| В конце XVII в. та же мысль пронизывала творчество придворного поэта Кариона Истомина, писавшего о необходимости сознательного построения, путем разумного воспитания и обучения, «града царства небеснаго» в душе земного человека-микрокосма. Тогда убеждение, что человек есть «словесноумное животное» и только на пути познания мира приближает свою небесную часть — душу — к Богу, выглядело естественным. В 60-х же годах мысль Полоцкого на фоне равнодушия большинства иерархов к просвещению звучала революционно. Из нее вытекало, что дети, желающие «безвозбранно и безпакостно насыщатися» знаниями, прямой дорогой следуют к Христу. Где, в таком случае, остаются русские архиереи, умеющие только читать, писать и петь по нотам? Ведь путь к Премудрости Божией, согласно грамоте восточных патриархов, пролегал через «учение различными диалекты: греческим, словенским и латинским». А сами архиереи есть «Премудрости Божией рабы, посланные созывать с высоким проповеданием на сию трапезу всякого чина и сана Потому-то и возрадовались греческие патриархи великим веселием, обретя в Новом Израиле (России) такую «ревность и любительство премудрости». Окончательно добивает Симеон противников просвещения утверждением, что греческие патриархи радостно дают благословение «на создание училищ и в них устроение учения» не только своей волей, но «приемше согласие» самого великого государя Алексея Михайловича. Что и говорить, грамота смелая, вышедшая из-под пера истинного борца за просвещение. Но грамота от имени патриарха Иоасафа звучит еще сильнее. Читая ее, нельзя не согласиться, что старец-архипастырь не слишком вникал в содержание документов, скрепляемых его именем. Поелику подписать такое в здравом уме и твердой памяти русский архиерей не мог тогда никоим образом! Именно премудрость, утверждается в грамоте, драгоценнее всего на свете. Более того, именно она дарует все блага своему обладателю. Наконец, никого так не возлюбит Бог, «токмо сего, иже с премудростью пребывает, ибо сия краснейша солнца». Библейские тексты о Премудрости, ставшие чрезвычайно популярными в придворной литературе позже, во времена регентства царевны Софии (по-гречески — уже в грамоте Иоасафа использованы для обоснования преимущества ее обладателей над людьми неучеными. |
| Можно задаться вопросом − как относились московские адресаты митр. Дмитрия к евхаристическим спорам 1680-х гг.? Непосредственное участие в полемике принимал лишь Карион Истомин, поддержавший «грекофилов» в споре о Св. Дарах, однако при этом современник счёл возможным охарактеризовать Кариона как «пёстрого» за желание придерживаться компромиссного решения по ряду вопросов 517 . Фёдор Поликарпов, как один из лучших учеников Богоявленской школы, переводил на русский язык с греческого текст «Акоса» Лихудов 518 . Иеромонах Феолог же принял постриг только в 1694 г. да и то далеко от Москвы: никаких сведений о его участии в евхаристических спорах в 1680-х гг. нет. В первой главе нашего исследования было наглядно показано, что благоприятное отношение к киевской учёности в Великороссии становится всё сильнее во второй четверти XVII в. Киевляне – вернее, их богословские суждения − оказывают влияние в той или иной степени на все стороны церковной жизни, начиная от воззрений старообрядческих вождей до текстов придворных проповедей. Однако в ходе евхаристических споров 1680-х гг. могилянские богословы подверглись суровой критике Москвы за свои «латинские» взгляды, а на соборе 1690 г. значительная часть богословских трудов могилянской традиции была осуждена как содержащая еретические учения. В историографии распространено представление о том, что в это время столкнулись две интеллектуальных традиции – московская, основанная на идеях восточной патристики и киевская, испытавшая на себе влияние католической схоластики. При этом главной отличительной чертой киевского богословия представляется его стремление к рационализации и преимущественное использование силлогизмов в качестве метода познания 519 . Между тем, как уже было показано выше, причина, по которой сторонники Сильвестра Медведева придерживались взгляда на пресуществления лишь «Господними словесами» была вовсе не любовь к рациональным умозаключениям, а, скорее, приверженность к традиции. Если «латинствующие» и применяли шире всевозможные «косвенные» методы полемики, то это было обусловлено не их принципиальной приверженностью к силлогическому доказательству догматов, а банальной нехваткой традиционной святоотеческой аргументации. |
