| Однако в ноябре 1920 года красная армия вошла в Крым, и дни свободного русского государства были сочтены. В скором времени последовал переезд ВВЦУ в Константинополь. Здесь деятельность Высшего Церковного Управления продолжилась, но теперь уже в новом качестве. В условиях беженства ВВЦУ решило взять на себя не только управление приходами, подчинявшимися Петроградскому митрополиту, но также и всеми русскими зарубежными миссиями и русскими зарубежными епархиями. Это стало причиной того, что октябрьский указ ВВЦУ, по-видимому, в ноябре 1920 года был изменен. Теперь права архиепископа Евлогия распространялись не на все зарубежные приходы, а только на Западную Европу. Именно этот, зарубежный, вариант указа и был утвержден патриархом Тихоном 8 апреля 1921 года. Следующий указ, изданный зарубежным ВЦУ в апреле 1921 года и полученный архиепископом Евлогием, строго оговаривал его полномочия, ограниченные Западной Европой. Впоследствии представители Русской Зарубежной Церкви старались не упоминать о широких полномочиях, изначально предполагавшихся для митрополита Евлогия. После разрыва между Архиерейским Синодом РПЦЗ и митрополитом Евлогием упоминание о крымском указе стало делом еще более невыгодным. Наверное, этим можно объяснить тот факт, что Махароблидзе в декабре 1926 года, уже после разрыва Карловацкого Синода с митрополитом Евлогием, говорил о крымском указе как об идентичном указу константинопольскому . Возникает вопрос: знал ли сам митрополит Евлогий об отличии между октябрьским (крымским) и ноябрьским (константинопольским) указами ВВЦУ? Говорить о полном неведении митрополита Евлогия было бы не совсем правильно. Так, секретарь Западноевропейской архиепископии Т.А. Аметистов в своей книге «Каноническое положение Православной Русской Церкви за границей», говоря об указах ВВЦУ, упоминает, что крымский октябрьский указ говорил о зарубежных приходах вообще. Правда, упомянув об этом, Аметистов не сделал никаких выводов . В письме патриарху Тихону от 4 мая 1921 года сам митрополит Евлогий писал, что до установления почтовых сношений с Россией он назначен «управляющим на правах епархиального архиерея нашими заграничными церквами» . |
| Как бы то ни было, каждому священнослужителю приходилось решить для себя вопрос принципиальный, юрисдикционный. А в некоторых случаях приходилось возвращаться к этому вопросу несколько раз в течение жизни. Конечно, каждый его решал по-своему. В большинстве случаев даже не сам решал, а следовал обстоятельствам жизни – как сложилось. Во Франции большинство приходов находилось в ведении церковного управления митрополита Евлогия. Из чего следует, что большинство членов духовенства во Франции состояло под канонической властью митрополита Евлогия и его преемников. Разумеется, что принятие другой юрисдикции в этой стране воспринималось как выражение своего рода протеста по отношению к внутрицерковным и межцерковным взглядам митрополита Евлогия или как отстаивание какой-то другой точки зрения на каноническое устройство. Похожее положение дел наблюдалось и в Германии, где количественный перевес принадлежал Русской Зарубежной Церкви, несмотря на то, что в этой стране внешние вмешательства не всегда позволяли прихожанам и их пастырям свободно выражать свой юрисдикционный выбор. 29 На наш взгляд, не следует преувеличивать значение церковных разделений. По меткому замечанию историка русской эмиграции Марка Раева, «раскол практически не породил проблем на уровне приходов, за исключением тех немногих случаев, когда взгляды священника и паствы расходились или когда два священника с разными мнениями претендовали на одно и то же место. В большинстве случаев, однако, подобные конфликты приводили к созданию в одном городе или местности и карловацких, синодальных, и «Евлогиевых», митрополичьих, приходов, а верующие посещали тот, который казался им более предпочтительным». 30 Перейдем к группе священнослужителей, которые в течение своей жизни поменяли юрисдикционную принадлежность один или несколько раз. Во многих случаях это люди, которые на каком-то этане своей пастырской работы принципиально разошлись со своим церковноначалием. Возьмем в качестве примера группу маститых протоиереев (отец С. |
