| Первое издание Истории росс. иерархии, для того чтобы в каждой епархии Черниговской и Брянской, представить по архиерею с именем Евфимия, о черниговском говорит: «Евфимий в 1465 году, оставив епархию, отшел в Москву и там скончался», а о брянском: «Евфимий переведен в Суздаль». Во издании той Истории – о Черниговском Евфимии, – что 1465 г., оставив епархию от утеснения литовцев ,отшл в Москву и там определен в Суздаль; о брянском Евфимии – в 1465г . удалился от разорений в Москву и определен в Суздаль». Если понимать того и другого Евфимия различными лицами, то оказывается, что в одном году переведены два архиерея – и все в Суздаль. Так сбивчивы оба издания Истории иерархии! Вообще Брянскую епархию, как лишнюю, не бывалую, надобно совершенно исключить из истории иерархической. Что Брянская и Черниговская епархии была одна, представим еще новые доказательства: 1) В статье о достопамятностях Чернигова, напечатанной в Чтен. общ. истор. и древн. росс. (год 3, 1, смесь, стр. 9), сказано, что «после разорения Чернигова от татар архиереи проживали в Брянске и назывались черниговскими и брянскими по 1473 год, в который епископ Феодор переведен был в Суздаль». Ниже увидим, насколько это известие о Феодоре не основательно. 2) Сочинитель статьи, под названием «Лазарь Баранович» в Журн. Минист. Нар. Просв. за июль 1852 г., на стран. 18, говорит, что «после татарского погрома, когда Чернигов в политическом и иерархическом отношениях уступил первенство Брянску, иерархи черниговские, перестав именоваться черниговскими и рязанскими, перенесли свою кафедру в Брянск». 3) В грамоте Московского митрополита Ионы, писанной Евфимию, чтобы он не признавал митрополита Григория и твердо стоял в православии, сей иерарх титулован черниговским и брянским (Историч. акты, том I, 273). В I издании Истории росс. иерархии, в каталоге брянских архиереев сказано: Феодор святый в 1473 году переведен в Суздаль. Тоже сказано и во II издании, только Феодор не назван святым. Не имея ясных доводов о бытии сего Феодора на кафедре Черниговской, не отрицаем, ни опровергаем это; но что он переведен 1473 года в Суздаль – это совершенно несправедливо. 1) О переводе Феодора в Суздаль не упоминает ни одна из известных летописей; 2) в 1473 и следующих годах в Суздале архиерействовал тот Евфимий после Черниговско-Брянской кафедры, там святительствовавший около 20 лет, как доказано при поверке моей каталога суздальских архиереев с летописями и актами. 3) После того Евфимия в Суздале непосредственно святительствовал не Феодор, а Неофит, как доказано в той моей поверке. Нектарий и Иона |
| В привилегии польского короля Яна Казимира, данной городу Нежину от 10 сентября 1639 года сказано: «В том Нижинском месте, яко и во всем княжестве черниговском духовенство русское в диоцезии и послушестве архиепископа черниговского, от Нас и сукцессоров Наших легитиме поданных быти мают» Чтен. Общ. Ист. и Древн. Росс. 6, 1847 статья: о Малой России, стр. 141. Остерская сторона Северии в конце XVI и в начале XVII века принадлежала польскому королю; это видно из актов Западной Рос. IV, 276, 277. Скажем здесь о неисправностях, какие вошли в новейшие сочинения о Черниговской епархии, периода Брянско-Черниговского и Смоленско-Черниговского; как то в статье о достопамятностях Чернигова, напечатанной в Чтен. Общ. Истор. и Древн. Росс. год 3, отр. 9, сказано: «Евфимий ещ в 1465 году от притеснения татар удалился в Москву», потом на той же стр.: «с 1473 г. Черниговская епархия перестала существовать и причислена была в ведомство архиереев смоленских, под коим находилась 180 лет во время польского российского владения». Выше видели мы, что нельзя допустить года 1465 и 1473. Что касается до притеснения от татар, то в 1465 г. оного не было: с 1454 по 1464 в течении 10 лет было спокойно в польско-литовских землях, и крымские татары были 1463 года развлечены осадою в Крыму Кафы от турок. червонной или галицкой руси, соч. Зубрицкого, стран. 