| Большинство из них даже не считают нужным обосновывать свою оценку этого поступка св. Кирилла, 628 а категорически осуждают Кирилла, осыпая его очень нелестными эпитетами, и только некоторые пытаются доказать виновность Кирилла теми или другими доводами. Но для примера, как подобные авторы насилуют факты истории, желая подтвердить свои предвзятые взгляды и ложные убеждения, обратимся к Гиббону. 629 „Без всякого легального приговора, говорит он, без всякого императорского повеления патриарх повел атаку (sic!) против синагог“. Трудно понять, о каком приговоре и повелении императора говорит здесь Гиббон. Если о специальном для этого события, то об этом нелепо было-бы и думать; если-же вообще об императорских распоряжениях на случай народных волнений, то таковые, несомненно, имелись, и св. Кирилл их не нарушил, в противном случае, почему же префект Орест не догадался сказать в своей жалобе императору то, что пришло в голову Гиббону? „Безоружные, захваченные врасплох евреи, говорит далее Гиббон, не могли оказать никакого сопротивления“. Но читал-ли Гиббон первую половину того же самого рассказа Сократа, который он пополняет своей фантазией, о происшедшем в предшествующую этому событию ночь, о зверском, коварном избиении христиан евреями? Неужели-же евреи, только-что перерезавшие, конечно, не одну сотню христиан, были безоружны и захвачены Кириллом врасплох? „Их молитвенные дома, повествует Гиббон, были срыты до основания.“ Но Сократ, рассказ которого так оригинально передает Гиббон, говорит, что Кирилл „синагоги у них (евреев) отбирает“, а не срывает до основания. „Воинственный епископ, продолжает Гиббон, наградил свои войска ограблением еврейских богов“. Что здесь ученый историк (или его переводчик) разумеет под „еврейскими богами“, мы уж отказываемся решать. „Он выгнал из города, хитро клевещет Гиббон на Кирилла, уцелевшие остатки неверующего народа“. Естественно является вопрос: от чего „уцелели“ эти остатки? Читатель, очевидно, должен прочесть между строк, – „от поголовного избиения“ так как Сократ, как-бы нарочно ни слова не говорит об избиении евреев, то прямо и открыто сказать, что произошло избиение евреев, нельзя; заставить же намеками всякого читать это между строк, – это для историков, подобных Гиббону, дело вполне позволительное. |
| Но эти обвинения, доказывая, что депутация не была прислана под влиянием Кирилла, как думают некоторые, 682 приписывая Кириллу грех невольный и независящий от него: из Александрии он, как архиепископ громадной области, не мог не отлучаться, а причины слабости его надзора над параваланами зависели не от него, а, как увидим дальше, от состава и прав этой корпорации. Во всяком случае, заявляя, что если бы архиепископ был в городе и если бы его надзор над параваланами был усилен, то беспорядков не было бы, депутация тем самым выражала полное доверие своему архиепископу. Правда, император сомневается в силе влияния архиепископа на параваланов и потому учреждает над ним гражданский контроль. Очевидно, Феодосий II имел к этому времени другие источники сведений о беспорядках, происходивших в Александрии. Без сомнения, префект Орест успел уже особым донесением известить императора об этом, стараясь, конечно, очернить архиепископа. Донесение это не сохранилось, однако по смыслу первого закона о параваланах, изданного, очевидно, под влиянием этого донесения, ясно, что Орест (если дело шло действительно об убиении Ипатии) все-таки не мог обвинять св. Кирилла в этом злодеянии (в таком случае возникло бы форменное судебное дело против св. Кирилла), а только указывал на слабость его надзора за параваланами. Судя по второму закону Феодосия о параваланах, св. Кирилл счел своим долгом, по выходе первого закона о них, объяснить причину безуспешности его надзора за параваланами: в состав этой корпорации входили нередко люди богатые и знатные, которые, конечно, могли себя держать независимо от архиепископа; кроме того, корпорация эта пользовалась правом посещать театры, присутствовать на судах и участвовать в политических организациях. И вот, Феодосий II, согласно этим новым сведениям, издает закон, которым уничтожает указанные Кириллом причины, препятствовавшие его надзору за параваланами. Таким образом, депутация александрийских граждан, если она прибыла в Константинополь даже по поводу убиения Ипатии, не только не обвиняет Кирилла в этом злодеянии, но в усилении его власти над параваланами видит единственное средство от повторения таких событий на будущее время. |