| Автор напоминает, что М. Польский придает этой деклараци значение поворотного пункта в политике митрополита Сергия и считает ее рубежом, отделяющим канонический период в истории Московской Патриархии от неканонического. Из книги можно сделать вывод, будто бы митрополит Сергий был арестован за то, что не соглашался принять условия легализации, но потом купил себе свободу принятием этих условий и в силу этих условий издал декларацию. «На самом деле декларация вовсе не была единоличным актом митрополита Сергия, – пишет С.В. Троицкий , – а подписана не только им, но и еще восемью архиереями... и одобрена большинством епископата Русской Церкви». 925 Трактуя слова Декларации, которые вызвали наибольший протест среди зарубежных иерархов, С. В. Троицкий опровергает их «прочтение», выраженное в «Окружном послании» Карловацкого Собора. Толкование это заключается в том, что митрополит Сергий будто бы признал радости и горести Советского Союза радостями и горестями Церкви. То же самое относится и к призыву Декларации «сознавать Советский Союз гражданской родиной, радости и успехи которого, – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». «На самом деле, – пишет автор, – и там и здесь имеется недобросовестное искажение текста декларации, где нет слова «которого», т.е. Советского Союза или советского правительства, а есть слово «которой», т.е. нашей Родины». 926 Интересное замечание по поводу толкования этой фразы Декларации в зарубежной церковной периодике того времени высказал российский исследователь А.В. Попов : «В журнале Архиерейского Синода РПЦЗ «Церковная жизнь» в одном из первых номеров было опубликовано «Письмо епископа «отошедшего» к епископу «неотошедшему " ». На примере этого документа можно увидеть, как спустя всего несколько лет после Послания (Декларации) митрополита Сергия от 29 июля 1927 г. зарождалась неверная трактовка Декларации. Впоследствии эта трактовка стала единственной в периодике РПЦЗ. В частности, в письме говорится: «...в декларации митрополита Сергия встречаются такие мысли и выражения, которые вполне понятны в устах безбожника, комсомольца или коммуниста, но никак не к лицу Первоиерарху, хотя и временному, Русской Православной Церкви. Так, например, митрополит Сергий в своем воззвании уверяет чад Православной Церкви в том, что радости и скорби, удачи и неудачи социалистического пролетариата и Церкви Христовой совпадают. Дальше кажется и идти некуда». В данном случае речь идет о толковании фразы из послания митрополита Сергия «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи». В этой фразе ничего не говорится о безоговорочном подчинении гражданским властям, а слова «радости и успехи» по прямому стилистическому смыслу отнесены к Родине, а не к «социалистическому пролетариату " ». 927 |
| ки линии архиерейского синода в Карловцах против митрополита Евлогия представляют крайнюю правую монархическую группу, которая выбирает высший церковный орган и митрополитов не на основании церковно-канонических соображений, а на основании своих политических симпатий, своих черно-реакционных вожделений. Если бы архиерейский синод и архиерейский собор обнаружил вдруг более левое и свободолюбивое церковное направление, если бы он порвал с правым монархическим течением, то нынешние его сторонники отступили бы от него и начали бы отрицать его церковность и его авторитетность. Таковы ведь и коммунисты, которые для себя признают полноту свободы, но не дают дышать свободно другим. Все эти крайние правые монархисты в эмиграции вполне признают для себя свободу совести и свободу выбора и полагают авторитет церкви, где им хочется и нравится, наделяя авторитетом тех митрополитов и епископов, которые потакают их инстинктам и сочувствуют им. Я не раз слыхал от русских в Берлине, что они не признают авторитета митрополита, юрисдикции которого они подчинены, потому что им не нравится его направление. Голоса Церкви, который осудил бы их вожделения и политические симпатии, эти