| и. Балдуин II стал ее 1-м титулярным императором, лишенным своих владений. Титул императоров Л. и. в изгнании сохранялся за потомками рода Куртене и князей Ахайи до 1383 г. Основание ц. св. Франциска в Гларенце, Греция. XIII в. Основание ц. св. Франциска в Гларенце, Греция. XIII в. В 1204 г. капитул каноников Св. Софии, состоявший из венецианцев, избрал патриархом К-польским представителя знатного венецианского рода Томмазо Морозини . Римский папа Иннокентий III , несмотря на неканонический характер выборов, к-рый вызвал его недовольство, в марте 1205 г. утвердил их, признал возникший т. о. лат. К-польский Патриархат. Тем не менее впосл. папа настойчиво стремился расширить прерогативы Римской курии в его управлении и в избрании последующих патриархов. К-польский патриархат в годы существования Л. и. был полностью подчинен папам и находился в юрисдикции Римско-католической Церкви. Т. о., в Л. и. возникла ситуация фактической церковной унии. Уния не провозглашалась к.-л. офиц. соглашениями Западной и Восточной Церквей, но навязывалась на практике правосл. местному населению со стороны католич. правящего меньшинства, к-рое считало необходимым насаждать свои церковные порядки по праву завоевателей. Герб Флориса де Эно, кн. Ахейского и его жены Изабеллы де Виллардуэн, на капители собора Св. Софии в Андровиде, Элея, Греция. Кон. XIII в. Герб Флориса де Эно, кн. Ахейского и его жены Изабеллы де Виллардуэн, на капители собора Св. Софии в Андровиде, Элея, Греция. Кон. XIII в. Иерархическая структура кафедр Патриархата по сравнению с прежними традициями визант. Константинопольской Православной Церкви не претерпела существенных изменений. Папа разрешал назначать епископов в Л. и. из греков и сохранять нек-рые греч. обряды в Церкви, но при условии признания духовенством и паствой папского примата. Греч. духовенство Л. и. обратилось к Иннокентию III с просьбой создать параллельно с лат. Патриархатом и греч. Патриархат в К-поле под эгидой папы, но получило отказ. Епископы из латинян вошли в состав высшей иерархии Л. и. и при распределении земель получали от 4 до 8 рыцарских феодов, а затем еще более расширили свои владения. Положение осложнялось тем, что часть бывш. земель византийской К-польской Православной Церкви была присвоена светскими сеньорами. За эти земли шла борьба, и, чтобы сгладить конфликт, имп. Генрих I уступил духовенству 1/15 земель и доходов Л. и. вне К-поля. Нередко конфликты происходили между венецианскими и франц. клириками, между греками и латинянами. Греч. духовенство настаивало на сохранении правосл. обрядов, отрицало целибат и отказывалось платить десятину, акростих, исполнять ангарии (барщинные повинности в пользу лат. сеньоров), выставлять со своих владений воинов для охраны границ и т. д. |
| В первые годы правления М. П. осложнилась внешнеполитическая обстановка на Востоке. М. П. состоял в союзе с монг. ханом Хулагу, врагами к-рого были мамлюкский султан Бейбарс I (1260-1277) и хан Золотой Орды Берке (1257-1266). Однако, потерпев поражение от Берке в войне 1264-1265 гг. (на стороне последнего выступил и болг. царь Константин I Тих Асень (1257-1277)), М. П. вынужден был заключить союз с Золотой Ордой и Египтом. После смерти Берке М. П. смог привлечь на свою сторону золотоордынского правителя Ногая, контролировавшего территории на Балканах, в 1272 г. император заключил с ним союз и выдал за него свою незаконнорожденную дочь Евфросинию. М. П. использовал военную помощь Ногая в борьбе с царем Константином I. Тесные отношения Византии с Ордой и Египтом сохранялись на протяжении всего царствования М. П., о чем свидетельствует частый обмен посольствами. Имп. Михаил VIII Палеолог. Роспись юго-вост. столба Архангельского собора Московского Кремля. 1652–1666 гг. Имп. Михаил VIII Палеолог. Роспись юго-вост. столба Архангельского собора Московского Кремля. 