| К числу подобных с уверенностью можно отнести суд Андрея Боголюбского над епископом Леоном (1164) [Лаврентьевская летопись, 2001, 352; Ипатьевская летопись, 2001, 520] и «тяжу», состоявшуюся в Ростове в отношении ушедшего на покой в местный Димитров монастырь епископа Кирилла (1228) [Лаврентьевская летопись, 2001, 452; Дворниченко и др., 2012, 108–110]. Суть обвинений заключалась в том, что архиерей передал часть имущества епископской кафедры обители, в каковую в последующем и удалился на покой. Летописание сохранило часть перечня востребованных богатств, список которых, вероятно, был известен составителю записи из судебных «протоколов». При всей кажущейся справедливости суда приходится отметить два немаловажных обстоятельства, позволяющих сделать вывод о неоднозначности произошедшего. Во-первых, претензии к епископу возникли лишь тогда, когда тот выступил против местного князя. Во-вторых, претензии противоречили канонам, сохранявшим за епископами право распоряжения передававшимся в их распоряжение имуществом 36 . Вполне очевидно, что в условиях XI – середины XIII вв. княжеская и городская власти считали себя вправе совершать суд над епископатом. Вероятно, причины такой убежденности следует искать в патронате князей и городских общин над епископскими кафедрами и в ктиторских правах князей, боярства и городских общин над храмами и монастырями. Каноничность таких действий князей и горожан видится неоднозначной и дискуссионной. Византийские нормы права существенно ограничивали судебные права императора и гражданских судов над клириками, о чем говорят положения Эпанагоги (884–886), служившей руководством для судей империи. Данный свод предполагает, что духовенство подсудно патриарху и подпадает под действие гражданских судей лишь в случае обвинения клириков в государственной измене [Каждан, 1958, 56–57; Омельчук, 2013, 34–38]. В данном контексте действия Владимира Святославича в отношении епископа Рейнберна видятся вполне законными. Нельзя исключать, что именно из-за декларировавшихся в своде норм, существенно урезавших права басилевса, Эпанагога долгое время не имела широкого распространения на Руси и была переведена только в XVII в. |
| Собор Феодоровской иконы Божией Матери (Санкт-Петербург) Материал из Азбука паломники Идёт загрузка карты… Собор Феодоровской иконы Божией Матери построен в 1911-1914 годах. Здание из железобетона исполнено в стиле ростовских соборных храмов эпохи воцарения Михаила Фёдоровича. Храм относится к Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви. Официальное название — собор Божией Матери Феодоровской в ознаменование 300-летия царствования Дома Романовых. Содержание История [ править править код ] Мысль о создании юбилейного храма в честь 300-летия Царствования династии Романовых возникла в 1907 году у «Союза русского народа», и через два года по всей стране на постройку стали собирать пожертвования. В 1910 году был проведен конкурс, победителем которого вышел гражданский инженер С. С. Кричинский, представивший проект в стиле ростовских храмов XVII века. После доработки проект был в следующем году одобрен, хотя работы начались уже 17 октября 1910 г. на отведенном близ Николаевского вокзала месте. Это место принадлежало подворью Феодоровского мужского монастыря Нижегородской епархии, основанного в начале XIII века князем Юрием II Всеволодовичем в Городце, на левом берегу Волги. Главной монастырской святыней была чудотворная икона Феодоровской Божией Матери, которую после упразднения обители перенесли в Ипатьевский монастырь в Костроме, где ею благословили на царство боярина Михаила Романова. В 1700 году монастырь в Городце был восстановлен, и в нем помещен список чудотворной иконы. В августе 1868 г. монастырь поставил в зале ожидания 3-го класса Николаевского вокзала киот с Феодоровской иконой, который простоял здесь семь лет. Попытки монастыря добиться разрешения выстроить в столице подворье оказались, однако, тщетными, и только в 1894 служащие товарной станции по проекту А. А. Лекшинского возвели возле ее ворот каменную часовню в память спасения Императорской семьи в Борках, которая была приписана к обители. После расширения часовни епископ Выборгский Сергий освятил ее 1 ноября 1904 г. как церковь во имя Феодоровской иконы и свт. Алексия . Затем к ней были пристроены два придела, освященные 19 февраля 1909 г. архиепископом Нижегородским Назарием. Вмещавшая 300 человек небольшая церковь действовала до 1914 года. