| У Марии была чашка, которую батюшка подарил ей в день ее пострига, и батюшка не раз ей говорил: «Убирай ее, чтобы ее не разбили». Однажды я мыла посуду и нечаянно разбила блюдце от этой чашки. Иду к батюшке и потихоньку прошу прощения. Он отвечает мне: «Бог простит». Мария, узнав, что блюдце разбито, устраивает истерику. Батюшка утешает ее и бранит меня при всех. «Ведь вот какая злоумышленность. Феня нарочно разбила чашку, чтобы досадить бедной Марии». Я шепчу батюшке, становлюсь на колени. Батюшка: «Не все же молоком кормить, надо и твердой пищей». Он молча пожимает мне руку, но продолжает громко бранить меня. После этого целую неделю он не принимает меня. Я борюсь. Наконец я вношу к нему самовар, ставлю на табурет и радуюсь, что вижу его наедине. Он благословляет меня, а я, охватывая и задерживая его руку, говорю: «Батюшка, отчего вы меня не принимаете? Теперь я не пущу вас, пока вы меня не примите». Тогда батюшка делает непередаваемое брезгливое движение, отмахиваясь от меня, как от жабы. Я не выдержала и начала плакать. Тогда он мгновенно смягчается, принимает меня и смеется: «Вот твои глазки и оросились. Мне этого только и нужно было». Ириша рассказывает: Рясофорная послушница Ирина Бобкова (впоследствии схимонахиня Серафима) – послушница Казанской Амвросиевской Горской обители (Шамордино 1908 г.). После разгона Шамордино и Оптиной пустыни жила некоторое время у себя на родине – Гомеле. Пострижена в мантию с именем Серафима (1942), в схиму с тем же именем (1977), вернулась в Шамордино (1990), где скончалась и погребена. «Когда я жила в Шамордине, к батюшке Нектарию я не ходила, а обращалась к нашему духовнику, отцу Мелетию. А потом я уехала домой в Гомель и там чуть замуж не вышла за оптинского монаха мантийного Мельхиседека. Венчаться мы решили в церкви, скрыв наше монашество, и торопились со свадьбой – до поста недели две оставалось. Только тут вздумала я, что обязательно нужно мне получить от Старца Батюшки Нектария благословение на венец. Надела я плюшевую шубу, красным платком повязалась, поехала в Оптину и заявилась в хибарку. Думаю, вот на общем благословении я попрошу благословения мне замуж и батюшка не разберется кто я, и скажет: «Бог благословит», и я благословение, хоть обманом, да получу. |
| IV. Хибарка ст. Амвросия в Оптинском скиту. – Старец Амвросий источник – утешений и учитель жизни. – Мысль об устройстве женской общины Какое отрадное впечатление производила его хибарка – свидетельница подвигов, молитв и самоотверженной любви к ближнему! Как радостно забьется сердце, когда, идя по темному сосновому скитскому лесу, увидишь в конце дорожки скитскую колокольню, а с правой стороны убогую келийку смиренного подвижника! Как легко на душе, когда сидишь в этой тесной и душной хибарке и как светло кажется при её таинственном полусвете! Сколько людей приходили сюда, обливаясь горькими слезами скорби, а выходили с слезами радости, отчаянные – утешенными и ободренными, неверующие и сомневающиеся – верными чадами церкви. Здесь жил «батюшка» – источник стольких благодеяний и утешений. Ни звание человека, ни состояние не имели никакого значения в его глазах, ему нужна была только душа человека, которая настолько была дорога для него, что он, забывая себя, всеми силами старался спасти ее и поставить на истинный путь. С утра до вечера удрученный недугом старец принимал посетителей, подавая каждому по потребности; слова его всегда принимались с верой и были законом, благословение его, или особенное внимание считалось особенным счастием, и удостоившиеся этого выходили от него, крестясь и благодаря Бога за полученное утешение. Подолгу приходилось ждать отдельного занятия с старцем; некоторые унывали и начинали роптать, думая, что