1652–1666 гг. Главная опасность для империи исходила от Запада, где вынашивались планы по восстановлению Латинской Романии . Союзником новых крестоносцев могли стать Сербия и Болгария, стремившиеся к расширению своих балканских владений за счет Византии. В этих условиях перед М. П. встала задача недопущения нового столкновения с латинянами, а также возвращения старых визант. территорий, еще остававшихся в руках эпирского деспота и западноевроп. правителей. Пытаясь дипломатическими средствами не допустить вторжения кор. Сицилии Карла Анжуйского, стремившегося к захвату К-поля, М. П. заключил союзы с царем Болгарии, королем Венгрии, золотоордынским ханом, а также заручился поддержкой папы Римского Григория X (1271-1276), вступив с ним в переговоры об объединении Римско-католической и К-польской Православной Церквей, решение о к-ром было принято на Лионском I Соборе . 16 янв. 1275 г. Лионская уния была официально провозглашена в К-поле, однако попытки М. |
| 4. На втором этапе подготовки унии (между Сокальским совещанием 27 июня 1594 г. и документами декабря 1594 г.) были предприняты первые настойчивые усилия для заключения унии. До сих пор неизвестно, какой именно документ был составлен в Сокале летом 1594 г. и какой документ был представлен осенью того же года Замойскому. Однако можно с уверенностью сказать, что перелом в намерениях епископата и, видимо, значительной части духовенства произошел после Брестского собора в июне 1594 г., когда братства и светские патроны православной церкви открыто заявили о желании еще больше ограничить власть духовной иерархии. Из этого следует, что ход переговоров об унии в 1594 г. совершенно непонятен, если их рассматривать вне контекста борьбы различных групп и тенденций внутри православной церкви. 5. Торчинский манифест от 2 декабря 1594 г., «Инструкция» и «Злеценье», составленные скорее всего тогда же, в декабре 1594 г., – это единый комплекс документов. Первый из них адресовался папе римскому, второй и третий – королевской власти Речи Посполитой. Вступление в унию с Римом обусловливалось соблюдением ряда требований, касающихся положения православной церкви в Речи Посполитой. 6. На третьем этапе генезиса унии, т.е. зимой 1594/95 – весной 1595 г. подготовка объединения с католической церковью вступила в решающую практическую фазу. Значительная часть православного духовенства вступала в этот год с достаточно определенной готовностью к осуществлению унии, и к середине 1595 г. были выработаны условия перехода под власть Рима. Католическая сторона (король, правительство, духовенство и папский нунций) стала принимать самое активное участие в осуществлении унионной программы. Однако среди православных заметны и очевидные колебания в вопросе об унии, и многочисленные разногласия. Православная сторона ждала от польской и римской сторон ясных и надежных гарантий соблюдения поставленных условий, и зимой – весной 1595 г. этот вопрос обсуждался на переговорах с церковными и светскими властями Речи Посполитой. Результатом была выработка «32 артикулов» и новой декларации об унии, пришедшей на смену Торчинскому заявлению. Собора (или соборов) в июне 1595 г., судя по всему, не было, подписи под документами собирались порознь у отдельных епископов. В это же время росла и оппозиция против унионных планов. |
