| Основным следствием подобного подхода к Ветхому Завету стала убежденность в том, что упомянутые там музыкальные инструменты якобы не являются инструментами в буквальном смысле, а представляют собой аллегорию и, как любое иносказание, вещают о явлениях более сложного порядка, для познания которых требуются активный разум и искренняя вера. Больше всего высказываний с аллегорическим толкованием музыкальных инструментов можно найти у Климента Александрийского и у последователей Оригена . Вот один из наиболее важных таких фрагментов из сочинения Климента Александрийского . Толкуя вышеприведенные цитаты из Книги Псалмов с призывами хвалить Господа на различных инструментах, он пишет: «„Хвалите Его звуком трубным», и действительно, звуком трубы он поднимает мертвого. „Хвалите Его на псалтири», ибо язык есть псалтырь Господа. „И хвалите Его на кифаре» – да будет кифара понята как уста, [на которых] Дух играет как бы с помощью плектра. „Хвалите Его с тимпаном и хором» относится к Церкви, размышляющей о воскрешении плоти и звучащей оболочке. „Хвалите Его на струнах и инструментах» относится к нашему телу как инструменту и к его жилам как струнам, от которых оно получает свое гармоничное натяжение, а когда на них бряцает Дух, оно издает человеческие звуки. „Хвалите Его на звучных кимвалах» говорит о языке как о кимвале уст, который звучит при движении губ» (Наставник II 4). Если настроить себя на круг образов этого отрывка, то почти все приведенные здесь аналогии достаточно хорошо укладываются в сознание и их нетрудно понять. Несколько сложнее обстоит дело с утверждением, что восклицание «Хвалите Его с тимпаном и хором» относится к Церкви, размышляющей о воскрешении плоти в звучащей оболочке. К сожалению, столь бурная аллегорическая фантазия Климента Александрийского выходит за доступные нам границы. Можно лишь допустить, что слово «хор», подразумевающее поющий и танцующий коллектив музыкальных единомышленников, дало автору импульс для ассоциации с другим «коллективом единомышленников» – Церковью . Но почему появилась идея о воскрешении плоти, а не мысль, связанная с каким-либо иным церковным догматом, остается непонятно. |
| сначала заключил с Францией и Венецией секретное соглашение о «мире и дружбе» (12 дек. 1524), а затем ратифицировал его (2 или 4 янв. 1525). Это соглашение должен был скрепить брак племянницы папы, Екатерины Медичи, и сына Франциска I, буд. франц. кор. Генриха II (1547-1559). Ситуация кардинально изменилась после битвы при Павии (24 февр. 1525): французы были разбиты, король попал в плен, практически все итал. гос-ва перешли под контроль императора, а Рим оказался во власти знатных семейств Орсини и Колонна. Папа пытался привлечь к союзу против императора англ. кор. Генриха VIII, но затем отказался от этой идеи. В марте 1525 г. он начал переговоры с вице-королем Неаполя Шарлем де Ланнуа и в обмен на денежные выплаты добился обещания, чтобы имп. войска не вводились в папские владения (достигнутые к 1 апр. договоренности не были ратифицированы императором). Климент VII, папа Римский. Ок. 1526 г. Худож. С. дель Пьомбо (музей Каподимонте, Неаполь) Климент VII, папа Римский. Ок. 1526 г. Худож. С. дель Пьомбо (музей Каподимонте, Неаполь) По инициативе королевы-регентши Луизы Савойской, правившей во Франции, пока Франциск I находился в плену в Мадриде, велись переговоры с Папским престолом и с Венецией о создании союза против императора. Тем временем в результате переворота (14 окт. 1525) власть в Милане захватили испанцы. К. заявил о своем категорическом несогласии с тем, чтобы Миланское герц-ство и Неаполитанское королевство находились в руках одного правителя. Император, казалось, был готов пойти на уступки, и К. под влиянием своих советников обещал, что в течение 2 месяцев не будет принимать никаких мер против императора (соглашение от 12 дек. 1525). И хотя позднее, уже после подписания Мадридского мирного договора между Испанией и Францией (14 янв. 1526), именно папа настаивал на том, что франц. король мог не выполнять его условия, т. к. согласился на них, находясь в плену, доверие к папе, как к союзнику, вероятно, было утрачено. 22 мая 1526 г. было заключено соглашение о создании союза против императора (т. |