старец не хочет их принять и что они понапрасну теряют время в ожидании, но старец, приметя малодушие, принимал их и утешал, так что они после сожалели о своем нетерпении. Часто Батюшка выходил на общее благословение: предварительно появлялся один из келейников и закрывал все окна, так как Батюшка по своей болезни не мог выносить сквозного ветра, затем все сидящие поднимались с своих мест, становились по обеим сторонам, оставляя большое пространство для прохода. Наконец, заветная дверь отворялась, и на пороге появлялся почтенный старец в белом подряснике, сверху которого всегда носил он меховой кафтанчик, а на голове ваточная шапочка-камилавка. |
| Батюшка как сам преисполнен был смирения, так особенно заботился, чтобы и сестры старались и понуждали себя к этой добродетели. «Бог любит только смиренных, и как только смирится человек, так сейчас Господь поставляет его в преддверие царства небесного; но когда человек не хочет добровольно смиряться, то Господь скорбями и болезнями смиряет его. Раз одна сестра за невольное ослушание подверглась строгому выговору от Настоятельницы. Сестра не могла поступить иначе и хотела объяснить причину, но разгневанная Настоятельница не хотела ничего слушать и грозила тут же, при всех, поставить ее на поклоны. Больно и обидно было ей, но, видя что нельзя оправдаться, она, подавив в себе самолюбие, замолчала и только просила прощения. Возвратившись к себе в келью, сестра эта, к великому своему изумлению, заметила, что несмотря на то, что она потерпела такое незаслуженное обвинение, в особенности при посторонних мирских лицах, у неё, вместо стыда и смущения, наоборот на душе было так светло, отрадно, хорошо, как будто она получила что-нибудь радостное. Вечером того же дня она попала к Батюшке (Старец в то время жил в Шамордине) и рассказала ему обо всем случившимся и о своем необычайном настроении духа. Старец внимательно выслушал её рассказ и затем, с серьезным выражением лица, сказал ей следующее: «Этот случай – промыслителен, – помни его; Господь захотел показать тебе, как сладок плод смирения, чтобы ты, ощутивши его, понуждала себя всегда к смирению, сначала к внешнему, а затем и к внутреннему. Когда человек понуждает себя смиряться, то Господь утешает его внутренно и это-то и есть та благодать, которую Бог дает смиренным. Самооправдание только кажется облегчающим, а на самом деле приносит в душу мрак и смущение». «Когда бываешь в Оптиной, сказал Батюшка в другой раз, ходи на могилку о. Пимена и читай надпись на его памятнике; – вот как должен держать себя монах». На памятнике о. Пимена, бывшего смиренным подвижником Оптиной пустыни, духовником братии и самого старца, надпись говорит о том, что он за кротость и смирение был любим всеми. Замечания настоятеля и старших принимал без всякого самооправдания, а сложив смиренно руки просил прощения. |
| Самочинных подвигов тоже не велел на себя накладывать. Одна сестра начала подолгу ночью молиться и класть без числа поклоны; все это ей легко давалось и она так привыкла, что как заснет, то сейчас точно кто к двери подойдет и постучит, и она снова встает на молитву. Наконец рассказала она об этом Батюшке, который ей на это серьезно сказал: «Вот когда тебя будут опять ночью будить, то ты не вставай и не клади поклонов, а лежи всю ночь. За 1/2 часа как идти на послушание встань и положи 12 поклонов. Она так и сделала; в 12 часу по обыкновению просыпается, и точно кто говорит ей: вставай молиться. Но она помня приказание Старца пролежала на постели до 4 1/2 утра и тогда встав хотела положить назначенные Старцем 12 поклонов, как вдруг ударилась лбом о стул, который раньше никогда на этом месте не стоял. Пошла носом кровь и она, провозившись, не успела положить