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ДОВМОНТ (Тимофей) († 20.05.1299, Псков), св. кн. (пам. 20 мая, в 3-ю Неделю по Пятидесятнице - в Соборе Псковских святых), правитель Нальшанской земли в составе Литовского великого княжества (ранее 1260-1266), служилый кн. в Псковской земле (1266-1299), муж св. кнг. Марии Димитриевны , зять вел. кн. Владимирского и Переяславского св. Димитрия Александровича . Источники сведений о Д. можно разделить на 2 группы: летописные записи и различные редакции жизнеописания св. князя. Наиболее древними являются краткие летописные заметки о Д., сохранившиеся в составе харатейной Новгородской I летописи старшего извода (список кон. XIII в., дополненный в 1-й трети XIV в.); они касаются псковского периода жизни князя. Подробный рассказ о событиях, предшествовавших побегу Д. из Литвы в Псков, содержит Ипатьевская летопись, повествующая об убийстве Д. кор. Миндовга . В др. летописях, отражающих своды XIV в., есть редкие упоминания о Д., летописи XV-XVII вв. соединяют сведения Новгородской I летописи с жизнеописанием Д., составленным псковским автором. Св. кн. Довмонт. Фрагмент иконы " Собор святых великих князей, княгинь и княжон " 60-е гг. XIX в. (собор равноап. кн. Владимира в С.-Петербурге)_ Св. кн. Довмонт. Фрагмент иконы " Собор святых великих князей, княгинь и княжон " 60-е гг. XIX в. (собор равноап. кн. Владимира в С.-Петербурге)_ Жизнеописание Д. сохранилось в неск. редакциях XIV-XVI вв. (далее: Повесть, Житием оно называется только в редакции кон. XVI в.). В более ранних редакциях жизнеописание Д. не имеет заголовка либо именуется «Успение» Д., «Сказание» или «Повесть» о Д. Первоначальная редакция Повести была создана во 2-й четв. XIV в., история ее текста тесно связана с псковским летописанием. Текстуальные совпадения между Повестью и статьями псковских летописей 1323, 1341, 1343 гг. доказывают, что Повесть о Д. и летописные статьи 2-й четв. XIV в. создавались приблизительно в одно и то же время в одном круге книжников. В Повести о Д. князь изображен исключительно в ратных ситуациях (походы на Литву, на Раквере и в Поморье, сражения на Мироповне, с «местером Рижским», у ц. св. апостолов Петра и Павла). Автор не рассказывает о литов. периоде жизни князя и причинах его побега в Псков, не упоминает о строительстве им церквей и крепостной стены, об основании псковского Снетогорского в честь Рождества Пресв. Богородицы муж. мон-ря . В Повести о Д. воплотился псковский идеал князя - воина, готового в любую минуту встать на защиту псковских земель. В заключительной похвале князю, составленной на основе особой редакции Жития вел. кн. св. Александра Невского, прославление ратной доблести Д. соединяется с перечислением его христ. добродетелей. |
| Сохранились свидетельства о жалованных царских грамотах, даровавших права и преимущества костромскому Успенскому собору, подписанных князем московским и владимирским Василием III и царями Иоанном Васильевичем Грозным, Феодором Иоанновичем, Борисом Феодоровичем Годуновым и Василием Шуйским. В XIV-XV вв. была создана первая служба Феодоровской иконе. Ее текст свидетельствует о возникшем общерусском почитании святыни. Об этом же говорят сохранившиеся списки с костромской святыни XIII, XV и XVI вв., находившиеся в разных городах Руси и даже на Афоне. В конце XVI века по заказу Бориса Годунова в дар Ипатьевскому монастырю была впервые написана тронная Феодоровская икона Божией Матери. Это свидетельствует