378–381. Правда в летописях русских как то в продолж. Нестора стр. 261 под летом 6973(1465) и прочих летописях описывается поход хана Золотой Орды Махмета на Россию, но он, дошедши до Дона, при нахождении на него татарского же царя Азигирея воротился назад и таким образом оставил русскую землю в покое, следовательно, нахождение Махмета не простиралось на Северию. Не менее ошибок допущено и в статье «Лазарь Баранович», напечатанной в жур. Минист. Народ. Просв. июль 1852 г. как то на стран. 18: «черниговские иерархи, перестав именоваться черниговскими и рязанскими, перенесли свою кафедру в Брянск; стали именоваться с 1397 по 1490 г. брянскими, потом около 1590 г. |
| Он воспитали и образовали немало просвещенных иерархов, образованных учителей, красноречивых проповедников, ученых богословов. Между проповедниками, например, были «подобные Златоусту» в витийстве: Леонтий Карпович, Лазарь Баранович и Иоанникий Голятовский и по своим «многоценным перлам» (собраниям слов и благочестивых размышлений) высоко ценимые народом, например, Кирилл Транквиллион. Лучшие из богословов: Захарий Копыстенский, автор «Палинодии» и книги «о Вере единой», которая получила особенную популярность в Москве, тот же Кирилл Транквиллион, написавший «зерцало богословия» (первый опыт систематической догматики) и упоминаемый нами неоднократно Лаврентий Зизаний. Некоторые сделали попытки литературной работы и в историческом роде; таковы собрания житий и чудес, хроники, летописи, Синопсис Иннокентия Гизеля (до самого Ломоносова, бывший у нас единственным учебником по русской истории). Мы уже не упоминаем о многочисленных апологетах и полемистах: какой писатель не был тогда апологетом или полемистом! Этих образованных деятелей воспитали и вообще пользовались известностью южнорусские школы тогда, когда они держались того направления (греческого) и строя (программы, методов преподавания и учебных пособий), какие существовали в острожской школе, следовательно, когда они значительно пользовались услугами протестантов. 2) Равным образом, названные воспитанники этих школ в приобретших им известность трудах немало заимствовались из протестантской литературы, когда она еще находилась в цветущем состоянии. Заимствование это можно находить в проповеднических их трудах (и учреждение особой должности проповедника можно приписывать протестантскому влиянию) 866 , а также в догматических произведениях, преимущественно со стороны формальной. Но всего очевиднее оно в полемических сочинениях, направленных против униатов и латинян. Как ни славны были в свое время между своими соотечественникам южнорусские наши ученые, но перед латинянами, между которыми не перечесть докторов богословия и разных прав, едва ли не из всех европейских университетов и академий, слава их значительно меркнет. |
| После смерти Хмельницкого обстоятельства переменились. Нельзя было рассчитывать на содействие преемников Хмельницкого по гетманству в деле подчинения Киевской митрополии московскому патриарху; они и сами были шатки в своей преданности Москве и духовенство не желали ставить в зависимость от московского патриарха. Потому-то московское правительство изменило свои отношения к малороссийскому духовенству, стало относиться с меньшею властностю. По смерти Коссова, московское правительство чрез Бутурлина просило представителей духовенства малороссийского – Гизеля, архимандрита лавры, и Барановича, архиепископа Черниговского, «чтоб поискали милости великого государя, правду свою к нему показали, были под послушанием и благословением великого государя, святейшего Никона патриарха , без царского указа за епископами не посылали и без патриаршего благословения митрополита не избирали» 112 . Затем, когда избран был Дионисий Балабан, московское правительство прислало ему утвердительную грамоту, хотя Балабан и отказался ехать в Москву за посвящением. Скоро московское правительство принуждено было даже заискивать в духовенстве. Когда гетманы