| Это война, причем война страшная. Задача у наших противников такая же, как у Гитлера: уничтожить наш народ и освободить для расы господ жизненное пространство. Никто сегодня и не скрывает, что задача глобалистов - устранить Россию как препятствие на пути установления нового мирового порядка. Устанавливая т.н. демократию в России, очистить территорию от непокорного народа, чтобы новая раса господ, мировой финансовый интернационал могли свободно распоряжаться ресурсами страны. Надо ясно понимать, что в результате ментальной войны наш народ может прекратить свое историческое существование. Ибо народ, потеряв свой цивилизационный, духовно-нравственный код, исчезает из мировой истории. Как сказал Пётр Аркадьевич Столыпин: «Народ, не имеющий национального самосознания, есть навоз, на котором произрастают другие народы». Ментальная война ведется для того, чтобы уничтожить Русскую цивилизацию. Информационно-психологическая война против России ведется со времен Ливонской войны. Но в то время использовалось новейшее изобретение - печатный станок Гутенберга, позволивший наводнить Европу памфлетами о Иоанне Ужасном и диких ордах московитов, которые угрожают мирным европейским государствам. А сегодня для этого используется интернет, «всемирная паутина». Возможностей воздействия самыми современными средствами на сознание человека мы с вами даже не представляем. Эффективность ужасающая, особенно при воздействии на молодежь. Над этим работают серьезные научные центры и организации. Противостояние врагу в ментальной войне не менее важно, чем противостояние в новейших системах вооружений. И именно оно определит судьбу России. Чтобы вести противоборство, прежде всего нам необходимо определить врага, который действует в нашем информационном пространстве, выполняя задачи по переформатированию сознания народа. Необходимо четко назвать способы, методы и конкретные действия, которые совершают те, кто ведет ментальную войну против собственной страны. А это затрагивает все сферы жизни нашего общества и прежде всего сферу культуры. Потому что Россия – страна культурообразующая. Для России разрушение традиционной культуры – это удар по цивилизационному коду народа, т.е. угроза национальной безопасности. |
| Сближение Ливонии с Польшей вызвало неудовольствие России. Сославшись на нарушение ливонцами обязательства о выплате полагающейся по древним договорам дани, царь Иоанн IV Васильевич Грозный в янв. 1558 г. отдал рус. войскам распоряжение совершить разведывательный рейд по Ливонии, положивший начало затяжной Ливонской войне (1558-1583). Первоначально рус. войска не ставили перед собой цели закрепиться в Ливонии: они осаждали и грабили города и замки, захватывали пленных и требовали от властей Ливонии выплаты дани. Ливонский орден был неспособен организовать сопротивление: замковые гарнизоны в Ливонии состояли по большей части из нем. наемников, которые отказывались сражаться до получения причитающегося им жалованья, на выплату которого у ордена не было средств; лишь немногие представители ордена пытались оборонять свои замки, однако без поддержки извне все их усилия были обречены на неудачу (подробнее о событиях войны см.: Форстен. 1893. С. 84-253; Арбузов. 1912. С. 148-163; Королюк. 1954. С. 34-49). К. в 1-й период Ливонской войны (янв.-июль 1558) руководил гарнизоном Феллина и в боевых действиях не участвовал. Напуганные успехами рус. войск, захвативших важный в стратегическом отношении г. Дерпт (ныне Тарту, Эстония), члены ордена на собрании в Валке (ныне Валка, Латвия и Валга, Эстония), состоявшемся в июле 1558 г., избрали К. коадъютором Фюрстенберга, рассчитывая, что военные таланты и связи К. помогут организовать оборону Ливонии. С этого времени К. фактически руководил Ливонским орденом. Он предпринял неск. безуспешных попыток начать контрнаступление против рус. войск; так, в кон. 1558 г. он отбил замок Ринген (ныне Рынгу, Эстония), однако не смог развить успех и после неудачной осады Дерпта вынужден был отступить в Ригу. В ответ на действия К. рус. войсками в янв.-февр. 1559 г. был проведен масштабный карательный рейд, в ходе к-рого рус. отряды прошли по землям Ливонии, разорили более 10 городов и замков, дошли до Риги и прошли через всю Курляндию до прусской границы, захватив огромную добычу и большое число пленных. Несмотря на общий успех военных действий, рус. войскам так и не удалось взять ни один город на побережье Балтийского моря. |