| Таким образом, при традиционном начальном обучении церковнославянскому языку учащийся мог столкнуться с книгами, которые относились к разным редакциям, грамматическим и орфографическим традициям. Однако относительно «читательских» представлений о правильности текста эти различия не имели никакого значения. Грамотные крестьяне не подозревали ни об отличиях книг церковной печати Москвы и Киева, ни о различиях между изданиями XVII и начала ХХ в. Рядом с Букварем Кариона Истомина на столе учителя мог находиться Часослов, изданный Московской синодальной типографией. Присущий учебной литературе разнобой допускался даже в изданиях, выпускаемых синодальными типографиями. Если для остальных книг церковной печати ставилась задача максимальной унификации изданий в текстологическом, грамматическом и орфографическом отношениях, то при издании учебной литературы это правило могло нарушаться. Так, в 70–80-е годы XIX в. Московская синодальная типография печатает подготовленные Николаем Ильминским Учебный Октоих, Учебный Часослов и Учебную Псалтирь, язык которых несколько отличался от языка стандартных богослужебных книг 11 . То есть разнообразие пособий и редакций, по которым происходило начальное обучение, воспринималось как данность и не казалось нежелательным. 3. Что читали грамотные крестьяне По свидетельству Рачинского, который в 1867 г. основал в своем имении школу для крестьянских детей, его ученики испытывали серьезные трудности при чтении произведений русской классической литературы и в то же время хорошо понимали как церковнославянские тексты, так и славянизированные переводы начала XIX в. «Имею случай много читать с ними, много говорить с ними о том, что они читают, – писал он. – Что же делать, если вся наша поддельная народная литература претит им, и мы принуждены обращаться к литературе настоящей, неподдельной? Если при этом оказывается, что Некрасов и Островский им в горло не лезут, а следят они с замиранием сердца за терзанием Брута, за гибелью Кориолана? Если мильтоновский сатана им понятнее Павла Ивановича Чичикова? (“Потерянного рая” я и не думал заводить, они сами притащили его в школу). Если “Записки охотника”, этот перл гоголевского периода, по прозрачной красоте формы принадлежащий пушкинскому, оставляет их равнодушными, а “Ундина” Жуковского с первых стихов овладевает ими? Если им легче проникнуть с Гомером в греческий Олимп, чем с Гоголем в быт петербургских чиновников?» [Рачинский 1991:48]. Это свидетельство – не курьез, а фиксация реальной ситуации. Крестьяне легко читали Библию и испытывали затруднения при чтении текстов, написанных на русском литературном языке. В этой связи весьма показательным является осуществленный в XIX в. перевод Библии на русский язык. Читателями этой книги были в первую очередь не грамотеи из народа 12 , а представители социальных верхов, которые до этого читали Библию на европейских языках, а не по-славянски. |