о возрастании почитания образа Богородицы в эти годы. К концу Смутного времени, количество осадных домов в костромском кремле, принадлежавших самым известным русским фамилиям, приблизилось к двум сотням. И один из них принадлежал инокине Марфе. Как мы видим, Феодоровская икона Божией Матери в 1613 году отнюдь не была малоизвестным, местночтимым образом. Она стала монархической святыней задолго до воцарения Дома Романовых. Для участников Великого московского посольства было принципиально важным ее присутствие при призвании Михаила Феодоровича. Весьма показательно, что посольство, войдя в Кострому, прежде отправилось в Успенский собор, где был отслужен молебен Феодоровской иконе Богородицы и лишь затем, взяв образ, двинулось крестных ходом с костромским духовенством и народом в Ипатьевский монастырь. Более того, возглавлявший посольство боярин Федор Шереметев имел при себе в этом путешествии список с Феодоровского образа. Великое московское посольство не имело возможности делать что-либо по своему усмотрению, поскольку перед путешествием в Кострому получило самые подробные указания. Это относится и ко всему, что происходило в Ипатьевском монастыре. Указания опирались на прецедент 1598 года, когда впервые (!), после многовекового правления Рюриковичей власть перешла к новой династии Годуновых. Поэтому, почти все детали призвания на царство Бориса Феодоровича были воспроизведены при призвании Михаила Романова, а многие речи, произнесенные в московском Новодевичьем монастыре (месте призвания Годунова), были повторены в Ипатьевской обители. Все это должно было продемонстрировать народу преемственность и законность новой власти. |
| Санкт-Петербург. Собор Феодоровской иконы Божией Матери и Александра Невского в память 300-летия Дома Романовых. Феодоровский собор в честь 300-летия Царствования Добавить фотографии церковь Феодоровской иконы Божией Матери и святителя Алексия, митрополита Московского, в память о рождении цесаревича Алексея - предшественница собора Феодоровской иконы Божией Матери. Она была построена в 1904 г. и стояла примерно на месте " кремлевской " стены. Фото из журнала " Всемирная панорама " . Андрей Агафонов 1 января 1904 церковь Феодоровской иконы Божией Матери и святителя Алексия, митрополита Московского, в память о рождении цесаревича Алексея - предшественница собора Феодоровской иконы Божией Матери. Она была построена в 1904 г. и стояла примерно на месте " кремлевской " стены. Фото с сайта Андрей Агафонов 1 января 1904 Карта и ближайшие объекты Добавить статью Мысль о создании юбилейного храма в честь 300-летия Царствования династии Романовых возникла в 1907 году у " Союза русского народа " , и через два года по всей стране на постройку стали собирать пожертвования. В 1910 году был проведен конкурс, победителем которого вышел гражданский инженер С. С. Кричинский, представивший проект в стиле ростовских храмов XVII века. После доработки проект был в следующем году одобрен, хотя работы начались уже 17 октября 1910 г. на отведенном близ Николаевского вокзала месте. Это место принадлежало подворью Феодоровского мужского монастыря Нижегородской епархии, основанного в начале XIII века князем Юрием II Всеволодовичем в Городце, на левом берегу Волги. Главной монастырской святыней была чудотворная икона Феодоровской Божией Матери, которую после упразднения обители перенесли в Ипатьевский монастырь в Костроме, где ею благословили на царство боярина Михаила Романова. В 1700 году монастырь в Городце был восстановлен, и в нем помещен список чудотворной иконы. В августе 1868 г. монастырь поставил в зале ожидания 3-го класса Николаевского вокзала киот с Феодоровской иконой, который простоял здесь семь лет. Попытки монастыря добиться разрешения выстроить в столице подворье оказались, однако, тщетными, и только в 1894 служащие товарной станции по проекту А. А. Лекшинского возвели возле ее ворот каменную часовню в память спасения Императорской семьи в Борках, которая была приписана к обители. После расширения часовни епископ Выборгский Сергий освятил ее 1 ноября 1904 г. как церковь во имя Феодоровской иконы и свт. Алексия. Затем к ней были пристроены два придела, освященные 19 февраля 1909 г. архиепископом Нижегородским Назарием. Вмещавшая 300 человек небольшая церковь действовала до 1914 года. |