| В январе 1558 г. русская армия перешла ливонскую границу. Разделившись на несколько отрядов, она глубоко проникла в страну. Главные силы русских войск действовали в Дерптском епископстве, в результате военных действий весной и летом 1558 г. в руках русских оказалась вся восточная часть Эстонии. Успех русских войск во многом способствовал крестьянскому восстанию в западной и северо-западной Эстонии осенью 1560 г. в окрестностях Дерпта, в Рынгу (Рынголя), Ранну (Ряндене) и Лайс (Лайузе), крестьяне присоединялись к русским и выступали против немцев. Восстание распространилось и на тыл орденских войск в районе Гапсаля (Лянемаа), Харыомаа и Везенберга (Вирумаа). Русская политика в Ливонии твердо ориентировалась на латышское и эстонское крестьянство, которое возлагало на русских большие надежды. Те же настроения были у литовских и белорусских крестьян, в ходе войны в соглашения о временном перемирии включались пункты (например, в 1559 г.), запрещавшие насилие немцев над жителями Дерпта, Везенберга и других городов, в 1560 г. русские войска овладели Мариенбургом (Алуксне) и Феллином. Орден распался; по договору от 28 ноября 1561 г. северные области, Эстония, оказались под протекторатом Швеции, Эзель достался Дании, Лифляндию уступили Польше. За магистром ордена Кеттлером осталась только Курляндия (до марта 1562 г.). России пришлось вести войну одновременно с Польским королевством, Великим княжеством Литовским и Швецией. На первом этапе (до 1579 г.) русские войска еще добивались успеха, однако неблагоприятная международная обстановка, раздача земель в Прибалтике русским дворянам, оттолкнувшая от России местное крестьянство, и серьезные трудности в самой России повлияли на дальнейший ход Ливонской войны, в 1581 г. польский король Стефан Баторий осадил Псков, а шведы заняли Нарву и Корелу. Но героическая оборона Пскова русскими войсками и всем населением города заставила Батория пойти на мирные переговоры, в 1582 г. в Яме Запольском заключили перемирие на десять лет. Полоцк и Ливония отошли к Речи Посполитой, а России возвращались земли, ранее захваченные польским королем, в 1583 г. было подписано Плюсское перемирие со шведами, по которому в их владение перешли Нарва и захваченные русские города Ям, Копорье и Ивангород. Ливонская война закончилась поражением России. |
| Путин и патриоты И наконец, о заключительном тезисе Анатолия Степанова. Раз Россия воюет не с Украиной, а с коллективным Западом, то значит, у этой войны много фронтов, и украинский фронт, возможно, и не главный. А коли наша цель – победить коллективный Запад, то эта война не предполагает быстрого разгрома Украины. Честно говоря, я не знаю, откуда уважаемый автор взял этот тезис. Похоже, он сам придумал эту сказку, и сам, подобно Ходже Насреддину, в неё поверил. По крайней мере, ни президент, ни министр обороны, ни командующий СВО никогда не говорили, что быстрого разгрома ВСУ нам не нужно. Ведь есть удержание Изюма, Купянска и Херсона – не главное, то завтра таким же «не главным» могут оказаться Приднестровье, Крым, Белгород, Курск, Калининград, Курильские острова. Причём это не просто территории. Там живут люди, которые продолжают искренне верить в Бога и Россию. Они продолжают доверять Путину и Вооруженным силам России. Они продолжают верить и надеяться, что никто их не бросит и не предаст, что за их спиной не будут строиться козни и «договорняки» во имя призрачной «победы над коллективным Западом». И для большинства населения России вера людей, искренне поверивших, что «Россия пришла навсегда», гораздо важнее любых «заморозок конфликта» и прочих мутных схем. Это я говорю как человек, живущий именно в таком регионе, где люди продолжают, несмотря ни на что, верить в великую Россию, которая их не бросит, и, если будет надо, защитит. Да, Запад – наш эсхатологический враг. Постоянный, неприкрытый, на протяжении сотен лет, по меньшей мере, начиная с Ливонской войны в XVI веке. Но победа над Западом – не цель, а средство для нашей свободы и восстановления единства наших исторических земель. Мы воюем с Западом не потому, что сами этого хотим, а потому что Запад сам назначил нас главным злом на планете. Владимир Путин бросил Западу вызов, поставив на кон всё, в том числе, как правильно пишет Анатолий Степанов, свою свободу и свою жизнь. И именно поэтому у Путина нет иного выхода, кроме как опереться на патриотов и довериться им. Патриоты должны стать своеобразным «заградотрядом» для правящей элиты, не давать ей возможности маневрировать и разыгрывать договорные сценарии за спиной народа и русских людей, от Одессы до Южно-Сахалинска, верящих в Россию и ждущих её заступничества. |
