| В одну ночь, когда Кирилл пел но обычаю перед иконою Богоматери акафист и дошел до места: «странное рождество видевше, устранимся мира, ум на небеса преложше», он слышит голос, который говорит ему: уйди отсюда и иди на Белоозеро; там приготовлено тебе место, где ты можешь спастися. Вместе с чудным голосом Кирилла озарил великий свет. Отворив оконце келлии, он видит свет на севере, где находится Белозерская страна, и свет как бы озарял некоторое место в той стране. Этот дивный голос, этот таинственный свет, служили для Кирилла ясным свидетельством того, что Богоматерь не презрела его молитвы. Всю ночь провел он в бдении молитвенном, изумленный и утешенный чудным видением. Эта ночь показалась ему самым светлым днем. Странствование Кирилла с Ферапонтом на Белоозеро Незадолго перед сим, по поручению от настоятеля Симонова монастыря, отправился в Белозерскую страну сподвижник св. Кирилла по обители Симоновской, единомысленный ему по духу и подвигам, Ферапонт. Вскоре после видения, бывшего Кириллу, Ферапонт со странническим посохом, совершавший путь свой в далекую страну, воротился в Симоновскую обитель. Кирилл спросил его: есть ли в Белозерской стране места удобные для иноческой жизни? Много там мест удобных для уединенной жизни, отвечал Ферапонт. Кирилл не рассказал Ферапонту своего видения, но, узнав, что Ферапонт сам желает удалиться в малонаселенную страну, условился вместе с ним идти на Белоозеро. Взяв с собою икону Смоленской Богоматери, как путеводительницы в странствовании путном и странствовании житейском, св. Кирилл, вместе с Ферапонтом, отправились пешком в далекий путь. После трудного пути странники достигли до Белозерской страны. Много обошли они мест, но ни одно из них не было по мысли Кириллу, который искал здесь чего-то знакомого, указанного ему в видении места. Наконец путники взошли на гору Мауру. Это самая высокая гора в окрестности Белозерской. Подошву её омывают волны озера Сиверского. Леса, луга, воды соединились здесь на огромном пространстве и образовали одно из прекраснейших мест России. С одной стороны Шексна разливается извилинами по лугам необозримым; с другой несколько синих озер разбросано среди густых лесов. Кирилл увидел здесь то место, которое назначено было в видении для его пребывания; оно очень полюбилось ему. Сотворив молитву, он сказал: вот покой мой, до века здесь вселюся, как угодно Пречистой. Благословен Господь Бог отныне и до века, услышавший молитву мою! |
| Выполняя чреду священнослужения с любовью и благоговением, он в свободное от служения время ставил себя на чреду послушника и занимался работами. Когда Феодор возведён был на кафедру архиепископа, братия избрали Кирилла в архимандрита обители. Это было в 1390 г. 79 . Кирилл архимандрит не изменил образа своей жизни. Богатые и вельможные стали посещать его, чтобы слышать наставления его. Это смущало смиренный дух его, и он недолго оставался настоятелем обители. Как ни упрашивали его братия, он затворился в прежней кельи своей. На его место избран в архимандрита Сергий Азаков; поскольку же к Кириллу не переставали приходить и в иноческую келью за наставлениями, а это тревожило Сергия, – то Кирилл перешёл на старое Симоново – и здесь стал подвизаться. Шум недальнего города беспокоил Кирилла, а душа его стремилась к безмолвию. Он молил Богоматерь указать ему место полезное для спасения его. Раз по обычаю читал он ночью акафист Богоматери перед Её иконою и – услышал голос: «иди на Белозеро, – там тебе место». Вместе с тем заблистал свет, и из оконца Кирилл увидел на дальнем севере озарённое место. Услышав от друга своего Ферапонта, какова страна Белозерская, он с той же иконой Богоматери отправился на Белозеро, в сопровождении друга. В Белозерской стороне, тогда глухой и малолюдной, долго ходили странники и взошли на гору Мяуру. Это самая высокая гора в окрестности Белозерской. Подошву её омывают волны озера Сиверского. Леса, луга, воды соединились здесь на огромном пространстве и образовали одно из прекраснейших мест России. С одной стороны, Шексна разливается извилинами по лугам необозримым, с другой несколько синих озёр разбросано среди густых лесов. – Преп. Кирилл увидел здесь то место, которое в видении назначено было для его пребывания, и пал благодарною душой перед Пречистой. – Сойдя с горы на площадь, окружённую лесом, поставил он крест, а вблизи его пустынники выкопали землянку. Друг Ферапонт скоро удалился в другое место. В подземной кельи Кирилл не один год подвизался один, только по временам посещаемый крестьянами Авксентием и Матфеем, из которых последний впоследствии был пономарём обители его. |
