| Османская империя после долгой неудачной войны с Габсбургами находилась в тяжелом положении, ядро гос-ва - М. Азию - потрясали восстания джалалиев. В таких условиях война могла оказаться удачной, а достигнутые успехи укрепили бы положение Л. на рус. троне. Судя по предпринятым шагам, план военных действий предусматривал поход войск по Дону к лежавшей в его устье османской крепости Азов. Решения о походе были приняты, по-видимому, в окт. 1605 г., когда в России были задержаны крымские гонцы, а у крупных мон-рей стали изымать большие суммы денег «на плату воинским людям» (у Иосифова Волоколамского мон-ря было взято 3 тыс. р., у Кириллова Белозерского - 5 тыс. р.). Зимой 1605/06 г. в Елец, к-рый должен был стать базой для похода, свозились запасы снаряжения и продовольствия, здесь строились суда для плавания по Дону, сюда же отправляли пушки, отлитые на Пушечном дворе. В марте 1606 г. началась рассылка указов о сборе на войну поместного войска. В апр.-мае 1606 г. с мон-рей собирали деньги «в полской поход на ратные люди» и «посошных людей... в Елец и на государеву службу». Мнишеку Л. сообщил о своем намерении отправиться к войску после Пасхи (20 апр.) 1606 г. Сопровождавшие Л. иезуиты прибыли вместе с ним в Москву и поздравили нового царя после коронации. Они получили разрешение совершать богослужения и выступать с проповедями перед приехавшими в Москву поляками. Самозванец выражал желание построить в Москве костел для служивших ему поляков. В ответ на возражения членов думы он сказал, что католики ничем не хуже живущих в Москве протестантов, к-рые имеют свои храм и школу. Вместе с тем прозелитической деятельностью иезуиты в Москве не занимались. Более того, принимались меры, чтобы по внешнему виду они не отличались от правосл. духовенства: носили такие же рясы, как правосл. священники, имели бороды и длинные волосы. На переговорах с А. Госевским осенью 1605 г., когда речь зашла об обязательствах, данных Отрепьевым в Кракове, Л. не дал согласия ни на постоянное поселение в Москве иезуитов, ни на строительство в Москве католич. |
| XX в. было продолжено изучение некрополя Троице-Сергиевой лавры (В. И. Вишневский, С. З. Чернов, А. В. Энговатова). Дальнейшее продвижение исследований Н. обеспечили работы, начавшиеся с 80-х гг. XX в. в мон-рях Москвы под рук. Л. А. Беляева. На их основе была издана фундаментальная монография (Русское средневек. надгробие. М., 1996), позволившая перейти к рассмотрению генезиса и развития форм и орнаментики древнерусских Н. на широком культурно-историческом фоне. В оборот были введены сотни новых Н., уточнена формальная типология, созданы критерии внетекстового датирования, предложены варианты каталожного описания. Последовавшая за монографией 1-я коллективная работа о древнерус. Н. (Русское средневек. надгробие XIII-XVII вв.: Мат-лы к своду. М., 2006) обозначила необходимость составления общего свода Н. и продолжения сравнительного анализа их искусства и семантики. В обеих работах авторы опирались на находки, происхождение к-рых археологически документировано, что позволяет привлечь исторический контекст при изучении усыпальницы князей Пожарских в суздальском Спасо-Евфимиевом мон-ре и Н. более позднего периода в московском Даниловом мон-ре. В дальнейшем в процесс сбора и публикации Н. (в т. ч. археологических фрагментов) включились специалисты по охранным исследованиям Москвы, древних городов и сел Подмосковья (напр., А. В. Алексеев), мон-рей Рус. Севера (Кириллов Белозерский мон-рь - И. В. Папин, Соловецкий мон-рь - В. А. Буров и др.). Для фиксации привлекаются новые методы (3-D-ckahupobahue и др.), готовятся научные программы тотального обследования некрополей, музейных и церковных собраний. Происходят открытия и на давно изученных кладбищах, что позволяет иногда заново представить картину духовного мира «владельцев» Н. и оказывает влияние на формирование национальной исторической памяти (серия дублирующих Н. в Высокопетровском мон-ре). Параллельно развитию археологического, эпиграфического, формально-иконографического и др. методов изучения меняется и подход к культурной интерпретации такого явления, как древнерус. |
