Г) Очень важный вопрос связан с вариантностью чтений, которая возникла в течение продолжительной манускриптной традиции. Однако, как было замечено уже в продолжение многих столетий, народная литература особо чувствительна к различным международным изменениям. Этот факт все более и более принимается во внимание при работе с наиболее аттическими текстами. Поэтому научный аппарат таких надежных изданий, как хроника Константина Манасси или роман Евстафия Макремболитеса, будет максимально использован в LBG. Д) По мысли Э. Траппа, это приведет нас к проблеме индексов и специальных глоссариев. В процессе подготовки LBG стало очевидно, что индексы не только старых, но и современных изданий (включая некоторые тома CFHB [xvi] ) пропускают не только своеобразные (нестандартные) варианты, но даже правильные и единственные в своем значении слова. По сравнению с классической филологией, византинисты (за редким исключением) не были так удачливы со специальными словарями. Исключение составляют давно устаревший лексикон Пселла [xvii] и исчерпывающее пособие для исследований средневековых греческих документов Сицилии и Южной Италии [xviii] . «Хотя сейчас благодаря TLG, — резюмирует немецкий специалист, — мы не будем так ощутимо чувствовать отсутствие хорошего индекса, только благодаря работам, подобным G. Caracausi, у нас все еще остается прекрасная возможность проникнуть в глубины лексики (терминологии), используемой автором или в группе текстов». Ж) Специалист в терминологии играет очень важную роль в деле уяснения таких направлений средневекового греческого языка, как: закон, администрация, военные дела, медицина, астрология и астрономия, наименования растений и т.д. Из введения лексикона H. G. Liddell и R. Scott видно, что многие из таких специалистов внесли большой вклад в разъяснение технических терминов этого рода. Подобная работа должна быть проделана и для византийского лексикона, особенно для такого, как LBG (до сих пор только ботанические термины были удовлетворительно растолкованы), по крайней мере, в необходимом приложении или в отдельном издании.

http://bogoslov.ru/article/423989

«Путевые заметки», рассказывающие о путешествии К. М. в Палестину, написаны 12-сложником. Текст сохранился в 2 списках: Marc. gr. 524. Fol. 94v - 96r (XIV в.) содержит только первые 269 строк; Vat. gr. 1881. Fol. 102r - 109r (XIV в.) - текст целиком, за исключением строк 124-212. Вероятно, отсутствие отрывка с описанием внешности принцессы Мелисенды указывает на то, что в ватиканской рукописи содержится поздняя редакция сочинения, созданного, когда помолвка с Мануилом была расторгнута и похвала красоте принцессы стала неактуальной. Путешествие начинается в М. Азии, в Самарии участники посольства случайно встречают предполагаемую невесту императора. Св. места Палестины упоминаются лишь кратко, большую часть текста занимают жалобы на тяжелый климат и суровые условия путешествия. К. М. даже задается вопросом, почему Господь избрал для Воплощения столь неблагодатную землю, и отмечает, что если бы не Божественное присутствие, то эти места и вовсе были бы лишены притягательности. По пути в Триполи К. М. заболел, лечился на Кипре, а прибыв в Триполи, заболел вторично. В обоих случаях К. М. подробно описал симптомы болезни и свои страдания, дополнив этот рассказ рассуждениями об уязвимости человеческой природы. На обратном пути в К-поль посольство останавливалось в Сисе (Киликия), однако вынуждено было бежать на Кипр, спасаясь от пиратов, подосланных Раймондом III, графом Триполи. Последний сюжет, описанный К. М.,- анекдотический рассказ о драке с простолюдином во время службы в церкви на Кипре. На протяжении рассказа К. М. неск. раз обращается мыслью к К-полю, к-рый противопоставлен как суровой Палестине, где даже воду пить опасно, так и провинциальному Кипру, где нет ни привычного круга общения, ни б-ки. Предположительно разные части сочинения были написаны по ходу путешествия: тональность первых глав указывает на то, что автор еще не знал, вернется ли живым в К-поль ( Marcovich. 1987). Вероятно, К. М. был приглашен Иоанном Контостефаном, чтобы увековечить в стихах их миссию, однако она не имела успеха, текст К. М. не пригодился. В жанровом отношении «Путевые заметки» уникальны: они содержат упоминания св. мест, однако совсем не похожи на традиц. паломничества, рассказ балансирует между псогосом чужого дикого мира и энкомием покинутому К-полю, а предметом описания оказывается не внешний мир, а внутренние переживания автора, вырванного из привычного культурного пространства. «Аристандр и Каллифея»

http://pravenc.ru/text/Константина ...