Юрий Хмельницкий и Выговский и митрополит Балабан изменили и предались Польше, московское правительство находилось относительно Малороссии в критическом положении. У него не было в Малороссии преданных лиц, на которых оно могло бы положиться. Представитель светской власти – гетман и представитель духовной власти – митрополит изменили. Оставшиеся в Малороссии полковники так же, как и Выговский, были возмущены присылкою воевод из Москвы и были к Москве не расположены. Единственный, после удаления Балабана епископ в Малороссии Лазарь Баранович, епископ Черниговский, сделавшись на время блюстителем митрополии, также не показывал к Москве особенного расположения. Только поспольство было довольно присылкою воевод, стеснявщих своеволие козацких старшин, было верно Москве и расположено к московскому правительству. Выразителем этой благорасположенности народа в Москве был Максим Филимонов, Нежинский протопоп. |
| Весною князь Ромодановский начал военные действия осадою города Котельвы. К Брюховецкому пришли на помощь татары. Из-за Днепра шел с казацким войском Дорошенко; Брюховецкий вышел к нему навстречу из Гадяча. Близ Опочни явились к нему десять сотников с требованием отдать булаву, знамя и пушки. Брюховецкий прибил этих сотников и отправил их скованными в Гадяч. Но тут возмутилась против него громада казаков, ворвалась в шатер, схватила и потащила к Дорошенке. Дорошенко только дал знак рукою: казаки сорвали с Брюховецкого платье и заколотили до смерти ружьями, рогатинами и дубьем. Смятение в народе было так велико, что вслед за тем раздавались крики: убить Дорошенка. Но заднепровский гетман утишил толпу, выкатив ей несколько бочек горилки. Дорошенко собрал всенародную раду и спрашивал: " Что теперь делать? Мириться ли с Москвою? Отдаваться ли Польше или султану? " Народ слышать не хотел о Польше, бранил москалей за их насилия и изъявил предпочтение турецкой власти. Дорошенко двинулся против Ромодановского, который тотчас отступил от Котельвы. Теперь вся Малороссия была в руках Дорошенка; ему оставалось упрочить власть свою, но тут на беду пришла к нему весть из Чигирина об измене жены: он ушел за Днепр, забравши с собою пленных великорусских начальных людей и епископа Мефодия, а начальство над левою стороною Днепра поручил своему генеральному есаулу, Демьяну Многогришному. Вслед за уходом Дорошенка, Ромоданов-ский двинулся в Малороссию и занял Нежин; Многогришный, вместо того, чтобы биться с ним, изъявил желание покориться царю, надеясь, что его сделают гетманом. Тогда ходатаем за казаков явился черниговский архиепископ Лазарь Баранович; он просил письменно у царя прощения народу, но умолял, чтобы в Малороссию не посылать воевод: о том же просил Многогришный и представлял, что вся беда сделалась от насилия со стороны воевод да от козней епископа Мефодия. Толки об избрании нового гетмана шли несколько месяцев, а тем временем московское правительство сносилось с Дорошенком. Царские посланцы уговаривали Дорошенка отлучиться от басурман и быть покорным Польше. Дорошенко стоял на одном: что он со своими казаками ни за что не хочет быть под властью Польши, потому что с поляками, по их непостоянству, нельзя заключить никакого крепкого договора, уверял, что он вовсе не враг Москвы, что желает со всею Украиною быть под властью великого государя, однако не иначе, как тогда, когда государь примет под свою власть обе стороны Днепра, не будет посылать воевод и не станет нарушать казацких прав, одним словом, чтобы все было так, как постановлено по первому договору, заключенному с Богданом Хмельницким: иначе Дорошенко ни за что не захотел покидать мысли о подданстве Турции. Само собою разумеется, что московское правительство, находясь в перемирии с Польшей, не могло прибегнуть к такому шагу, какого требовал Дорошенко. |