| «Я вошел в резонанс с природой и историей северного края» (+ВИДЕО) Композитор Евгений Петров о симфонии-кантате «Монастыри Русского Севера» Игорь Лунев В декабре прошлого года в Малом зале Санкт-Петербургской филармонии состоялась премьера симфонии-кантаты «Монастыри Русского Севера» Евгения Петрова. Это произведение интересно и само по себе как цельная музыкальная форма, и сочетанием хоровой церковной музыки с инструментальными композиторскими фрагментами, и актуализацией древнерусского пения. Основа симфонии-кантаты – знаменные, путевые и демественные распевы стихир русским святым, чьи имена или даже духовные подвиги связаны с той или иной северной монашеской обителью: Кириллу Белозерскому, Савватию Соловецкому, Александру Невскому и другим. В ее исполнении задействованы смешанный хор, роговой оркестр, ударные инструменты. А совсем недавно видеозапись исполнения симфонии-кантаты была опубликована в интернете. Сам композитор Евгений Петров родился и вырос в Северодвинске, так что север для него – естественная среда, родина, которую хочется воспеть, а прежде внимательно рассмотреть. Евгений Викторович увлеченно рассказывает о том, как симфония-кантата фактически выросла из событий его жизни и творческих устремлений. – Что послужило отправной точкой для начала работы над симфонией-кантатой «Монастыри Русского Севера»? Во мне глубоко сидит желание воспевать Русский Север – Думаю, что у крупного сочинения должно быть несколько отправных точек. В течение какого-то времени складываются разные интенции, направления мысли, события, творческие предложения – все это по-своему ведет к началу работы над новым произведением. Некоторые такие точки могут вдохновлять на творчество в течение всей жизни. Например, во мне глубоко сидит желание воспевать Русский Север. У меня уже есть сочинение «Сказки северного края» по произведениям Степана Писахова для чтеца и симфонического оркестра, есть хоровой концерт «У берегов», одна часть которого называется «Северная Двина», другая – «Белое море». Так что какую-то дань своей малой родине я в искусстве уже отдал, но не хотелось бы на этом останавливаться. Север мне близок, интересен, он восхищает меня не только с художественной точки зрения, но и на уровне ощущения родины, единства с этим краем. Возможно, поэтому мне просто легче об этом говорить, писать. Я вошел в резонанс с природой, географией, историей этого края. |
| Это первый путь, великий путь деятельной любви. Но по пути этому не можете идти вы все; это путь, предназначенный для нас, священников и епископов, для проповедников Евангелия. Это образец для нас. А о каком втором пути скажу я вам? Это путь великих подвижников, отшельников, монахов, пустынников, которых было чрезвычайно много. Это путь совершенно другой: они активно не служили людям, не только не служили, а уходили от людей в дикие непроходимые леса, в африканские пустыни и жили десятки лет в пустыне, скрываясь от мира. Дерзкие люди говорят о них, что они были себялюбцами, что спасали только себя, а не ближних своих. Нет, нет! Клевета это, клевета на них, ибо и они подавали всем людям величайший пример. Вспомните хотя бы великую Марию Египетскую, которая проводила развратную жизнь в Александрии, и ушла в дикую Заиорданскую пустыню, и там прожила 53 года со зверями, не видя человеческого лица. Что же, скажет ли кто-нибудь, что подвиг ее был подвигом спасения только своей души? Не смеем этого говорить, ибо Бог открыл ее всему миру незадолго до смерти ее чрез преподобного Зосиму, который видел ее молящейся в воздухе высоко над землей. Он видел ее также переходившей Иордан как посуху. Она знала в совершенстве св. Писание, никогда не читавши его. Были и другие, подобные Серафиму Саровскому, Сергию Радонежскому, Антонию и Феодосию Печерским, Нилу Сорскому, Кириллу Белозерскому, Зосиме и Савватию и Герману Соловецким — эти люди ушли из мира как будто только для того, чтобы спастись самим, но именно только как будто, потому что в конце жизни Бог открывал их людям, показывая, до какого совершенства дошли они в своей пустыне, как очистили сердце свое и соделали его обителью Святого Духа. Эти великие преподобные, из которых некоторые, подобно Марии Египетской, молились стоя над землей, стоя в воздухе, как наш Серафим Саровский, — эти великие люди изнуряли плоть свою тяжким постом, непрестанной молитвой, бдением, борением со сном, лежанием на камнях и поленницах дров. Эти люди велики как пример для всего мира, их тоже открывал Бог людям в конце подвига их. |