| — О «летучих листках», главном инструменте информационной войны против Русского царства и Ивана Грозного, говорится в книге А.А. Зимина и А.Л. Хорошкевич «Россия времени Ивана Грозного» (М.: Наука, 1982). И Зимин, и Хорошкевич — доктора исторических наук. «Наука» — издательство академическое. Они писали: «Общественное мнение Европы формировали многочисленные “летучие листки”, изображавшие Ивана IV чудовищем». Австрийский историк Андреас Каппелер обнаружил в архивах 62 «летучих листка», различных по содержанию, относящихся ко времени Ливонской войны. Царь Иван IV, как и все русское общество, представлены в них в предельно негативном свете: это варвары, несущие угрозу просвещенной Европе. Как установил Каппелер, такая информационная продукция отпечатывалась в походных армейских типографиях, которыми заправлял польский дворянин Лапчинский. См. его диссертацию о западных памфлетах против Грозного: Kappeler Andreas. Ivan Groznyj im Spiegel der ausländischen Druckschriften seiner Zeit. Ein Beitrag zur Geschichte des westlichen Russlandbildes («Иван Грозный в зеркале иностранных печатных изданий его времени. К истории западного образа России»). Zürich, 1972. Управляющий английской Московской компании Джером Горсей, рассказывая о походе опричников на Новгород, сообщает, что московиты убили 700 тысяч человек. И это при населении Новгорода примерно в 30 тысяч жителей (некоторые источники дают величину до 60 тысяч жителей). Поход на Новгород и Псков. Фрагмент экспозиции исторических парков «Россия – Моя история» 6. Вольное историческое общество: «Обвинение в адрес декабристов, якобы сотрудничавших с иностранными разведками, — подкреплено ли документально? Находит ли подтверждение во всем корпусе сохранившихся источников?» — Это уже пример совсем буйной фантазии. Никогда даже упоминания об «иностранных разведках» в материалах, связанных с декабристами, в экспозиции не было. Заговор декабристов. Фрагмент экспозиции исторических парков «Россия – Моя история» 7. Вольное историческое общество: «А вот картошка — действительно ли распространилась в России при Екатерине II? Может быть, все-таки при Николае I?» |
| Делая ставку на внутренние раздоры в русском обществе, правящие круги Речи Посполитой допустили ошибку, которую потом не раз повторяли политические деятели других государств и других эпох. Когда резко возросла внешняя опасность, русское общество сплотилось вокруг своего правителя. Новгородцы переслали царю грамоту Батория. Под стенами Пскова королевскую армию также ожидало упорное сопротивление. Приемы войны, столь успешно использованные в кампаниях 1579 и 1580 годов, под Псковом оказались непригодны. Стены псковской каменной крепости нельзя было поджечь калеными ядрами, и королевской армии пришлось перейти к крепостной осаде по всем правилам военной науки. После постройки земляных укреплений, под защитой которых польско-литовские войска смогли приблизиться к стенам Псковского кремля, и установки осадных башен («туров»), на которых разместилась часть артиллерии, 7 сентября начался артиллерийский обстрел крепости, продолжавшийся и на следующий день. Был разрушен участок крепостной стены между Покровской и Свинусской башнями и серьезно повреждены сами эти башни. Затем начался штурм. Однако псковские воеводы разгадали планы противника и заблаговременно поставили на угрожаемом участке за линией укреплений новую деревянную стену, на которой были установлены орудия. Эта стена не дала противнику прорваться в город. Лишь Свинусская и Покровская башни оказались в руках поляков, но защитники сумели взорвать их вместе с ворвавшимися туда солдатами. Штурм был отбит с большими потерями для нападавших. Неудача была тем более досадной, что Баторий, рассчитывая на быстрый успех, не снабдил армию большими запасами пороха и снарядов и вынужден был на время прервать боевые действия. Передышкой попытались воспользоваться воеводы, чтобы усилить псковский гарнизон. В середине сентября — начале октября русские войска предприняли три попытки пройти во Псков (сначала по реке Великой, затем по суше), и части отрядов удалось пробиться в город. Польсколитовские войска пытались взорвать городские стены с помощью подкопов, но все эти попытки, наткнувшись на противодействие осажденных, закончились неудачей. |