| в Замостье была задумана уния, осуществленная в 1595/96 гг. Вопрос о контактах между католиками и православными, в которых участвовал Каспер Нагай, остается, таким образом, открытым. О самом же «иезуите-татарине» Каспере Нагае известно, что он еще ребенком попал в польский плен, был отдан в краковскую школу, затем – в новициат ордена иезуитов в Риме и позднее занимался обращением в католицизм украинской православной знати. Именно он убедил стать католиками двух сыновей князя К. Острожского (Януша и Константина), в 1594 г. обратил в католицизм князя Яна Заславского, в 1595 г. – Константина Вишневецкого, воеводу Русского воеводства. Летом 1596 г., за два месяца до Брестского собора, заслуги Нагая были отмечены руководством ордена – он был допущен к принятию четырех обетов и тем самым вошел в элиту иезуитов. Собеский полагает, что главной мечтой Нагая было освобождение Константинополя и называет Нагая «антиянычаром во имя Христово» («Chrystusowy kontrjanczar») 649 . Итак, по словам Жолкевского, Нагай был в курсе унионной инициативы задолго до собора 1594 г. Но ничего больше об этом пока не известно. Характерно, однако, что благодаря свидетельству Жолкевского/Соликовского мы получаем еще одно доказательство парадоксального (на первый взгляд) безразличия главы польской католической иерархии примаса Карнковского к унионной инициативе православных. Присутствие иезуита на соборе в Бресте и общая обстановка позволяют думать, что вопрос унии становился все более актуальным, но какова была роль Каспера Нагая и принимались ли какие-либо решения о продолжении унионных переговоров, остается неясно. На первый взгляд складывается впечатление, что за молчанием источников скрывается прежде всего неопределенная позиция Рагозы, который, видимо, или не одобрял, или просто не решался открыто поддержать унионную инициативу. В самом деле, странно было бы одной рукой продвигать вперед дело унии, а другой – отлучать от церкви одного из двух главных ее сторонников в это время. Однако не известное прежде письмо митрополита Рагозы к Замойскому от 2 июля 1594 г., казалось бы, снимает сомнения относительно позиции Рагозы в это время. |
| Некоторое время спустя в столице получил хождение анонимный текст, написанный в форме диалога, в котором противоречащим православной традиции, напротив, выставлялось недавнее соборное решение. Хотя в тексте не было никаких намеков на авторство, позже стало известно, что диалог написан диак. Великой церкви Сотирихом Пантевгеном - человеком весьма влиятельным в среде к-польского клира, избранным к тому времени на Антиохийскую кафедру и носившим титул «нареченного патриарха». Именно Сотирих возглавил оппозицию Собору: источники называют его «начальником ереси» ( Νικολου πισκπου Μεθνης Λγοι δο. 1865. Σ. 1). Не менее значимую роль в оппозиции Собору играл и Никифор Василаки, также бывший диаконом ц. Св. Софии и дидаскалом апостольских писаний. В деяниях Собора 1157 г. говорится, что Никифор и был зачинщиком всего спора; это косвенно подтверждает сообщение Киннама о начале спора, согласно которому именно Никифор Василаки первым обвинил диак. Василия в ереси. Возникновение диалога поставило церковные власти перед сложной проблемой: часть клира, несмотря на угрозы канонических прещений, не только не приняла решений Собора 1156 г., но даже вступила в полемику с офиц. позицией. К Сотириху была направлена делегация из Патриархии: архиереи пытались получить у него подтверждение того, что он действительно является автором скандального диалога. В ответ на это посещение Сотирих обратился с офиц. письмом (т. н. «Апологией») к К-польскому патриарху и синоду, в к-ром открыто признал за собой авторство диалога, объяснив, что т. о. хотел изобличить неправильность принятого на Соборе 1156 г. решения. Сотирих не преминул обратить внимание на то, что в данном случае он явился выразителем не столько своего личного мнения, сколько мнения некоего круга «своих друзей». Наконец, Сотирих обратился к синоду с требованием провести обсуждение и его текста, и спорного вопроса в присутствии императора. Последнее обращает на себя внимание: не император по собственной инициативе вмешивается в богословский спор, а сами спорящие стороны призывают императора выступить в роли третейского судьи. |
