre de Meravelles)). Ряд поэтических сочинений Л. был полностью подчинен задачам философской и богословской пропедевтики и мнемотехники («Компендиум логики аль-Газали», «Адамов грех» (Lo peccat d " Adam)); др. произведения - поэтические фрагменты из «Бланкерны» и «Исцеления от греха», поэмы «Смятение» и «Плач Девы Марии» (Plant de Nostra Dona) - написаны под сильным воздействием провансальской лит-ры. Влияние поэзии трубадуров и провансальского языка признавал и сам Л.: в «Песни о Рамоне» он прямо называет себя трубадуром (e son de llibres trobador). В поэзии Л. присутствует не только образность, но и система жанров провансальской лит-ры: «Искусство совета» по строению напоминает рондо, а в «Песни Рамона» различимы следы одного из наиболее древних жанров - кондукта . Самое известное из лит. произведений Л. на каталан. языке - роман «Бланкерна» (Romanç de Blanquerna; Romanç d " Evast e Blanquerna; также «Книга об Эвасте и Аломе» (Livre d " Evast e Aloma)). Роман, построенный в форме диалогов между юношей Бланкерной, его родителями Эвастом и Аломой и девицей Каной, представляет собой энциклопедию жизненных призваний, отображает иерархическое устройство человеческого мира, с идеей фундаментального преобразования к-рого связан образ Бланкерны, добродетельного юноши, отказавшегося от папской тиары ради созерцательного образа жизни. Роман насыщен автобиографическими реминисценциями (описаниями путешествий, топонимикой). Лит.: Longpr é E. Lulle Raymond//DTC. 1926. Vol. 9. Col. 1072-1141; Probst J. H. Le Bienheureux Ramon Lull ne fut pas Kabbaliste//Studia monographica et recensiones. Palma de Mallorca, 1950. Vol. 4. P. 33-44; Yates F. A. The Art of Ramon Lull: An Approach to it through Lull " s Theory of the Elements//J. of the Warburg and Courtauld Institutes. |
| «Искусство» Л., к-рое в соответствии с традиц. средневек. дихотомией можно определить не как «теоретическое» (logica docens), а как «практически ориентированное» (logica utens), представляет собой метод комбинации групп понятий, классифицированных по «эннеадам»: 9 божественных достоинств, 9 субъектов, 9 абсолютных и 9 относительных предикатов и т. д. Наряду с 2 видами научного доказательства, известными в схоластической традиции под названиями quia и propter quid, Л. предлагает 3-й вид - per equiparantiam, т. е. использование аналогии, основанной на эквивалентности и взаимообратимости божественных достоинств. В этой идее исследователи видят влияние оригинальной трактовки перихорезиса в трактате «О Троице» (De Trinitate) Рихарда Сен-Викторского, где речь шла о «взаимном свидетельстве» (mutua attestatio) божественных атрибутов. Необходимость в синкретическом типе доказательства, стирающем границы между операциями «нахождения» (inventio) и «суждения» (judicium), была обусловлена ориентацией «искусства» на теологические задачи, т. к. в теологии, согласно Л., область применения доказательства «от причины» (propter quid) весьма ограничена: невозможно априорное доказательство бытия Божия. Кроме того, центральное значение диалектики у Л. вполне созвучно пониманию диалектики, как «науки наук» и «искусства искусств» у Петра Испанского и Ламберта Осерского. Л. выстраивает свое «искусство», подобно аристотелевской диалектике, как технику нахождения ответов на «альтернативные вопросы» посредством применения формализованных типов аргумента («топов» или, в терминологии Л., «универсалий») к конкретным, или «частным», высказываниям. Топы, по Л. также фигуры, образуют методологический базис «искусства». В сокращенном иллюстрированном изложении «луллиева искусства», составленном учеником Л. Томасом Ле Мьесиером (Karlsruhe. Bad. Landesbibl. St. Peter perg. 92), приводятся слова Л., в которых резюмируется полученное им на горе Ранда откровение: «Боже, ради Себя Самого Ты благоволил открыть мне субстанциальные и акцидентальные начала всех вещей и научил свести их к двум фигурам» (имеются в виду первые фигуры «искусства»: А, которой обозначаются 9 божественных достоинств, и Т - 3 триады «принципов отношений» (principia relativa): «начало, середина, конец», «больше, меньше, равно», «различие, согласие, противоречие»). Л. определяет задачи своего «искусства» как «нахождение среднего термина», т. е. построение аргумента для опровержения заблуждения, нахождение «необходимого вывода» и свободное восхождение и нисхождение разума от всеобщих принципов к частным и наоборот. «Мастер», опираясь, как на вспомогательные средства, на фигуры и алфавит, подбирает средний термин между субъектом и предикатом, избегая противоречия (напр., согласие выступает средним термином между добротой и величием) и внося результаты в таблицы матричного типа. |