| М. в статье 1114 г. ПВЛ, в редакции Ипатьевской летописи (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 277-279; Творогов. 1979. С. 8-11; ср.: Орлов. 1926). Значительные по объему части текста И. М. сохранились в составе неск. древнерус. хронографов, дошедших в списках XV-XVI вв. Большая часть хронографии вошла в состав хронографического свода 60-х гг. XIII в. (т. н. Иудейский хронограф). К нему восходят списки украинско-белорусского происхождения: хронографы Архивский (РГАДА. Ф. 181 (собр. РО МГАМИД). 279, 3-я четв. XV в.), Варшавский (Варшава. Национальная б-ка. BOZ 83, кон. XV - нач. XVI в.), Виленский (Вильнюс. БАН Литвы. Ф. 19. 109, 1-я треть XVI в.) и великорусский, т. н. Забелинский отрывок 1-й пол. XVII в. (ГИМ. Собр. И. Е. Забелина, 436). Фрагменты хронографии И. М. в них практически идентичны; в Виленском хронографе текст более полный. В них присутствуют фрагменты 1-й и 2-й книг и почти весь текст 4-10-й книг хронографии вместе с частями библейских книг Царств, «Романа об Александре», «Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Хроники» Георгия Монаха ( Оболенский. 1851; Срезневский. 1879; Истрин. 1893. С. 317-346; Мещерский. 1955). Также значительное число фрагментов сохранилось в составе 2-й редакции «Летописца Еллинского и Римского». Первая редакция этого свода (не позднее XIV в.; 4 списка) сохранила фрагменты 1, 2 и 4-й книг хронографии, в т. ч. утраченные в греч. оригинале введение и начало повествования И. М. Вторая редакция «Летописца...», составленная во 2-й четв. XV в. в Новгороде (не менее 9 списков) и существенно расширенная относительно первой, содержит части книг 6-10 (с сокращениями), почти полностью книги 13-17 и начало 18-й книги (до описания событий 527-528 гг.) ( Попов. 1866. С. 1-95; Клосс. 1972; Творогов. 1975. С. 111-135, 274-305; Он же. 1979; Летописец Еллинский и Римский. 1999-2001. Т. 2. С. 146-151). Кроме того, на основе хроник И. М. и Георгия Монаха был составлен Софийский хронограф (РНБ. Соф. 1454, список XVI в., но сам свод несомненно более раннего времени), представляющий собой сокращенную версию всемирной истории. |
| В пользу выезда Захарии Чета из галицко-волынской земли говорит и то, что нам известен другой пример миграции выходца с юго-запада в город на Волге, который также принес собой список Печерской иконы Божией Матери, и который также имел отношение к летописанию! Речь о монахе Киево-Печерской Лавры Дионисии, который около 1328 года покинул Киев и пришел в Нижний Новгород. Так же как и Захария Чет он основал обитель - Печерский Вознесенский монастырь, впоследствии стал митрополитом Киевским и всея Руси, и канонизирован Русской Православной церковью (8). По его благословению в стенах монастыря была создана Лаврентьевская летопись. Интересно, что инок основанного галичанином Дионисием нижегородского монастыря Павел Высокий был учителем княгини Евдокии Суздальской - будущей супруги Дмитрия Донского и матери Василия Первого. А ведь Евдокия (канонизированная как преподобная Ефросиния Московская) была прапраправнучкой князя Даниила Галицкого! С другой стороны, правнук галичанина Захарии Чета боярин Федор Сабур спас жизнь великому князю Дмитрию Донскому, а его дяди - бояре Иван Дмитриевич, Константин Шея - подписали духовное завещание сына Дмитрия Донского - Василия Первого, потомка галицких князей. Можно сказать, что «прапрапра...» - это очень далекое родство, чтобы делать какие-то определенные выводы. Но ведь Борис Годунов был еще более отдаленным предком Захарии Чета, когда Годуновы заказали образ «Явления Богоматери» их пращуру Захарии. Это - подлинная родовая