| 192 Но все эти клеветы врагов Лукариса противоречат достоверным свидетельствам восточных и, более добросовестных, западных историков о восшествии его на престол патриарший... Некоторые, даже обвинители Лукариса, говорят, что если что подобное происходило, то независимо от Кирилла. Пихлер говорит, что с решительностью можно допустить, «что это не от него происходило, что сомнительно даже то, знал ли он об этом.» 193 Мы же, на основании достоверных исторических свидетельств, скажем, что, при восшествии Кирилла на патриарший престол, в Константинополе не было никаких злодеяний. По свидетельству восточных историков, патриарх Тимофей не был отравлен, – но «мирно почил о Господе.» 194 Об убийстве Иосифа мы нигде не находим свидетельств, кроме Алляция, жестокого врага Лукариса. 195 Кроме того, известно также, что избрание Кирилла происходило в то время, когда он находился в Египте. Филипп кипрский, Киммель, Гэттингер свидетельствуют, что Кирилл Лукарис возведен был на вселенский престол голосом синода. 196 Мелетий – историк говорит, что Лукарис «был избран единодушно собором православных архипастырей в присутствии знатнейшего духовенства и почетнейших мирян (αρχντων) константинопольской церкви. 197 Наконец, та любовь, которая встречала и всегда сопровождала Кирилла Лукариса со стороны клира и народа константинопольской церкви, – свидетельствует о том, что выставляемые врагами Лукариса злодеяния, совершавшиеся будто бы, при его восшествии на престол, – совершенная ложь; потому что, если бы действительно были эти злодеяния, то он на первых же порах оттолкнул бы от себя и клир и народ. Вопреки свидетельствам тех историков, которые говорят, что Кирилл Лукарис долго домогался константинопольской кафедры, и достиг ее незаконно и постыдно, – невольно соглашаешься со словами Киммеля, который говорит, что Кирилл Лукарис «много перечувствовал, когда принимал патриаршество константинопольское по смерти Тимофея.» Он вполне сознавал, что это место было сколько почетнейшее, столько же полное вражды и ненависти и многих беспокойств;·его глазам ясно представлялись: жадность турок, происки антипатриархов, с их епископами и священниками, коварство иезуитов, – и все это заранее обрекало его на великий подвиг. |
| Не говорим уж о том, что оставить Кирилла в дьяконском сане после того, как ему исполнилось 30 лет, было бы незаслуженным оскорблением для него. Значит, вероятно, около 405 г. св. Кирилл был посвящен в пресвитеры. Действительно, этот вывод из общих соображений находит себе подтверждение и в его литературных трудах. Есть у св. Кирилла комментарии на малых пророков. 481 Когда он их написал? Судя но внутренним признаками, они написаны после борьбы Феофила с мнимыми оригенистами („длинными братьями“ и Златоустом), так как пока шла эта борьба, св. Кирилл не позволял себе входить в критику невежественных представлений о Боге у антропоморфитов, бывших главной опорой Феофила против оригенистов. В первой, например, части толкований на Исаию св. Кирилл и не касается антропоморфитов. Но Феофил в своих симпатиях и антипатиях к оригенистам руководился не сочувствием к грубым представлениям о Боге первых и крайним отвращением к ошибкам Оригена , а чисто личными расчетами: ему нужна была помощь антропоморфитов и врага оригенистов – Епифания Кипрского для борьбы с личными врагами. Поэтому, когда эти враги („длинные братья“ и Златоуст) были побеждены, то испарилось и сочувствие Феофила к антропоморфитам, и ненависть к оригенизму. С „длинными братьями“, оставшимися в живых, и их сторонниками он примирился 482 , а к оригенизму стал так терпеливо относиться, что несколько лет спустя (в 409 г.) поставил в Птолемаиду епископом философа Синезия, зная, что он – сторонник многих мнений неоплатонизма, сходных с ложными мнениями Оригена и даже в большей степени противоречащих учению православной Церкви. 483 Так как Феофил перестал поддерживать антропоморфитов и даже стал „снова усердно читать сочинения Оригена “ 484 , то св. Кирилл мог теперь безопасно обличать человекообразные представления о Боге. Действительно, уже во второй половине толкований на кн. пр. Исаии он обличает антропоморфитов. „Божество, пишет он, бестелесно, невещественно, невидимо и просто; и никто правомыслящий относительно Его, не усвоит Ему какого-либо телесного образа. |