| Спекулятивные науки — В их число Свифт включал философию, поэзию, политику, право, математику, богословие и, вероятно, языкознание и финансовое дело. « …при помощи технических и механических операций.» — Попытки сконструировать «думающие» машины, которые совершали бы логические операции, делались начиная со средних веков. Среди авторов таких проектов — схоласт и алхимик Раймон Луллий из Майорки (1235–1315), немецкий теософ Корнелий Агриппа (1486–1555), Джордано Бруно (1548–1600), иезуит Атанасиус Кирхер (ум. в 1680 г.), немецкий философ Лейбниц (1646–1716) и английский экономист У.-С. Джевонс (1855–1882). « …сократить разговорную речь… » — Намек на подобные же увлечения современников Свифта. « …можно пользоваться как всемирным языком… » — Намек на проекты создания универсального «философского» языка, появившиеся в Англии в ту эпоху. « …обширную рукопись инструкций… » — Здесь Свифт осмеивает приемы, которые практиковались в процессе Аттербери, епископа Рочестерского и декана Вестминстера, привлеченного в 1722 г. к суду по обвинению в государственной измене. Он был сторонником династии Стюартов, представители которой претендовали на английский престол, перешедший к Ганноверской династии. Прямых улик участия Аттербери в антиправительственном заговоре не было. Обвинение строилось главным образом на интерпретации его перехваченной корреспонденции. Заключение его в Тауэр и последующая высылка из Англии вызвали возмущение тори, а также протест со стороны Свифта и Попа, которые были друзьями Аттербери. Само собой разумеется, сатира Свифта имела в виду не только этот частный случай. В дореволюционных русских переводах цензура запрещала или искажала эту часть главы. « …тщательно рассмотреть… » — Намек на речь герцога Уортона, в которой он ссылался на письма, найденные в стульчаке Аттербери. Трибниа, Лангден — анаграмма слов «Британия» и «Англия» (Britain, England). Описание королевства Трибниа было значительно смягчено в первом издании. « …хромая собака — претендента… » — Намек на попытку Тайного комитета доказать, что в перехваченной корреспонденции Аттербери он фигурирует под разными именами. Присылка ему из Франции хромой собаки по кличке Арлекин тоже была использована как улика, доказывающая его участие в заговоре. Свифт по этому поводу написал сатирическое стихотворение «Об ужасном заговоре, раскрытом Арлекином, французской собакой рочестерского епископа». |
| 346 . Из этих положений видно, что алхимия представляла собой разновидность классического оккультизма. В ней в явной форме присутствуют все те искушения, которыми диавол искушал прародителей в раю и Христа на горе Искушения в Палестине. Христос отверг бесовские искушения; алхимия, отвергнув Христа, впитала в себя соблазн князя мира сего и стала носительницей диавольской заразы. Из истории алхимии известны личности, не скрывавшие своих сатанинских убеждений и превозносившие себя как лиц, имевших прямые связи с миром падших духов. К ним можно отнести, например, Бронадино, Турнейссера и Боррна. Кроме того, многие сочинения алхимиков сами являются неоспоримыми комментариями к тому, что в основе их построений лежат каббала и герметическая философия и что они наполнены каббалистическими и астрологическими идеями. К таким авторам можно отнести таких знаменитостей оккультизма, как Николай Фламель, Рамунд Луллий, Исаак Голлас, Даниил Захарий, Роджер Бэкон и другие. Но наиболее весомый вклад в возрождение оккультизма внес Парацельс. _ Парацельс Парацельс был младшим современником Агриппы. Он родился в 1493 году в швейцарской деревне Эйнзидельн. Его настоящее имя, которое он получил