| Но прибавка лишнего священника, вместо облегчения, вызвала новые затруднения. Протоиерей Недешев, с самого поступления своего к собору, не нес при нем чреды богослужения и не исправлял приходских треб, занимаясь лишь уроками и священно-служением при церкви общества, отправление же служения в соборе, в свою очередную неделю и требоисправление по приходу возложил на священника Максимова с платой в таковую неделю половины кружечного дохода, причитающегося на долю протоиерея, который и в лучшие недели весь простирался не более 20–25 руб. асс., а нередко нисходил и до 9 и 6 р. Но священник Максимов, как человек семейный и привыкший трудиться, доволен был и этим вознаграждением; тогда как протоиерей, кроме штатного жалованья по собору, за уроки по Закону Божию получал уже 2000 руб. асс., впоследствии (1841 г.) увеличенные до 2500 руб.; законоучитель Александровского училища, по-прежнему получал 604 руб. асс. Около 1838 г. ему увеличено вознаграждение за уроки до 1500 руб. асс., но с тем вместе увеличено и число классов. Затрудняясь теперь, как и протоиерей, своевременным отправлением обязанностей и по собору, и по училищу, свящ. Каменский, подобно ему желал отправление очередной недели возложить на третьего священника Сперанского; но сей последний, как не штатный, а только причисленный, между тем несущий очередь служения, и при том сам занятый классами по межевому училищу, не согласился принять на себя новое бремя за ничтожное вознаграждение половинного кружечного дохода в служебную неделю. По этому случаю совет Общества благородных девиц и Александровского училища входил в сношение с г. обер-прокурором Св. Синода, и священник Сперанский, указом консистории от 31 августа 1839 г., обязан был, кроме своей недели, отправлять очередную неделю и за законоучителя Александровского училища. А когда здесь в 1841 г. жалованье за уроки увеличено было до 1800 руб. асс., Сперанский исходатайствовал себе вознаграждение в 10 руб. асс. за сутки очередного богослужения, которое он отправлял за Александровского законоучителя. Так продолжалось до осени 1844 г., когда на место Каменского поступил священник Красноцветов; и эти обоюдные условия несколько уравновешивали способы содержания священников, которые в прочем, и за 25 лет до настоящего времени, нельзя уже было назвать достаточными. |
| Первый период александровского царствования, – период радужного настроения и либеральных начинаний. Характеризуя его, автор с особенным вниманием останавливается на восторженном настроении общества – при воцарении Александра I, на характеристике самого Александра, как выразителя идей и чувств части современного ему общества, на работах Негласного Комитета, дает обзор деятельности правительства в области просвещения, административных реформ этого периода, касается положения крестьянского вопроса и следит за состоянием русской литературы и журналистики. Вторая глава изображает перелом, пережитый русским обществом во время Отечественной войны. Здесь автор касается перемены, происшедшей в самом Александре, опять видя в пережитой им перемене отображение перемен, испытанных, русским обществом. Мистическое настроение, священный союз во внешней политике, реакционная деятельность правительства внутри государства, Аракчеев, Магницкий и Рунич – как выразители этого направления – вот темы, разрабатываемые автором во второй главе. Третья глава посвящена характеристике ре- —225— лигиозного состояния русского общества александровской эпохи. Здесь мы находим выяснение причин охватившего общество мистицизма и оценку влияния этого религиозного направления, изображение деятельности Библейского Общества, характеристику масонства. Наконец, последняя очень небольшая (504–520 стр.) глава содержит попытку изобразить положительные и отрицательные черты нравов александровского общества, Из этого обзора сочинения видно, как богато и интересно его содержание. Можно сказать, что не осталось ни одного явления политической и общественной жизни в эпоху Александра I, которого не коснулся бы более или менее обстоятельно автор. Им собрана и изучена внушительная литература по изучаемой эпохе. Автор обнаруживает солидную эрудицию, как в пособиях по изучению эпохи, так в особенности в первоисточниках. Автор является также знатоком александровского периода русской изящной литературы. В упрек автору можно ставить скорее излишества, чем недостатки его труда. |