| Подобным же характером искренней дружбы, основанной на солидарности в духовных стремлениях и постоянно поддерживаемой разнообразными взаимными одолжениями, отличались и отношения Симеона к Павлу митрополиту сарскому и подонскому. – Возведенный в сан митрополита из архимандритов чудовских в 1664 году Павел до самой смерти своей жил почти безвыездно в Москве (за исключением командировок для временного управления кафедрами), и здесь, естественно, близко сошелся с Симеоном, вполне разделявшим его воззрения по разным текущим вопросам первостепенной важности. При том, будучи образованнейшим человеком своего времени, митрополит Павел славился как ревностный поборник просвещения и, в этом отношении, питал тем большую склонность к Симеону, что и в собственном образовании был, по-видимому, приникнут теми же началами юго-западной учености. Известно, что он обладал сведениями в языках латинском и польском, и значительную часть оставленной им, довольно обширной библиотеки составляют различные латино-польские издания 170 . Следы ближайший отношений Симеона к митрополиту Павлу рассеяны во многих его черновых бумагах и по ним весьма не трудно заключить, что особенное дружеское сближение между ними последовало в эпоху заседания собора. Подобно Иллариону рязанскому, митрополит Павел отличался особенною ревностию в обличении церковных расколоучителей, и несомненно, что замечательная деятельность в том направлении Симеона проявилась, благодаря, главным образом, его высокому покровительству. Не без его влияния, конечно, состоялось поручение Симеону написать от лица собора опровержение раскольничьих челобитень, совершилось соборное одобрение представленного им труда, и даже самое его издание, которым он заведовал, будучи в том время начальником печатного двора. Со своей стороны, Симеон, без сомнения, не оставался в долгу у митрополита, стараясь быть всячески полезным своему покровителю: из частных услуг его последнему, относящихся к этому времени, наибольшее значение могли иметь речи, произнесенные митрополитом при встрече и провожании восточных патриархом и написанные для него несомненно Симеоном 171 . |
| КПЦ трактует данное правило, как указание на наличие некого первенства власти во вселенском Православии. Однако, если мы внимательно присмотримся к тексту данного правила, то увидим следующие: Во-первых, отцы Собора ссылаются на 3-е правило II Вселенского Собора: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что град оный есть новый Рим». Как мы видим, речь в нем четко идет о первенстве чести, а не о первенстве власти. Если вдруг, вопреки тексту канона, мы признаем, что почему-то речь идет о первенстве власти, то вслед за этим нам придётся признать, что обладал им епископ Рима, а значит и претензии римских пап на первенство власти были обоснованы, что отвергнуто Церковью, в том числе Константинопольской. Во-вторых, отцы обоих Соборов четко определяют причину этого первенства чести: «потому что град оный есть новый Рим», «поелику то был царствующий град», «да град получивши честь быти градом царя и синклита». То есть приведена вполне четкая политическая причина того времени: перенос столицы Империи из Рима в Константинополь, что делает кафедру Константинопольского епископа столичной. Напомним, что во времена как Второго, так и Четвертого Вселенских Соборов, все автокефальные Церкви находились в приделах и на рубежах Византийской империи. Но в 1924 году уже нет Византийской империи. Константинополь уже не город «царя и синклита». Более того, это уже даже не столица Турции, а в 1930 году Константинополь исчезнет и вовсе, будучи переименован в Стамбул. В-третьих, если стать на точку зрения Фанара и счесть, что данный канон неизменен в своей актуальности вне зависимости от исторического контекста, то придётся эту оценку применить ко всему тексту канона. Именно ко всему тексту, а не только к той его части, которая нравится Константинопольским патриархам. А ведь в тексте канона мы видим четкое определение границ КПЦ: «Токмо митрополиты областей, понтийские, асийские и фракийские, и такожде епископы у иноплеменников вышереченных областей, да поставляются от вышереченного святейшего престола святейшие константинопольские церкви». |