при рождении, было Филипп Адреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Воспитывался Парацельс в семье деревенского доктора. В 14 лет он покинул дом и, как многие бродячие недоучки, прошел курсы нескольких университетов. Он изучал медицину и горное дело. В 1516 году получил степень доктора медицины в университете Феррары. Почувствовав себя ученым, новоиспеченный доктор поменял свое имя и назвал себя пара-Цельсом, что означает выше Цельса, прославленного врача античности. Это свидетельствует о тщеславном и властолюбивом характере Теофраста. Парацельс много путешествовал и изъездил почти всю Европу, но нигде в силу своего высокомерного характера не нашел пристанища. В конце концов, он осел в Зальцбурге, где и скончался в 1540 году. Жизнь, характер и труды Парацельса представляют особый интерес при изучении оккультизма в целом. Как образец жизни всякого оккультиста они представляют собой весьма непривлекательную картину. |
| «Поразмыслив, что люди нового времени не так тверды в слове, как бывало у старых людей прежде, поспешно записали означенное условие в книгу и официальным способом; таким образом устранилась возможность споров с ближайшими соседями-собственниками; по тому же самому Ша Дин-бяо и его товарищи дружески соединившись и скрепив условие в присутственном месте, купили земли для мечети и обещались поставлять масло и ладан для церковной надобности; заручившись уплачивать земельную ренту регулярно, и собирать доходы и плоды с дележом, все обращались к своим домашним мирным занятиям. Чэн (Ching) местное присутствие, в свою очередь занеся контракт в свои книги, выдало немедленно на земельную благоприобретенную собственность и надлежащий законный акт. Доказательства эти и другие на неоспариваемое земельное имущество Ша и его товарищей, публично и частно, известные всем, дали возможность и мечети на постоянную её поддержку, с дополнением пожертвований масла и ладана». Все вышеизложенное, как бесспорное, награвировано на камне, поставленном (при мечети) в 1694 г., Ша Дин-бяо и его товарищами. Из прочих могильных памятников, в дополнение к прежде указанным, обращают на себя внимание два: один с арабскою надписью, сооружен над Шемас-ду Адин, умершем в Кантоне на 87 году, в 1190-й год Гижры (1776); другая надпись – китайская, над Гаджи Ме-Кэ-му-дэ (магометанин, умерший в августе 1750 г. (Цянь-лун, 14-й год, 8-й май, 26-й день) Дзуль-кадах). Некто Омрах, погребенный неподалеку. – умер в 3-й год императора Тэньгуаня Танской династии (по P. X. 629), в год Кэ-ли-фах (Калифат, в 27-й день мая Дзуль-гежах). В дополнение сведений о Кантонской мечети следует заметить, что центральное её здание сооружено на квадрате с куполом вверху; окружено оградой, имеющей трое ворот в китайском стиле, – деревянные с средней аркой и двумя боковыми узкими пролетами. Надписи по-китайски, над воротами: – средними: «Остановись (прохожий) и подивись высочайшей славе!»; над боковыми: «врата добродетели», и – «берега (края) справедливости». На внутренней части ворот надписано: «Кто постигает единицу (единого, единство), тому понятна и троица (три силы – небо, земля, человек)»: по сторонам дополнения: – «полной славы и чести!», «Средоточие света!». § 43. Полемические и апологетические труды в борьбе с мусульманством и пр.; авторы: Маклуэн, Пфандер, Аллен, Корбетт, Ричард, Мюир, Луллий, Блед, Ахмед-Ибн-зайн Элебидин, Гуаданьоля, Шираз, Саид Ахмед-хан и Скуддер-Амин, Грасэй и другие |
| раз упоминает о том, что Н. К. обещал привезти в Рим рукописи редких сочинений лат. классиков (см.: Ibid. S. 12-13. N 34-35). Н. К. приехал в Рим в нач. сент. 1427 г. в статусе секретаря Трирского архиеп. Отто фон Цигенхайна и его прокуратора при Римской курии (Ibid. S. 15. N 40). Во время этого визита, вероятно, при поддержке кард. Орсини и др. покровителей, Н. К. получил от папы должность декана (главы капитула), каноникат и пребенду в коллегиальной ц. св. Флорина в Кобленце (см.: Ibid. S. 15-18. N 41-47). Эта должность соединялась с правом резиденции, поэтому после 1427 г. Н. К. проводил много времени в Кобленце; долгое время она оставалась самым почетным и доходным из бенефициев