память, подзабытая в эпоху «Иванов, непомнящих родства». Все это позволяет утверждать, что Захария Чет был выходцем из галицко-волынских земель. Под давлением Запада и татар во второй половине XIII - начале XIV века все больше представителей галицкой знати и простых русских людей уходили в Северо-Восточную Русь - служить Владимиру и Москве. В этом массовом движении видную роль играли митрополит Киевский Петр, предки Сабуровых, Годуновых и Квашниных. Осталось найти подтверждение этой гипотезе в источниках. А за ним далеко ходить не нужно. Мы находим его в самой Ипатьевской летописи. Под 1208 годом там есть такая запись: «После этого Роман вышел из города, чтобы просить помощи у русских князей. Когда он был на мосту в Шумске, его захватили Зерно и Чухома, и приведен он был в стан к князю Даниилу и ко всем князьям и воеводам угорским». |
| во время похода союзных войск во главе с Мстиславом Андреевичем. Именно эта неправедная жизнь архипастыря, запятнавшего себя клятвопреступлением и участием в неправедном суде над Печерским игуменом Поликарпом, стала основанием для изгнания Антония из города [Лаврентьевская летопись, 2001. 354; Ипатьевская летопись, 2001, 522–524]. Не менее показательны и драматичны расправы, учиненные по воле Даниила Романовича над галичским и перемышльским архиереями в 1241 г. Гнев князя был столь велик, что имущество перемышльского епископа было даже отдано людям боярина Андрея на полное разграбление [Ипатьевская летопись, 2001, 793–794]. Судя по опи санию того, как происходило изъятие брошенных епископом богатств и припасов, совершавшееся напоминало не захват боевой добычи, а судебную расправу в виде «потока и разграбления». Если принять во внимание, что составителями и авторами большинства летописных и агиографических источников XI–XIV вв. являлось монашество, весьма примечательным видится то, что в целом митрополичьи суды в церковной среде оцениваются негативно – как «неправда». В это же самое время участие князей в судебных спорах по церковным вопросам, напротив, рассматривается в качестве положительного фактора, обеспечивавшего большую или меньшую объективность церковного суда, что, например, обнаруживается в поведении смоленского князя в суде над Авраамием Смоленским или в решительности действий черниговского князя Святослава Всеволодовича в деле защиты Печерского игумена Поликарпа [Лаврентьевская летопись, 2001, 354–355]. Отмеченное обстоятельство видится примечательным. Помимо княжеского суда, епископы могли подвергаться наказанию со стороны городского веча своих кафедральных центров. При том, что сами вечевые судебные расправы привлекали внимание исследователей 35 , суды веча над представителями Церкви – одна из малоизученных тем. Смещения новгородских архиереев во второй половине XII – первой трети XIII вв. нередко связаны с вечевыми приговорами. Еще одна группа судов над архиереями – вечевые суды, совершавшиеся с участием князей, или княжеские суды с привлечением представителей города. |
| Значительным явлением в истории украинского летописания было появление в начале XVII в. Густынской летописи. 67 В основу легла южнорусская летопись типа Ипатьевской: «Повесть временных лет», Киевская летопись XIIXIII вв. и Галицко-Волынская XIII в., возможно, в отдельных редакциях, отличных от текста Ипатьевской летописи. Среди источников был Тверской сборник. Его окончательное формирование происходит на Украине, 68 но первая часть сборника, Ростовский свод 1534 г., мог быть известен создателю Густынской летописи и в отдельном виде. По крайней мере, тверских известий за XV в. у него нет. Помимо русских летописей составитель использовал польские хроники, опубликованные в XVI в.: М. Меховского, М. Бельского, М. Стрыйковского и М. Кромера. 