ни одного поклона. Рассказав все Батюшке, она получила такой ответ: «вот видишь теперь, кто тебя будил; когда ты по своей воле молилась, то тебе не было тяжело сотни поклонов класть, а за послушание и 12 не положила, потому что врагу эти 12 поклонов гораздо тяжелее, чем твоя тысяча, и раньше он тебя будил, а теперь даже и не допустил». Батюшка советовал чаще вспоминать слова: «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся». Помните, говорил он, что Господь зрит на вас, на ваше сердце и ожидает куда вы склоните свою волю. Господь готов каждую минуту прощать нас, если мы только готовы с сокрушением воззвать к Нему: прости и помилуй! Но мы большею частью на вопрос Господа: – Адаме, где еси? – стараемся обвинить других и потому вместо прощения готовим себе двойное осуждение. Предостерегая от лености и праздности, Батюшка любил приводить слова св. Ефрема Сирина : «Трудясь трудись притрудно, да избежишь болезни суетных трудов». Так однажды Батюшка велел всем написать на бумажке и приклеить на стенке следующее изречение: «Скука уныния внука, а лень дочь; чтобы отогнать ее прочь, в деле потрудись, в молитве не ленись, – скука пройдет и усердье придет». Побуждая к терпению, он указывал на примеры святых и, по своей привычке выражаться иногда полушутя, составил и на этот случай четверостишие: «Терпел пророк Елисей, терпел пророк Моисей, терпел пророк Илья, так потерплю-ж и я». «В терпении вашем стяжите души ваши и претерпевый до конца, той спасен будет», – эти слова были любимыми его, и он часто повторял их унывающим. |
| Все это – значительное меньшинство, уродливое явление. Наоборот, беспристрастные факты истории, сама жизнь, за эту идею! Припомните, при каких условиях женщина вносила зло в обычное течение жизни, и искажала даже русло ее? И вы увидите, что это совершалось только лишь тогда, когда она бралась не за свое дело. Когда она, как в первом грехопадении человечества, зашла за грань своего назначения. Вместо того чтобы слепо идти за импульсами сердца, руководимая заложенным в нем Евангелием, она поддалась соблазну постигнуть непостигаемое своим разумом. Так везде и во всем. Когда женщина находится в пределах своего долга, своего назначения, о, какие красивые, никогда не умирающие в истории, дает она моменты! Этой женщине хочется преклоняться, потому, что в ней инстинктивно, интуитивно, не сам по себе человек, а его душа, чутьем угадывает носительницу и продолжательницу Божьего дела. Разве вы не испытывали чувства благоговения перед той женщиной, которая готовится быть матерью; в глазах которой, с самого первого момента зачатия, затеплился какой-то неземной, тихо мерцающий огонек? Разве вы не благоговели перед той матерью, которая ведет своих малюток в храм Божий, или подводит к чаше святого Причастия? Разве вы не считаете самыми чудными, самыми золотыми моментами вашей жизни те, окруженные ореолом неземного счастья светлые мгновения, в которых вы даже сейчас, несмотря на ваш возраст, приближающий, быть может, вас к мысли о могиле, отдыхаете с чувством глубокого наслаждения и удовлетворения, восстанавливая в своей памяти, как ваша мать перед наступающим сном, ставила вас на колени и учила первым словам трогательной молитвы Тому, для Которого она готовила вас? Придет пора – прольешь ты слезы, Быть может, труд тебя согнет, И детства радостные грезы, Умрут под холодом забот, но эти святые моменты будут вечно жить в нашей памяти, вечно будут нести с собою примиряющие начала с жизнью. Разве вы не обращали внимания на тот факт, что ошибка мужчины, заблуждение, увлечение, недобросовестность, никогда не производит таких страшных потрясений в семье, таких роковых последствий, какие производят ошибка, уклонение от своего долга женщины? |