| Василий I Димитриевич, вел. кн. московский. Роспись юж. стены Архангельского собора Московского Кремля. XVII в. Василий I Димитриевич, вел. кн. московский. Роспись юж. стены Архангельского собора Московского Кремля. XVII в. Помощь Орды оказалась корыстной. Оценив обстановку на Руси и положение московского вел. князя, фактический правитель Орды эмир Едигей решил начать против него войну. Поводом послужила неуплата В. Д. дани Орде. Осенью 1408 г. Едигей выступил в поход. Пройдя и опустошив Рязанскую землю, он взял и сжег Коломну, а 30 нояб. оказался под стенами Москвы. Для В. Д. действия Едигея не стали совершенно неожиданными, хотя об истинных планах ордынского полководца он догадался не сразу. В Москву в осаду сел имевший немалый военный опыт кн. Владимир Серпуховской, а вместе с ним др. князья и воеводы. Сам В. Д. вместе с семьей отъехал в Кострому. Часть своего войска Едигей направил в Н. Новгород и Городец, к-рые были взяты, но большая часть татар. конницы пришла к Москве. Руководители обороны сожгли деревянные московские посады, что не дало возможности татарам использовать бревна для примета к стенам Кремля и их поджога. Каменная московская крепость была надежна и неприступна для Едигея. Опустошив Серпухов, Верею, Дмитров, Переяславль-Залесский, Юрьев-Польской, Ростов, Едигей вынужден был снять осаду Москвы и вернуться в свои степи после получения известия ордынского хана Булат-Салтана о наступлении на него сына Тимур-Кутлуга - Тимура. Но при этом Едигей взял с осажденных 3 тыс. р. откупа. Нападение Едигея показало В. Д., насколько ненадежны татары как союзники и насколько осторожно следует вести себя с Ордой и не нарушать традиц. отношений. Поэтому, когда ордынским ханом стал сын Тохтамыша Джелал-ад-дин Султан, В. Д. в 1412 г. отправился к нему на поклон. Впрочем, поездка особой пользы не принесла, поскольку в том же году Джелал-ад-дин был свергнут. За 3 года до этого Пскову удалось примириться с Литвой и орденом. 23 марта 1410 г. («въ Велик день») в Москву приехал митр. |
| Широко пользуясь работою своего старого друга Б.-Каменского, преосв. Евгений порою цитует со (стр. 137, 139, 159 и пр.), но чаще делает заимствования оттуда без всяких указаний, – преимущественно тогда, когда говорите о разных сеймовых решениях и конституциях (стр. 62 у Б.-Каменского и 119 у Евгения, 54 и 55=143, 56=145, 86–87=159, 87–88=165, 95–101=169–170, 107=177, 107–109=178, 127=190, 142–143=204–205, 388–391=233 и 396–399=236). В последнем случае наш автор лишь коротко передает содержание тех документов, которые Б.-Каменский приводит большею частию полностию, пользуясь хранящимся в архиве Коллегии Иностранных дел многотомным собранием польских Конституций. Местами бывает, что м. Евгений и критикует своего предшественника (см. наприм. стр. 133, пр. 76). В общем, он дал весьма много нового сравнительно с Каменским, более всесторонне взглянул на дело, подробно разработал вопрос об участии южно-русской иерархии в подготовлении и распространении унии и о борьбе ее с последнею, шире воспользовался известными еще и Бантышу пособиями, располагая в тоже время несколькими новыми данными, и сам же в письме к Анастасевичу от 24 мая 1814 г. назвал труд Каменского «односторонним» (Древн. и Новая Россия, 1880 г., т. 18, стр. 345). Хотя, как мы знаем, и труд Евгения (в разбираемой нами части) односторонний же, все же он принес громадную пользу тогдашней церковно-исторической