| Развитие мирянской активности в Православной Церкви Западной Руси закономерно влекло за собой возникновение конфликта между высшим духовенством и мирянами, прежде всего — братствами, в деятельности которых епископы видели покушение на свои канонические права и даже влияние идей протестантизма. Между тем, нельзя утверждать, что православные братства Речи Посполитой выходили в своих действиях за рамки канонов Православной Церкви. Не желая зависеть от нравственно недостойных иерархов, братства, тем не менее, не доходили в своем противостоянии с ними до отрицания канонического строя Православной Церкви и отвержения иерархии как таковой. В качестве альтернативы епископской юрисдикции братчики считали возможным переход через право ставропигии в прямое подчинение верховному Первоиерарху, каковым для Киевской митрополии в то время являлся Патриарх Константинопольский. Патриарх Константинопольский Иеремия II с пониманием отнесся к позиции братств. Во время пребывания в Речи Посполитой Иеремия II встал на сторону Львовского братства в его конфликте с епископом Гедеоном Балобаном и утвердил ставропигиальные права Львовского и Виленского братств. Патриарх также сместил с кафедры митрополита Киевского Онисифора Девочку, обвиненного в двоеженстве, и заменил его на митрополии Михаилом Рагозой. В одновременном с этим актом поставлении епископа Кирилла Терлецкого Патриаршим экзархом в Речи Посполитой, а епископа Владимирского и Брестского Мелетия Хрептовича — прототронием можно также видеть проявление недоверия Иеремии II к дискредитировавшему себя епископату Киевской митрополии. Вероятно, таким способом Патриарх надеялся избежать чрезмерной концентрации власти в руках митрополита Киевского и создать своего рода коллегиальную структуру управления Православной Церковью в Речи Посполитой. Действия Патриарха Иеремии еще более привели в раздражение западнорусских архиереев. Кирилл Терлецкий, согласно сообщению «Перестроги», возмущался действиями Иеремии и выражал опасение епископов за их будущее в следующих словах: «Же патриархове, маючи дорогу отвореную до земли Московской, для милостины великое будут там часто бывати, а и там и назад идучи, нас не минут; и, маючи привилеи так от короля Стефана яко и от теперешнего господаря, до выконыванья владзы своее не всхотят порожневати, але нами колотити; якож юж скинул одного митрополита, а иншого наставил, што з якою нечестью тому человекови есть; при том и братства установил, которые будут и уже суть гонителе на владыков: хотя й чого не будет, зведут и оскаржат; а (уховай, Боже!) скинут ли которого з нас с епископии, то сам осуди, якая нечесть?» (10) |
| «Хотя безымянный автор «Перестроги» (по Евгениевскому названию Хронографа) 345 , пишет м. Макарий, был современником описываемых им событий и писал около 1605 г., но он, но просят, внес в свое сочинение, без разбора, все, что говорилось тогда православными про Кирилла Терлецкого и других виновников ненавистной унии, особенно непохвального и позорная для них; и хотя в «Перестроге» есть, бесспорно, известия достоверные, но они перемешаны с известиями искаженными и перепутанными народною молвою, и изложены без надлежащей хронологии, как это обыкновенно бывает в народных рассказах. К сожалению, эти известия перешли потом, без поверки, и в Густинскую летопись, и в Палинодию 3. Копыстенского, и в Описание Киево-Софийского собора м. Евгения, и в некоторые другие сочинения об унии». 346 Подобно польским историкам и по той же причине мы не будем указывать и труды всех православных авторов, утилизированные Евгением для своей работы, – отметим только рукописные материалы, источники и пособия, да поговорим об отношении ученого иерарха к знакомому нам, печатному труду Н. Н. Б-Каменского, как к труду самому обширному, сравнительно со всеми другими сочинениями по истории унии, какие только существовали до появления в печати «Описания Киево-Софийского собора». Из рукописей преосв. историк имел под руками и эксплоатировал: псковскую летопись (стр. 105, пр. 58), киевскую летопись от пришествия Славян по 1574 г. (стр. 81), 348 летописец малой России прежде и всех после Хмельницкого бывших гетманов и при них действиях (стр. 189, пр.), 349 Русский хронограф (Перестрога), Liatopisiec albo Kronica... rok. 1620., Иерлича, 350 прусскую Линдеблатову хронику (стр. 103, 104), Палинодию Копыстенского (по списку Киево-Печерской лавры, – стр. 61, пр. 10), Литовскую метрику (151, пр., и др.), московский иерархический каталог, разные указы и некоторые, весьма ценные в научном отношении, грамоты и акты. Между последними особенно послужили Евгению «Акты из дел малороссийских, списанные в московской государственной Коллегии Иностр. Дел», которые, в трех книгах, хранятся теперь в Киево-софийской соборной библиотеке ), обнимая собою незначительный период времени (1654–1691 г.