| Работы этого периода, а также уточнения датировок и атрибуций, предложенные М., не утратили своего значения и поныне. Итогом изучения сергиево-посадской коллекции шитья стал раздел в монографическом издании «Троице-Сергиева лавра: Художественные памятники» (М., 1967), в к-ром были продемонстрированы все научные приемы автора: многоплановость анализа с учетом исторических обстоятельств и персоналий, точность и обстоятельность характеристик. С 1962 г. М. начала работать в Музеях Московского Кремля как хранитель Благовещенского собора. Благодаря ей были систематизированы иконы, предметы утвари и убранства этого храма. Она создала новые экспозиции, напр. выставку икон из придельных церквей Благовещенского собора, организовала профилактику и реставрацию икон из деисусного и праздничного чина иконостаса (кон. XIV - нач. XV в.). М. возглавила комиссию по научной каталогизации музея, она разработала форму инвентарных описаний, составила программу каталогизации музейных собраний. В 1971 г. состоялась защита ее канд. дис. «Древнерусское лицевое шитье XVI в.» в Ин-те археологии АН. На должности зам. директора по научной работе (1972-1979) М. продолжала заниматься изучением лицевого шитья, активно участвуя в выставочной и научной деятельности музея, в различных музейных и научных конференциях. Темами ее исследования становились ведущие мастерские шитья Др. Руси - царские и боярские светлицы; изучение и атрибуция шедевров, происходивших из крупнейших соборов (московского Успенского, новгородского Софийского), монастырей (Кириллова Белозерского, Соловецкого). Для метода работы М. был характерен энциклопедический подход, удачно совпавший со счастливой возможностью изучать лучшие из древнерусских коллекций лицевого шитья: в ризнице Троице-Сергиевой лавры и соборах Московского Кремля. М. досконально знала архитектуру храмов Кремля, состав и историю произведений из др. собраний. Исследуя технологию и стиль шитья, она рассматривала произведения как исторические памятники, созданные в определенных обстоятельствах и связанные с крупными историческими деятелями Др. Руси. Ее работы открывали новые научные возможности для различных исторических дисциплин, для обогащения складывавшейся картины развития отечественного искусства. В фундаментальном труде, посвященном облику и убранству Благовещенского собора и опубликованном к 500-летию этого памятника, М. написала большой раздел о лицевом шитье, о предметах церковного убранства, выполненных в разных техниках (о вратах с золотой наводкой, ризничных драгоценностях и мощевиках), о рукописных книгах. Будучи сама уникальным специалистом, она ценила мнение коллег, учитывала их атрибуции (воспоминания об этом см.: Гусева Э. К. О Л. Д. Лихачёвой в окружении коллег, друзей, родных//Страницы истории отеч. искусства: К 75-летию со дня рожд. Л. Д. Лихачёвой. СПб., 2012. С. 186-194). |