люди никогда бы не послушались и не признали бы его церковным. Ведь они никогда не желали слушать Патриарха Тихона, т. е. верховный орган православной русской церкви, не слушали его и епископы, которым не нравилось направление патриарха. Само образование архиерейского синода было нарушением воли патриарха, было самочинным актом. Все эти своевольные люди правого лагеря никогда не признавали свободы церкви и всегда отстаивали насилие государства над церковью, вернее, не государства, а своего политического направления, своих интересов. Первый карловацкий собор, осужденный патриархом, весь прошел под знаком засилья правых монархических организаций над церковью. При чем же тут иерархичный церковный авторитет! Его не признают, когда он не нравится. Сейчас в правой эмиграции признается церковный авторитет там, где одобряются и поощряются реакционно-реставраторские политические вожделения, где есть одержимость духом обскурантизма и злобной манией «жидо-масонства». С канонами никто не церемонится и ими лишь лицемерно и лживо прикрываются. Совершенно ясно, что с канонической точки зрения правда на стороне Митрополита Евлогия, но право-клерикальное направление признает, что церковный авторитет принадлежит архиерейскому синоду, потому что он выражает их дух и их стремления. Правоклерикальное направление и состоит из тех людей, которые хотят засилья церкви своей политикой, монархической государственностью. Оно тоже признает примат свободы над авторитетом, но только собственной свободы. Оно проэцирует свою свободу или свое своеволие в орган, который им нравится и им подходит. И эта ложь должка быть изобличена и изобличается самой жизнью. Карловатский епископат есть известная партия, известное течение, а не голос Цер- |
| Мировая и Отечественная война, война русского народа и союзных ему народов с поработителями вызвала размежевание в эмиграции. Решительное большинство ее исполнилось патриотических настроений. Русские в Америке, союзной СССР (большинство из них входило в митрополичий округ, который после смерти митрополита Платона (Рождественского; +l934) возглавлялся митрополитом Феофилом (Пашковским)) сочувствовали победам Красной Армии. Экзарх Московской Патриархии в Америке митрополит Вениамин (Федченков) выступал на многочисленных митингах, добивался скорейшего открытия второго фронта, организовывал сбор пожертвований в пользу Красной Армии. О победе русского оружия втайне молился в оккупированном немцами Париже митрополит Евлогий. Своим близким он говорил тогда: «Сейчас мы переживаем вторую Отечественную войну, тот же всенародный подвиг спасения Родины». Так поступали и многие другие священнослужители Западноевропейского Экзархата. Русские патриоты участвовали во французском Сопротивлении. Многие из них были казнены фашистами. Мученическую кончину в концентрационном лагере приняли священники Димитрий Клепинин (+l944) и монахиня Мария (Кузьмина-Караваева; +1945); казнены были В.А.Оболенская, Б.Вильде, А.Левицкий. В Сопротивлении участвовали также архимандрит Афанасий (Сахаров), протоиерей Андрей Сергеенко, В.Н.Лосский, А.Блум (ныне митрополит Сурожский Антоний), И.А.Кривошеий, Н.А.Полторацкий. Часть эмигрантов, однако, с нападением гитлеровской Германии на Советский Союз связывала надежду на крушение большевизма. Эти надежды выразились в некоторых официальных заявлениях и проповедях карловацких иерархов и клириков. Митрополит Анастасий, находясь в стране, где развернулась ожесточенная борьба с оккупантами, воздерживался от заявлений в поддержку Германии. Но в пасхальном послании 1942 года он, касаясь положения русского народа на занятых немцами территориях, писал: «Настал день, ожидаемый им (русским народом), и он ныне подлинно как бы воскресает из мертвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы. И древний Киев, и многострадальный Смоленск, и Псков светло торжествуют свое избавление как бы из самого ада преисподнего. Освобожденная часть русского народа повсюду давно уже запела: «Христос воскресе». |