Н. К. Данные рим. гуманистам обещания привезти в Рим редкие рукописи Н. К. выполнил лишь частично: в нач. 1429 г. он прислал кард. Орсини рукопись, содержавшую считавшиеся до этого утраченными комедии Плавта (Ibid. S. 23-25. N 66-67; S. 27-28. N 73). В Германии в этот период Н. К. неск. раз принимал участие в церковных судебных процессах в качестве эксперта или свидетеля; он также по поручению архиепископа Трирского совершал визитации, связанные с наблюдением за ходом церковных реформ в храмах и мон-рях (подробнее см.: M ü ller. 2013. S. 89-110, 118-121). Об авторитетности Н. К. как церковного юриста свидетельствует направленное ему в дек. 1428 г. приглашение стать преподавателем церковного права в недавно основанном Лувенском ун-те (ActaCus. Bd. 1. S. 23. N 64). Однако Н. К. не интересовала карьера университетского преподавателя, поэтому он отклонил приглашение (см.: M ü ller. 2013. S. 110). Важное значение в интеллектуальной жизни Н. К. имела его поездка в Париж весной 1428 г., о которой известно из 3 заметок Н. К. в принадлежавших ему рукописях (см.: ActaCus. Bd. 1. S. 21. N 59; S. 22. N 61; Haubst. 1980. S. 200). По-видимому, основной целью этой поездки было знакомство с рукописями Раймунда Луллия, к-рые сам Луллий еще при жизни передал на хранение в парижский мон-рь картузианцев (Н. К. |
| Вошедшие в этот сборник псевдолуллиевы сочинения «De auditu cabbalistico» и «Explicatio compendiosaque applicatio Artis Lulli» Агриппы Неттесгеймского создали Л. репутацию каббалиста и алхимика, порой заслонявшую суть его мысли. В кон. XVII - 1-й пол. XVIII в. усилиями перешедшего в Православие кальвиниста Яна (Андрея) Белобоцкого о Л. стало известно в России. Составленная по лекалам риторически интерпретированного «луллиева искусства» «Великая наука» Белобоцкого получила широкое хождение в среде выговских старообрядцев благодаря краткому ее изложению, сделанному в 1725 г. Андреем Денисовым (см. ст. Денисовы ), основателем и 1-м настоятелем Выговского общежительства старообрядцев ( Зубов. 1960). Критика аверроизма Ряд исследователей творчества Л. (А. Линарес, Т. Каррерас-и-Артау) видели в опровержении «латинского аверроизма» венец апологетически-миссионерской деятельности каталан. магистра. Ф. ван Стенберген считал именно Л. ответственным за расширительное толкование понятия «латинский аверроизм», вслед. чего оно стало обозначать не только учение о единстве интеллекта (монопсихизм), но и особое философское течение, центром к-рого была доктрина двойной истины ( Van Steenberghen. 1966. P. 448-449). Синтетическое изложение оригинальной антиаверроистской программы было сформулировано в 1309-1311 гг. и содержится в трактате «Всеобщее и последнее искусство» (см.: Gonz á lez-Agapimo. 2002. P. 191). Знание араб. языка позволяло Л. задействовать более широкий, чем, напр., у Фомы Аквинского (ок. 1225-1274), спектр аргументов в полемике с аверроистами; в частности, нек-рые его доводы прямо заимствованы у мусульм. мыслителя аль- Газали (1058-1111) и евр. философа Маймонида (1135 или 1138 - 1204). При этом, однако, справедливо отмечалось, что «аверроисты», обличаемые Л., не тождественны «латинским аверроистам» 60-х гг. XIII в.: если первых следует рассматривать как фидеистов, то вторых - скорее как агностиков ( De Libera. 1991. P. 132). В соответствии с пониманием собственного «искусства» как диалектики Л., следуя в этом за Аристотелем, формулирует доказательства истин («первых начал») веры как аргументы «от противного», в то время как аргументация его оппонентов строится, по Л., на данных чувств и на воображении. |