| Пришел к старцу один господин, не признающий бесов, и после доводов «за» этот вопрос о.Амвросия, говорит старцу: «а все-таки воля ваша, батюшка, я даже не понимаю, что это такое бес». Старец ответил: «да ведь и математику не все понимают, – однако, она существует. Как же бесы не существуют, когда мы из Евангелия знаем, что Сам Господь повелел бесам войти в стадо свиней?» – Господин возразил: «но ведь – это иносказательно». – «Стало быть, ответил старец, и свиньи иносказательно, и свиней не существует? А если существуют свиньи, существуют и бесы»... Но... об этом в большей разработке я когда-нибудь представлю своим высокоуважаемым слушателям обстоятельный доклад... М.Н.Толстая жила в своей келье совершенно одна, при наличности только лишь двух келейниц. Таков был, несомненно, жизненный режим этого человека, но, в свою очередь, это чуть-чуть не послужило для нее очень печальным последствием. В то время, когда в 1906 году горели помещичьи имения и создавалось новое почетное преступление, «экспроприация»; один раз, поздно ночью, келейницы М.Н.Толстой, находившиеся внизу, услыхали какой-то странный шорох и возню около наружных дверей кельи. Случайно выглянув в форточку, они увидали каких-то двух субъектов, пытающихся взломать дверь. Перепуганные инокини, недоумевая, спросили неожиданных посетителей, что им нужно. – «Десять рублей денег», послышались в ответ грубые, наглые голоса. Страшно перепуганные келейницы долго обсуждали, как им поступить, наконец решились осторожно, чтобы не испугать старушку, рассказать ей о приключившейся беде. Та страшно перепугалась, велела тотчас же дать этим людям просимые деньги, но... выкинуть через форточку, и ни под каким видом не отворять дверь. Пока все это происходило, пока выкинули негодяям деньги, заблаговестили к утрени, и последние оставили в покое перепуганных насельниц одинокого домика-кельи на бугре. Справедливый Господь не оставил безнаказанно негодяев: они были вскоре пойманы на соседнем хуторе и сознались, что у них были более широкие планы, но им помешала сообразительность монахинь передать деньги через форточку, а не через дверь, чем лишила их возможности проникнуть к ним в келью; а потом – монастырская утреня... |
| Казалось бы, епархиальному начальству не было никакого основания волноваться и можно бы к такому великому старцу относиться с полным уважением и благоговением. Но враг рода человеческого не оставляет в покое тех, кто поставил своею задачею работать только Господу и этим самым противодействовать его злобной силе и воле. Зная по личным наблюдениям в спиритизме, до каких тонкостей доходит политика этого исконного врага человечества, когда я внимательно вдумываюсь в этот прискорбный факт со старцем Амвросием в Шамордине, мне всегда почему-то кажется, что князю тьмы особенно было неприятно это пребывание старца, быть может, как ограждающее обитель от какого-либо его набега на более слабые души насельниц обители, и он всеми силами пытался устранить его оттуда. Наконец, до старца дошел слух, что, будто бы, Владыка, расстроенный разными толками о пребывании старца Амвросия в обители, сказал, что: «вот-де я сам поеду в Шамордино, посажу старца в карету и увезу его в Оптину», тогда старец сказал: «Жив Господь Бог мой и жива будет душа моя»: над всеми владыками, есть Вышний Владыка: ехать в Оптину я не собираюсь, да и как я поеду?!» После этого старец стал уже многим намекать, хотя они не понимали, не хотели, или боялись даже понимать, о скорых днях своей кончины. Наступила весна 1891 года. В Шамордине опять начали поджидать архиерея. Настоятельница и сестры, тревожились, обращались к старцу с вопросами: «батюшка! как нам встречать владыку?» О.