| К владыке Иоасафу часто приезжали крестьяне из окрестных деревень, из сел Чувашской республики и Марийской области. Их рассказы о голоде и преследованиях духовенства вызывали у владыки негодование: «И после таких рассказов – слушать, что жить стало веселее... Неслыханное варварство!» Сам Преосвященный Иоасаф не имел достаточных средств к существованию, получая весьма скромное пособие от редких треб, а ведь помимо себя еще надо было содержать больную престарелую мать. Его мать и в период тюремно-ссыльных мытарств Преосвященного не обходили заботами инокини закрытых монастырей и крестьяне, приезжавшие из районов. Теперь же, по возвращении владыки из концлагеря в Казань, к нему на ул. Тихомирова, дом 31, кв. 2, приезжали его духовные чада, иноки и инокини разгромленных обителей, миряне, почитавшие епископа-исповедника. Каждый старался посильно помочь владыке: кто продуктами, кто – одеждой. Владыка мало что оставлял себе, ибо значительную часть отсылал через доверенных лиц сосланному духовенству, арестованным и томящимся в заключении в казанской тюрьме священникам. У архипастыря находили приют и ночлег тс, кто, гонимые властью за свое исповедание православной веры, вынуждены были бежать из родных мест и скитаться по городам и весям. Не признав Декларации митрополита Сергия, владыка оставался вне Сергиевской иерархии и в казанских храмах Сергиевской юрисдикции не служил. Лишь изредка епископ Иоасаф совершал молебны и панихиды в церкви Ярославских чудотворцев, что на Арском кладбище. В это время, обычно никто из местного духовенства, хотя и сочувствовавшего епископу, но опасавшегося возможных репрессий, не присутствовал, и Преосвященный Иоасаф в окружении 4–5 человек из числа своих последователей и духовных чад мог свободно поминать новомучеников и исповедников Российских, многих из которых знал лично по совместному служению в Казанской епархии, других – по ссылкам и тюремным заключениям. Характерно, что однажды, на вопрос одного протоиерея, как владыка относится к советской власти, епископ Иоасаф грустно заметил: «Чтобы судить о советской власти, нужно побывать в концлагерях...» |
| Мотивы гражданской власти были понятны. В то время как обновленчество в Казанском крае, несмотря на всю поддержку властей, терпит поражение, епископ Иоасаф, не имеющий зарегистрированного епархиального управления (несмотря на все свои об этом просьбы), благословляет инокинь и иноков казанских монастырей (числом более 150 человек) на хождение по деревням и селам епархии с проповедями против обновленчества, с посланиями патриарха Тихона и самого владыки Иоасафа. Более того, епископ Иоасаф представляет патриарху список к награждению духовных лиц, «стойко засвидетельствовавших свою преданность Православной Церкви», среди которых: протоиерей Петропавловского собора Андрей Боголюбов, один из трех казанских приходских священников, в сложные для Православия дни не примкнувший к обновленчеству; протоиерей Павел Мансуровский из села Никольского, единственный священник на весь Арский кантон, восставший открыто против «живцов» и также открыто поминавший патриарха Тихона; Благовещенской церкви г. Свияжска священник Анатолий Романовский, еще в 1922 году привлекавшийся к ответственности вместе с архимандритом Ефремом за преподавание детям Закона Божия; иноки из Иоанно-Предтеченского, Раифского, Седмиезерного монастырей... Иными словами, даже в отсутствие зарегистрированного епархиального управления епископ Иоасаф успешно осуществлял руководство епархией. 19 сентября 1923 года в «Известиях ТатЦИК» было опубликовано разъяснение Наркомюстиции и прокурора Татреспублики о невозможности публичного поминовения за православным богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла. Епископ Иоасаф, прекрасно разбиравшийся в советском законодательстве и стремящийся добиться решения вопроса в интересах православных верующих, направляет номер этой газеты в Наркомюст РСФСР с просьбой разъяснить следующее: «1) Действительно ли поминовение за богослужением патриарха Тихона и митрополита Казанского Кирилла не допустимо по законам Республики... 2) Поминовение патриарха Тихона и митрополита Кирилла действительно ли содержит в себе признаки преступления, караемого ст. |