| Многогришный, в своих письмах к Артамону Сергеевичу Матвееву, убеждал московское правительство избавить Малороссию от воеводского управления и суда; об этом же просил и Лазарь Баранович. Но в Москву приходили письма и нежинского протопопа, Семена Адамовича, который то и дело, что оговаривал Барановича и Многогришного, хотя в то же время прикидывался другом последнего; в своих письмах, посылаемых в Москву, он уверял, что Малороссия только и держится присутствием воевод и ратных людей, и немедленно взбунтуется, как только их выведут. Московское правительство, настраиваемое такими доносами, не выводило воевод, и над самим гетманом приказывало наблюдать; в гетманской столице Батурине находился стрелецкий голова Григорий Неелов, сообщавший в Москву о поступках гетмана. Напиваясь пьян, Многогришный отпускал оскорбительные замечания и похвалки над Москвою. Дорошенко вступил с ним в сношения и убеждал его действовать заодно с ним. Неизвестно, до какой степени Многогришный решился быть союзником Дорошенка и начать неприязненные действия против Москвы, но Многогришный высказал сам великорусскому гонцу, Танееву, намерение ни за что не отдавать Киева полякам и, вместе с Дорошенком, воевать Польшу . Прежде чем московское правительство решило, как поступать с доносами на Многогришного, против последнего составился заговор; руководителем его был обозный Петр Забела. Он склонил на свою сторону писаря Мокриевича, судей: Домонтовича, Самойловича и переяславского полковника Дмитрашка Райча. 13 марта, в ночь, заговорщики схватили Многогришного и отправили в Москву с писарем Мокриевичем. В Москве Матвеев подверг Многогришного допросу и пытке. Демьян отвергал обвинения в измене, но сознался, что в пьяном виде говорил " неистовые речи " . Старшины от имени всего малороссийского народа просили казнить смертью бывшего гетмана и его брата, Василия. 28 мая 1672 года осужденных вывели на казнь в Москве; но царь выслал гонца с объявлением, что он, " по упрошению своих детей, заменяет смертную казнь ссылкою в Сибирь " . |
| viii) Никон, отсутствуя при обвинениях его в опозорении Царя и своего стада, лишен был возможности точно определить свое обличение за приобщение к Лигариду . Не найдем мы в официальных протоколах и заявлений Никона Царю и боярах, о котором сообщает и Шушерин (113–115 стр.) и Пальмер (V, 689–691). Инцидент произошел во время одной из остановок при чтении грамоты Никона Дионисию, проходивших в обсуждении прочитанного места. Шушерин пишет: «Прочитаху же оную грамоту не всю порядно, но иже угодно им, то назнаменовавше прежде и читаху». Прочли о жалобе Никона на заточение его доброжелателей, один из которых, повидимому, перешел на сторону Царя (митрополит Афанасий Иконийский) и оказался среди судей; его показал Никону Царь. Шушерин передает, что обвинителями Никона выступили митрополиты Павел, Иларион и Мефодий, которые «яко зверие дивии обскачуще блаженного Никона, рыкающе, и вопиюще нелепыми гласы и безчинно всячески кричаху лающе, протчии же от архиереев и от освященного чина никтоже ничто глаголюще, но вси стояху на своих местах по степеням своим, такожде и царский синклит. Бояре и вси сановници на друзей стране стояху по чину ничтоже вещающе. Видев же сие Царь яко кроме оных трех мужей никто ему не вспомоществует, возопи гласом велием и рече сице: «Бояре, бояре, что вы молчите и ничего не вещаете, и меня выдаете, или аз вам ненадобен». Никто не решался выступить, «только один боярин князь Юрий Долгорукий, той убо угождал Царю некая мала словеса поборствующа по Царе испусти, Святейшего же Никона Патриарха всячески уничижи. Видев же сие Царь яко ото всех во всем мало себе помощи обретает, вельми скорбен бысть. Рече же ему Святейший Патриарх: «о Царю. Сих всех предстоящих тебе и собранных на сию сонмищу, 9 лет всячески вразумлял еси и учил и на день сей уготовлял, яко да на нас возглаголят, но се что бысть не токмо что глаголати умеяху, но ниже уст отверзити можаху, не вскую ли поучашеся тщетным: но аз, о Царю! Совет ти даю, аще повелиши сим на нас вергнути камение, то сие они абие вскоре сотворят, а ежели оглаголати нас, аще и еще 9 лет имати учиши, и тогда едва обрящеши что». Царь обратился к Епископу Лазарю Барановичу и сказал: «Лазаре, что ты молчиши и ничего не глаголеши и почто ты мене выдаеши в сем деле? Аз бо на тебе во всем надеялся.» Лазарь выступил из среды и сказал; «О, благочестивый Царю! Как имам праву оглаголовати или противитися», и сия изрек паки ста на место свое. (116 стр. у Шушерина, – у Пальмера V, 690). Перед заседанием он обещал Царю, что, если найдет какое преступление за Никоном, то молчать не будет. x) Сцена между Никоном и Царем |