| Хотя по Ковенской губернии немного Православных церквей, опыт однако же, показал, что и сими церквами, по большому их расстоянию, весьма затруднительно управлять двум благочинным. Посему предлагаю консистории 1) в ведении Ковенского благочинного оставить церкви только Ковенского и Росгаевского уездов, как то: Ковенскую, Россиенскую, Юрбургскую и Кейданскую; 2) благочинному Вилкомирскому подчинить Церкви Вилкомирского, Поневежского, Шавельского и Тельшевского уездов, как то: Вилкомирскую, Поневежскую, Шавельскую, Тельшевскую и Подубискую; 3) из церквей Ново-Александровского уезда, как то: Ново-Александровской, Видзской, Антолептской, Брацлавской, Весоловской, Казачизнянской и Дегуцкой, составить особое Ново-Александровское благочиние; 4) исправляющим должность Ново-Александровского благочинного назначить священника Новоалександровской церкви Афанасия Ковалевского; 5) учреждение Ново-Александровского благочиния считать с начала наступающего 1851 года, так чтобы все дела за настоящий год кончены были прежними благочинными Ковенским и Вилкомирским. Святейшему Правительствующему Синоду, от 17 декабря за 3955, об осмотре и состоянии Литовской епархии В рапорте моём, от 31 декабря прошлого года, о произведённом осмотре церквей по Литовской епархии, доносил я Святейшему Синоду, что епархия сия, вообще мне совершенно известная, нуждается теперь в ближайшем подробном осмотре каждой церкви, каждого прихода, дабы частности, зависящие от местных обстоятельств, подвинуть, сколь возможно, в уровень с общим преобразовательным движением по воссоединённому ведомству, и что с сею целью назначаю я ежегодно некоторое число церквей для осмотра посредством доверенных духовных чинов. В нынешнем 1850 году, по моему поручению, осмотрено: преосвященным викарием Игнатием 48 церквей Гродненской губернии по уездам Сокольскому, Белостокскому и Бельскому; преосвященным викарием Евсевием 65 церквей, по губернии Ковенской и по уездам Свенцянскому и Дисненскому Виленской губернии; да кафедральным протоиереем Виктором Гомолицким 40 церквей Виленской губернии по уезду Вилейскому – всего же осмотрено в настоящем году 153 приходские церкви, то есть третью часть церквей Литовской епархии. |
| Рынком сбыта этой продукции стали Саратовская, Пензенская, Курская, Орловская и другие губернии. Другой пример. В 1868 г. братья Классены организовали в Мелитополе производство плугов, а в 1880 г. – хлебоуборочных машин. Накануне и в ходе Первой мировой войны на их заводе производились тысячи различных сельскохозяйственных машин. В 1870 г. они же установили небольшую паровую мельницу и вскоре довели ее ежедневную производительность до 150 пудов зерна. Зять Классенов Я. Я. Нейфельд построил в 1907 и 1912 гг. еще две крупные паровые мельницы. Объединив их, фирма «Классен и Нейфельд» стала молоть ежегодно по 2 млн пудов зерна. Меннонит И. Г. Тиссен, открывший в Екатеринославе паровую мельницу, также увеличил ее производительность с 1500 до 5500 пудов зерна в день. Крупные мукомольные предприятия были созданы меннонитами Гезе, Тевсом, Пеннером, Фастом, Нибуром, Унгером и другими в Хортице и Александровске, Вилмсом – в Гальбштадте 366 . Ежегодный товарооборот, например, «Товарищества для производства муки Нибур и К°» составлял накануне Первой мировой войны 3 млн руб., паровой мельницы Тиссена – 1,5 млн, паровой мельницы Зименса в Никополе Екатеринославской губернии – 800 тыс. руб. Не менее значительными были и такие промышленные предприятия, как машиностроительный завод Коопа в г. Александровске (ежегодный оборот 500 тыс. руб.), машиностроительные заводы Лепа и Вальмана в Хортице, Александровске и Павлодаре Екатеринославской губернии, производившие лобогрейки, жнейки-сноповязалки, другие земледельческие орудия на 1 млн руб. в год. Все имущество меннонитов оценивалось по состоянию на 1 января 1914 г. в 276 млн рублей 367 . Поэтому когда события 1905 г. заставили меннонитскую буржуазию определить свою политическую позицию, то она не колеблясь примкнула к такой контрреволюционной классовой организации, как «Союз 17-го октября», представлявшей и защищавшей интересы крупной торгово-промышленной буржуазии и помещиков, хозяйничавших по-капиталистически. Выражая монархические взгляды меннонитской верхушки, Π. |