«Аристандр и Каллифея» - роман, сохранившийся во фрагментах. По большей части это гномические высказывания на разные случаи жизни. Текст входит в сборник апофтегм светского и религ. содержания Макария Хрисокефала и занимает 612 строк (Marc. gr. 452 (XIV в.)). В 2 др. рукописях (Vindob. Phil. gr. 306. Fol. 1-16v; Monac. gr. 281. Fol. 144-161) этот текст дополнен еще 346 строками, которые помимо апофтегм содержат некоторые элементы романного действия, что позволяет приблизительно реконструировать сюжет. Источниками нравоучительной части служили произведения Гомера, Геродота, Софокла, Аристофана, Элиана; некоторые гномы восходят к Гелиодору и Ахиллу Татию, чьи романы послужили сюжетными источниками для большинства византийских романов. «Моральные стихи» «Моральные стихи» написаны 15-сложником, содержат пролог (l. 1-76), основной текст с делением на главы (l. 77-898) и эпилог (l. 899-916). В рукописи Paris. gr. 2750A сочинение не имеет ни названия, ни имени автора, общий заголовок и подзаголовки глав («О вере», «О любви», «О зависти») принадлежат издателю. Поэма посвящена описанию разных человеческих качеств, поступков и чувств, хороших (любовь, смирение, целомудрие, справедливость) и плохих (зависть). В начале каждого отрывка поэт смиренно заявляет, что, хоть и берется описать некое хорошее качество, сам обладает противоположным. Текст имеет ряд дословных совпадений с фрагментами романа «Аристандр и Каллифея», что ставит перед исследователями вопрос атрибуции. Одни считают, что поэма принадлежит более позднему автору, возможно ученику К. М., который не слишком искусно инкорпорировал заимствованный текст в свой собственный ( Mazal. 1967. S. 249). Другие полагают, что поэма написана К. М., когда он уже был монахом, а ее простота объясняется попыткой очистить текст поучительного содержания от романных элементов, непригодных для монашеского чтения ( Τσολκης. 2003. Σ. 9). Экфрасисы Экфрасисы принадлежат к малым риторическим произведениям, к-рые в большом количестве были написаны К. М. Нередко они вбирали элементы др. жанров: в экфрасисе, посвященном журавлиной охоте, в которой принимал участие Мануил Комнин ( Курц. 1906. С. 79-88), К. М. сопоставил охотничьего сокола с императором на войне, и экфрасис превратился в энкомий. Большинство экфрасисов если и не связаны с имп. семьей непосредственно, то так или иначе касаются придворной жизни: «Описание земли» (рассказ об изображении женщины, увиденном во дворце, которое воспринимается им как персонификация земли в окружении плодов и животных), «Одиссей и циклоп» (описание античной камеи, принадлежащей некоему сановнику).

http://pravenc.ru/text/Константина ...