| Исследователи отдают обычно предпочтение рассказу Поссевино, но в действительности у нас нет серьезных оснований для того, чтобы предпочесть один из этих рассказов другим. Бесспорным остается лишь одно: царевич умер от удара посохом, который нанес ему отец. Царь, по-видимому, и ранее бывал недоволен сыном. Перебежавший в Литву весной 1581 года Давыд Вельский рассказывал, что он «не любит старшего сына и часто бьет его палкой». Почему на этот раз гнев царя оказался особенно сильным, так что он перестал себя контролировать, становится понятным, если учесть, в каком положении царь оказался к осени 1581 года. Великий православный монарх, избранный Богом для утверждения православия во всем мире, был вынужден молча терпеть оскорбления, которые наносил ему безвестный выскочка, силою обстоятельств оказавшийся на польском троне, а также оказывать любезности католическому патеру, приехавшему из самого центра нечестивой латинской веры — Рима. Гнев и раздражение накапливались, тем более что царь не мог излить их на своих воевод, от преданности и мужества которых зависел исход войны, принявшей столь опасный для царя оборот. Прорвавшись, гнев этот обрушился на одного из близких, постоянно находившихся при царе людей, и таким человеком оказался его старший сын и наследник. Первоначально инциденту, происшедшему 9 ноября, не придали никакого значения, но царевичу становилось все хуже и хуже, и 12-го числа царь был вынужден известить руководителей земской Думы, что он не может ехать в Москву, как они договаривались, так как его сын Иван «ныне конечно болен», «а нам докудова Бог помилует Ивана сына ехать отсюда невозможно». Дядя наследника, Никита Романович, выехал в Слободу с врачами и лекарствами, но царевичу ничего не помогло, и 19 ноября он умер. Царь, разумеется, вовсе не хотел убивать сына, и то, что произошло, стало для него сильным потрясением. Поссевино, вскоре после этого побывавший в Москве, записал: «Каждую ночь князь под влиянием скорби (или угрызений совести) поднимался с постели и, хватаясь руками за стены спальни, издавал тяжкие стоны. |
| Плохим предзнаменованием для иезуита были уже слова царя, что он не хочет говорить с Антонием о вере, «чтоб нашему делу с папою порухи в нашей ссылке и любви не было». Когда дело дошло до обмена мнениями, царь с характерной для него ядовитой насмешкой стал высмеивать церемонии, служащие возвеличению папской власти. Обычай в торжественных процессиях носить папу, восседающего на троне, царь охарактеризовал так: «И папа не Христос, а престол, на чем папу носят, не облак, а которые носят его те не ангелы — папе Григорию не подобает Христу подобитись и сопрестольником ему быть». Беседа завершилась словами царя: «Который папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию почнет жити и тот папа волк, а не пастырь». «И посол Антоней, — как записано в посольской книге, — и престал говорити, коли, де, уж папа волк, мне что уж и говорити». Царь, однако, не хотел совсем разрывать только что установившиеся связи с Римом. Не желая касаться вопросов веры, Иван IV был готов продолжать переговоры о союзе христианских государств против неверных и с этой целью отправил вместе с Поссевино к папе своего посланца Якова Молвяни-нова, но теперь уже Рим не обнаружил заинтересованности в продолжении контактов. Царское решение добиваться мира с Речью Посполитой даже ценой тяжелых уступок было принято в Старице 22 октября, после получения известий о взятии Нарвы шведами. Именно тогда Боярская дума приговорила «по конечной неволе» «Ливонские бы городы, которые за государем, королю поступитися... а помиряся б с литовским с Стефаном королем, стать на свейского». Это решение еще раз показывает, каковы были приоритеты в русской политике в отношении Ливонии: в Москве готовы были отказаться от всех ливонских замков, чтобы получить возможность вернуть себе утраченный порт на Балтике. Русские представители на мирных переговорах, князь Дмитрий Петрович Елецкий и печатник Роман Васильевич Алферьев, добились цели, поставленной перед ними царем: в текст договора о перемирии не были включены земли в Ливонии, занятые шведами, и тем самым появлялась возможность отвоевывать их у противника без риска возобновления войны с Речью Посполитой. |