| В своем запросе в 5-й отдел Наркомюста РСФСР в декабре 1923 года епископ Иоасаф писал: «Я покорнейше просил бы разъяснить мне: закономерно ли данное распоряжение гражданской власти, препятствующее мне, свободному гражданину, осуществление мною моих религиозных потребностей, и сохраняют ли свою обязательную для всех силу прежде изданные законы и разъяснения центральной власти о предоставлении гражданам полной свободы совести, как то п. 2 основного декрета об отделении Церкви от Государства от 23 января 1918 г., ст. 125 Уголовного Кодекса и Циркуляр от 28 февраля 1919 г. 123037» 819 . 12 декабря 1923 года в ГПУ поступают сведения, что епископ Иоасаф «не имея официального разрешения от гражданской власти на организацию епархиального управления, управляет фактически епархией» 820 (констатация факта полной неспособности обновленческого КЕУ повести за собой церковные общины.– А. Ж,), а также имеет связь с бывшим патриархом Тихоном, «от которого ожидаются на днях руководящие указания для епископа Иоасафа в работе по епархии». 24 декабря 1923 года из почтовой конторы были изъяты и препровождены в ОГПУ письмо епископу Иоасафу от патриарха Тихона с резолюцией последнего о наградах и еще несколько документов административного характера. Характерно, что некоторые документы изымались чекистами с других адресов, поскольку корреспонденция для владыки Иоасафа шла не только на его имя, но и на конспиративные адреса. Однако даже эта конспирация не спасала от изъятия документов. Перлюстрация писем, по всей видимости, была тотальной. Успешно работала и сеть осведомителей. Вместе с тем изъятых документов оказалось недостаточно для фабрикации основательных обвинений, и епископ Иоасаф был вскоре освобожден из-под ареста. Хотя ему было запрещено совершать богослужения и номинальное управление епархией перешло к епископу Афанасию, однако владыка Иоасаф не переставал служить тайно и фактически оставался при управлении епархией. Епископу же Афанасию, при подсказке из обновленческого епархиального управления, ГПУ запретило совершать рукоположения. |
| Мне думается, арест можно провести 5/6». Аресты были произведены 14 июня. Инокам вменялось в вину написание и распространение антиобновленческих прокламаций, связь с сосланным в Усть-Сысольск митрополитом Кириллом и вообще, как откровенно резюмировалось в одной из докладных записок в ГПУ: «Вся эта черносотенная компания, во главе с архиепископом Иоасафом, представляет собой штаб всевозможных контрреволюционных шашней, за которым плетется все реакционное духовенство и верующая масса, что является в высшей степени в политическом отношении опасным» 813 . Примечательно, что приписав епископу Иоасафу сан более высокий, нежели он имел, власть невольно признала за владыкой авторитет и право временного управления Казанской епархией на время отсутствия митрополита Кирилла. Во всяком случае, влияние преосвященного Иоасафа на умы казанцев и на дела епархиальные было не менее глубокое, чем влияние всего обновленческого епархиального управления. По делу арестованных монахов Иоанно-Предтеченского монастыря вызывали в ГПУ для дачи показаний и обновленческого архиепископа Алексия (Баженова). Последний заявил, что после того, как архимандрит Феодосий побывал в Иоанно-Предтеченском монастыре и получил печатный текст непризнания ВЦУ, КЕУ и Алексия, под этим текстом подписались все насельники Раифы, впрочем, как и Седмиезерной пустыни, казначей которой ссылался на мнение насельников Иоанно-Предтеченского монастыря как на основание занятой позиции. Иеромонах Феофан (Еланский), сын протоиерея Покровской церкви г. Елабуги и один из ближайших сподвижников епископа Иоасафа, ездил в родной город и там своими проповедями и указаниями владыки Иоасафа многих отвлек от обновленчества, которое уже почти восторжествовало в Елабуге. Престарелый настоятель Иоанно-Предтеченского монастыря епископ Андроник, вызванный в КЕУ для выяснения причин непризнания обновленцев, говорил Алексию вполне откровенно, что ему, Андронику, «неудобно расходиться с епископом Иоасафом» 814 . Впрочем, доказательств по обвинению иноков (не говоря уже о самом епископе) было столь мало, что 30 июня они были отпущены под домашний арест. |