г., 1701, 1708, 1722,1723 и 1731), в которых, по его же словам, «нашлось много нужного» для «Истории киевской иерархии». Часть их, как увидит читатель, отпечатана в «Прибавлении» к «Описанию Киево-Софийского собора» (и процитована в самом сочинении); часть в «Прибавлении» к «Описанию Киево-Печерской лавры; часть же не отпечатана, изредка лишь процитована в «Истории киевской иерархии» и все же не мало утилизирована. Так, преосв. автор воспользовался: для стр. 186–187, 194, 208 и 209 32, 5, 15 и 34 первой книги 351 , для стр. 201 – 12 (1 кн.) и 2 (2 кн.), стр. 201–202 – 44 (2 кн.), стр. 197–198 и 202–204 – 19 (1 кн.), стр. 207 – 82 (1 кн.) и 14 (2 кн.), стр. 209–212 – 11 (3 кн.), стр. 218–214 – 33 (3 кн.) и стр. 209 – 46 (3 кн.). |
| При личном свидании с Острожским Потей показал ему подлинные грамоты владык об унии за их подписями и печатьми, рассказал подробно все дело, как и с какого времени оно началось и кто был первым его виновником. Потом предложил князю, чтобы он поступил с грамотами об унии по своему усмотрению, хотя бы даже сжег их, но только бы сам начал вновь это святое дело и стал во главе его. Наконец, павши к ногам князя, со слезами просил, чтобы он сам с своим могуществом взялся за это дело, к которому сам же прежде подал повод, и чтобы довел дело до конца,— и тогда все владыки будут слушаться его, князя, во всем и ничего более не станут делать без его воли. Острожский выслушал слова Потея благосклонно и сказал, чтобы владыки ходатайствовали пред королем о созвании Собора, а он, князь, готов употребить на том Соборе все усилия, чтобы постановление об унии могло состояться с согласия всего христианства. Потей обещался исполнить волю князя и сдержал свое слово. Когда оба епископа, Владимирский и Луцкий, прибыли в Краков, они прежде всего представили королю грамоты об унии, подписанные владыками, и письмо от митрополита, а потом начали настоятельно просить короля о созвании Собора и говорили: «Мы сами подписались на унию, но нужно нам подумать и об овцах Христовых нашей паствы, чтобы и они с нами согласились». Особенно указывали на то, что князь Острожский, крепчайший столб и украшение православной Церкви в Литве, еще не согласился на унию и требует Собора. Король решился было уступить, хотели уже писать о Соборе грамоту митрополиту и универсалы. Но в это время до короля стали с разных сторон доходить известия, что русские и не думают о принятии унии, напротив, списываются между собою, чтобы ей противиться. Тогда король внезапно переменил свое намерение и совершенно отказал в созвании Собора . Между тем, будучи весьма обрадован согласием владык на унию, король под влиянием своих советников принимал все меры для поддержания и дальнейшего движения этого дела. В один и тот же день (28 июля) изданы были королем разом три грамоты: одна к князю Острожскому, другая к митрополиту Рагозе, третья к старостам пограничных замков в Польше. |
| Новогродский воевода Федор Скумин писал к одному из почетнейших граждан Вильны, Козьме Мамоничу, что между православными христианами происходит великая смута и, кто причиною тому, он в точности не знает; что он многократно письмами своими просил митрополита открыться и сказать правду, но не добился верного слова. Мамонич показал письмо Скумина виленскому православному духовенству, и оно отвечало воеводе (в ноябре): «Наши владыки, вместо того чтобы собираться на Соборы в Бресте в назначенное время для всего духовенства, вздумали собираться между собою на тайные съезды. Так съезжались они в Сокале, где начали ту злую унию, потом в Красном Ставе, а ныне собирались в Кобрине и в Бресте, и митрополит, отъезжая туда из Вильны, не сказал ни слова о том собрании, а говорил, будто ему нужно ехать на трибунал в Люблин... Посылали и мы к отцу митрополиту наше писание, чтобы он, не тревожа Церкви Христовой, сказал о себе правду, но доселе не получили никакого известия. Только недели три тому назад присылал он к церковному нашему братству и панам бурмистрам своего писаря Григория, который за несомненное поведал, что владыки поддались папе, отступив от православных патриархов, и показывал о том самые писания владык и королевскую грамоту. Тогда, узнав достоверно, что владыки и митрополит сделали то тайно, без ведома патриархов, низшего духовенства и всех православных христиан, мы, все православное виленское духовенство, протестовали пред Богом и всем христианским народом, как в книгах наших духовных, так