| Для этого начал он выделывать что-то, вызывающее насмешки и смех, а настоятель, видя это, налагал на него запрещение, то есть епитемию, оставляя его на хлебе и воде дней на сорок или более. Кирилл же с радостью это принимал и усердно постился, а когда проходили установленные отцом дни поста, он иным образом вновь начинал юродствовать, чтобы принять от настоятеля еще большее запрещение, что и происходило. Случалось иногда, что настоятель повелевал ему по целых шесть месяцев не есть ничего;кроме хлеба и воды. Блаженный же этот Христа ради юродивый, принимая запрещение, очень радовался тому, что может свободно поститься, а видящие его постящимся должны будут говорить: «По запрету постится, а не по своей воле». Как человек с гордыней радуется славе и почестям, так и смиренномудрый радуется своему бесчестию и уничижению. И поскольку, как уже говорилось, многократно поступал он так, чтобы получить запрещение, понял настоятель, что из смирения, притворяясь юродивым, совершает он вызывающие смех поступки, и больше запретов на него не налагал. Все знали, что Бога ради он так поступает, желая утаить любимую им философию своего смирения. После этого возникло у него желание уйти из поварни в келью – но не покоя ради, а чтобы в безмолвии в келье большее стяжать умиление. На свою волю он не полагался и настоятелю ничего не говорил, но все возлагал на Пречистую, думая: «Не захочет ли этого сама Пречистая, ведь она знает, будет ли мне это на пользу». И вскоре после его молитвы задумал архимандрит писать некую книгу и потому повелел блаженному Кириллу перейти из поварни в келью, чтобы там писать книгу. Услышав это, Кирилл перешел в келью, рассудив, что Пречистая не отвергла его, но приняла его прошение. И там он также подвизался в писаниях, молитвах и ночных коленопреклонениях. Но не таким было там его умиление, каким было в поварне, и потому молил он Пречистую даровать ему то умиление, какое он имел прежде. И вскоре настоятель вновь посылает его в поварню нести службу с братьями. И Кирилл был рад, это услышав, и тут же отправился в поварню и опять принялся за множество подвигов и таким образом обрел большее умиление. |
| Чрез это чтение поддерживались и воспитывались в русских религиозное чувство, сознание превосходства своей веры пред всеми христианскими вероисповеданиями, память о народных, дорогих для них, преданиях, желание жить по христиански, по православному. Здесь они находили и православную догматику и христианскую практику, и даже полемику православной Церкви; здесь они почерпали уроки благочестивой христианской жизни. Замечательно, что никакие другого рода проповеди не могли действовать на русских так сильно, как действовали на них «жития святых». Русский народ богат нравственными силами, но до сих пор эти силы остаются не развитыми; он не может еще обнимать умом и усваивать себе глубокие христианские истины, передаваемые ему в сухом и сжатом виде; такие речи и наставления для него скучны и непонятны; ему нужны образные представления и примеры; эти живые доказательства, взятые из русской жизни, он поймет и усвоит их наставления. Всему этому, как нельзя лучше, удовлетворяли жития святых, в которых предлагались живые примеры из жизни людей русских, жизни понятной и дорогой для каждого русского. Последнее очень хорошо понимали писатели житий, которые в описании жизни святого не опускали ни одного случая, чтоб не вывесть из него христианского наставления. Так, призывая почтить память преподобного, они убеждали своих слушателей и читателей подражать ему в своей жизни и долго любили останавливаться на этих примерах из жизни святого, которые касались вопросов времени, чтобы похвалою добродетелей святого поразить недостатки современного общества и тем вызвать слушателей к исправлению. Описание жизни строгого подвижника всегда давало случай похвалить нестяжательность, как сделано в слове Зиновия св. Зосиме и Савватию 24 , Кириллу Белозерскому 25 и др. Описание жизни св. князя или инока, вышедшего из княжеского и боярского рода, давало составителю случай говорить о ничтожности внешней мирской славы пред славою небесною, о добром воспитании детей – в укор воспитанию царя Грозного. Так сделано в житиях св. |