| Cyr., Ер. IV ad Nest. ( Καταφλυαροσι) М. gr. 77, 44С. М. IV, 888А. Д.В.С. I 2 , 134. Тьерри прибавляет к этому: „четвертый опозорил своего епископа“ (op. cit. I, 47–48), имея, конечно, в виду того Виктора, о котором говорит св. Кирилл в своем „Апологетике“ к императору, что он (Виктор) напрасно был оклеветан пред отцами Эфесского собора, как враг Кирилла (М. V, 253D-E. Д.В.С. II 2 , 120). Такое сопоставление как будто бы двух Викторов впервые сделал Garnier (М. Mercat., М. lt.18, 813, not. 1) на том основании, что св. Кирилл, назвав в этом послании четырех лиц, в послании к Несторию ( Καταφλυαροσι-М. gr. 77, 44С. Д.В.С. I 2 , 131) дает характеристику только трех, тем самым будто бы показывая, что имя Виктора в послании к апокрисиариям было внесено по недоразумению. Вокруг личности этого Виктора, с открытием коптских актов III вс. собора, создалась целая литература (См. Kraatz, Koptisch. Akten zum ephesinisch. Konzil, Leipzig, 1901; В. В. Болотов , op. cit. и др.) на почве решения вопроса, можно ли считать за историческую личность того Виктора, который является главным действующим лицом в коптских актах. Нам, конечно, нет возможности в настоящем случае заняться разбором всей этой литературы. Скажем только кратко, что с одной стороны: а) странно, что св. Кирилл так легкомысленно поверил при написании послания к апокрисиариям клеветам на „возлюбленного“ (как он его называет) александрийца „старца“, „инока“ Виктора, если допустить, что в этих документах речь идет об одном и том же Викторе; б) странно, что еще в феврале 430 г., при написании послания к Несторию ( Καταφλυαροσι), убежденный в невинности Виктора (почему, как думает Garnieri, и не дает ему характеристики в этом послании), св. Кирилл в июне 431 г. допустил возможность распространиться на соборе снова тем же ложным слухам о том же Викторе. Поэтому догадка Garnieri нам не кажется особенно находчивой. А с другой стороны, не так уж убедительными нам кажутся доводы отрицающих историческое бытие личности Виктора коптских актов и его деятельности в пользу св. Кирилла. Ведь легенды, окружающие выдающихся деятелей в какой бы то ни было области, не дают права историку отрицать историческое существование этих лиц и всей их деятельности; историк и в легенде должен искать историческое зерно. Итак, пока скажем, что, по нашему мнению, Виктор послания св. Кирилла к апокрисиариям и Виктор Апологетика к императору не одна и та же личность. О последнем Викторе речь впереди. |
| 1014 Вышеуказанную мысль Гидулянов находит будто бы в латинском тексте этого послания, имеющегося у М. Меркатора по изданию Baluze, 1015 ограничиваясь небрежно брошенной фразой (в примечании): „лучше по Mar. Marc. (Мегс.?) ed. Baluze.“ Не говоря уж о том, что доказывая свою основную мысль ссылкой на подозрительный перевод, нужно было бы доказать, почему „лучше“ у Меркатора, да еще по изданию Baluze, мы, к сожалению, видим, что Гидулянов и одобренным переводом не воспользовался. Фраза, нами приведенная из Гидулянова, есть слишком свободный и неудачный пересказ текста этого издания. В самом деле, что значит „достаточное вероисповедание“, трудно сказать, а у Меркатора сказано ясно – „rectam fidem“, „catholicam fidem“. Далее, Кирилл, по Гидулянову, (а не по Меркатору и не по Baluze), обещает разрешить епископам, подчиненным Несторию, оказывать ему повиновение. Да разве св. Кирилл запрещал такое повиновение? Да разве он имел власть над этими, вышедшими из повиновения Несторию епископами? Да разве таковые епископы были во время написания означенного послания Кирилла? Ведь послание это, судя по содержанию, было написано в самом начале несторианских волнений, еще прежде жалобы св. Кирилла к папе, императору; а в то время, по словам Гидулянова же, была довольно мирная полемика Нестория даже с Проклом Кизическим. Действительно, ссылка Гидулянова на М. Меркатора одно недоразумение. В разбираемом месте св. Кирилл, по Меркатору, доказывает свое миролюбие и заявляет, что если Несторий пришлет в Александрию православное исповедание веры (т. е. письменно отречется от своих заблуждений), то он и от себя напишет то же самое своим сослужителям (consacerdotum nostrorum), т. е. апокрисиариям, и мир водворится в Церкви. Значит, если св. Кирилл и требует от Нестория присылки православного исповедания веры 1016 , то это свидетельствует совершенно о противоположном тому, что хочет доказать Гидулянов. Ведь при беспристрастном суждении кажется ясно, что если с присылкой Несторием православного вероисповедания вся вражда, по словам Кирилла, могла прекратиться, то значит, вся вражда, или, по крайней мере, сущность её из-за этого вероисповедания и происходила. |