и во всех урядах светских, что мы о таком отступлении от наших святейших патриархов не мыслили, и не знали, и на то не соизволяли, и обязуемся непоколебимо стоять при всем благочестии святой Восточной соборной Церкви. Извещая об этом Вашу милость, мы просим тебя быть вместе с иными многими православными защитником и поборником нашей благочестивой веры» . Нельзя здесь не отдать чести тогдашним православным священникам литовской столицы и во главе их достойному отцу протопопу Ивану Парфеновичу. Все они уже перенесли за свою ревность о православии шестинедельное запрещение священнослужения от митрополита; все по его требованию явились к нему на суд, вероятно, в первой половине октября и, несмотря на это, не переставали смело протестовать против унии, ратовать за отеческую веру и тем подавать пример прочему духовенству и мирянам. |
| А грамотою к пограничным старостам король приказывал, чтобы они не пропускали в Литву и Польшу никаких посланцев от патриархов, с их листами или и без листов, ко владыкам или к кому другому, самих посланцев задерживали, листы же у них отбирали и отсылали к королю . Этим уже исполнялась одна из просьб, заявленных владыками королю. Спустя два дня (30 июля) он издал грамоту, обращенную не к митрополиту только и епископам, но и ко всему православному духовенству, которою отзывался как на эту, так и на некоторые другие их просьбы . Сказав о том, что он «часто» напоминал духовным греческого закона, особенно старшим, стараться о соединении в его владениях последователей греческой веры с римлянами и что наконец митрополит и все епископы единодушно положили соединиться с Римским Костелом и подчиниться папе, с сохранением только своих таинств и обрядов, король объявлял владыкам свою признательность и с своей стороны давал им и всему духовенству за себя и за своих преемников торжественное обязательство: а) не придавать никакой силы и значения неблагословениям и проклятиям, какие вздумали бы патриархи присылать в своих грамотах на духовенство и владык, принявших унию, и даже не пропускать таких грамот в пределы Литвы и Польши; б) не отнимать ни у кого из владык до самой их кончины их кафедр и церковных имений; в) уравнять русское духовенство в правах и вольностях с духовенством римским, согласно с грамотою короля Владислава, данною после Флорентийской унии, так как эту самую унию и принимает теперь русское духовенство. Еще чрез два дня (2 августа) король издал новую грамоту, в которой высказывал обещание исполнить не некоторые только, а все просьбы, изложенные в известных нам артикулах, или условиях, унии, которые представлены были ему Потеем и Терлецким от имени митрополита, епископов и всего духовенства. Исполнение этих просьб, перечисляемых в грамоте, должно было последовать, по словам короля, тотчас как окончательно состоится уния; только о двух просьбах он выразился не довольно решительно. «О месте в сенате (для митрополита и владык),— говорил король,— мы обещаем рассудить с панами радами нашими и с чинами Речи Посполитой, так как это дело принадлежит власти сейма... А чтобы монастыри и церкви русские не были обращаемы в костелы, это в наших королевских имениях мы запретим, но в имениях шляхетских сделать того не можем» . |
| В просьбе они извещали князя, что в народе русском, для которого настало теперь несчастное и плачевное время, происходят тревога и волнение от старших его в законе греческом, от владык и от самого митрополита, и притом не в одной только Вильне, но и во всех панствах его королевской милости. А это оттого, что владыки и митрополит, без ведома своих старших, отцов патриархов, от которых получают благословение, и без ведома всех духовных и светских людей закона греческого, вопреки своего долга и присяги устроивши между собою тайные съезды, умыслили поддаться Римскому папе, принять новый календарь, и, к великому вреду древнего христианского закона греческого, придумали между собою какие-то новшества и «артикулы», и «подписались» признать папу своим главою. Затем бурмистры с радцами и лавниками просили князя Радзивилла, чтобы он допустил к себе и благосклонно выслушал их послов, которым они поручили подробнее донести ему о всем деле, и чтобы он был для них, как живущих в его воеводстве, «помощью и оборонцем», а митрополиту напомнил своею грамотою об его пастырском долге . В то же время священники виленского Троицкого братства и особенно дидаскал братской школы Стефан Зизаний за несомненное разглашали в народе, что митрополит и владыки продали свою веру. Узнав об этом, Рагоза прислал в Вильну своего посланца, который старался убеждать всех, что слухи неверны. Но посланцу не поверили. Зизаний