| Но вообще, признавая вселенский принцип превыше всего в устроении Церкви, Антоний все же отдавал преимущество культуры, традиции, вкуса, стиля первому и наиболее классическому народу православного Востока — грекам. Он был великий и убежденный филэллин. Митрополит свою церковность проводил очень последовательно и строго и в личной жизни. Он был неумолимый противник всякого новаторства в Церкви. Носил длинные волосы (они были прямые и некрасивые), широкую, окладистую, чисто русскую бороду. Такие бороды были у старообрядческих начетчиков, бояр, целовальников, купцов и однодворцев. Вообще лицо было очень русское и очень породистое, но не утонченно-барское. Это была скорее какая-то земская сила, что-то кондовое, круто замешанное. Итак, волос никогда не стриг. Посты соблюдал неукоснительно. До Сербии мяса никогда не ел и очень возмущался, когда его в Греции в Афинах накормить хотели мясом. «Да что я, басурманин что ли какой?» Но в Сербии, видя, что архиереи вкушают мясо, он и сам, хотя безо всякого услаждения, ел мясо и нас, «студентиков», угощал колбасой, приговаривая старый семинарский анекдот, что слово «колбаса» еврейского происхождения, так как «кол» значит всякая, а «басар» — плоть, и что, следовательно, в колбасе всякая скотинка участвует: и корова, и свинья, и лошадь, а может быть, и кошка, или собака. В гостях он не рекомендовал подчеркивать свое постничество, а вкушать что дают. А если молодой студент или монах начинал злоупотреблять постными упражнениями, то митрополит очень настойчиво заставлял оскоромиться в постный день. «Чтобы смирился, чтобы не зазнавался. Ибо Царство Божие не есть ястие или питие, а правда, радость и мир о Дусе Святе». Любил чай, предпочтительно с молоком и обязательно с вареньем. Особенно любил клубничное. Любил все сладкое, как дети. Вина не пил, а так как в Карловацкой Патриархии всегда давали к обеду вино, то митрополит хорошее белое вино разбавлял водою. Крепких напитков и в рот не брал. Нравственности он был безупречной. Любил, даже публично (что бывало не всегда удачно), заявлять, что он девственник. Этим он воспитательно действовал (знаю это из нескольких примеров) на многих. В наше безнравственное и либертинское время это поражало и внушало уважение. Знаменитые слова и анекдоты, которыми так любят укорять митрополита, были, может быть, даже каким-то клапаном для выхода его острословия, его таланта, наблюдательности и большой начитанности и наслышанности в российской словесности и остроумии. |
| В другом трактуя Вр. Положение, как централизаторское, та же газета внушает читателям, что Сев. Американская Митрополия «свела на нет централистическую систему карловацкого проэкта», а что епархии Дальнего Востока «просто отклонили обсуждение Вр. Положения», как их не касающегося – они желают существовать на прежних основаниях. Таким окразом, – заключает автор заметки, – получается, что централизация всей Русской Зарубежной Церкви отклонена всеми ея частями (хотя и не по одной и той же причине), кроме ближнего Востока». Взаимодействие речи Митрополита Евлогия, доклада Епархиального Совета, лживых статей «Последних Новостей» и, конечно, кулуарных разговоров с руководителями жизни епархии привело к тому, что церковное объединение было отвергнуто единогласно. Об этом ясно свидетельствуют те же хорошо осведомленныя «Последния Новости» в передовой статье от 18 июля «Необходимо отметить, – читаем мы там, – еще и другую, тоже очень важную особенность полного согласия делегатов: это согласие и вытекшее из него единогласие, как теперь оказывается, не являлось результатом «предварительного настроения» съехавшихся. На заседании 13 июля, судя по отчетам и розданным докладам; звучали разные голоса, указывались различные пути, каждый из которых обосновывался своими мотивами. В течение заседания обозначались центр и два фланга; к концу заседания фланги стянулись к центру и создали единство». Повидимому, наибольшее впечатление произвела речь, или, как он назвал ее, «исповедь» Митрополита Евлогия. В ней он излагал историю попыток к объединению, «которыя, сказал он, предпринимались мною за последние два года и которыя вылились, наконец, во Временном