| 1759 . Конечно, такое „требование (восточных) было (для св. Кирилла) неприятно и тяжело 1760 ; он был сильно опечален таким ожесточенным настроением восточных 1761 и не мог согласиться на такие условия, потому что это значило бы зачеркнуть все, сделанное им и Эфесским собором против ереси Нестория. Если бы св. Кирилл был таким гордым и самолюбивым человеком, каким его изображают некоторые историки, то несомненно он даже не отвечал бы на такое дерзкое предложение восточных. Но св. Кирилл не таков был. Он скорбел об ожесточении восточных и всеми силами искал их воссоединения. Он прежде всего убедил Аристолая в невозможности исполнения условий восточных. „Как я, говорил он ему, заключу с ними мир и разрушу постановления собора“? Аристолай, хотя и настаивал на выполнении воли императора, 1762 но утешил св. Кирилла, клириков александрийских и епископов всего Египта, 1763 уничтожив то, что было для них обидным и согласившись на предложенный св. Кириллом условия примирения с восточными. 1764 И вот, св. Кириллом составлено было в ответ Акакию Верийскому довольно обширное 1765 послание. 1766 Высказав сочувствие заботам Акакия о примирении, он скорбит, что восточные только громко кричат о желании примириться, на самом же деле препятствуют примирению, коль скоро требуют, чтобы он отказался от всего, написанного им против Нестория, и ограничился одним никейским символом. Против последнего он ничего не имеет, но заявляет, что против Нестория он писал, будучи вынужден его гнусными речами против Христа. Св. Кирилл далее удивляется, как те, которые императором обязаны осудить Нестория и анафематствовать его скверные догматы, могут требовать уничтожения написанного против этих догматов „Ведь если написанное (нами) против Нестория или против превратных его догматов неправо, в таком случае, говорит св. Кирилл, он низложен без всякого основания. Даже больше того это будет. Значит, что он мыслил правильно, а мы заблуждались, не соглашаясь с ним. Ты понимаешь, что они требуют дела невозможного“. |
| 1626 Что это сочинение написано св. Кириллом именно в это время, это видно из того, что оно было послано восточными своим депутатам в Халкидон, как новинка, 1627 как новое доказательство заблуждений св. Кирилла „Мы послали вашей святости, пишут они, недавно составленное Кириллом Александрийским изложение еретических глав“. 1628 В этом сочинения св. Кирилл подробно, повторяя один за другим свои анафематизмы, дает объяснение на них, доказывая их справедливость и православие. Своим объяснениям он предпосылает предисловие в котором излагает причины, побуждения и цели написания анафематизмов и предлагаемых объяснений на них. При изъяснении первых 4-х анафематизмов, св. Кирилл толкует свои темные, вследствие еще неустановившейся твердо терминологии, выражения. Так, при толковании I-oro анафематизма, он выясняет, что воплощение Слова Божия он понимает не в том смысле что Оно претерпело при этом какое-нибудь изменение „Да не будет!“ восклицает он при этом, но остается тем, чем было потому что Оно не способно терпеть и тени изменения не произошло никакого смешения, или слияния, или сращения Его естества с плотью. При объяснении II-oro анафематизма он толкует, в каком смысле он называет единение естеств во Христе „ипостасным“, в объяснении на III-uй анафематизм – в каком смысле он называет это единение „естественным“, а в объяснении на IV-ый анафематизм в каком смысле он признает у Христа одно лицо, одну ипостась в применении к библейским выражениям, говорящим о божеском или человеческом естестве во Христе. С объяснения на V-ый анафематизм начинаются по преимуществу обличения ереси Нестория. Св. Кирилл указывает на общую нелепость христологии Нестория, низводящей Христа на степень святого человека (объяснение на V анаф.), а потом, обличая частности этой христологии, выясняет положения своей христологии, что Слово Божие не было Богом для Христа (VI), и наоборот, Христос не был орудием в руках Слова Божия (VII), что нельзя разделять Христа в деле поклонения Ему (VIII), что Дух Святой не был посторонней Христу силой (IX), что Христос не возвысился „по мере успехов“ до звания святителя нашего спасения, а снизошёл до этого „по домостроительству “ и не страдал за Себя Самого (X). |