и за ним братские священники еще более и настойчивее стали говорить в своих проповедях против своих недостойных архипастырей. Тогда митрополит прислал этим священникам и Зизанию свою грамоту (от 16 июля), которою строго предостерегал их, чтобы они не рассеивали ложного слуха и не возмущали народа, а в противном случае угрожал отлучить их от Церкви и как бунтовщиков предать королевскому суду . В последних числах июня Потей и Терлецкий отправились в Краков, и на пути Потей заехал по своим делам в Люблин, как и уведомлял князя Острожского еще в письме от 16 июня. Здесь-то желание Потея, выраженное в том же письме, исполнилось: он имел случай видеться с князем Острожским благодаря стараниям воеводы подляшского князя Заславского. |
| Рассказы его сектантам о поездке в Петербург отличались крайнею нелепостью и фантастичностью: так, он говорил, что видел Государя, беседовал с ним, и что Государь одной веры с ними – «брат по вере». Он рад бы освободить Кондрата, да министры не позволяют. На вопрос любопытных, каков Государь по виду, Тодосиенко говорил, что Государь находится под стеклом в заплатанной свитке, но что Тодосиенко дал ему из своих собственных денег на бедность 3 р. Не смотря на полную нелепость, эти рассказы находили себе доверие среди сектантов. Тодосиенко был помещен для медицинского исследования его душевных способностей в Кирилловскую больницу, где находился под наблюдением профессора И. А. Сикорского. Проф. И. А. Сикорский так описывает историю его болезни. «Моисей Тодос–ко, Шевск. губ. о уезда с. Яхны, 27 лет от роду, женат. Больной от природы дегенерат, у него заметны самые бесспорные знаки вырождения (седлообразное небо, многочисленный, рассеянные пигментные пятна кожи) рядом с ненормальными размерами и формою головы (продольный диаметр головы 193 миллиметра, наибольший поперечный 162, наибольшая горизонтальная окружность головы 580 м.). К действию спиртных напитков Тодос–ко был всегда чувствителен; в течение последних пяти лет страдал головными болями и бессонницей, к чему вскоре присоединились душевные волнения мрачного характера отчасти с ипохондрическим оттенком. Это заставляло Тодос–ко обращаться неоднократно к врачебной помощи, требовать кровопусканий и проч. В 1890 г. у него появились галлюцинации. Ночью, в октябре 1890 г., находясь в поле, он увидел необыкновенное сияние; в начале 1891 г. находясь в пути, ночью он снова увидел подобное же сияние, после чего в центре сияния отверзлись небеса, и там он увидел пред престолом Божиим коленопреклоненного Тихона Задонского и услышал: кайтесь люди. После этого небеса закрылись. Нередко во время молитвы он слышал необычайно приятный запах, который ни с чем не сравним. С конца 1891 г. в психическом состоянии его происходит существенная перемена. |
| Высшее образование получил в Польше, в Краковской Академии. Затем состоял на службе при доме князей Радзивиллов. Проникшись взглядами своего патрона, перешёл из Православия в Кальвинизм. Продвигаясь по линии государственной службы, достиг чина пана радцы, т.е. сенатора. Женился на дочери одного князя из рода Острожских. Около 1574 г., вероятно под влиянием жены и её родственников (православных), вновь вернулся к православному исповеданию. С 1577 г. служил земским судьёй, а с 1588 – каштеляном г. Бреста. Примерно с того времени, возможно, под влиянием римско-католического епископа Бернарда Мациевского, стал склоняться к Унии, скрывая это до поры до времени от окружающих его православных. В 1592 г. овдовел и изъявил желание принять монашеский постриг. Пострижение Адама, нареченного Ипатием. совершил сам экзарх, епископ Луцкий Кирилл. Ничего не подозревая о его симпатиях к Унии, князь К.Острожский сам рекомендовал его королю Сигизмунду, как достойного кандидата на вдовствующую Владимирскую кафедру, епископом которой он в мае 1593 года и стал. Впоследствии он вместе с епископом Кириллом (Терлецким) стал главным делателем Унии. По словам проф. А. Карташёва , «Ипатий Потей и есть личный творец Унии». Действительно, вскоре по хиротонии он сошёлся с епископами-заговорщиками Кириллом и Гедеоном, которые и посвятили его в свои планы. «Терлепкий стал убеждать Потея, что нельзя дольше оставаться под управлением Патриарха, который по простым доносам низлагает епископов, поставил над епископами братства, предоставив им право наблюдать за их деятельностью, и что подобное положение изменится, если они отдадутся под власть Папы. Подобный акт принесёт им ещё и ту пользу, что будет выполнено королевское обещание о возврате отобранных от них церковных имуществ. Но Потея не надо было убеждать, так как в душе он был униатом» (15). О справедливости последнего заключения красноречиво говорят следующие обстоятельства. Когда в июне 1593 г. князь К.Острожский, до которого, вероятно, дошли уже слухи о готовящейся унии, обратился к еп. |