Ибо [изображение] помыслов способствует большей наглядности [экфрасиса]» 184 . Итак, мы рассмотрели, каким должен быть экфрасис с точки зрения позднеантичной риторической теории. Как предписания учебников исполнялись средневековыми авторами? Вначале мы кратко охарактеризуем византийский экфрасис вообще, а затем сосредоточим внимание на описании церкви как его жанровой разновидности. Экфрасис в византийской литературе одновременно и жанр, и риторический прием 185 . С одной стороны, сохранилось множество самостоятельных экфрасисов, т. е. произведений, обозначенных в заглавии как «экфрасис»; с другой стороны, экфрасис как прием был весьма востребован в самых разных жанрах – в историографии, поэзии, эпистолографии, агиографии, любовно-приключенческом романе... Однако особенно часто экфрасис становился частью риторических сочинений, и в первую очередь энкомия. Граница между этими жанрами достаточно размыта: с одной стороны, энкомий нередко иллюстрировался описанием – или самого восхваляемого предмета (как, например, в энкомиях городов), или деяний героя (например, построек императора); с другой стороны, экфрасис, как правило, по умолчанию подразумевал восхваление предмета – описывалось то, что достойно восхищения: приятный ландшафт, красивая наружность, прекрасная статуя и т. п. Сатирическое описание ловли певчих птиц Константина Манасси 186 или отталкивающие картины обезображенных недугом тел, которые мы встречаем в письмах 187 , скорее исключения из правила. Итак, экфрасис мог быть как отдельным произведением, так и составной частью другого текста, но на его внутреннюю структуру и топику это никак не влияло. Обширное наследие византийских экфрасисов уместнее всего классифицировать – вслед за византийцем Афтонием и нашим современником Г. Хунгером – по предмету описания. Исходя из этого принципа, можно выделить следующие жанровые разновидности экфрасиса. Описания городов. Энкомий (или экфрасис) как жанровая форма уже сложился на рубеже Античности и раннего Средневековья. Как образец можно назвать «Антиохийскую речь» Либания 188 , ставшую эталоном для позднейших авторов.

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

191       Magdalino P. The bath of Leo the Wise and the «Macedonian Renaissance» revisited: Topogra­phy, iconography, ceremonial, ideology//DOP. 1988. Vol. 42. P. 97–118. 192       Напр., в Гроттаферратской версии (7,42–101): Digenis Akritis. The Grottaferrata and Escortai versions/Ed. E. Jeffreys. Cambridge, 1998. 193       Halkin F. Euphémie de Chalcédoine: Légendes Byzantines. Bruxelles, 1965. P. 4–8. (Subsidia hagiographica; Vol. 41). 200       Об экфрасисах в византийских романах см.: Jouanno М. С. L’ekphrasis dans la literature Byzantine d’imagination: doctorat de troisième cycle. Paris, 1987. 201       О «соматопсихограммах» см.: Studies in John Malalas I ed. E. Jeffreys, M. Jeffreys, B. Croke, R. Scott. Sydney, 1990. P. 231–244. 202       Любарский Я. H. Византийские историки и писатели. СПб., 2012; Он же. Две книги о Ми­хаиле Пселле. СПб., 2003. 203       Messis Ch., Nilsson I. Constatin Manassas, La description d’un petit homme. Introduction, texte, traduction et commentaires//JOB. 2015. Bd. 65. P. 169–194. 205       Константин Манасси: ManasKurtzII. 79–88; κφρασις λσεως σπνων...; Константин Пан­техн: Pantech. 208       Об экфрасисах храмов в византийской литературе см.: Wulff О. Das Raumerlebnis des Naos im Spiegel der Ekphraseis//BZ. 1929–1930. Bd. 30. S. 531–540; Macrides R., Magdalino P. The architec­ture of ekphrasis: construction and context of Paul the Silentiary’s poem on Hagia Sophia//BMGS. 1988. Vol. 12. P. 47–82; James L ., Webb R. «To understand ultimate things and enter secret places»: Ekphrasis and art in Byzantium//Art history. 1991. Vol. 14. P. 1–17; Webb R. The aesthetics of the sacred space: narrative, metaphor, and motion in «ekphraseis» of church buildings//DOP. 1999. Vol. 53. P. 59–74; Sara- di H. G. Space in Byzantine thought//Architecture as icon: Perception and representation of architecture in Byzantine art/ed. S. Curiid, E. Hadjitryphonos. New Haven; London, 2010. P. 73–112; Черногла­зое Д. А., Захарова А. В. Экфрасисы храмов в византийской литературе: Эволюция композицион­ных приемов//ВВ. 2017. Т. 101. С. 238–253.