| Правая сторона. I судия. Симон Прокаженный (рече): Коему закони есть должен мятежник сей, зде пребываяи с нами во Израили? II. Ровоам. Въскую убо закони наши уставишася, точию да хранятся от нас ныне! III. Ахаия. И виннаго не подобает непознавшим дела смерти предати, також и сего! IV. Субат. Ни единаго закон невиннаго смертию казнит; что убо сей человек согрешил есть пред нами? V. Розмофин. Въскую законы уставишася, аще не хранятся от народа израильскаго! VI. Путифар (рече): Льстец отечества и народ смущает, то убо изгнати его достоит от сего града Иерусалима вон! VII. Рифал. Закон ни на кого, разве на невинных положишася; егда исповесть вину свою, потом да судится. VIII. Симон от Аримофеи (рече): Мерзска воистинну будет злоба, аще никто не защитит во всем граде невиннаго сего человека! Левая сторона. I. Каияфа архиереи (рече): Вы ничесо же весте, ни помышляете, яко уне есть нам, да един человек умрет за люди, а не весь закон погибнет. II. Самех. Тако да совершим, да не сопротивится нам; аще повиноватися не будет, казнен да будет по нашему словеси! III. Меса. Аще праведен есть, да обратимся к нему; аще не праведен, изженем его от нас. VI. Иорам. Въскую не оставим мужа сего, праведна суща, смертию казнити напрасно? VII. Рафинф (рече): Аще праведен есть или не праведен, обаче яко законом больших не повинуяся есть, терпети ему подобает! VIII. Сарей. Истребим мятежника на погибель отечества рожденнаго сего человека. IX. Никодим (рече): Егда закон наш, не слышав и не познав вины, осуждает кого на смерть? X. Диарабий (рече): Понеже убо люди льстит, смерти есть достоин человек сей! XI. Иехир (рече): Будет он и праведен, обаче да умрет, яко своим проповеданием люди на новь побуждает Это мнимое сочинение св. Димитрия Ростовского (Соч. V, 80) напечатано здесь по списку Новгор. Соф. Библиотеки 1420 л. 512 об., как наиболее полной. У Горского Описание синод. рук. II, 3, стр. 225 (рук. 257 и 291) это произведение приписывается Симеону Полоцкому . Вероятно, это перевод надписей какой-либо иностранной гравюры, вместе с ней перешедший и в русскую иконографию. Уже Макарий Алеппский видел на стенах Киевской лавры живописный суд над Иисусом Христом, причем у судей на свитках помещены какие-то надписи. Подобные, схожие по тексту с нашим изображением, я лично видел на стене в Калязинском соборе, в собрании кн. Вяземского (картина масляными красками) и у С. Т. Большакова (тоже). У Ровинского, Рус. нар. карт., т. II, стр. 342, приведены схожие лубки и надписи к ним 882 – 839) – свидетельство о сильном распространении этого памятника в XVII-XVIII веке. IX. Дополнительные данные к биографии Кариона Истомина 1568 |
| Таким образом, что мы имеем? Мы имеем превращение басни о незадачливом рыбаке в эсхатологическую, апокалиптическую притчу о конце мира. При том, что ни одного противоречивого образа тут нет: и брег суда, и трубный глас, и сети – все эти образы имеют для себя основу в тексте Священного Писания, так же, как и рыбная метафорика, которая характерна для христианской традиции. Симеон Полоцкий здесь нигде не врет, но получается очень небанальное превращение, не просто на этапе «сюжет – мораль», а на этапе осмысления, в общем-то, хорошо известного сюжета сквозь призму этого нового взгляда. Далее надо сказать, что в процессе развития русского барокко все больше и больше можно говорить о том, что форма начинает преобладать над содержанием и создание новых необычных форм превращается в словесную игру, привносит в поэзию соревновательный момент, авторы друг с другом, так сказать, соревнуются. Скажем, ученик и друг Симеона Полоцкого Сильвестр Медведев своим творчеством предлагает нам редкий и исключительный по своим масштабам пример практики центона. Большинство стихов Сильвестра Медведева восходят к стихам Симеона Полоцкого, Медведев вторит учителю, Медведев подражает ему, перенимает его поэтическую мысль, развивает его поэтические приемы и из готовых строчек своего учителя сплетает новые словесные фрагменты, новые стихи. Поэтому исследователи неоднократно отмечали, что Сильвестр Медведев не столько сочинял стихи, сколько приспосабливал к тому или иному случаю уже готовые стихотворения, написанные его учителем. А Лидия Ивановна Сазонова совершенно гениально пишет по этому поводу, что Сильвестра Медведева можно назвать композитором, то есть поэтом – составителем новых композиций из чужого стихотворного материала. Одним из шедевров эблематического искусства барокко стало свадебное приветствие Кариона Истомина, которое было написано по поводу бракосочетания молодого царя Петра Алексеевича с дочерью боярина Федора Лопухина Евдокией Лопухиной. Событие имело место 27 января 1689 года, написанное спустя три дня после события свадебное приветствие имеет название «Книга Любви знак в честен брак» и отражает чувства поэта по отношению к высоким адресатам. |