| е. внеполитического. Думая, что получит заявление покаянное, ГПУ явно просчиталось и получило заявление владыки скорее антиобновленченское, но уж никак не антитихоновское. Верующим было ясно, против кого направлены строки заявления: «Тот, кто хочет Церковь как организацию использовать в своих земных целях и толкает ее этим на путь антихристианский, тот обмирщает этот Богочеловеческий союз, превращает Церковь в обычное человеческое учреждение, тому Церковь , как таковая, не важна и не дорога...». Однако видимость покаяния была соблюдена, и через месяц Платон Иванов и Александр Кожевников были выпущены из тюрьмы. В начале августа 1923 года скончался священник Порфирий Ру- фимский. Погребение его 6 августа совершал сам владыка Иоасаф. В отпевании брата участвовал протоиерей Павел Руфимский, блестящий оратор и известный в Казани богослов, но, из-за угроз ГПУ быть сосланным, малодушно оставшийся на стороне обновленцев. По окончании отпевания он подошел к епископу Иоасафу и со слезами на глазах обратился к нему: «Прошу вас, владыка, когда я умру, похороните меня». Всего через два месяца, участвуя в диспуте против безбожников и произнеся блестящую речь, протоиерей Павел, сходя с кафедры, воскликнул: «А все-таки Бог существует!» Вдруг он пошатнулся и упал замертво. Смерть эта так ошеломила православных казанцев, что примирила с отцом Павлом всех, кто осуждал его прежде за малодушие. Преосвященный Иоасаф, памятуя предсмертную просьбу священника о погребении, исполнил это завещание. Этого же желали и прихожане, не противились и родные. Между тем обновленческий архиепископ Алексий, считая священника «своим», также явился ко гробу, отслужил панихиду, надеясь произвести и отпевание, но получил твердый отпор со стороны верующих, желавших чтобы именно владыка Иоасаф исполнил этот обряд. Алексий, по обыкновению, пошел жаловаться в ГПУ, заявляя, что епископ Иоасаф из смерти протоиерея Павла делает политическую демонстрацию. Однако недолгой была растерянность власти. 15 сентября 1923 года с епископа Иоасафа была взята подписка о невыезде за пределы Казани. |
| Оставаясь в убеждении необходимости для России монархического государственного устроения, архимандрит Иоасаф, между тем, не скрывал своего негодования той придворной обстановкой, что царила в последние предреволюционные годы. В начале августа 1918 года белочехи взяли Казань и пробыли в городе ровно месяц, в течение которого казанцев не покидала надежда на падение большевизма. Однако в ночь на 10 сентября (н. ст.) белочехи оставили Казань и в город вступили красноармейцы. В момент взятия Казани в городе не осталось ни одного архиерея: митрополит Казанский и Свияжский Иаков (Пятницкий) и викарный епископ Борис (Шипулин) покинули Казань с белочехами, а епископ Чистопольский Анатолий (Грисюк) , ректор академии, находился в Москве на сессии Всероссийского Поместного собора. Старшим по чину оказался 32-летний архимандрит Иоасаф. Ему-то и пришлось принять бремя церковной власти в такой тяжелый и критический период, когда повсюду в городе происходили аресты и расстрелы, а большинство городских церквей оказались закрытыми из-за ухода значительной части приходского духовенства с белочехами: так все были напуганы слухами о зверствах, чинимых большевиками. К тому же вне Казани оказались почти все члены епархиального совета, и архимандрит Иоасаф был вынужден вступить в единоличное управление делами Казанской епархии. В первый же день сменившейся власти подвергся разгрому Зилантов монастырь. Архимандрит Сергий (благочинный монастырей и настоятель Зилантова монастыря) и с ним десять монахов находились в трапезной, когда в обитель ворвались красноармейцы. Иноков вытолкали во двор обители и там возле монастырской стены расстреляли. Это было совершено в отместку за то, что около монастыря белочехи установили два орудия, обстреливавшие миноносцы Раскольникова. Когда большевики ушли, из-под трупов братии выполз окровавленный и чудом оставшийся в живых иеромонах Иосиф (Тюрин), 65-лстний старец, бывший духовником братии монастыря. Он дошел до города, где нашел приют в обители Иоанна Предтечи 797 . Старец рассказал о мученической кончине насельников Зилантовой обители архимандриту Иоасафу, который, дабы не подвергать более никого возможным репрессиям со стороны жаждущей крови власти, сам произвел чин отпевания и погребения убиенного архимандрита Сергия и казненных с ним иноков Зилантова монастыря. |