| Нил не старался придерживаться строгого одиночества, в котором он видел много соблазна для души, – и на лесной прогалине у берегов реки Сорки появлялись иногда старцы-иноки. Появлялись редко, но когда приходили, беседовали с пустынником подолгу, спрашивая советов, наставлений, разъяснений относительно трудно понимаемых мест Св. Писания. Иногда же, боясь нарушать уединение Нила, присылали ему «писаньица», прося «отписать на основании божественных писаний и святых отец». Особенно радовали старца посещения и беседы Германа и кирилловского игумена Гурия, по прозвищу Тушина. Когда Нил возвратился с востока, он уже не застал друга своей юности Германа в обители. Герман ушел от непререкаемых раздоров в одну из многочисленных белозерских пустынь и там подвизался. Прослышав о прибытии Нила и о водворении его на Сорке, он стал изредка приходить к нему на духовную беседу, в которой раскрывал пред другом своей юности душу свою скорбную. А скорбела она у Германа от того, что он видел кругом. И скорбь эта еще более усиливалась потому, что Герман по доброте своей души и по глубокой вере в людей не хотел признать их явных недостатков. С первого же раза встречи Нил стал указывать своему другу на неправильности жизни иноков и, как на причину такой неправильности, на то, что современные иноки совсем не хотят «испытывать божественных писаний» и устраивать по ним свою жизнь. Герман соглашался с тем, что жизнь современных ему иноков безотрадна, что никто не сверяет своих дел с указаниями воли Божией, но не решался упрекать в этом самих иноков; а так как иной причины, как злая воля, он сам не мог придумать, то и страдал от этого. Особенно тяжело ему стало в последнюю встречу с сорским старцем. Нил, указавши на неблаговидное поведение иноков, резко отозвался о них. Герман глубоко-скорбный ушел от своего друга и чрез несколько времени прислал ему «писаньице», в котором сообщал, что скорбь его души до сих пор не улеглась, просил ответа и еще раз подробного наставления для жизни... Не забывал сорского отшельника и новый кирилловский игумен Гурий. Еще когда Нил, отказавшись от игуменства, жил у стен обители, Гурий сразу же по своем избрании обратился к старцу за духовными наставлениями; потом помогал ему, чем мог, при устройстве часовенки и келии и нередко приходил и сюда, в пустыньку, за советами и разъяснениями недоумений. Недавно, будучи на беседе у старца, он предложил ему ряд духовно-нравственных вопросов, а потом и «писаньице» об этом переслал Нилу, настоятельно прося приготовить ответ, за которым придет послушник. |
| Поднявшись с земли, грустно стояли перед Нилом кирилловские иноки. Наконец, вперед выступил седовласый старец, самый древний насельник обители. – Отче, – сказал он, обращаясь к Нилу, – знал я тебя еще тогда, когда ты юношей пришел в нашу обитель. С того самого момента и доныне ты неустанно ищешь правды Божией. Идя сюда, к тебе, думали мы, что ты всех нас возьмешь под свою руку и поведешь в горнее царствие от грешного мира. Бог не судил сбыться сему нашему желанию. Да будет так. Поступай так, как велит тебе твоя душа, но не оставляй и нас сирыми. Вот мы выберем игумена, и ты, отче, наставь его, коли за советом он к тебе придет, научи его, как управлять обителию, чтобы не привести ее к тому, к чему привел брат наш Нифонт... – Истинно так, истинно так, – подтвердили и все иноки, – не забывай нас, отче, своими молитвами и наставлениями... Через несколько времени иноки, сердечно простившись с Нилом, ушли. Нил вернулся в свою избушку и, став пред ликом Спасителя на колени, долго молился. На монастырском биле привратник уже простучал полуночный час, а молитвенно склоненная фигура старца продолжала оставаться неподвижной... § XI Над лесами, холмами, водами белозерскими встало раннее весеннее солнце. Золотом тронуло оно верхушки сосен, пихт, елей, лиственниц, наполнило воздух пением птичек, разогнало густой туман, стройной пеленой вытянувшийся было над многочисленными озерами и речками... Заглянул светлый солнечный луч и в дикое, мрачное лесное место, над которым, охраняя его, столпились