Положении об управлении Зарубежною Русскою Церковью, выработанном Совещанием четырех русских зарубежных епископов» («Посл. Нов.» Насколько заслуга в этих попытках принадлежит Митрополиту Евлогию можно судить по сказанному ранее в настоящем докладе. Епархиальному же Собранию внушалось, что главное препятствие миру и единству встречалось все время со стороны Архиерейского Синода. Так, например, Митрополит Евлогий ставит членам Синода в упрек, что, когда он был в Белграде в 1934 г., они не решались тогда же возстановить с ним молитвенное общение, предоставив окончательное решение этого вопроса Собору. Но сам же он сразу по возвращении из Белграда признавал, что они не могли поступить иначе, хотя и выражал о том сожаление. «Конечно, полагалось запросить членов Собора, сказал Митрополит Евлогий сотруднику «Возрождения», но все же думается, можно было бы как-то до конца осуществить то, что было уже начато». |
| – Нет. Составлял я их самостоятельно. – Ну, а затем, после того как они были посланы, вы сообщили их Правлению? – Да, я довел их до сведения Правления. – Правление их обсуждало? – Нет, просто приняло к сведению. – Зачем же вы сообщили о них, и вообще, зачем вы бывали в Правлении? — Я находил возможным сообщать Правлению о своих переговорах со Смольным, хотел знать мнение членов Правления, но мои шаги в этом случае не являлись предметом обсуждения. – А ваши мнения являлись обязательными для всех членов церкви? Подсудимый не понимает вопроса. – Рассматриваются ли ваши мнения, хотя бы высказанные в этих письмах, как обязательные к руководству и исполнению, и вообще, все ли ваши предписания должны были исполняться? – В области административной, как распоряжение по митрополии, мои предписания обязательны к исполнению. Письма же не являлись предписаниями. – А ваши канонические взгляды? – Поскольку они опираются на каноны, обязательные для всех верующих сынов православной церкви. – А в случаях разногласий? – Мои мнения как главы Петроградской церкви являлись авторитетными. Но бесспорными являлись лишь административные предписания. К этому вопросу неоднократно возвращались при допросе как представители общественного обвинения, так и защиты. – Каким образом распространялись ваши письма? – Я не могу сказать. Я их не рассылал по митрополии. – Тем не менее они получили широкое распространение. – Не знаю. Знаю, что одно письмо было оглашено на лекции священником Забировским, и слыхал, что на оглашение этого письма он получил словесное разрешение при переговорах в Смольном. При дальнейшем допросе много времени уделяется вопросу об отношении к деятельности зарубежного духовенства. В этой части допроса митрополит неоднократно заявляет о своей слабой осведомленности. – Но ведь все это вас как главу церкви должно было интересовать? — удивляется обвинение. – О Карловацком соборе ведь слышали? – Да. Мне передавали о нем частным образом. – Почему же такая неосведомленность? Ведь вы так недавно были администратором заграничных церквей. |
| Разбор указа 362 сводится, в основном, к положению о необходимости централизации/децентрализации высшей церковной власти. Протопр. М. Польский приводит выдержки из Постановления 1920 года [указа 362], а также актов о децентрализации заместителей Патриарха. «Рассуждения о. Польского, относительно упомянутого Постановления 1920 года о церковной децентрализации, – пишет С.В. Троицкий , – обнаруживают истинные мотивы его воззрений. Постановление это было делом горькой необходимости. Его цель, вовсе не в признании нормальности церковной децентрализации, а как раз наоборот, – в восстановлении централизации, требуемой канонами, начиная с 34-го апостольского правила. Постановление это... допускает децентрализацию только «в случае, если Св. Синод и В.Ц. Совет прекратят свою деятельность (ст. 1), «если епархия вследствие передвижения фронта, изменения государственных границ, и тому подобного, окажется вне всякого общения с В.Ц. Управлением, или само В.Ц. Управление прекратит свою деятельность» (ст. 3), и т.