| В лагере, по прошествии чуть более года, в мае 1933-го его снова арестовали — на этот раз как «участника церковно-монархической контрреволюционной группы ИПЦ». 28 января 1934 года владыка был приговорен к переводу в штрафизолятор сроком на 2 года. В 1936году владыка был освобожден из лагеря. Он вернулся в Казань, поселился на окраине города у своей 80-летней матери в доме на улице Тихомирнова. В октябре 2012 года этому дому был присвоен статус памятника культуры, местные власти планируют восстановить его и создать в нем музей. Дом святителя Иоасафа в Казани, 2012 год. Фото: kazanweek.ru Официально владыка числился на покое еще с 1929 года. С сергианскими архиереями связи не поддерживал, но иногда по личным просьбам верующих служил панихиды в «сергианской» церкви на Арском кладбище. Жил он очень бедно, а продукты и одежду, передаваемые ему верующими, часто пересылал священникам, находившимся в тюрьме и ссылке. 16 декабря 1937 последовал очередной — на этот раз, последний — арест. «Тихоно-Кирилловское подполье» За что же все-таки власти преследовали епископа Иоасафа, в чем был смысл этих бесконечных арестов по надуманным обвинениям, этих странных перемещений по стране? По словам обвинителя Блинова, епископ Иоасаф «демонстративно заявлял, что, не признавая Соввласть, он не посещает „Сергиевских“ церквей, так как-де там за богослужением молятся за Советскую власть» и «проводил активную работу по созданию „Кирилловского“ подполья на территории Татреспублики». Слова эти требуют пояснения. Термин «Тихоно-Кирилловское подполье» не раз встречается в документах НКВД. В реальности подобной организации не существовало, однако б о льшая часть людей, обвиненных в принадлежности к этому «подполью», были приговорены «тройками» НКВД к «высшей мере наказания» и расстреляны без суда. В ряде следственных дел те же самые люди обвиняются в принадлежности к так называемой «Истинно-Православной церкви» (за принадлежность к ИПЦ владыка Иоасаф был арестован, в частности, в 1933 году). Наличие организационных связей между всеми ними — вопрос весьма дискуссионный, однако фактом является та или иная степень их оппозиционности к высшему церковному руководству РПЦ 1930-х годов, и, соответственно, оппозиционность их по отношению к советской власти. |
| На допросах все они держались стойко, хотя им и угрожали физической расправой. Иеромонах Феофан, как докладывали следователю тюремные надзиратели, несколько ночей не спал, проводя их в молитве, ожидая скорого расстрела. На защиту иноков по инициативе, исходившей из центра духовной оппозиции, возглавляемой владыкой Иоасафом, выступили слободские рабочие, многие прихожане. «Торжество» обновленчества продолжалось до середины июля 1923 года, когда из Москвы дошло не только известие об обретении свободы патриархом Тихоном, но и его послание к священнослужителям и всем верным чадам Православной Российской Церкви от 15 июля, где патриарх объяснял подлог живцов, неканоничность их ВЦУ и призывал отпавших к покаянию: «Мы призываем всех епископов, иереев и верных чад Церкви, которые в сознании своего долга, мужественно стояли за богоустановленный порядок церковной жизни, и просим оказать нам содействие в деле умиротворения Церкви своими советами и трудами, а наипаче молитвами Создателю всех и Промыслителю Богу. Тех же, которые волею или неволею, ведением или не ведением пошатнулись в стоящем веке лукавствия и, признав незаконную власть, отпали от церковного единства и Благодати Божией, умоляем сознать свой грех, очистить себя покаянием и возвратиться в спасающее лоно Единой Вселенской Церкви...» С получением известий об освобождении патриарха Тихона из-под ареста и гражданского суда, а также совершении им богослужений, местные власти внезапно лишились формальной возможности преследовать его сторонников. Не бездействовали и православные. Уже 17 июля в кафедральном соборе состоялось заседание Общего собрания верующих приходских казанских церквей, организованное кружком ревнителей Православия, возглавляемым преподавателем Богословского института Платоном Ивановичем Ивановым и 28-летним юристом Александром Сергеевичем Кожевниковым, близкими и доверенными людьми владыки Иоасафа. На этом заседании было постановлено, что «единственно законной, канонической властью в Казанской епархии община считает временного заместителя митрополита Казанского – епископа Чистопольского Иоасафа» 815 . |