науке, да не был бесполезен и потом. И это по одному уже тому, что преосв. исследователь эксплоатировал многие рукописные материалы, дотоле вовсе или малоизвестные и никем не утилизированные, а также несколько работ, отпечатанных на польском языке и потому слишком мало распространенных в русском обществе 352 . Из историков, специально занимавшихся униею после Евгения, труд последнего всего более пригодился М. О. Кояловичу для его «Литовской церковной унии» (Спб., 1859 г., т. 1 и 2): см. примеч. к I т. – 4-е, 40, 42, 45, 52, 54, 55, 60–62, 70, 71, 234 и 376; ко II т. – 41, 78, 114, 119, 151, 156, 161, 225, 226, 234–236, 246, 254–255, 258, 262, 265–266, 301, 323, 345 и 348. Но чем дальше идет время, чем более публикуется всевозможных материалов, тем менее уже приходится обращаться к знаменитому некогда «Описанию Киево-Софийского собора». – и напр., у м. Макария, в 9 т. его Истории русской церкви (1879 г.), посвященном исследованию об унии, мы вотретили только три ссылки (стр. 439, 568 и 601) и то на одни «Прибавления» к «Описанию». |
| Исключение для Сев. Италии - архитектура Венеции , поддерживавшей веками теснейшие связи с Византией. В венецианском зодчестве традиции Запада (североиталийская строительная техника с кладкой из высоких кирпичей и тонким слоем раствора, особенности плана, связанные с литургической традицией, нек-рая специфика декора) сочетались с влиянием К-поля и греч. центров гл. обр., в церковном и дворцовом строительстве в XI-XII вв. Ц. Санта-Фоска на о-ве Торчелло (XI-XII вв.) - вариант греч. крестово-октагонального типа (8-гранная внешняя галерея-портик, вероятно, добавлена позднее) - имеет сходство с ц. Сотира Ликодиму в Афинах и собором в Христиану (XI в.), отдельные формы близки к-польским постройкам, но переработаны в рамках местной традиции. Композиция главного храма Венеции, собора Сан-Марко (первое здание - 830), была крестообразной, имела сходные размеры и, вероятно, восходила к юстиниановской ц. св. Апостолов в К-поле. Второе здание (1063) с небольшими изменениями X в. еще сохраняло структуру юстиниановских куполов, только центральный, самый высокий, купол был световым, но при завершении строительства собор приобрел 5 равнозначных световых куполов, что отразило изменение в архитектуре к-польской ц. св. Апостолов к кон. XI в. Большинство капителей в Сан-Марко - копии XI в. с к-польских образцов VI в. и более ранних. Собор достраивали и декорировали в основном до XIII в., к этому времени были завершены облицовка столпов и мозаики, а также создана обильно украшенная в готическом вкусе ниша портала, над к-рым установили привезенную в 1204 г. из К-поля античную бронзовую квадригу. Ни добавления последующих веков, ни местная выучка мастеров, ни множество западноевроп. деталей не изменили качеств пространственной композиции собора Сан-Марко, передающих величественный дух юстиниановских храмов. Связи между Востоком и Западом не были односторонними. Нек-рое влияние романского, в частности ломбардского, зодчества усматривается в к-польских постройках со 2-й пол. XI в., напр. ряды ниш в зоне аттика апсид, аркатурное обрамление окон, фризы в виде пирамидального зигзага (dog-tooth friezes) были восприняты в К-поле непосредственно или через архитектуру Венеции ( Krautheimer. 1987. P. 411). С др. стороны, такое техническое новшество, как аркбутан (подпорная арка), еще недавно считавшееся заимствованным из арсенала готического зодчества, согласно последнему исследованию ( uri S. Some Reflections on the Flying Buttresses of Hagia Sophia in Istanbul//Sanat Tarihi Defterleri. Istanbul, 2004. T. 8. P. 7-22), применялось в визант. архитектуре с целью укрепления построек (на зап. фасаде Св. Софии в К-поле; на апсиде Св. Софии в Фессалонике) за 250 лет до его появления в первых готических соборах. |
|
|