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

Восстание Фомы Славянина. Миниатюра из Хроники Константина Манасси. XIV в. (Vat. slav. 2) В кон. VII в. ситуация для К. вновь резко ухудшилась. В 692 г. имп. Юстиниан II потерпел поражение от арабов в битве между Севастополем к северу от К. (ныне Сулусарай) и Севастией в Сев. Каппадокии (Ibid. P. 365). В 695/6 г. арабы напали на Мелитину, в 702 г.- на стратегически важную крепость Таранта, в 703 г.- на Киликию; в 707/8 г. ими была завоевана Тиана, митрополия Каппадокии Второй; ее жители порабощены и депортированы в халифат; после разграбления город более не восстанавливался. В 708 г. была захвачена Ираклия, 2-й по значимости город Юж. Каппадокии. В 711 г. сдались Сис и Камаха; в 712 г.- Амасия, Гангра и Мистия, опустошены Севастия и окрестности Мелитины (Ibid. P. 371-372, 376-377). Имп. Филиппик Вардан, армянин по происхождению, пытался собрать оставшиеся военные силы Византии в Мелитине и Армении Четвертой, переселив сюда армян из др. областей, но они вскоре перешли на сторону арабов, усугубив ситуацию. Араб. войска постепенно продвигались на запад и стремились к захвату К-поля. Во время его осады в 711-718 гг. вновь была разграблена находившаяся уже в арабском тылу Мелитина. После поражения арабов под стенами К-поля в 718 г. театр военных действий переместился на восток, в т. ч. в К., где в 724 г. в который раз были разорены окрестности Мелитины, в 726 г.- Кесария, в 728 г.- крепость Семалв. Вторжения арабов в М. Азию прекратились только в 740 г., когда армия имп. Льва III одержала над ними победу у г. Акроин во Фригии (ныне Афьонкарахисар). К этому времени большая территория К., вероятно после мн. десятилетий грабежей и разрушений, превратилась фактически в пустынный безлюдный регион, который служил буферной зоной, «ничейной территорией» между Византией и Арабским халифатом. О пограничной «пустыне» в К. еще в сер. X в. писал Константин Багрянородный. Мелитина оставалась во власти арабов, Кесария - византийцев. С сер. VIII в. в соотношении сил Византии и арабов установилось некоторое равновесие и положение стало более стабильным, хотя отдельные столкновения в К. случались в 759, 780, 782, 789 гг. (Ibid. P. 431-432). Эта временная стабилизация имела положительные последствия, т. к. население визант. области начало увеличиваться, в т. ч. за счет притока армян и христиан из Сирии.

http://pravenc.ru/text/1470351.html

А жена, как бы не веря его словам, и потому еще больше негодуя на него, стала бить себя по лицу, разорвала платье и опять стала кричать на него: «Выдумщик ты из выдумщиков, лжец из лжецов! Ведь все неправда, будто ты придумал это проделать со мной. И никогда уж я не буду верить твоим клятвам, потому что в них ни одного слова правды нет». Расправившись так с мужем, сердилась она на него за это столько времени, сколько считала нужным, и примирилась только тогда, когда он ценными подарками, золотыми украшениями да тканями одарил ее. Вот теперь, государь, и постигни смысл этого рассказа, что нет такого человека, который мог бы устоять перед женщиной, когда она хитрить начинает». Выслушав рассказ четвертого мудрого советника, отдает царь решительное приказание не казнить сына. Никита Евгениан (XII в.) Любовная повесть о Дросилле и Харикле – один из четырех дошедших до нас византийских романов XII в. Из других романов этого времени дошли до нас: прозаический роман об Исминии и Исмине Евматия Макремволита; роман о Роданфе и Досикле Феодора Продрома, написанный ямбическим триметром, и роман об Аристандре и Каллитее Константина Манасси, написанный пятнадцатисложным «политическим» стихом, но сохранившийся лишь в отрывках. Из этих романов переведен на русский язык только роман Евматия Макремволита С. В. Поляковой («Византийская любовная проза». М. –Л., «Наука», 1965). «Повесть о Дросилле и Харикле», если судить по самым общим чертам ее содержания, построена так же, как и другие греческие любовные повести. Сам автор этой повести в изложении ее содержания указывает только на эти общие черты, пренебрегая указаниями на особенности своего романа: Дросиллы и Харикла здесь содержатся Побег, скитанья, бури, грабежи и плен, Враги, тюрьма, пираты, голод и нужда, Темницы мрак ужасный, даже солнечным Лучам в нее проникнуть запрещающий, Ошейник, из железа крепко скованный, Разлуки тяжкой горе нестерпимое, Но после все же бракосочетание. А между тем повесть Никиты Евгениана интересна именно своими особенностями, отличающими ее от других греческих романов и вместе с тем от выросшей из них «житийной» литературы.