| В письме своем к Царю (в апреле 1686 г.) он писал: «ныне в той стране, глаголемой казацкая земля, суть неции, иже в Риме и в Польше от латинов научени, и бяху архимандрити, игумени, и причитают неподобная мудрования в монастырех, и носят иезуитская ожерелья. Да попечется преосвященный Митрополит, – во еже бы отложити ожерелья. – Да будет повелено, дабы по смерти предреченных архимандритов, игуменов и священников, уже от сих, иже ходят учитися в надежская места, архимандритов, игуменов и епископов не поставляти; но ни мирский иерей да будет; довольно бо есть православная вера ко спасению, и не подобасте верным прельщатися чрез философию и суетную прелесть.... О дабы благочестивый и на Москве сохранен был обычай, по древнему уставу, еже не было бы игумена и архимандрита от козацкаго рода, – по москале на Москве и в козацкой земле; аще же инако, то поне козаки на земле казацкой: не подобает бо смешати вкупе руно и лен, глаголет Писание. Понеже исповедуем быти козаков православных; обаче многие растленные имеют нравы, ихже не подобает учитися тамошним православным» 61 . Смущенный такими внушениями, Патриарх Иоаким , как верховный блюститель чистоты православия, для прекращения соблазна принял деятельные меры. Он немедленно открыл сношения с Киевским Митрополитом Гедеоном, Архиепископом Черннговским Лазарем Барановичем и Киевопечерским архимандритом Варлаамом Ясинским. Обращая частный вопрос относительно совершения таинства Еахаристии в более общий, касающийся отношения малороссийской Церкви к учению латинскому и к Унии, Патриарх спрашивал (29 марта 1886 г.) упомянутых представителей малороссийского духовенства: как они судят о соборе Флорентийском? На этот вопрос ответы получены были удовлетворительные. Митрополит Гедеон с собором Киевопечерского духовенства, равно и Лазарь Баранович (от 26 мая) уверили Патриарха, что они не принимают Флорентийскаго собора и твердо стоят в восточном благочестии 62 . Не довольствуясь таким ответом, Патриарх спрашивал еще малороссийских иерархов: кто сочинитель книги «Выклад о Церкви святой», двадцать лет тому назад изданной? И как они сами смотрят на учение той книги о совершении Евхаристии? – Ответ, данный Гедеоном и Барановичем, не мог успокоить Патриарха. |
| В то время, когда жил и писал Галятовский, мыслящего малорусса духовного звания естественно могли и должны были занимать отношения его церкви и народа к римскому католичеству, к иудейству и к магометанству, так как Малороссии приходилось неизбежно сталкиваться со всем этим. Защита православия против римско-католической пропаганды, как мы сказали, легла в основу всех целей Петра Могилы при устройстве киевской коллегии. Правду сказать, скоро после смерти знаменитого иерарха, ученая война на перьях и на словах должна была отойти на задний план, а вслед за тем должны были выступить вперед иные задачи для просвещения в русском крае. За веру наступила борьба другого рода. Народ стал за нее и за себя с дубьем и кольями, затем - успехи соединенных русских сил отвоевали у Польши почти все древние русские области. Если бы московская политика не отодвинула разрешение векового спора еще на столетие, то православие в областях южной и западной Руси, поступившей под власть московских государей, мало нуждалось бы в диспутах и диссертациях за свою неприкосновенность. Киевские ученые должны были бы заниматься преимущественно чем-нибудь другим. Но вышло