| По справедливому замечанию Д.С.Лихачёва (и не его одного), функцию Ренессанса взяло на себя в восточнославянских землях барокко, которое на Западе пришло на смену Ренессансу. Так проявилось своеобразие культурного развития России в XVII веке. В литературу стиль барокко был внедрён прежде всего усилиями Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева, Кариона Истомина. «Витиеватость стиля, «плетение словес», любовь к контрастам, формальные увлечения, идея «суеты сует» всего существующего, хронологическая поучительность» 24 — вот те общие черты барокко, которые Д.С.Лихачёв связывает с творчеством названных поэтов. Среди них выделяется прежде всего имя Симеона Полоцкого (1629-1680), хотя, должно признать, оно принадлежит в большей степени истории Церкви, нежели литературе, — поэтому достаточно ограничиться общей характеристикой его творчества, данной Д.С.Лихачёвым: «Симеон Полоцкий стремился воспроизвести в своих стихах различные понятия и представления. Он логизовал поэзию, сближал её с наукой и облекал морализированием. Сборники его стихов напоминают обширные энциклопедические словари. Он сообщает читателю различные «сведения». Стремление к описанию и рассказу доминирует над всем. В стихи включаются сюжеты исторические, житийные, апокрифические, мифологические, сказочные, басенные и прочие. Орнаментальность достигает пределов возможного, изображение мельчится, дробится в узорчатых извивах сюжета» 25 . Среди созданного Симеоном Полоцким выделяются его нравоучительные вирши, объединённые в сборнике «Вертоград многоцветный», а также стихотворное переложение Псалтири — по сути, именно Симеон стал основоположником традиции поэтического переложения текстов Священного Писания в новой русской литературе. Архаизированный стиль поэзии Симеона Полоцкого, смесь русского и церковнославянского языков с добавлением украинизмов и белоруссизмов, делает поэзию известного церковного просветителя неудобочитаемой. Все особенности русской жизни, все происходившие в ней в XVII веке процессы, отображённые литературой, подготовили и создали в сфере культуры благоприятные условия для коренного переустройства, какое вознамерился совершить и совершил царь Пётр в общественном и политическом бытии. |
| Скептик может обратиться к подробному анализу соответствующих архивных источников в моей монографии: Богданов А. П. От летописания к исследованию. Русские историки последней четверти XVII в. М., 1995. 568 с. То, что этот набор библейских понятий отнесен не к христианской Церкви в целом или хотя бы к Вселенскому православию, но исключительно к себе, простительно для россиян, начинавших строительство великой державы, когда последний из древнейших центров православия был только что " похищен агарянами " и превратился из Цареграда в Стамбул. Основной тезис теории — " два Рима падоша, а третий стоит и четвертому не быти " — трактовался староверами как сбывшееся пророчество " падения " Москвы (в никонианство), за коим следует приход Антихриста (читай: властей предержащих) и конец времен. В чине Алексея Михаиловича, например, говорилось, что его отец законно " благословил царством... и велел нам на то царство... венчаться – да о том... и вам... (патриарху и освященному собору. — А. Б.) приказал». Эффект, надо полагать, был примерно такой же, как если бы подобный вопрос был задан не самодержцу, а свежеиэбранному президенту России: соответствует логике развития образа, но звучит неожиданно, ведь цари, как ныне президенты, традиционно вступали во власть по светскому праву. Скрипторий — книгописная мастерская, объединяющая составителей и копиистов рукописных сочинений и сборников. Подробнее см.: Богданов А. П. Летописец и историк конца XVII века. Очерки исторической мысли " переходного времени " . М., 1994.147 с. Тексты историко-публицистических выступлений Римского-Корсакова, Кариона Истомина и других авторов здесь и далее с отсылками в тексте цетируются по: Памятники общественно-политической мысли в России конца XVII века/Публ. А. П. Богданова. М.. 1983. Вып. 1-2. Цит. с. 178. ПСЗ-1. Т. 2. 