| V. Борьба за богословие 1. Пробуждение сердца, но не пробуждение мысли. Теократический утопизм Вся значительность Александровского времени в общей экономии нашего культурного развития еще не была опознана и оценена до сих пор... Это был момент очень взволнованный и патетический, период великого творческого напряжения, когда с такой смелой наивностью была испытана и пережита первая радость творчества... Иван Аксаков удачно говорит об этом своеобразном моменте русского развития, когда вдруг именно поэзия на время становится каким-то бесспорным историческим призванием, – «имеет вид какого-то священнодействия..». Во всем тогдашнем поэтическом творчестве чувствуется какая-то особая сила жизни и независимость, «торжество и радость художественного обладания…» Это было пробуждение сердца... Но сразу же приходится продолжить: еще не пробуждение мысли... И воображение еще не было обуздано, еще не было закалено в умном искусе, в интеллектуальной аскезе. Потому так легко и так часто люди того поколения впадают в прелесть, в мечтательность или визионерство. То была эпоха мечтаний вообще, эпоха грез и вздохов, видений, провидений и привидений... Для всей эпохи так характерно именно эти расторжение ума и сердца, мысли и воображения, – не столько даже безвольность, сколько именно эта безответственность сердца. «Эстетическая культура сердца, заменявшая нравственные правила тонкими чувствами» (слова Ключевского)... Именно в этом изъяне сердца вся слабость и немочь пиетизма. И русская душа проходит через этот искус или соблазн пиетизма в начале прошлого века... Это была вряд ли не самая высшая точка русского западничества. Екатерининская эпоха кажется совсем примитивной по сравнению с этим торжествующим ликом Александровского времени, когда и сама душа точно отходит в принадлежность Европе, – это случилось не раньше «Русского Путешественника», во всяком случае. Розанов удачно заметил однажды: «в Письмах русского путешественника впервые склонилась, плакала, любила и понимала русская душа чудный мир Западной Европы, тогда как раньше, в течение века, она смотрела на него тусклыми, ничего не фиксирующими глазами». А в следующих поколениях уже крепнет «славянофильская» оппозиция, не столько национально-психологическая, но и культурно-творческая... Западничество Александровского времени не было денационализацией в прямом смысле. Напротив, то был скорее период националистического подъема. И, однако, душа становится в это время точно Эоловой арфой 21 ... |
| Возмущенные односторонним нарушением условий перемирия, меньшевики сложили с себя функции «гарантов» и «с большим трудом» все же добились от большевиков «согласия ограничиться лишь разоружением и отказа от ареста». Протокол ВРК не отметил этого нарушения договора. Смидович в своих воспоминаниях глухо упоминает о том, что «условия» сдачи «провести в жизнь не удалось». «Отправившись с приказом ВРК 419 в Александровское военное училище», – рассказывает Смидович «я при проведении в жизнь договора, насколько помню, не видел ни одного представителя от организаций, принимавших участие в посредничестве. Па улице стояла толпа крайне озлобленных рабочих и солдат, которых с трудом удавалось удерживать в рамках дисциплины и приличия, соответствующего торжественности момента. И юнкера и офицеры сбрасывали погоны, шашки, револьверы и ускользали из Александровского училища, кто как мог». Офицеры не остались «при присвоенном их званию оружии», – с удовлетворением добавляет Смидович. Таким образом как бы выходит, что юнкера и офицеры саморазоружились под угрозой эксцессов со стороны озлобленной толпы. Воспоминания Смидовича не отличаются точностью и не заслуживают большого доверия в силу прямых измышлений, им допущенных. Он рассказывает, например, как он «переночевал в одной компании с Рудневым и Рябцовым»; и как «на следующее утро они были вывезены в санитарных каретах», причем «жена Руднева была переодета сестрой милосердия». Руднев говорит, что ничего подобного не было, и что он без большого труда совершенно самостоятельно прошел мимо труппы вооруженных латышей и вышел на улицу. И все-таки общая картина сдачи Александровского училища, как будто бы, вернее изображена в воспоминаниях Смидовича, нежели в рассказе того «очевидца», которого цитирует Милюков: «небольшими отрядами, человек по 10–20, подходили к зданию Александровского училища офицеры, юнкера и студенты. Начальники отрядов среди общей тишины собравшейся публики рапортовали председателю комиссии названия отрядов и их количество. |