| 6. История подготовки и осуществления унии церквей в конце XVI в. выявила взаимное непонимание католиков и православных. История Брестской унии – история иллюзий. Исторически эти иллюзии были столь же закономерны и неизбежны, сколь закономерен и неизбежен был их крах. Православные епископы и другие православные сторонники унии вовсе не хотели становиться католиками, хотя и не отдавали себе отчета ни в том, что на самом деле разделяло их и католиков, ни в том, в каким последствиям приведет их отчаянный маневр. Католики не хотели и не могли – настолько, насколько они оставались католиками! – пойти на то, чтобы христиане, признавшие власть, авторитет и правоту папы, оставались бы не-католиками. Они, как и православные, не понимали, в чем состоят глубинные различия двух христианских традиций и к каким катастрофическим последствиям может привести заключаемая уния. Взаимное непонимание православных и католиков во времена Брестской унии коренится в особенностях и различиях двух христианских ментальностей, исторически сформированных конфессионально-культурными традициями византийско-православной и латино-католической цивилизаций. 7. Последствия взаимного непонимания и иллюзий стали выявляться уже в 1595 г. Одним из них был фактический отказ католической стороны от проведения общего собора, на который так надеялись православные. Другим – поворот событий, который ждал Ипатия Потея и Кирилла Терлецкого в Риме. Однако пути назад уже практически не было ни для православных инициаторов унии, которые всё поставили на одну карту, ни для католиков, которые по природе своего экклезиологического мышления не могли отказаться от счастливо представившейся перспективы «обращения» из «схизмы» в истинную веру миллионов «заблудших овечек». Глубокий раскол православной церкви (и следовательно, всего общества!) во время Брестских соборов октября 1596 г. стал, по сути, первым публичным крахом унионного плана и ярчайшим выражением взаимного непонимания двух сторон. История украинско-белорусского православия и Брестской унии позволяет, таким образом, выявить некоторые исторические реальности, определявшие особенности развития католических и православных обществ и противоречия в их взаимодействии в Средние века и в «эпоху конфессий». |
| Другой пункт этой части инструкции предусматривал введение в трибунальский суд трех представителей православного духовенства и трех православных светских лиц. Третий пункт требовал запретить епископам передавать в руки светских людей судебные полномочия по «духовным делам» – разводам и другим вопросам. Наконец, четвертый пункт касался сохранения церквей в Рыдле, Кесе, Троках и других местах. Таким образом, инструкция предусматривала продолжение разносторонних реформ в православной церкви. Однако главная роль в их обеспечении отводилась мирянам, представленным братствами. При том что некоторые пункты инструкции предусматривали укрепление статуса и влияния духовенства, в целом она представляла большую опасность его полномочиям. Епископат как группа подвергся острой критике. Их избрание становилось фактически прерогативой шляхты, и это должно было стать законодательной нормой. Предусматривалось существенно ограничить их права распоряжаться церковным имуществом. Под особенно сильный ударом оказывались Терлецкий, Балабан и Копыстенский. С другой стороны, на особом положении как прототроний и хранитель казны, предназначенной для церковных «инвестиций», оказывался Ипатий Потей. По сути, речь шла о коренной перестройке внутрицерковных отношений. И поскольку она предусматривала очень заметное ограничение власти духовенства при одновременном усилении роли мирян, консенсус, выработанный между духовными и светскими руководителями церкви в Бресте в 1591 г., оказался под прямой угрозой. Как инструкция была воспринята духовенством, присутствовавшим на соборе? Мы можем судить об этом только на основании соборной грамоты и реакции Кирилла Терлецкого. Соборная грамота была подписана не всеми перечисленными в преамбуле духовными лицами и далеко не по всем откликнулась на требования инструкции. Она подтверждала права и статус признанных собором братств, а другие братства запрещала и упраздняла. Относительно противников «законных» братств подписавшее грамоту духовенство заявляло, что не будет снисходить к тем, кто подлинно виновен, но судить виноватых будет и на соборах, и у себя в епархиях и приходах «водлуг духовного права». |
|
|