Амвросий отвечал: «не мы его, а он нас будет встречать». – «А что мы будем для владыки петь?» Старец говорил: «мы ему «аллилуйя» пропоем». «Говорят, владыка хочет о многом спрашивать у вас». Старец на это отвечал: «мы с ним потихоньку будем говорить, никто не услышит нас». Но никто не хотел видеть в этих словах ясных намеков старца на свою кончину, а между прочим, судя по описанию одного из посетителей старца перед его кончиною, о.Амвросий в то время производил такое впечатление: ... «Я увидал маленького старичка, (когда-то о.Амвросий был довольно высокого роста) лет под восемьдесят; в теплом простом подрясничке, в монашеской шапке, сидящего в кресле, бледного и слабого до последней степени. Кожа едва облегает кости, нижняя губа трясется. Так и думаешь, что он вот-вот сейчас умрет. Если что живо в этом почти мертвом теле, так это глаза – небольшие, светло-карего цвета, лучистые, бодрые, наблюдательные, проницательные. В них, будто, сосредоточивается вся жизнь, и они представляют удивительный контраст с мертвенной бледностью лица и поразительной слабостью тела»... |
| Иеромонах Феодот (Фёдор Александрович Мартемьянов) родился в 1871 году в крестьянской семье в Казанской губернии. В Оптину пустынь поступил в 1889 году. Пострижен был 19 июня 1901 года. Нес послушание канонарха и в свечном ящике. 22 августа 1904-го рукоположен во иеродиакона, 12 октября 1908-го – во иеромонаха. С 1923 года – в Козельске, где 27 ноября 1930 осужден был «тройкой» на пять лет ссылки в Северный край. Выехал в Архангельск. Скончался 18 октября 1932 года. Иеромонах Мелетий (Бармин Михаил Иванович), крестьянин Нижегородской губернии Балахнинского уезда деревни Растяпино. В Оптину пустынь поступил в 1896 году, нес послушание фельдшера в монастырской аптеке. В монашество пострижен 23 июня 1899 года. Был смотрителем монастырской больницы. С 1902 года старший келейник настоятеля обители архимандрита Ксенофонта. Иеродиакон с 17 мая 1904 года. Иеромонах с 4 февраля 1909-го. Помощник благочинного Оптиной пустыни. С 26 мая 1912-го – благочинный. С 10 сентября 1916 года духовник сестер Шамординской Амвросиевской пустыни. В 1923 году поселился в Козельске. Всегда был аскет – спал на подстилке без кровати. Смиренный и молчаливый. 18 августа 1930 года был арестован и 27 ноября 1930-го осужден на пять лет высылки в Севкрай. Этапом отправлен был в Архангельск. После ссылки вернулся в город Белёв, затем перебрался в Козельск, где и скончался 12 ноября 1959 года в возрасте девяноста семи лет. Перезахоронен на некрополь Оптиной пустыни. Иеромонах Макарий (Михаил Николаевич Чиликин), рухольный. Родился в 1870 году. Из мещан города Каширы. В Оптину пустынь поступил в 1899 году, благословлен был трудиться в трапезе. В мантию пострижен 13 августа 1905 года. С 1905 года в рухольной (в 1910 году – старший на этом послушании). Иеромонах с 10 апреля 1916 года. 5 марта 1919 года командирован для священнослужения в село Полошково. Жил в Козельске. Арестован 18 августа 1930 года. 27 ноября того же года осужден на пять лет высылки в Севкрай и этапирован в Архангельск. Скончался 1 мая 1939 года в Белёве. |
| Часов в 11 подавали Батюшке лошадь, и он отправлялся объезжать корпуса и постройки, в сопровождении особо ехавшей Матушки, которая помогала ему выходить из экипажа, ограждала его от толпы, и с которою он нередко тут же и занимался на счет перемещения сестер, переделок, перестроек и т.