| И свет разума, и Закон, который был дан древним евреям, имеют один и тот же источник – Логос. Но не всякая философия хороша, есть и ложные учения – это софистика и материализм. Но в целом греческая философия все же более истинна, чем ошибочна. Истинная философия учит о Боге и человеке, о том, как человеку вернуться к Богу. Поэтому из всех философов Климент особенно выделяет Пифагора и Платона, даже называя последнего Моисеем, говорящим на аттическом наречии. Климент соглашается с учением Платона об идеях, считая их мыслями Бога. Причину достижений и заблуждений греческих философов Климент видит в решении вопроса об отношении веры и разума. Тогда, когда греки основывали свое учение на вере, т.е. на откровении, данном Моисею и пророкам, они приходили к истинному учению, когда же основывались только на своих рассуждениях – то скатывались к заблуждениям. Он впервые серьезно ставит проблему соотношения философии и религии, веры и разума. Вера и разум не противоречат друг другу, а находятся в гармоничном отношении. Каждая человеческая способность (и вера, и разум) необходима, они друг друга дополняют, ибо «веры не может быть без знания, равно как и знания без веры» (Строматы V, 1:3). Но вера имеет некоторое преимущество – она открывает объекты познания, она более проста, легка, ибо верой обладают все люди. Она дается в готовом виде, и в познании всегда присутствует элемент веры. Человек принимает на веру многие положения в качестве недоказуемых. Или из книг, или от других людей, или как гипотезу – в любом случае все наше рациональное знание основывается на некоторых положениях, в которые человек просто верит. Однако вера как фундамент недостаточна, ибо на этом фундаменте должно быть некое стройное здание, построенное при помощи рациональных аргументов. Поэтому вера и разум не исключают, а дополняют друг друга. Вера есть фундамент знания, а рациональное знание – стены, воздвигнутые на этом фундаменте (Строматы VIII, 3). Стены без фундамента разрушаются, но и фундамент без стен – это еще не здание. |
| Начало не сохранилось. Текст начинается цитатой из «Пастыря» (Hermas, Visiones, V 5). О стиле Стромат подробнее см. предисловие. Анализ содержания вступления Стромат см.: E.F. Osborn. Teaching and Writing in the First Chapter of the Stromateis of Clement of Alexandria. — Journal of Theological Studies 10 (1959), p. 335—344. Menander, Misoumenos 18, fr. 527; cf. Aulus Gellius, Noctes Att. 3, 16, 3; Plato, Rep. VII 535 e. Aeschylus, Septem contra Thebes, 592. Ct. Plato, Phaedrus, 276 d-e; Lk. 8:4—8, etc Plato, Leges, VIII 844 a-b Этим мудрецом (по предположению Евсевия) был Пантен, учитель Климента. Кто были остальные сказать трудно. Исследователи склонны видеть здесь возможное указание на Мелитона из Сард, Теофила Керарейского, Теодота и др. раннехристианских учителей, с которыми мог общаться Климент. Ст. Euripides, Hippolytus 73—81 Возможно, указание на практику Элевсинских мистерий, в которых яркий свет означал кульминацию откровения. На это указывает и следующая фраза, где Климент продолжает рассуждение о мистериях. имеющему да приумножится» (Мф. 25:29). (2) Не содержат эти заметки и полного истолкования всех тайн (я не столь самонадеян!). Книга эта представляет собой всего лишь справочник, способ вспомнить в случае если мы забудем, или же напоминание для того, чтобы предотвратить забвение. Боюсь, что многое тем не менее ушло безвозвратно и кануло в Лету, не будучи записанным вовремя. Вот почему, облегчая задачу своей памяти, я составил этот спасительный мемуар, упорядочив его тематически. Plato, Epistula II, 314 c. Clemens Rom. I Cor. 7, 2. «Золотая рыбка». Cf. Athenaeus, 7, 282. Возможно, имеется в виду Labrus или Serranus Anthias. См.: D " Arcy W. Thompson, A Glossary of Greek Fishes (London, 1947), items 14 and 98. Возможно, здесь Климент имеет в виду Mt. 13: 45—48. ; " крикуны и ловкачи», как говорит Абдерит Homerus, Ilias, XX 248—250 Solon, fr. 11, 7.5.6 (Plutarchus, Solon, 30) Cratinus, fr. 2 CAF. Кратин — комический поэт середины пятого века до н.э. |