| Вся значительность Александровского времени в общей экономии нашего культурного развития еще не была опознана и оценена до сих пор… Это был момент очень взволнованный и патетический, период великого творческого напряжения, когда с такой смелой наивностью была испытана и пережита первая радость творчества… Иван Аксаков удачно говорит об этом своеобразном моменте русского развития, когда вдруг именно поэзия на время становится каким-то бесспорным историческим призванием, — «имеет вид какого-то священнодействия…» Во всем тогдашнем поэтическом творчестве чувствуется какая-то особая сила жизни и независимость, «торжество и радость художественного обладания…» Это было пробуждение сердца … Но сразу же приходится продолжить: еще не пробуждение мысли… И воображение еще не было обуздано, еще не было закалено в умном искусе, в интеллектуальной аскезе. Потому так легко и так часто люди того поколения впадают в прелесть, в мечтательность или визионерство. То была эпоха мечтаний вообще, эпоха грез и вздохов, видений, провидений и привидений… Для всей эпохи так характерно именно эти расторжение ума и сердца, мысли и воображения, — не столько даже безвольность, сколько именно эта безответственность сердца . «Эстетическая культура сердца, заменявшая нравственные правила тонкими чувствами» (слова Ключевского)… Именно в этом изъяне сердца вся слабость и немочь пиетизма. И русская душа проходит через этот искус или соблазн пиетизма в начале прошлого века… Это была вряд ли не самая высшая точка русского западничества. Екатерининская эпоха кажется совсем примитивной по сравнению с этим торжествующим ликом Александровского времени, когда и сама душа точно отходит в принадлежность Европе, — это случилось не раньше «Русского Путешественника», во всяком случае. Розанов удачно заметил однажды: «в Письмах русского путешественника впервые склонилась, плакала, любила и понимала русская душа чудный мир Западной Европы, тогда как раньше, в течение века, она смотрела на него тусклыми, ничего не фиксирующими глазами». А в следующих поколениях уже крепнет «славянофильская» оппозиция, не столько национально-психологическая, но и культурно-творческая… Западничество Александровского времени не было денационализацией в прямом смысле. Напротив, то был скорее период националистического подъема. И, однако, душа становится в это время точно Эоловой арфой [ 21 ] … |
| В Корсаковке есть дом, который своими размерами, красною крышей и уютным садом напоминает помещичью усадьбу средней руки. Хозяин этого дома, заведующий медицинскою частью, др П. И. Супруненко, уехал весною, чтоб экспонировать на тюремной выставке и потом навсегда остаться в России, и в опустевших комнатах я застал только остатки роскошной зоологической коллекции, собранной доктором. Я не знаю, где теперь эта коллекция и кто изучает по ней фауну Сахалина, но по немногим оставшимся экземплярам, в высшей степени изящным, и по рассказам я мог судить о богатстве коллекции и о том, сколько знания, труда и любви затрачено доктором Супруненко на это полезное дело. Он начал собирать коллекцию в 1881 г. и за десять лет успел собрать почти всех позвоночных, встречаемых на Сахалине, а также много материала по антропологии и этнографии. Его коллекция, если б она осталась на острове, могла бы послужить основанием для превосходного музея. При доме находится метеорологическая станция. До последнего времени она находилась в ведении дра Супруненко, теперь же заведует ею инспектор сельского хозяйства. При мне наблюдения производил писарь, ссыльнокаторжный Головацкий, толковый и обязательный человек, снабдивший меня метеорологическими таблицами. Уже можно сделать вывод из наблюдений за девять лет, и я постараюсь дать некоторое понятие о климате Александровского округа. Владивостокский городской голова как-то сказал мне, что у них во Владивостоке и вообще по всему восточному побережью «нет никакого климата», про Сахалин же говорят, что климата здесь нет, а есть дурная погода, и что этот остров – самое ненастное место в России. Не знаю, насколько верно последнее; при мне было очень хорошее лето, но метеорологические таблицы и краткие отчеты других авторов дают в общем картину необычайного ненастья. Климат Александровского округа морской и отличается своим непостоянством, то есть значительными колебаниями средней температуры года, числа дней с осадками и проч.; низкая средняя температура года, громадное количество осадков и пасмурных дней составляют его главные особенности. Для сравнения я возьму средние месячные температуры Александровского округа и Череповецкого уезда, Новгородской губернии, где «суровый, сырой, непостоянный и неблагоприятный для здоровья климат»: |