| Точно так же, когда Гурий Тушин, отказываясь от вотчин, подражал преп. Кириллу, он, очевидно, желал избегнуть тех нравственных невыгод вотчинного быта, которые указаны в житие преп. Кирилла. Мотивы деятельности как в учении преп. Нила, так и в кружке Гурия, не переходили сферы иноческой жизни и монастырского строя. Если преп. Нил на соборе 1503 года выстунил противником монастырских вотчин, то это потому, что в них он видел главную причину упадка иночества 85 . Но заявив свой голос, он не поддерживал своей мысли посредством полемики. Преп. Нил не был публицистом, каким его нередко представляют 86 . Но к началу XVI в. из рядов кирилловских нестяжателей (как и в других заволжских обителях) выделился еще третий более крайний кружок, который в вопросе о монастырском устройстве центр тяжести переносил с целей нравственного характера на задачи государственные. Кружок этот воспользовался учением кирилловских нестяжателей для того, чтобы применить его для своих сословных планов. Дело в том, что вопрос о вотчинах монастырских, против которых еще при в. князе Василии Васильевиче, раздался голос в Кирилловом монастыре и вообще в Заволжье, в царствование Ивана III получил острое значение с точки зрения государственной. Хотя нельзя согласиться с иностранцами, которые утверждают, что в XV в. и начале XVI в. монастыри обладали третью государственной территории 87 , ибо пробегая писцовые книги мы вовсе не находим здесь описи пустых земель, которые de jure оставались за государством и опасность для государства скрывалась не в количестве монастырской земли, но заключалась в количестве монастырской заселенной земли, в колонизаторской способности монастырей, в умении привлекать на свои владения крестьян, а затем и в умении сосредоточивать вокруг себя служилую землю 88 . Едва только возникали на севере иноческие общины московских колоний, живо расчищалась лесина, распахивалась земля, ставились на ней деревни, в которые перебегало население. Этим обстоятельством успешно пользовались белозерские князья для заселения своего пустынного княжества понизовыми выходцами. |
| Начало: «Придите честное и святое спасению в словесне, придите отци и братиа». Последнее чудо «О юноши» (206 об.–207 об.). Начало: «Ниже се умолчю предо многими денми чудо святым содеяся». На лл. 28 об.–34 об. служба 28 октября Параскеве мученице. Состав: 1) оглавление (1–2), службы: 2) 19 сентября – «новоявленным» великому князю Феодору Смоленскому и Ярославскому и чадам его: Давиду и Константину (3–16); 3) 20 сентября – великому князю Черниговскому Михаилу и боярину его Феодору (16 об.–24); 4) 25 сентября – Сергию Радонежскому (24– 42 об.); 5) 1 октября – Савве Вишерскому (42 об.–17); 6) 12 (2 ?) октября – юродивому Христа ради Андрею (47 об.–53); 7) 21 (28 ?) октября – великомученице Параскеве нареченной Пятнице (53–57 об.); 8) 6 ноября – Варлааму Хутынскому (57 об.– 72 об.); 9) 27 ноября – Знамению Пресвятыя Богородицы в Новгороде (72 об.–86 об.); 10) 21 декабря; Петру – митрополиту, «списаже смиренный митрополит Киприан» (86 об.–97); 11) 11 февраля – Димитрию Прилуцкому (97–111) ; 12) 12 февраля – «новому чудотворцу» Алексию митрополиту (111–125 об.); 13) 11 марта – Евфимию архиепископу Новгородскому (125–130); 14) 30 марта – Ионе митрополиту (130–137 об.); 15) 2 мая – Борису и Глебу (137 об.–145 об.); 16) 3 мая – Феодосию Печерскому (146–157); 17) 7 мая– Антонию Печерскому (157–170); 18) 9 мая – Николаю чудотворцу (170–180 об.); 19) 20 мая – Алексию митрополиту (180 об.–195); 20) 23 мая – Леонтию Ростовскому (195–204); 21) 28 мая – Игнатию Ростовскому (204–209); 22) 2 июня – Иоанну новому Сочавскому (209–218); 23) 20 (9 ?) июня – Кириллу Белозерскому (218–228); 24) 11 июля – княгине Ольге (228–233); 25) 15 июля – князю Владимиру (233–243); 26) 20 (24) июля – Борису и Глебу «новоявленным мученикам» (243–257 об.), отличная от предыдущей; 27) 24 августа – Петру митрополиту (257 об.–268), отличная от предыдущей; 28) 19 октября – Иоанну Рыльскому (268– 275 об.); 29) 15 декабря – Стефану Сурожскому (275 об.– 285 об.); 30) 24 (12 ?) января – Савве Сербскому (286–305); 31) 26 апреля – Стефану Пермскому (305–312 об.); 32) 15 мая – Исаии Ростовскому (313–319 об.); 33) 24 мая– Никите столпнику Переяславскому (319 об.–323 об.); 34) 9 июля – священномученику Панкратию Тавроменийскому (323 об.–324 об.), только начало. |