д. – и в сопровождении толпы сестер и мирских, которые бегом мчались за Батюшкиной пролеточкой. Кто тащил ему скамеечку, кто коврик, кто мешок с носками. Но вот пролетка останавливается. Вперед приехавшая Матушка ожидает Батюшку уже у крыльца того корпуса, куда он должен подъехать. Батюшку почти на руках высаживают из экипажа и ведут по кельям. Только что войдет Батюшка в двери, как они тотчас же запираются, и хозяйки остаются наедине беседовать с Батюшкой. Матушка и все, кому только удалось захватить какую-нибудь из дорожных принадлежностей Батюшки, как то: мешок, калоши, ряску, очки, рукавички, стул, ожидают Батюшку в коридоре или сенях; а вся остальная толпа у крыльца корпуса, осчастливленного посещением дорогого гостя. Но вот Батюшка обошел уже все кельи, и снова показался в дверях. Начинается великая суетня: «Где Батюшкина ряска? У кого калоши Батюшки? Очки, очки давайте скорее Батюшке!» Все суетятся и радуются, что снова видят Батюшку. Хозяек же указывать нечего, – лица их сами себя выдают. Как только заметишь сияющее восторгом лицо, так прямо и спрашиваешь: «А ты разве в этом же корпусе живешь?» – «В этом, в этом! Вот нам ныне счастье-то! Батюшка-то родной посидел у нас, помолился, то-то и то-то сказал». – «А что же ты с ним занималась?» Кто скажет: «Занималась, да еще как хорошо-то! Уж так Батюшка утешил меня, родной, ну и пробрал также, а уже зато легче теперь стало на душе»; а кто ответит: «Нет, где-ж Батюшке со всеми теперь заниматься? Да мне теперь и не до занятий, – я не знаю, о чем и говорить теперь с Батюшкой, у меня и скорбей теперь никаких нет». Возвращался Батюшка домой часу во 2-м, кушал, отдыхал, а после отдыха снова отправлялся объезжать корпуса до всенощной, или вечерни. За все время своего пребывания, Батюшка перебывал во всех корпусах, не пропустил ни одной келии, ездил и в Лапеху, был во всех сараях и амбарах. Во вторник принесли Батюшке показать носилки, приготовленные сестрам для ношения камней для постройки храма. Батюшка благословил их, и сам пробовал, ловки ли они. |
| Через несколько дней Вере понездоровилось и она слегла в постель. Три дня спустя заболела и Люба, – у них оказался дифтерит. Бедняжки очень страдали и писали записочки Батюшке, посылали поклоны и просили за них молиться. Вскоре Вера скончалась и от Любы скрывали смерть сестры, но она чувствовала и всем говорила, что Вера умерла. На другой день приехал отец. Пораженный смертью дочери и желая сохранить хотя другую, он привез с собою доктора. К приезду отца Люба отнеслась спокойно, но доктора видеть не захотела, говоря: «Ваш доктор мне не поможет». Вообще, несмотря на свой детский возраст, она была проникнута глубокой верой, почему, во время своей болезни, ни за что не хотела употреблять никаких лекарств и принимала только св. воду. Один раз она попросила свою няню сходить к Батюшке и попросить ей образок; Батюшка прислал ей распятие. Взглянув на присланное благословение, Люба серьезно сказала: «Значит – опять страдать…». Ее постарались успокоить, говоря, что крест нам дан в помощь и ограждение, но, по-видимому, она осталась при своем убеждении и, вздохнув произнесла: «Ну, что же делать». Когда ей стало очень трудно, ей начали читать отходную, она вслушалась и спросила: «Что это, отходную читают?». Ей ответили, что это читают молитвы, чтобы Бог простил, если кто забыл какие грехи. Она опустила головку и немного помолчав сказала: «Дайте мне бумагу и карандаш, я забыла один грешок». Написав записочку, она просила отнести Батюшке; Батюшка прислал ей ответ. Вскоре она написала вторую записочку и затем третью. Окружающие думали, что она пишет без сознания и спросили у Батюшки, но Старец сказал, что записки её вполне осмыслены. Когда принесли ей ответ на третью записку, то она не могла уже читать сама, а попросила прочесть о. Филарета. О. Филарет, прочитав ответ Старца, положил эту записочку на головку умирающей и она, вздохнув три раза, предала чистую душу свою Создателю, Которого возлюбила, можно сказать, от пелен. Когда о. Филарет вышел и объявил, что Люба скончалась, то отец её зарыдал. |
|
|