| Лайтфут (ρ. 84) делает следующее замечание насчет этого отрывка: «Возможно, Климент имеет здесь в виду какую–то известную, но труднодоступную землю, лежащую за Геркулесовыми столпами. Но, скорее всего, он думал о какой–то неведомой земле, лежащей далеко на западе за океаном, как Атлантида Платона или реальная, ныне открытая Америка». Лайтфут сообщает далее, что подобным образом этот отрывок понимали Ириней (II. 28, 2), Климент Александрийский (Strom. V. 12) и Ориген (De Princ. II. 6; In Ezech. VIII. 3), но в более поздний период это мнение было осуждено Тертуллианом (De Pall 2; Hermog. 25), Лактанцием (Inst. II. 24) и Августином (De Civit. Dei XVI. 9). На протяжении веков в христианской литературе преобладала идея Cosmas Indicopleustes – представление о земле как о плоской поверхности в форме параллелограмма. 1255 Тертуллиан (De Resurrect. 13), Ориген (С. Cels. IV. 72), Амвросий (Нехает. V. 23, 79), Епифаний, Руфин и другие отцы церкви. Феникс был любимым символом ранних христиан, указывающим на обновление и воскресение и даже на Самого Христа; он часто изображается на монетах, медалях, кольцах, чашах и надгробиях. Но в этом отношении христиане были суеверны не более, чем их самые образованные языческие современники. Геродот слышал от египетских жрецов о чудесном погребении феникса–родителя его потомством, II. 73. Овидий и другие латинские поэты упоминают об этом, и Клавдиан посвящает этой теме поэму. Тацит (Ann. VI. 28), Плиний (Н. Nat. X. 2) и Дион Кассий (LVIII. 27) рассказывают, что феникс появлялся в Египте в 34 г. по P. X., после промежутка в 250 лет. Согласно Плинию, эта птица была привезена в Рим по приказу Клавдия и выставлена в народном собрании в 800 г. от основания города (47 г. по P. X.). Конечно, это был обман, но многие из видевших чудесную птицу поверили, что она – настоящая, и, может быть, Климент был среди них. Богодухновенный же автор, такой как Павел, никогда не использовал бы языческую басню для доказательства христианской истины. «Теперь нам известно, – говорит Лайтфут, – что эта история связана с символическим и художественным обозначением астрономических понятий. |
| Общее собрание членов Издательского Совета Русской Православной Церкви состоялось 18 ноября 19.11.2021 14:58:24 МОСКВА 18 ноября в Издательском Совете Русской Православной Церкви под председательством митрополита Калужского и Боровского Климента состоялось общее собрание членов Издательского Совета. Встреча прошла в смешанном очно-дистанционном формате. Во вступительном слове председатель Издательского Совета рассказал о работе за прошедший период по разным направлениям деятельности, привел статистические данные. В частности, владыка Климент сообщил, что со времени предыдущего заседания на рецензирование поступило 531 издание, было проведено 10 заседаний коллегии по рецензированию и экспертной оценке, 20 заседаний мекретариата научно-богословского рецензирования и экспертной оценки Издательского Совета по вопросам упрощенного рецензирования. Всего рассмотрено 524 издания, из которых 48% по упрощенной схеме. Глава Издательского Совета сделал акцент на номинации «Рукопись» конкурса «Новая библиотека», подчеркнув, что тематика пятого конкурсного сезона определена: «Подвиги и пути миссионеров». Митрополит Климент отметил, что, согласно положению конкурса, в рукописи должны быть освещены духовный путь, труды православного миссионера, совершающего подвиг проповеди Евангелия в дальних краях, например, в Сибири, на Дальнем Востоке, в Северной Америке, в Японии и т.д. Рукопись может повествовать об истории миссионеров Православной Церкви разных времен: Византии, Древней Руси, Российской империи, а также наших дней; основная сюжетная линия должна быть построена на реальных исторических фактах. Митрополит Климент напомнил, что идет уже VIII сезон Международного детско-юношеского литературного конкурса имени И.С. Шмелева «Лето Господне». В этом году особенно значимыми являются темы, посвященные благоверному князю Александру Невскому и Федору Михайловичу Достоевскому, а также творчеству Константина Георгиевича Паустовского и Валентина Григорьевича Распутина, юбилейные даты которых будут отмечаться в 2022 году. |