| В Lib. VII, n. 231 св. Кирилл, по изложению проф. Мишо, называет тело и кровь Христа «животворящим благословением». «Он (Христос) приложил нам Себя Самого в прекрасное напутное, как жертва непорочная и яко овча на заколение (Исаии 53, 7, сн. Деян. 8, 32 ) за нас веденный и даровавший нам причастие животворящего благословения, то есть святой Его плоти и крови». «Итак, по заключению нашего автора, Христос есть агнец, жертва; должно соучаствовать в Его жертвоприношении чрез молитву или животворящее благословение, и это есть то, что св. Кирилл называет причастием тела и крови Христовой. Ясно, что он говорит не о причастии телесном или плотском, но о причастии духовном, потому что он желает чрез это означить наше освобождение от греха, так сказать, очищение души, и поклонение в духе и истине» 26 . Все это рассуждение только об одном духовном причащении Христа, на наш взгляд, построено на перестановке слов подчеркнутого самим проф. Мишо выражения св. Кирилла, где пояснительные слова τо υτδτι – τς γας ατο δαρς τε ηα ματος заняли место поясняемого – ελογας τς Ζωοποιον 27 ; между тем в контексте речи сочетание слов совершенно обратное: там св. Кирилл точнее определяет не понятие о святой плоти и крови, но сущность животворящего благословения. Конечно иногда полезна бывает перестановка слов в выражениях, которая, нисколько не нарушая основного смысла речи, однако лучше уясняет ее; но это возможно только иногда, но не всегда. Поэтому необходимо известный текст брать и толковать в том самом виде, в каком он представлен самим автором. Руководясь этим, мы считаем себя в праве в рассматриваемом месте видеть не ту последовательность, будто здесь понятие как бы «материальное» уясняется понятием более духовным, но наоборот ту, что здесь понятие как бы отвлеченное уясняется понятием более конкретным. Мы, поэтому, не можем согласиться с проф. Мишо, будто в Lib. VII, n. 281 св. Кирилл говорит о причастии только духовном, но не телесном или плотском; наоборот, св. Кирилл весьма точно определяет, что под «животворящим благословением» он разумеет материальное причастие тела и крови Христовой. Его мысль та, что в животворящем благословении мы причащаемся собственно святой плоти и крови Христа. |
| Не Несторий, a Дорофей маркианопольский провозгласил, как утверждали, анафему тому, кто Св. Деву называет Богородицею. Несторий был сравнительно умерен в своих воззрениях. К тому же он выступил глубоким чтителем памяти св. Златоуста. Вот почему он, человек пришлый, встретил в Константинополе не одни только бурные протесты и пасквили, развешиваемые по улицам, а и сочувствие и даже рукоплескания, и это не смотря на то, что он нашел в Константинополе себе двух сильных противников в лице отстраненных претендентов на константинопольскую кафедру — Прокла, нареченного епископа кизикского, и ученого пресвитера константинопольского Филиппа, и скоро навлек на себя неблаговоление могущественной августы Пульхерии. Конечно, некоторые константинопольцы прервали церковное общение с своим епископом, но во всяком случае разрыв между ним и паствою никогда не принимал таких размеров, в каких описывает его победоносный противник Нестория, Кирилл александрийский. Самая борьба, поведенная Несторием, как показали последствия, не была бесцельна и лишена всякого основания. То правда, что подозрительный архиепископ расположен был выслеживать «аполлинарианскую гнилость» и в среде несомненно православной. Но в Константинополе были и ариане, которых тоже нельзя было игнорировать, и — главное — уже в эту пору в столице, в клире, монашестве и мирянах, можно было найти тех людей, которые 20 лет спустя, с поднятою головою, выступили защитниками монофиситства. Противником Нестория, учение которого состояло, таким образом, не из одних только заблуждений, был св. Кирилл александрийский. Нужно признать бесспорным, что он борьбу с Несторием повел из-за глубокого убеждения в неправославии учения последнего, что главным мотивом, побудившим его к этому, была преданность церковной истине. Он, как представитель одной догматической системы, противостал представителю другой догматики. Но этот догматический интерес был главным, преобладающим, но все же не единственным. Кирилл александрийский был истинным типом ревнителя не только в светлых, но и в теневых сторонах. |
|
|