826; Богданов А. П. София — Премудрость Божия и царевна Софья Алексеевна. Из историй русской духовной литературы и искусства XVII века//Герменевтика древнерусской литературы. М., 1994. Вып. 7. С. 399-428. |
| Карион родился в конце 50 годов XVII века. Отец Кариона был дьяконом в монастыре Пресвятой Богородицы Добрине, 1569 где и родился Карион. Около 1660 года отец его умер, оставив Кариона в малых летах. 1570 Около 1680 года Карион постригся и был дьяконом около 5 лет (до 1685 года). В 1681 году Карион хотел бросить монашество и жениться, но его остановило послание известного Каменевича-Рвовского. 1571 Брат Кариона был женат на родной сестре Сильвестра Медведева, как это видно из дела Шакловитого и упоминаемый в нем подъячий Иван Истомин 1572 был племянник и Медведева, и Кариона. Тогда же, в 1681 году по указу патриарха он отпущен в Киев для изучения философских наук. «А в Киеве будучи, в Братском монастыре поставлен в черные попы архиепископом черниговским Лазарем Барановичем и в 195 (1687) по указу патриарха был на Москве немногое время и снова отпущен по указу В. Г. для философии доучения». 1573 Дело о посылке Кариона в 1685 г. вместе с Игнатием Корсаковым в Смоленск для расследования «строения дел» Симеона, еп. Смоленского, сохранилось кроме Чудовской и в Синодальной библиотеке. 1574 В 196 году (1687) дек. 25 книг печатного двора справщику Кариону, что он домовым меньшим поддьяком учил орации, дано от патриарха два рубля. 1575 В 1690 г. Карион, выучившись философии в Киеве, после подачи челобитной воеводе М. Г. Ромодановскому, был отпущен в Москву, куда и прибыл 19 июля, видел очи Великих Государей, был у руки и говорил орацию и В. Г. велели ему, иеромонаху чудовскому, дать сукна черного кармазину 5 аршин. 1576 26 декабря 199 (1690) года дано Кариону два рубля за то, что он домовых меньших станиц учил орации. Та же дача и в 205 (1694) г. 1577 В деле Шакловитого Карион фигурирует немного. Надо думать, что он очутился довольно быстро у Троицы. 1578 В 1696 году в августе было дело об отпуске в Киев, на богомолье типографского справщика иеромонаха Кариона Истомина ради духовных дел и с книгами от патриарха Адриана к преосвященному митрополиту Киевскому. 6 августа были даны Кариону в ответ на его челобитную, подводы и проезжая грамота. 1579 Об этой поездке есть и другое свидетельство. «В 1696 г. в октябрь Патриарх прислал чрез исправителя типографии Московской Кариона Истомина книгу, в Москве печатанную, с новогреческаго переведенную, катехизис именуемую и писал грамоту гетману ...а книга послася к твоей любве от нас с справщиком типографии Карионом Истоминым, иже ради и поклонения молитвеннаго в св. лавру Киевопечерскую поиде, его же в путешествии тамо ради нашея мерности приветствуйте». Карион привез в Киев от своего мудрования великий аркутовый букварь или грамоту для учения детей славенским и греческим языком, выразивши в ней всё литеры русские фигурами и лицами человеческими. 1580 |