великаны-деревья, – заглянул и осветил небольшую деревянную часовенку, рядом с ней убогую келию и на пороге ее старика с раскрытой на коленях книгой. Он с особенным вниманием читал выведенные уставом на бумаге слова, и лицо его то озарялось радостною улыбкой, то становилось скорбным, грустным. Тогда он покачивал головой и, придвинув книгу совсем близко к глазам, напряженно всматривался в буквы... Это был старец Нил Майков. Уже два года, как ушел он совсем из Кирилловой обители сюда, в избранное им место, отстоявшее от монастырских мест в пятнадцативерстном расстоянии. У братии он тогда сразу же узнал, как называются облюбованное им озеро и река. |
| XVII в. Это песнопения в честь Пресв. Богородицы «Блажимо Тя веси роди», «Достойно есть» и «Честнейшую херувим» (РНБ. Кир.-Бел. 639/896. Л. 169; 643/900. Л. 191-192; 684/941. Л. 15 об.), а также Трисвятое (Там же. 605/862. Л. 166-167; 682/939. Л. 258 об.), «Молитв ради» и цикл «Троичны на 8 гласов» («Пятдесятницу празденуемо», «Видехомо свето» и др.) (Там же. 624/881. Л. 128, 273-278 об.). В рукописях сер.- 2-й пол. XVII в. широкое распространение получили 3 произведения опекаловского распева : Трисвятое надгробное, «Достойно есть» и «Придите ублажим Иосифа» (напр., наиболее ранние списки: РГБ. Ф. 228. 36. Л. 219; Ф. 379. 29. Л. 111; попытка датировать появление распева кон. 60-х гг. XVI в. пока не имеет прямых доказательств, см.: Безуглова. 1979; Дроздецкая. 2005). Ряд не вполне ясных ремарок, сопровождающих песнопения, иногда также позволяет отнести появление этих произведений к творчеству монастырских клирошан. Так, исследователи предполагают, что в указании «Телегина да Юрева» к песнопению «Ныне силы небесные» (в ркп. сер. XVII в. РНБ. Соф. 480. Л. 209 об.) названы имена распевщиков (см.: Фролов 1979. С. 356; Кручинина. 1979. С. 129). Однако скорее всего это еще один пример коллективного творчества монастырских мастеров. Ремарка свидетельствует, по-видимому, о зарождении и бытовании распева в сев. мон-рях - устюжском Телеговом и архангельском Юрьевом (или в Юрьевом мон-ре в Вел. Новгороде). В «Сказании о различных ересях» инок Евфросин упомянул «краснопевцев», похвалявшихся «дудкиным пением» (см.: Ундольский. 1846), очевидно подразумевая распев, возникший в нижегородском Дудином мон-ре (в певч. рукописях он не обнаружен). Активная музыкально-творческая деятельность клирошан способствовала тому, что люди стремились к теоретическому осмыслению основ своего искусства. Выдающимся памятником теории древнерус. музыки стало написанное в 1604 г. клирошанином Кириллова Белозерского мон-ря Христофором руководство «Ключ знаменной» . Христофор создал 1-й в России обстоятельный музыкально-теоретический трактат, применив невиданные до него приемы изложения справочного материала (сопоставительное пояснение знаков 2 разных стилей, использование таблиц). |
| 1117 г. ( Порфирьев. 1877. С. 16). Д. п. з. постоянно (вплоть до «Кирилловой книги». М., 1644) фигурируют (под названием «Двенадцать Яковлич») в древнерус. «Списках книг истинных и ложных», в разделе отреченных книг ( Грицевская И. М. Индексы истинных книг. СПб., 2003. С. 38, 44, 163, 165-168, 170, 172, 174, 176-179, 181, 187, 194, 198, 201, 224, 228, 233). В рус. рукописной традиции представлены списками в составе Палей - Толковой (старший список - РНБ. Собр. СПбДА. А.1.119, 2-я пол. XIV в.) и хронографической (старший список - ГИМ. Барс. 619 (см.: Барсовская Палея ), 10-е гг. XV в.) - и с XV в. самостоятельно, в различного рода сборниках (напр., в сборнике посл. четв. XV в. кирилло-белозерского книгописца Евфросина как Завет Завулона - РНБ. Кир.-Бел. 9/1086. Л. 270 об.