| Есть и заработки. Более ста человек заняты в казенных мастерских и в канцеляриях. У меня отмечено на карточках немало мастеров, без которых не обойтись в городе: столяры, обойщики, ювелиры, часовые мастера, портные и т. п. В Александровске за поделки из дерева и металлов платят очень дорого, а давать «на чай» не принято меньше рубля. Но чтобы изо дня в день вести городскую жизнь, достаточно ли арестантских пайков и мелких заработков, очень жалких? У мастеров предложение несоизмеримо превышает спрос, а чернорабочие, например плотники, работают за 10 коп. в день на своих харчах. Население здесь перебивается кое-как, но оно тем не менее все-таки каждый день пьет чай, курит турецкий табак, ходит в вольном платье, платит за квартиры; оно покупает дома у крестьян, отъезжающих на материк, и строит новые. Около него бойко торгуют лавочки, и наживают десятки тысяч разные кулаки, выходящие из арестантской среды. Тут много неясного, и я остановился на предположениях, что в Александровске поселяются большею частью те, которые приезжают сюда из России с деньгами, и что для населения большим подспорьем в жизни служат нелегальные средства. Покупка арестантских вещей и сбыт их большими партиями в Николаевск, эксплуатация инородцев и новичков-арестантов, тайная торговля спиртом, дача денег в ссуду за очень высокие проценты, азартная игра в карты на большие куши, – этим занимаются мужчины. А женщины, ссыльные и свободные, добровольно пришедшие за мужьями, промышляют развратом. Когда одну женщину свободного состояния спросили на следствии, откуда у нее деньги, она ответила: «Заработала своим телом». Всех семей 332: из них законных 185 и свободных 147. Сравнительно большое количество семейных объясняется не какими-либо особенностями хозяйств, располагающими к семейной, домовитой жизни, а случайностями: легкомыслием местной администрации, сажающей семейных на участки в Александровске, а не в более подходящем для этого месте, и тою сравнительною легкостью, с какою здешний поселенец, благодаря своей близости к начальству и тюрьме, получает женщину. |
| В 1914—1920 годах читал обязательный к изучению для студентов юридического и медицинского факультетов курс богословия. В 1914 году выступил с предложением открыть при Томском университете первый в России теологический факультет. Подружился с известным русским учёным Н. Ф. Кащенко. В 1917 году делегат Всероссийского съезда духовенства и мирян и член Собора Русской Православной Церкви как клирик от Томской епархии, участвовал в 1-й сессии, член II, VI, VIII, XV отделов. В 1918 году приват-доцент историко-филологического факультета Томского университета. В ноябре 1918 года участник Сибирского соборного церковного совещания, член Высшего Временного Церковного Управления, в 1919 году член Томского епархиального собрания, затем выехал в Омск. Арестован Омской губернской ЧК 9 апреля 1920 года по обвинению в контр-революционной деятельности; 5 июля освобождён, но не оправдан, с этого времени в его документах появилась отметка о том, что принимал «участие в белом движении». С июня 1920 года по май 1921 года был настоятелем Троицкого кафедрального собора в Томске. Активно протестовал против «экспроприаций» большевиками церковный ценностей, чем вызывал сильное раздражение властей. С мая по ноябрь 1922 года И. И. Галахов, в составе группы из 33 томских священнослужителей и мирян во главе с архиепископом Виктором (Богоявленским), находился под арестом в томской тюрьме. В августе Томским губернским Ревтрибуналом приговорён к расстрелу с полной конфискацией личного имущества, однако затем, по ноябрьскому решению Сибтрибунала, расстрел был заменён на пятилетнее заключение в тюрьму. С ноября 1922 по ноябрь 1924 года содержался в каторжной тюрьме «Александровский централ» (Александровский исправительный дом заключений, Александровский домзак ОГПУ) в Иркутской губернии. Вышел из тюрьмы досрочно, по амнистии в соответствии с постановлением Президиума ВЦИК РСФСР. В декабре 1924 года церковный совет Троицкого собора Томска предложил ему настоятельское место в храме, но Галахов отказался и остался в Иркутске настоятелем Благовещенского храма. В 1925 году награждён митрой. |
|
|