| Первое, на что обращается наше внимание, – это родительское наставление, освященное благословением, которому народная песня недаром дает эпитет великое: «благословение великое». Наставленье родительское состоит в тесной связи с общим направлением нашей древней литературы, направлением по преимуществу назидательным: потому что великая задача, разрешавшаяся нашими грамотными людьми в течении многих столетий, главнейшим образом состояла в том, что бы просветить, образовать те грубые массы населения, которые встречала грамотность, разносимая по далеким концам нашего отечества благочестивыми поборниками учения книжного, то есть просвещения. Простота в изложении первоначальных, так сказать, элементарных понятий нравственности и религии, иногда пленяющая своею детски добродушной наивностью, составляет отличительную черту большей части поучений, сложенных просветителями древней Руси. Таковы, например, поучения Преподобного Феодосия, Луки Жидяты. Вот как начинает свое слово один из русских ораторов, занесенное в «Златую Цепь» XIV в.: «Придите, братия и сестры, придите, малые и большие, придите, попы и учителя правой веры! Придите и послушайте не пустошных басен, но правой веры учения. То на вред душе, а это на спасение, и на погибель бесам, и на прогнание грехам. Начну же говорить не завито, ни покровенно, чтобы всяк разумел. Братия, первое, приняв святое крещение правой веры, научимся бояться Бога и творить волю Его», и т. д. С тою же простотою и снисхождением к первоначальным потребностям своих слушателей продолжает этот оратор, призывая к просвещению не только грамотных, но и не умеющих грамоте, которых на первый раз обязывает немногими краткими молитвами 148 ; подобно тому, как Владимир Мономах советует своим детям беспрестанно читать, сидя на коне, по крайней мере «Господи помилуй», если они не знают никакой другой молитвы. Впрочем, мы вовсе не имеем намерения распространяться в этой статье о предмете столь обширном и разнообразном, какова назидательная литература в памятниках нашей древней письменности. Надобно же было коснуться этого рода произведений для того, чтобы выставить в надлежащем свете поучения родителя детям как одну из господствующих форм древнерусского красноречия. Отец являлся здесь в отношении к детям не только главою семейства, но и просветителем, наставником в важнейших правилах нравственности: он в тесном круге своей семьи совершал то же великое дело просвещения, те же духовные подвиги во имя истины и добра, которые на великом поприще широкой России представлялось совершать Кириллу Белозерскому, Стефану Пермскому, Зосиме и Савватию Соловецким. |
| История эта начиналась так. В Кирилло-Белозерском монастыре подвизался инок Савватий. Он пришёл к преподобному Кириллу и во всём смиренно слушался игумена. Братия приобрела уважение к строгой жизни Савватия, и это почитание тяготило старца. Он решил скрыться в безлюдное место и собрался идти на тихий Валаамский остров, со всех сторон окружённый водами Ладожского озера. Белозерские иноки отпустили его с сожалением. На Валааме Савватий трудился в полном послушании. Здесь он услышал о том, что на Севере есть необитаемый Соловецкий остров, малодоступный даже для рыбаков. Душа старца загорелась желанием пожить в безмолвии на этом острове. Когда Савватий объявил о своём намерении игумену и валаамской братии, то они никак не хотели отпустить Савватия. Тогда ночью тайком убелённый сединами старец бежал с Валаама и отправился к берегам Белого моря. Он стал расспрашивать всех встречных прибрежных жителей о Соловецком острове и узнал, что остров велик, есть на нём озёра, леса, горы, но необитаем из-за того, что тяжело было бы там жить и очень неудобно с ним сообщение. Эти сведения ещё больше укрепили желание старца поселиться на Соловках. Некоторые сочли старца безумным и смеялись над Савватием. «Как ты собираешься поселиться на пустом месте, когда у тебя нет никакого имущества, – говорили ему, – чем ты там будешь одеваться и питаться, кто там позаботится о тебе, дряхлом и немощном старике?» Савватий отвечал, что Владыка Бог и старости даёт силы свежей юности и голодных питает до сытости. Никто из местных моряков не рискнул везти старца на неизбежную, по человеческому рассуждению, гибель на безлюдном острове. Тогда старец в ожидании случая поселился на время при часовне, стоявшей вблизи устья реки Выги. Здесь летом 1429 года он встретился с отшельником Германом, у которого опять расспросил про остров. Герман рассказал, как удобен остров для безмолвия, и согласился не только проводить старца до острова, но и поселиться там вместе с ним. Помолившись, подвижники собрали кое-какие припасы и на небольшой ладье отплыли по беспокойному морю. На третий день утомительного плавания они благополучно достигли берега. |
|
|