| Сознавая влияние епископа Иоасафа на положение церковных дел в Казанском крае, ГПУ явно спешило сфабриковать против него «дело». К тому чекистов подталкивало полное поражение обновленчества в Казани: за архиепископом Алексием к началу 1924 года оставалось всего четыре прихода. Верующие явно игнорировали узурпаторов церковной власти, и средств от приходских общин в КЕУ почти не поступало. В этих условиях КЕУ не переставало своими доносами подталкивать ГПУ к аресту епископа Иоасафа. Из Казани в Москву по линии ОГПУ шли откровенные депеши, что в «кантонах плодотворная работа обновленцев может быть только в том случае, если тамошние тихоновцы лишатся своего наиболее умного и хитрого руководителя». Одновременно гражданской властью предпринималась работа по дискредитации епископа Иоасафа. Власти понуждали православные общины к регистрации в качестве обновленческих, мотивируя свою позицию тем, что епископ Иоасаф находится под судом. По всей республике в январе-феврале 1924 года кантонные управления объявляли представителям православных религиозных общин (причем, под расписку) о привлечении епископа Иоасафа к суду по ст. 62 и 123 Уголовного кодекса, а потому предлагали выбрать себе другого епископа. Намекали, что общины должны принять обновленческого архиерея, так как со староцерковническими (поддерживавшими патриарха Тихона) архиереями общины регистрироваться не будут. По этому вопросу епископ Иоасаф вынужден был писать заявление на имя председателя СНК Татреспублики с требованием прекратить вмешательство в дела общин и дискредитацию его личности до всякого вынесения судебного решения. Одновременно епископ Иоасаф пытался спасти от закрытия церкви бывшего Спасо-Преображенского монастыря в Казанском кремле, мотивируя это необходимостью следить за храмами – памятниками архитектуры XVI века, и за монастырским кладбищем. Еще в декабре 1923 года из НКВД было сообщено представителю Спасо-Преображенского монастыря, что предполагается закрыть в ограде монастыря кладбище и сам монастырь, храм запечатать и всех живущих выселить. |
| 20 сентября во время совершения архимандритом Иоасафом литургии в Спасском монастыре в алтарь вошел комиссар и объявил, что Казанский кремль закрывается для публики и объявляется военным городком, а все гражданские учреждения и частные лица выселяются. Закрытие кремлевских храмов последовало 22 сентября 1918 года. Уступая настоятельным требованиям архимандрита Иоасафа, временно управляющего Казанской епархией, власти все же разрешили вынос из кремлевских церквей некоторых наиболее чтимых казанцами святынь. Условием поставили предоставление списка участников (числом не более 20) перенесения святынь и осуществление последнего без пения, колокольного звона и повторных хождений. Решено было, что святыни будут перенесены в Казанский Богородицкий монастырь, находящийся под Казанским кремлем. Архимандриту Иоасафу поступали противоречивые распоряжения относительно времени переноса. Наконец, в 9 часов вечера силами монахинь Богородицкого монастыря, ибо в самом Спасском монастыре, кроме архимандрита Иоасафа оставались только иеромонах Варсонофий (Лузин) и монах Венедикт, были вынесены: из кафедрального Благовещенского собора – рака с мощами святителя гурия Казанского, из Спасо-Преображенского монастыря – мощи святителя Варсонофия Тверского, икона Великомученицы Варвары с частицей мощей, древние иконы Николы Ратного и Спаса Всемилостивого, древняя запрестольная икона и крест. Впервые за много веков мощи Казанских святителей покидали стены древнего кремля. Ныне этот печальный исход видится провозвестником гонений на Православие в XX веке, символическим началом теснения христиан и в самом Казанском крае. Уже была пролита кровь первых казанских новомучеников, уже начались аресты городского духовенства, и вот дошла очередь и до первосвятителей Казанских... Сохранилось свидетельство очевидца тех событий: «Под покровом темноты в темную осеннюю ночь печальное шествие двинулось из кремля к Казанскому монастырю. В глубоком молчании, без колокольного звона, без священных песнопений, двигалось шествие по пустынным улицам города: военное положение запрещало жителям выходить на улицы после 7 часов вечера. Так, невидимые никем, шествовали святители Гурий и Варсонофий по улицам своего града, изгнанные из родных обителей, чтобы найти приют под покровом Божией Матери. Согбенные под тяжестью серебряных гробниц, медленно двигались грустные фигуры, храня безмолвие в сердцах, переживавших момент величайшего потрясения. Но скорбь смешивалась с бодрым мужеством и решимостью... В Казанском монастыре духовенство с игуменией ждали приближение шествия в зимнем храме, где в то время совершались ежедневные службы. Шествие долго не появлялось. Наконец оно достигло Святых врат монастыря, их тотчас закрыли за шествием, мощи были внесены во храм и поставлены на приготовленное место – у южной стены. Двери храма были заперты, и началось трогательное ночное служение – молебствие...» 798 |
|
|