д... Но, Постановление вовсе не допускает отказа от канонического начала централизации, а требует, чтобы централизация была восстановлена в возможных при данных условиях формах». 700 Автор полагает что административное единство Русской Церкви было восстановлено благодаря полученной митрополитом Сергием легализации. Поскольку Карловацкая группировка легализацию осудила, именно на ней и лежит вина за «раскол». Протопр. М. Польский , по мнению Троицкого, пытается доказать, что административное единство, в сущности, не нужно было Русской Церкви, и что децентрализация является ее нормальным состоянием. Думается, что в данном случае также имеет место заведомо неправильная трактовка взглядов священника, который говорит лишь о том, что местное управление наиболее подходило к трагической ситуации, когда высшая власть оказывается, при всей своей «легализации», несвободна – чему он лично имеет многочисленные доказательства. 701 Главное противоречие С.В. Троицкий видит в том, что, допуская нелегитимность московской церковной власти, и, как следствие, необходимость децентрализации, протопр. М. Польский доказывает необходимость централизации Заграничной Церкви вокруг Карловацкого Собора и Синода: «Итак, восстановленное митрополитом Сергием единство церковного управления в СССР, где православное население живет компактной массой, по мнению раскольничьего апологета, – совершенно не нужно... Ну, а вот, русская православная диаспора, рассеянная по всему миру, и уже значительно ассимилировавшаяся с местным населением, и организованная сообразно с местными условиями, должна быть, почему-то вся подчинена самозванному Карловацкому Управлению, хотя Постановление Всероссийского В.Ц. Управления от 20/XI-1920 года допускает объединение только соседних епархий, да и то пока не восстановится центральное церковное Управление в СССР, а оно восстановилось еще в 1923 году. 702 |
| Когда получили этот указ патриарха, то первым движением митрополита Антония было желание исполнить его в точности. Он дал в Париж телеграмму на французском языке; " Волю патриарха нужно исполнить " . Но потом пошли визиты политиков, письма от партий, и он изменил своему естественному и правильному решению. В Карловцах был созван съезд епископов, большинство его стояло на антониевской позиции, только митрополит Евлогий и я оставались на дисциплинарном каноническом повиновении ясному указу патриарха. Но так как мы были в ничтожном меньшинстве (2 против 8 или 9), то ушли с заседания собора, оставаясь при своем мнении. Тогда большинство прислало делегацию с каким-то компромиссным предложением, но с оставлением митрополита Антония и Карловацкого Синода на прежнем месте, только с непременным участием в важных делах и митрополита Евлогия. Последний согласился на это, добавив еще что-то. Я же один остался верным патриаршей воле. Когда делегация ушла, то митрополит Евлогий рассказал мне об отрадном случае, как он, единственный из членов Петербургского Синода запротестовал против незаконного брака великих князей (два брата женились на двух сестрах). И добавил: " И вы всю жизнь будете с удовлетворением вспоминать нынешнюю вашу твердость. А вот я не смог так. - И он виновато, но без всякого мучения совести улыбнулся " . Я же подал митрополиту Антонию письменное заявление с протестом и обещал признавать митрополита Евлогия. Но сей последний написал мне, что он-де просит меня не нарушать мира и т.д. И с этих пор началась борьба двух заграничных течений: правого и умеренного. В сущности, последнее отличалось от первого лишь степенью, а не в корне: оба были противосоветские и лично-самочинные. Та верность патриарху, о которой было торжественно заявлено на Каловацком соборе, испарилась мгновенно при первом же столкновении двух воль - эмигрантской и российской. При определении по поводу названного указа изобретена была, однако, иезуитская лицемерная формула: " Указ патриарха принять, но, учитывая его неосведомленность в заграничных делах (какая дисциплина повиновения!) и невозможность остаться всей Заграничной Церкви без центрального высшего органа, а также несвободу волеизъявления Церкви в России и т. д., и т. д.... " |
|
|