69 Он постоянно ссылается на Annales ecclesiastici auctore С. Baronio (Ц. Барония), первые тома которых были изданы в Риме в 1587–1600 гг. (все 12 выпущены к 1607 г.). Все сведения, почерпнутые из дополнительных источников, были совмещены с известиями южнорусских летописей. Так был составлен очень подробный и во многом отличающийся от предшествующих рассказ о княжении св. Владимира и крещении Руси. История князя Владимира изложена в Н1 мл. (т. е. в НС) и «Повести временных лет» одинаково, но текст неоднороден, и в нем явно прослеживаются разновременные пласты. Рассказ о правлении первых христианских князей, свв. Ольги и ее внука Владимира, несомненно сложился в настоящем виде не позже 1090-х гг. Однако, из житий и похвальных слов выясняется, что помимо летописной, существовали и другие точки зрения на то, как развивались события но времена крещения Руси. 2. Равноапостольный князь в «Слове о Законе и Благодати... и похвале кагану нашему Владимиру» митрополита Илариона Особенностью древнерусской литературы XI в. является то, что, даже зная имена авторов, мы ничего или почти ничего не знаем о них самих. Первый русский писатель, известный нам, – это современник Ярослава Мудрого, митрополит Иларион. Его биографию можно восстановить только по короткому сообщению «Повести временных лет» о поставлении в митрополиты в 1051 г. и его собственной записи, приложенной к Символу веры . О прежней жизни Илариона только летописное сказание «Чего ради прозва ся Печерьскыи манастырь» под тем же 1051 г. сообщает, что он был пресвитер, «мужь благъ, и книженъ и постникъ». В отличие от своих предшественников-греков, Иларион был «русинъ». Именно так он определен во всех летописях, воспроизводящих Лаврентьевско-Троицкую редакцию «Повести временных лет» (о летописях см.: Гл. 3.1). Как следует из его записи, Иларион был поставлен собором епископов, и это обычно трактуется как конфликт между Ярославом и Константинопольским патриархатом. 70 Его предстоятелем тогда был Михаил Керуларий (1043–1058), более всего известный тем, что в его время произошел окончательный раскол между Восточной и Западной церквями (1054 г.). |
| Между тем в русских источниках о данном Соборе ничего не известно, что само по себе порождает недоумение и едва ли может быть отнесено к «случайности». Однако особо при этом оговаривается, что после того как архиерей был оправдан и возвратился в Новгород, им (или от его имени) был совершен жестокий суд над его обидчиками, подобный тому, что постиг через столетие Феодорца в Киеве. «Клеветники» были обезображены, изуродованы и вынуждены бежать «в немцы» 28 . В полной мере можно согласиться с В. В. Мильковым, высказавшимся за то, что произошедшее отразило серьезные внутригородские конфликты в Новгороде, жертвой которых и стал архипастырь в условиях ослабления власти Изяслава [Дергачева и др., 2016, 65–70]. В любом случае, обстоятельства конфликта позволяют заключить, что дело, скорее всего, имело «политический» характер, и отражало как борьбу различных канонических традиций и тенденций [Мильков, 2009, 116–155; Ульянов, 2011, 164–194], так и противоречия внутри княжеского рода и в Новгороде 29 . Еще один случай митрополичьих судов – суды по делу об обвинении против Ростовского епископа Леона, дважды изгонявшегося с кафедры и, в итоге, заслужившего дурную посмертную славу. В первый раз его удалили за незаконное смещение епископа Нестора и за совершавшиеся им поборы с духовенства [Лаврентьевская летопись, 2001, 343; Ипатьевская летопись, 2001, 493], а во втором – за его жесткую позицию по вопросу о постах [Ипатьевская летопись, 2001, 520], отражавшему различные канонические и монашеские традиции в византийской Церкви [Конявская, 2012, 69–73; Виноградов, Желтов, 2019, 1–18; Виноградов, Желтов, 2018, 118–139]. Оба суда завершились оправданием еп. Леона в Киеве, причем во втором случае суд в Киеве совершался при участии великого князя, а в Византии (точнее, в походной ставке) – перед императором, а также патриархом, о чем сообщило не только летописание, но и патриаршая грамота к Андрею Юрьевичу [Лаврентьевская летопись, 2001, 352; Никоновская летопись, 2000, 221–222; Лука Хрисоверг, 1880, 63–76]. |
|
|