| P. 47); перихорезис представляет собой «вечное действие» Бога, предшествующее сотворению мира. Общение достоинств полагает начало 1-й триаде действующего, претерпевающего и собственно действия, отражением которого является троичность как 1-й этап в «искусстве» Л. Элементы этой триады именуются у Л. «взаимно соотнесенными началами» (principia correlativa) и рассматриваются как внутреннее действие достоинств. По мнению нек-рых исследователей (напр., Р. Принг-Милл), тематическая эволюция богословской мысли Л. в целом может быть представлена как переход от анализа божественных достоинств как таковых к проблеме «взаимно соотнесенных начал» (principia correlativa); результатом этой эволюции стала «Книга врожденных взаимно соотнесенных начал» (Liber correlativorum innatorum, 1310). Учение о principia correlativa имело и явные апологетические цели, демонстрируя рациональную обоснованность догмата о Троице. В теологии Л., как и в его философии, нелегко различить христ. и мусульм. влияния: в его теологии божественных имен (соч. «Сто имен Господних» (Cent noms de Déu, 1288)) часто видят влияние араб. мистики «прекрасных имен» (al-asma " al " -husna) или Каббалы, в то же время и в современном Л. католич. богословии интерес к этой теме был значителен. Тем не менее многие из излюбленных метафор Л., напр. «Возлюбленный» или «Друг», явно отсылают к языку суфийской мистики. Особое место в теологии Л. принадлежит учению о созерцании и молитве. В созерцании он различает 12 предметов: «Божественные добродетели, сущность и единство Бога, Троица, Воплощение, «Pater noster», «Ave, Maria», заповеди, «Miserere me», таинства, добродетели и пороки», и 2 ступени: размышление о действии Божественного провидения в тварном мире и созерцание божественных достоинств. Он различает 4 вида молитвы: чувственную, умную, «молитву, множащую благодеяния», и совершенную. Первая выражается в произнесении молитвенных слов, 2-я - в умном размышлении о Боге, любви к Нему, созерцании Его добродетелей и пламенном раскаянии, 3-я - в добрых делах; совершенная молитва объединяет в себе 3 первые. |
| В Риме Л., по-видимому, хотел добиться от понтифика разрешения изучать языки мусульм. стран для подготовки христ. проповедников. 23 янв. 1286 г. был издан декрет папы Гонория IV (1285-1287) с предписанием канцлеру Парижского ун-та оказывать поддержку студентам, изучавшим в Париже арабский и др. вост. языки. Л. обращался с прошением основать при Парижском ун-те коллегию для изучения греч., араб. и «татарского» языков и к франц. кор. Филиппу IV Красивому (1285-1314). Попытки добиться от папы Римского создания новых ориенталистских коллегий не увенчались успехом. Кроме того, Л. тяжело заболел. Когда его здоровье улучшилось, он отправился с проповедью христианства в Сев. Африку. В Тунисе Л. устроил диспут с мавританскими учеными. Один из участников этой беседы донес о диспуте халифу Абу Хафсу Умару I (1284-1295), к-рый сначала осудил Л. на смерть, но затем ограничился его изгнанием из страны (весна 1293). После неудачной попытки бегства с генуэзского корабля, на к-ром ему было предписано покинуть Тунис, Л. прибыл в Неаполь. Неаполитанский период его жизни (1293-1294) был одним из самых плодотворных: чтение публичных лекций чередовалось с работой над сочинениями, среди них - «Всеобщий указатель» (Tabula generalis) и «Петиция Рамона об обращении неверных» (Petitio Raimundi pro conversione infidelium), где Л. призывал не только к созданию семинарий для изучения вост. языков, но и к союзу христиан с татаро-монголами против мусульман. В 1295 г. Л. обратился к новому папе Римскому Бонифацию VIII (1294-1303) с просьбами о создании ориенталистских коллегий, а также о воссоединении католич. Церкви с Вост. Церквами. Понтифик не проявил интереса ни к проектам Л., ни к его новым сочинениям. В 1295-1296 гг. Л. были написаны «Древо науки» (Агвог scientiae) и «О положениях веры» (Liber de articulis fidei), а также поэма «Смятение» (Lo desconhort). Из Рима Л. отправился в Геную (провел там зиму 1296/97), а затем в Париж. В 1297-1299 гг. он активно выступал против лат. аверроизма (см. ст. Ибн Рушд ), сторонников к-рого в это время было особенно много в Парижском ун-те. Главное произведение антиаверроистского периода в творчестве Л.- «Открытое заявление Раймунда в форме диалога» (Declaratio Raymundi per modum dialogi, февр. 1298), представляющее собой комментарий к 219 тезисам аверроизма, осужденным в 1277 г. Парижским еп. Стефаном Тампье. К этому же периоду относится трактат «Древо философии любви» (Arbre de filosofia d " amor, 1298), целью к-рого было уравновесить интеллектуалистские тенденции антиаверроистских трудов «действием любви» (per manera d " amor). |
|
|