| Таким образом, к началу 1690-х годов Карион Истомин был одним из наиболее заметных людей в интеллектуальных кругах Москвы. Он последовательно обучался у Симеона Полоцкого , в «грекофильском» Чудовском монастыре, а затем – у братьев Лихудов. В результате, он познакомился со всеми образовательными традициями, доступными тогда в Москве. Одновременно с этим он активно работал в различных церковных структурах – Печатном дворе, преподавал в тамошней Типографской школе, наконец – служил секретарем у патриарха, вёл его переписку, выполнял ответственные поручения. К началу 1690-х годов Карион Истомин был одним из наиболее образованных людей столицы, имевшим обширные связи среди духовенства. Ему были хорошо знакомы проблемы и нужды церкви. В своих литературно-богословские творениях, Карион предстаёт церковным просветителем эпохи конфессионализации, подобным Симеону Полоцкому . Неудивительно, что должность патриаршего секретаря Карион Истомин сохранил и в дальнейшем при преемнике Иоакима, патриархе Адриане. Адриан, отличавшийся слабым здоровьем и не получивший хорошего образования, не желая участвовать в кипучей придворной жизни молодого Петра во многом полагался на Кариона. Через Истомина проходила вся корреспонденция патриарха, он писал для патриарха «слова» и выступления на различные случаи. То, что Карион Истомин столь близко находился к верховному церковному иерарху, позволило ему установить хорошие отношения со многими видными церковными деятелями той поры. Карион с 1690 года поддерживал регулярную переписку с митрополитом Казанским и Свияжским Маркеллом вплоть до смерти последнего в 1698 г. Кроме того, он хорошо знал митрополита Иова Новгородского (на кафедре с 1698 г.), ещё в его бытность архимандритом Московского Петровского монастыря. В 1712 г. Карион даже прибыл по просьбе Иова в Новгород для преподавания в новгородском училище. Патриарх Адриан ценил помощь Кариона Истомина. В начале 1697 г. Карион был избран в архимандриты Симонова монастыря. По патриаршему указу от 4 марта 1698 г. Истомин был назначен смотрителем Печатного двора. Тем самым Карион стал человеком, ответственным за работу крупнейшей типографии России, выпускавшей все необходимые Русской церкви издания. |
| Димитрия? . Благодаря трудам С. Н. Браиловского 232 личности Феодора Поликарпова и Кариона Истомина нам хорошо известны. Нет специального исследования об иеромонахе Феологе, но по кратким заметкам о нем в работах Браиловского и в статьях других авторов 233 можно с уверенностью сказать, что по своим убеждениям Феолог принадлежал к тому же кругу московских ученых людей XVII века, что и Феодор Поликарпов и Карион Истомин. Все они были искренними приверженцами просвещения, все горячо любили книжное дело и хорошо знали его положение в тогдашней Москве. Феодор Поликарпов состоял директором Московского печатного двора, Феолог и Карион Истомин исполняли там же обязанности справщиков. Образование все трое получили греческое, у братьев Лихудов, и в свое время считались знатоками не только греческого, но и латинского языка. По убеждениям они принадлежали к сторонникам «восточной» партии, но не совсем чистого вида. С. Н. Браиловский Феодора Поликарпова и Кариона Истомина относит к разряду «пестрых». Во всяком случае все они были стойкими защитниками православной греческой веры и не разделяли крайностей «западников», людей «латинской части». На этой-то ревности о православии и любви к книжным занятиям, вероятно, и основано было дружеское общение их со свят. Димитрием. Последний, как видно из писем к Феологу, глубоко уважал Феодора Поликарпова и Кариона Истомина. Несмотря на то, что они были моложе его, Святитель спрашивал у них совета в своих научных занятиях и посылал на просмотр им свои работы 234 . Феолога, кроме того, он любил как близкого по душе и искреннего друга. Продолжительное общение с этими людьми, выросшими в совсем иных условиях и прошедшими другую школу, оказало сильное влияние на смиренного и всегда внимательного к чужим мнениям свят. Димитрия. В беседах с московскими друзьями он проверял свои прежние взгляды и убеждения, вырабатывал иной, более правильный взгляд на вещи и освобождался от той односторонности, какая привита была ему на Украине. Вскоре это обнаружилось как во взглядах, так и в работах Святителя. Отметим прежде всего новое отношение его к греческому языку. |
|
|