| 33 Отрывок из утерянного сочинения Артапана приведен у Евсевия в извлечении из Александра Подигистора, в Praeparatio Erangelica IX, 18, 23–27 и напечатан с вариантами у Freudental’s в Hellenistische Studien. Breslau. 1875, Heft, S. 231–236. Отдельные черты из истории Артапана, со ссылками на него, указываются у Климента Александрийского в Strom. I, 23; в Chron.pasch., в Chron. anonym. См. Schürer’a, lib. cit. II, 735. Следует заметить, что некоторые исследователи считают Артапана за язычника (Ewald, Gesch. В. II, 129); но обычное мнение, что он был иудей. По взгляду Фрейденталя, Артапан, будучи иудеем, хотел, чтобы его сочли за язычника, и потому именно ввел в библейский рассказ языческие мифы. – Относительно времени жизни Артапана можно только сказать, что он жил не позже начала 1-го в. До Р. Хр., – когда Александр Потигистор сделал извлечение из его труда. 35 По Клименту Александрийскому , Аристовул написал обширное сочинение, – так понимают слова Климента ββλια κανα (Strom. V, 14, 37). Отрывки из этого сочинения сохранились главным образом у Климента (Strom. 1, 15, 17; 23, 150. V, 14, 97. VI, 3, 32), у Анатолия–старшего современника Евсевия (в извлечении, сделанном у Евсевия в Церк. Ист. VII, 32. 16–19) и у самого Евсевия в PraeparEvang. (VIII, 10 и XIII, 12 ср. IX, 6 и VII, 14). Точное оглавление сочинения неизвестно. По Praep. evang. VII, 13, 7 Аристовул написал την τν ερν νμων ρμηνεαν, по Церк. Ист. (VII, 32, 10) ββλους ξηγητικς το Μωυσως νμου, и по Chron. ad. 151 an.– ξηγσεις τς Μ. γραφς. Schürer,S 76. О мнениях Аристовула см. у проф. Е. Ловягина в сочинении «Об отношении писателей классических к библейским». 36 Относительно назначения трудов Филона высказаны два мнения. По Гольцману, «едва ли справедливо думать, что главные произведения Филона направлены к языческому миру: они прежде всего назначены иудеям, которые должны исполнять и высоко ценить закон пред языческим мыслящим миром». Но по взгляду Шюрера, Филон пишет то для язычников, то для иудеев. И действительно, если аллегорический комментарий Филона назначался собственно для иудеев, то другие его трактаты, как видно и из их содержания, и из отдельных замечаний, имели в виду более мир языческий. Сюдаоткосятся: de mundi opificio, de Abrahamo, de Iosepho, de decalogo, de specialibus legibus, de circumcisione, de monarchia, de victimis, de eacrificantibus, de foritudioe, de caritate, de praemiis et poenis, de exsecrationibus идр. См. об этом у Schürer’aB. II. S. 746 и особенно 846 и дал. ср. также Bertholeth,lib. cit. p. 275. |
| Р. 250–251), и в 1911 г. включил его в дополнения к BHL (Suppl. Nr. 1857b). В cod. Casanatensis 1055 этот рассказ также следовал за «Мучением свт. Климента» (BHL Nr. 1848) и двумя чудесами – об отроке и о возобновлении течения вод после приложения мощей свт. Климента к иссохшему источнику – из известного сочинения Григория Турского «О славе мучеников» (Greg. Tur. Glor. mart. Cap. 35–36. P. 60–61; BHL Nr. 1854, 1856). Вместе с тем уже несколькими годами ранее, в 1904 г., были опубликованы сведения о другой глоссе, на этот раз реймсской, содержащей записку Роже Шалонского – cod. Remensis 15 (ohm А 20), fol. 214v (CMFD 38. Nr. 15. P. 23), с приложением ее издания. Пикантность этого открытия для изучения записки состояла в том, что сам кодекс представлял собой Псалтирь XI в., которая принадлежала не кому иному, как самому прево Одальрику, и была завещана им своему храму – кафедральному собору Пресв. Девы Марии; в этом уверяет неоднократно повторенная в Псалтири запись о дарении: «Odalricus, prepositus et canonicus, dedit sancte Marie Remensis ecclesie» (CMFD 38. P. 25). Интересно отметить, что одна из записей (на fol. 215) непосредственно соседствует с глоссой о посольстве Роже Шалонского о свт. Клименте. Однако возникающая в этой связи надежда обрести автограф записки (в предположении, например, что Одальрик записал устный рассказ Роже на полях своей Псалтири) немедленно улетучивается: палеографически глосса датируется XII в. Наконец, каталогам известна по крайней мере еще одна рукопись записки Роже – из аббатства Святого Гроба в Камбрэ: cod. Cameracensis 822 (alias 727), fol. 124v – 125 (CMFD 17. Nr. 822. P. 572–573, здесь и издание); кодекс также XII в. преимущественно житийного содержания. В отличие от беглого письма Реймсской глоссы, список из Камбрэ вполне каллиграфичен и замыкает кодекс, находясь между краткой заметкой о перенесении (втором) мощей блаж. Августина в Павию (в первой трети VIII в.) и столь же краткими выдержками из одной из гомилий блаж. Иеронима. Как видим, три из четырех перечисленных списков происходят с территории Реймсского архиепископства. |