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

механические часы на константинопольской Св. Софии каждый час последовательно открывали и закрывали свои 24 дверки. Выше этого механика не поднялась. Впрочем, на Западе даже такого рода потуги долгое время вызывали восхищение и не были никем превзойдены вплоть до конца средневековья. В отличие от церковной поэзии, представленной великолепными образцами мелодичных духовных гимнов – кондаков (контакионов) и канонов, византийцы достигли немного в области светской художественной литературы и поэзии. В этом жанре вспоминаются эпические и панегерические поэмы, написанные Георгием Писидой на тему великого похода Ираклия против персов в 622 г. и аварской осады Константинополя в 626 г., поэтические экфрасисы с описание известнейших храмов, таких как Св. София или храм Св. Апостолов, небольшая эпическая песнь Х в. «Армурис» об отважном молодце, воевашем на сирийской границе с погаными сарацинами, чтобы вызволить из мусульманской неволи отца, стихотворная повесть начала XII в. о подвигах и приключениях сказочного Василия Дигениса Акрита, еще одного чудо-богатыря IX-X вв., сына арабского эмира и богатой византийки, тоже крушившего всех врагов, и риторические произведения в духе греческого пи- сателя-сатирика II в. Лукиана, такие как «Патриот», «Тимарион» в XII в., или рассказ начала XV в. «Пребывание Мазариса в подземном царстве», который написал одноименный монах, Мазарис. К этому можно добавить популярные при дворе арабских халифов экзотические восточные романы- новеллы «Калила и Димна», «Варлаам и Иосаф» – версия жизни Будды, переведенные сначала в Византии, а потом на Западе, поздневизантийские стихотворные народные любовные романы, испытавшие сильное западное влияние и нашедшие спрос у западных читателей, нравоучительные басни о животных, написанные в народном духе, но, похоже, не очень популярные. Драма не существовала в Византии. Не было и лирической поэзии в смысле глубокого выражения индивидуальных эмоций. Поэтические произведения писали на разного рода случаи – войны, триумфы, рождения, браки, смерть, причем, посвященные императорам, они иллюстрируют придворную культуру и имперскую пропаганду. Иногда автор сам фигурировал в таких поэмах, как, например, колоритный попрошайка из поэм Феодора Продрома и нищий из так называемой Птохопродромики, клявший свою жалкую судьбу, суровую нужду и униженно выпрашивавший милости у сильных мира. В виде поэм писали пространные стихотворные хроники, поэтические завещания, морализирующие наставления, любовные песни, стихотворные новеллы. Так, в XII в. в Византии вновь возродилась позднеантичная традиция эротических новелл, приключенческих любовных романов. Только один из них – Евматия (или Евстафия) Макремволита был написан прозой. Другие три – Феодора Продрома, Никиты Евгениана, ученика Продрома, и Константина Манасси были в стихах. Об их содержании в духе нынешних индийских фильмов легко составить представление на основании вступительных слов Никиты Евгениана к своей стихотворной повести:

http://azbyka.ru/otechnik/Istorija_Tserk...

   Относительно следующей генерации писателей следует упомянуть о двух чертах: 1) о страхе перед бездной премудрости, заключавшейся в трудах предшественников, который выразился в их стремлении сократить труды и без того краткие (Михаил Глика, ХПв., Константин Манасси, XII в., Иоиль, XIII в., Ефрем, XIV в.), и 2) об их византийской слабости к цветословию, сказавшейся в своеобразной форме трудов трех последних историков, передававших исторические события в политических стихах (тонического размера). Несмотря, однако, на столь своеобразную форму их трудов, они в изложении содержания замечательно строго держатся буквы трудов своих предшественников и более всего Зонары.    Последним церковным историком в Византии был Ники-Фор Каллист, константинопольский монах (около 1333 г.), намеревавшийся написать церковную историю в 23 книгах; но до нас дошло только 18 книг (доведена история до 610 г.), а от следующих книг сохранились только заглавия (до 911 г.). Его историю издал по единственной венской рукописи в 1630 году Fronton le Due. С этого издания она перепечатана в «Патрологии» Миня (тт. 145—147).    О монументальных источниках истории и их разработке говорится вообще в пособиях по соответствующим вспомогательным наукам, эпиграфике, нумизматике, сфрагистике, и в руководствах по археологии и истории искусства. По отношению к памятникам христианской древности важное значение в данном случае, кроме уже успевших устареть к настоящему времени A Dictionary of Christian Antiquities, ed. by W. Smith and S. Cheetham. Vol. I-II. London 1875—1880, и Real-Encyclopädie der christlichen Alterthümer, bearb. und herausgeg. von F. X. Kraus. B. I-II. Freiburg im Br. 1880—1886, имеет недавно начатый Dic-tionnaire d " archeologie chretienne et de liturgie, publie par F. Cabrol. T. I. Paris 1903—1906 (со множеством снимков с памятников). Вообще об источниках истории древнего мира, монументальных и литературных или книжных, и о разработке этой истории дает сведения С. Wachsmuth, Einleitung in das Studium der alten Geschichte.