- 272). В Толковой Палее содержится сокращенная редакция Д. п. з., в хронографической - пространная. Текстология самостоятельных (вне Палеи) списков памятника изучена недостаточно, однако для большинства из них можно предполагать вторичный по отношению к Палеям характер. Поскольку в Палее Д. п. з. помещены после рассказа о смерти Иосифа Прекрасного, то последовательность их изменена: цикл начинается с Завещания Иосифа. Эта структурная особенность характерна для большинства рус. списков памятника. В 3-й четв. XV в. Д. п. з. были включены в Архивный список т. н. Хронографа Иудейского (РГАДА. Ф. 181. 279), переписанный, по всей вероятности, в Слуцке. Менее вероятно, что это произошло на этапе создания архетипа данного хронографического свода в XIII в. (ок. 1262) в Галицко-Волынской Руси, поскольку в др. его списках (Варшавском и Виленском) текст «заветов» отсутствует. В кон. XV - 1-й трети XVI в. в Западнорусской митрополии предпринимались опыты по превращению Д. п. з. в духовно-назидательное и даже уставное чтение. Ок. рубежа XV и XVI вв. они вошли в состав юго-зап. редакции Измарагда (старший список - Вильнюс. БАН Литвы. Ф. 19. 240. Л. 586-612, нач. XVI в.) в качестве глав 323-334, по расположению «заветов» совпадающих с Палеей, без общего заголовка (см.: Добрянский Ф. |
| о. основатели воспользовались уставами Соловецкого, Кириллова Белозерского , Троице-Сергиева и Иосифова Волоколамского мон-рей, выписки из уставов этих обителей встречаются уже в ранних выговских сборниках. Традиции древнерус. монастырской жизни Выг впитывал не только через книги, но и благодаря монахам, покинувшим свои обители в результате неприятия богослужебных реформ и переселившимся на Выг. Выговские источники свидетельствуют о том, что общежитие и церковная служба на Выге были установлены иноком Пафнутием по чину и уставу Соловецкого мон-ря. А. Денисов писал о том, что Выговская пуст. является непосредственной преемницей Соловецкого мон-ря «яко благословением, тако чином и уставом» ( Денисов А. Слово надгробное Петру Прокопьеву//Выговская поморская пустынь и ее значение в истории России. СПб., 2003. С. 269). Постепенно выговцы выработали свой богослужебный устав, учитывающий отсутствие священства (изд.: Устав: Круг вселетнаго богослужения поморскаго Выгорецкаго мон-ря. Саратов, 1913). Дисциплинарная часть выговского устава, сложившаяся в первые годы существования общежительства, получила письменную фиксацию в 20-30-х гг. XVIII в. Согласно статьям, составленным братьями Денисовыми, в общежительстве были обязательны неукоснительное соблюдение принципа раздельного проживания мужчин и женщин, присутствие на церковной службе, исполнение келейного правила, повиновение настоятелю, отказ от личного имущества; осуждались излишества в одежде, пище, украшении икон. Руководство повседневной жизнью осуществляли келарь, казначей, нарядник, городничий; круг их обязанностей также был закреплен уставом (см.: ИРЛИ. Собр. Заволоко. 3. Л. 146-175 об.; Барсов Е. В. Уложение братьев Денисовых//Памятная кн. Олонецкой губ. за 1868-1869 г. Петрозаводск, 1869. Ч. 3. С. 85-116). В 1702 г. соборным постановлением было проведено разграничение организационных и духовных дел в руководстве общиной: киновиархом пустыни выбрали А. Денисова, духовные дела остались в ведении Викулина. Вопросами церковной службы ведал уставщик (первым эту должность занимал Прокопьев). |