| А такого понимания характера сложного, ума весьма развитого, души страдальческой и бурной, вечно ищущей спокойствия во Христе, вечно собою недовольной, вечно усердствующей и вечно болезненно кающейся, такого понимания как ждать от тех простых русских людей, из которых большею частью набираются монастырские послушники и новоначальные монахи? Один из них юноша, сынок купца уездного; другой тоже юноша, крестьянин, едва знающий грамоту; третий, тоже молодой, сын бедного чиновника, читавший в миру только «Битву русских с кабардинцами» и «Гуак или непреоборимая верность». Четвертый, старый, отставной дьячок, который в миру никакого характера, кроме характера своей дьячихи, не изучал. Все люди русские, беспорядочные по природе, неопрятные по привычке, рассеянные, не очень исполнительные, хотя и добрые, верующие, честные. Они жаловались, например, что отец Климент не умел быть ласков с ними, никогда даже не шутил. А на это была простая причина. Климент был очень добр, очень чувствителен, очень жалостлив даже; он их всех от души любил уже за одно то, что они все оптинские, дети и слуги той обители, за которую он готов был отдать жизнь свою; но, не сознавая в себе настоящей административной ловкости; не чувствуя себя в должной мере самоуверенным внутренне, он боялся фамильярности. Где же было понять эти тонкости его характера доброму и бедному отставному дьячку, который сердился на отца Климента за то, что тот не позволял ему много сидеть в церкви на бдениях, или неопытному юноше, читателю Гуака, тоже не раз испытавшему на себе, что значит пыл климентовых увещаний. Замечу еще здесь кстати, что чрезмерная прямота и горячность отца Климента создавали ему нередко недоброжелателей и в миру, и в среде духовенства. При всем своем искании смирения и покорности он и с равными и с высшими не всегда стеснялся и часто высказывал правду. Умолчать в иных случаях было для него страданием. § VIII Смерть отца Климента была почти внезапная, никем неожиданная. В Св. Синоде его уже имели в виду для какой-нибудь высшей должности. |
| намеревался написать еще одну или неск. книг, содержащих «апологетические рассуждения, обращенные к грекам и к евреям», а также отдельное соч. «Очерки», посвященное рассмотрению христ. «физики», т. е. философского учения о началах и богословского учения о Боге и творении, строящегося с помощью аллегорического истолкования Свящ. Писания. Согласно Нотену, эти сочинения были написаны К. А.; все материалы, следующие в рукописи после основного текста «Стромат», являются сделанными писцом в III в. извлечениями из продолжения «Стромат» и из «Очерков», к-рые в полном виде не сохранились (см.: Ibid. P. 291-299). Нотен полагал, что 1-я ч. текста, известного ныне как 8-я кн. «Стромат» ( Clem. Alex. Strom. VIII 1. 1. 1 - VIII 8. 24. 6),- это выписки из оригинальной 8-й кн. и, возможно, из последующих книг «Стромат», а 2-я ч. этого текста (Ibid. VIII 9. 25. 1 - VIII 9. 33. 9), «Извлечения из сочинений Феодота...» и «Избранные места...» - это выписки из соч. «Очерки» (общую схему см.: Nautin. 1976. P. 298). Основная слабость гипотезы Нотена заключается в том, что соотнесение текстов было осуществлено им схематически, по неким «общим темам», без учета особенностей их композиции и содержания. Аргументация Нотена базируется на внешнем соотнесении сообщения свт. Фотия, патриарха К-польского, о содержании «Очерков» с некоторыми темами «Извлечений из сочинений Феодота...» и «Избранных мест...». При этом гипотеза Нотена игнорирует традицию рецепции текстов К. А. Вопреки мнению Нотена, в источниках однозначно засвидетельствовано: 1) наличие лишь 8 книг «Стромат»; 2) отнесение всех материалов, следующих после 7-й кн. «Стромат», к условной 8-й кн., а не к иным книгам или к соч. «Очерки»; 3) характеристика соч. «Очерки» как самостоятельного крупного произведения, содержащего последовательную экзегезу Свящ. Писания, а не как некоего изложения христ. «физики», продолжающего «Строматы». Т. о., несмотря на внешнюю привлекательность и наличие определенной поддержки со стороны др. исследователей (см., напр.: Le Boulluec. |
|
|