| Произошедшие события, несомненно, лишний раз показали царю, насколько бдительным надлежит быть в борьбе с «изменой» и какие серьезные меры следует предпринимать для обеспечения своей безопасности. Вместе с тем было очевидно, что на планах союза со Швецией можно поставить крест. Когда осенью 1569 года от нового шведского короля прибыли послы для установления отношений между ним и Иваном IV, царь приказал их ограбить, как русских послов в Стокгольме, и сослать в Муром. Наконец, в том же 1569 году произошло еще оно событие, неблагоприятно отразившееся на международных позициях России. 1 июля в Люблине было заключено соглашение об объединении Польши и Великого княжества Литовского в одно государство — Речь Посполитую двух народов. Это означало, что в случае возобновления войны с Великим княжеством Литовским в нее вступят все военные силы Польши. Попытки решения балтийского вопроса в прямой конфронтации с этим государством теряли смысл. Со своей стороны Великое княжество Литовское, тяжело страдавшее от длительной войны и морового поветрия, желало мира. В итоге в начале июля 1570 года в Москве бьш заключен договор о трехлетнем перемирии между Россией и Речью Посполитой. Хотя по этому договору земли в Ливонии (в частности, в нижнем течении Западной Двины), занятые литовскими войсками, оставались на время действия договора за Речью Посполитой, русские власти получали запас времени, чтобы попытаться подчинить себе всю остальную Ливонию с ее главными портами — Таллином (Ревелем), находившимся под властью шведов, и Ригой, фактически превратившейся в 60-е годы XVI века в самостоятельную республику. За прошедшие годы все более ясно становилось, что для русского правительства, не имевшего собственного флота, установление контроля над этими портами является наиболее трудно разрешимой задачей. Постепенно в Москве стали склоняться к тому, чтобы добиваться их подчинения мирным путем. Первый важный шаг в этом направлении был предпринят в апреле 1569 года, когда советники царя по ливонским делам Иоганн Таубе и Элерт Крузе вступили в переговоры с городскими властями Таллина. Убеждая жителей подчиниться власти царя, Таубе и Крузе доказывали, что под его властью Таллин будет жить на положении свободного имперского города, в нем не будет русских чиновников и его не будут обременять налогами. Государь, заверяли царские эмиссары, «сделает из него такой торговый город, какого не будет на всем Балтийском море». Все, что государь обещает городу, будет скреплено «печатями и удостоверено митрополитом русским и всем духовенством». Поскольку такого рода гарантии, по-видимому, показались жителям Таллина недостаточными, Таубе и Крузе пошли дальше, заявив, что «если ревельцы сочтут нужным, то могут поставить над городом немецкого князя, которого найдут наиполезнейшим для себя». |
| По получении письма Шиг-Алея, епископ снёсся с гермейстером, и в Вендене в Великий пост собрался чрезвычайный сейм. Сначала бароны разногласили и спорили. Одни говорили: «Соберём войско, и после Пасхи, как откроется весна, пойдём опустошать московскую землю, отмстим за пролитие нашей невинной крови. Наши отцы обращали в бегство этих варваров; и теперь не так они сильны, чтоб нельзя было их победить и одолеть». Но другие говорили: «Если мы будем воевать, то война повлечёт нас к издержкам и тратам: враг силён; купленный несправедливый мир лучше справедливой войны. Лучше соберём талеров тысяч шестьдесят и пошлём царю; это ещё не такая потеря, чтоб не могла вознаградиться во время мира и тишины». Тогда на небе страшно блистала комета; наводила она страх своею продолговатою метлою и зловещими, мертвящими лучами. Мнение в пользу мира одержало верх. 84 Но денег достать было не так легко. Орден недавно потратился в междоусобной войне с архиепископом, а потом в войне с поляками. Архиепископ не мог собрать доходов со своих имений. Казна дерптского епископа, была подорвана его предшественником, который не только увёз с собой то, что было в наличности, но ещё заложил епископские имения. Города взялись тогда выручать Ливонию из беды. 85 Ревель, Рига и Дерпт сделали складчину и собрали, по известию Руссова, 40000 талеров, 86 а по известию Ниенстета 60000. Последнее сказание должно быть вероятнее, потому что Ниенстет был при этом действующим лицом. «Город Дерпт дал 10000, – я сам считал эти деньги, – говорит Ниенстет, – таким образом было тогда по записке вложено всего навсе 60000 талеров: я сам находился при этом, а мой тесть, бургомистр, Дитмар Майер дал от себя 500 талеров.» 87 Прежде всего отправили передового гонца просить об опасной грамоте для послов, которого летопись русская называет Степаном Лыстаревым, немчином. Сохраняя вид справедливости, московское правительство хотело постоянно держаться такого тона, что не желает войны, ведёт её только по крайней нужде и всегда радуется возможности примириться; поэтому оно приказало немедленно прекратить всякие военные действия, и гонец, возвращаясь из Москвы, получил письмо к гермейстеру и ко всей немецко-ливонской земле. |
|
|