| Виленского повета Бобруйского повета Города: Борисов Мозырь Игумен Речица (л. 24 об.) Всего в епархии: XV. Могилевская и Полоцкая. С 1797 г. Белорусская и Могилевская. Белорусской губернии: Кафедральный город – Могилев Мстиславль Рогачев Чериков Повет Белицкий Повет Сеннинский Витебск Невель Велижский повет Полоцк Динабург Городецкий повет Люцинский повет (л. 11 об.) Всего в епархии: XVI. Московская и Калужская Московской губернии: Кафедральный город – Москва Никитск Богородск Броницкого округа Серпухов Дмитровск (?) Воскресенск – заштатный Волоколамск Можайск Звенигород (л. 14 об.) Всего в епархии: Дмитровское викариатство: Московской губернии: Дмитров Калужской губернии: Калуга Козельск Мещовск Перемышль Пригород Воротынск Жиздра Мосальск Боровск Медынь Таруса Лихвин – заштатный Малоярославец – заштатный Серпейск – заштатный (л.26 об.) Всего в губернии: А во всем викариатстве: XVII. Нижегородская и Алаторская Нижегородской губернии: Кафедральный город – Нижний Новгород Балахна Семенов Горбатов Арзамас Ардатов Лукоянов Василь Княгинин Тут же были заштатные города – Починки, Сергач, Макарьев и Перевоз. Всего в губернии: Симбирской губернии: Алатырь Саранск Курмыш Инзарского уезда Корсунского уезда Всего в губернии: (л. 20). А во всей епархии: XVIII. Новгородская Новгородской губернии: Кафедральный – Новгород Валдай Боровичи Устюжна Тихвин Белозерск Кириллов – заштатный Череповец – заштатный Крестцы – заштатный (л. 13 об.). Всего по губернии и епархии: Старорусское викариатство Новгородской губернии: Старая Руса Петрозаводск Олонец Лодейнополь – заштатный Каргополь Вытегра Всего в губернии: Архангельской губернии: Пудожского уезда Повенецкого уезда Всего в губернии: (л. 28). Всего в епархии: XIX. Новороссийская и Днепровская Новороссийской губернии: Кафедральный – Новомиргород Елисаветград Александров Новороссийск Павлоград Перекоп Акмичет Херсон Бахмут Ольгополь Тирасполь Таганрог Ахтиар Николаев Очаков Бореславл Дубоссары Овидиополь Одесса Кинбурская крепость Уезды: |
| – Темой требовалось прежде всего привести в известность возможно большее число списков обиходников Троице-Сергиева монастыря, сравнить их между собой и определить, какие из них положить в основу своих суждений по данному вопросу. Сделать это хотя по существующим описаниям Невоструева, Ундольского, Востокова, Калайдовича, Строева, Леонида, Титова и др. не составило бы большой трудности для автора. И тем необходимее было произвести эту предварительную работу, чем настойчивее подсказывали ее г. Соловьеву предшественники, пользовавшиеся другими, чем он, списками обиходников. Автор наш руководился не столько существом дела в выборе материала, сколько, так сказать, сподручностью его. Это понятно и в положении студента в значительной мере извинительно. Но непонятно то, каким образом, знакомясь в Синод. б-ке с рукописью 401, автор просмотрел 534 – сводный обиходник Троицкого Сергиева и Кириллова Белозерского монастырей, поставленный на первом месте и подробно описанный покойным Невоструевым (III. 1, стр. 378–387), а занимаясь в лавре, не поинтересовался заглянуть в рукопись 248? Приняв во внимание Синод. рукопись за 534 и указания вышеназванных описателей касательно других списков, автор не имел бы уже основания ссылаться на трудность выделения из рукописей Волокол. 338 и Московск. Синод. 902 собственно «принадлежащего Троицкому обиходу» (стр. 111) и избег бы упрека в главном – в случайности избрания рассматриваемого в сочинении материала и условном значении всех его теперешних выводов... Есть в сочинении и другие крупные недостатки. Например, речи о происхождении обиходников и взаимном отношении их поверхностны. Говоря о богослужении Троице-Сергиева монастыря и его отличиях, автор занимается больше местным месяцесловом и обстановкой службы, чем самой службой. Притом же отделять предпоследнюю главу от предшествующей значило разъединять материи однородные. Встречаются в сочинении сведения ошибочные (стр. 2. 4. 8. 26 и др.), суждения противоречивые и неосновательные (стр. 23. 108. |
|
|