иначе. Поляки одерживали верх над русскими. Русские земли, только что отпавшие от Польши, опять возвращались под ее власть. Православию пришлось уживаться с господствующим католичеством в едином государственном теле; православным духовным опять предстояло стараться не ударить лицом в грязь перед римско-католическим духовенством и выступить против них с оружием учености и красноречия на защиту своей веры. Религиозные диспуты о вопросах, составляющих сущность различия между западною и восточною церковью, делались самыми жизненными современными вопросами. Иудеи еще в недавнее время были признаны народом южнорусским его врагами и утеснителями. Таково было народное убеждение. Иудей, панский арендатор, иудей-монополист, иудей-откупщик, бравший от пана на откуп достояние, жизнь и совесть русского хлопа - был для последнего тяжелее, чем сам пан. Решившись сбросить с себя вековые цепи, русский возненавидел иудея, который, как ловкий промышленник, пользовался слабыми сторонами общества, в котором жил: десятки тысяч израильского народа погибло во время восстания. До какой степени господствовало у малоруссов омерзение к этому племени, конечно, поддерживаемое и невежественным фанатизмом, показывает то, что Хмельницкий, в числе условий, на которых готов был примириться с поляками, требовал недопущения иудеев в Украину. Но как только народное волнение утихло в русских областях, оставшихся за Польшею, иудеи опять принялись там за свои промыслы и опять готовились стать для русских тем, чем уже были прежде. Этого мало. У иудеев распространилось верование, что является на землю Мессия, что приходит, наконец, давно желанное время величия израильского народа и порабощения ему народов других вер. Естественно было в это самое время русскому писателю вступить в литературу с такой речью, в которой выражалась народная вражда. |
| Схоластическое образование заставляло при соблюдении правил относительно формы смотреть очень легкомысленно на фактическую правду и сочинять не считалось слишком постыдным. В 1696 г. напечатана была в Чернигове брошюра Галятовского: " Боги поганские " . Она посвящена царевне Софии. В своем предисловии автор снова показал образчик лести, свойственной своему времени, прославлял Софию, находил соответствие ее крестного имени с названием премудрости и выразился о царском доме в таких выражениях: " В дому найяснейших царей русских каждый царь есть солнцем, царица есть месяцем, царевичове и царевны суть звездами: бо светят добрыми учинками " (поступками). По учению Галятовского, идолы языческих богов были не болванами, статуями, простою вещью, как об них отзывался некогда Ветхий Завет, но жилищем злых духов, и ссылается, в подтверждение своего взгляда, на многих церковных и светских писателей. Бесы, сидевшие в идолах, говорили иногда правду и предсказывали появление христианства; но они же часто обманывали и подводили в беду людей, употребляя в своих прорицаниях двусмысленные выражения, так что человек понимал прорицание совсем не в том смысле, какой оно имело на самом деле. Нигде неуменье Галятовского отличать вымысел от фактической правды не высказалось так выпукло, как в этом сочинении: взявши из освобожденного Иерусалима в польском переводе Кохановского рассказы о поступках чародея Исмена, Галятовский не поколебался принять их за несомненно достоверные исторические события. Языческие божества для Галятовского не только предмет истории и археологии; они имеют живой, современный интерес. Деятельность их продолжается и поныне. " И теперь, -говорит он, - дьяволы чрез посредство чародеев дают ответы и прорицания; злые духи, обитавшие в идолах, и теперь разным образом соприкасаются с людьми: они то принимают личину умерших людей, то создают себе воздушное тело из облаков, показывают разные вещи в зеркале, дают ответы чрез огонь, воду, чрез перстни " и т. п. Для Галятовского борьба с языческими божествами такая же, какою была борьба против иудейства и мусульманства. |
|
|