http://lib.pravmir.ru/library/ebook/4058...

Лит.: Bees N. Manassis, der Metropolit von Naupaktos, ist identisch mit dem Schriftsteller Konstantinos Manassis//BNJ. 1928/1929. Bd. 7. S. 119-130; Mazal O. Das moralische Lehrgedicht in Cod. Paris. Gr. 2750 A - ein Werk eines Nachahmers und Plagiators des Konstantinos Manasses//BZ. 1967. Bd. 60. S. 249-268; Λαμψδης Ο. Δημοσιεματα περ τν Χρονικν Σνοψιν Κωνσταντνου το Μανασσ. Αθναι, 1980; idem. [Lampsidis]. Zur Biographie von K. Manasses und zu seiner Chronike Synopsis (CS)//Byz. 1988. T. 58. P. 97-111; Marcovich M. The «Itinerary» of Constantine Manasses//Illinois Classical Studies. 1987. Vol. 12. N 2. P. 277-291; Magdalino P. In Search of the Byzantine Courtier: Leo Choirosphaktes and Constantine Manasses//Byzantine Court Culture from 829 to 1204/Ed. H. Maguire. Wash., 1997. P. 141-165; Reinsch D. R. Historia ancilla litterarum?: Zum literarischen Geschmack in der Komnenenzeit: Das Beispiel der Σνοψις χρονικ des Konstantinos Manasses//Pour une «nouvelle» histoire de la littérature byzantine: Actes du colloque intern. philologique, Nicosie, 25-28 mai 2000/Ed. P. Odorico, P. A. Agapitos. P., 2002. P. 81-94; Τσολκης Ε. Το λεγμενο «Ηθικ ποημα» του Κωνσταντνου Μανασσ//Ελληνικ. Θεσσαλονκη, 2003. Τ. 53. Σ. 7-18; Nilsson I. Narrating Images in Byzantine Literature: The Ekphraseis of Konstantinos Manasses//JÖB. 2005. Bd. 55. S. 121-146; eadem. Discovering Literariness in the Past: Literature vs. History in the Synopsis Chronike of Konstantinos Manasses//L " écriture de la mémoire: La litterarité de l " historiographie: Actes du IIIe colloque intern. philologique «EPMHNEIA», Nicosie, 6-7-8 mai 2004/Ed. P. Odorico e. a. P., 2006. P. 15-32; eadem. Constantine Manasses, Odysseus and the Cyclops: On Byzantine Appreciation of Pagan Art in the XII Century//Bsl. 2011. Vol. 69. N 3. P. 123-136; Nilsson I., Nystr ö m E. To Compose, Read, and Use a Byzantine Text: Aspects of the Chronicle of Constantine Manasses//BMGS. 2009. Vol. 33. P. 42-60; Καρπζηλος Α. Βυζαντινο ιστορικο και χρονογρφοι. Αθνα, 2009. Τ. 3: 11ος-13ος αι. Σ. 535-557; Hinterberger M. Phthonos als treibende Kraft in Prodromos, Manasses und Bryennios//Medioevo greco. Alessandria, 2011. Vol. 11. P. 83-106.

http://pravenc.ru/text/Константина ...

   001    002   003     004    005    006    007    008    009    010