| Митрополит Симферопольский и Крымский Гурий в Свято-Троицком кафедральном соборе. Симферополь. Первая половина 1960-х гг. Тяжёлое наследство досталось правящему архиерею в лице Днепропетровской и Запорожской епархии после епископа Иоасафа (Лелюхина), при котором было закрыто более 200 храмов, а также Тихвинский женский монастырь. Лояльные советской власти священники Днепропетровской и Запорожской епархии способствовали дальнейшему закрытию оставшихся приходов — в итоге на территории двух областей к концу 1965 г. осталось всего 35 храмов. Происходило это по причине того, что власть пыталась ослабить позиции Церкви «руками самих же церковников», для этого и подбирались соответствующие кандидаты из числа архиереев и священников. В случае с митрополитом Гурием власти такой цели не достигли — он не пошёл на сделку ни с ними, ни с собственной совестью. В то же время ему было тяжело противостоять негативным процессам — преклонный возраст и болезненное состояние мешали ему часто посещать удалённые приходы Днепропетровской и Запорожской епархии. Но даже в таком состоянии он совершал архиерейские службы до конца жизни. Последнее богослужение он совершил 13 июня 1965 г. в кафедральном соборе Днепропетровска на праздник Пресвятой Троицы. Несмотря на пронзительные боли в ногах, на Великой Вечерне архипастырь встал на колени и прочёл положенные молитвы. Указом Патриарха Алексия от 11 мая 1963 г. митрополит Гурий был награждён церковным орденом святого князя Владимира I степени. Собирал материалы для новой богословской работы «Святые Крыма», но закончить не смог. Время земной жизни митрополита Гурия подходило к концу. Помимо болезней он страдал от одиночества — духовные чада разлетелись по разным уголкам страны и изредка навещали своего духовного учителя. Упокоился митрополит Гурий в день святых апостолов Петра и Павла 12 июля 1965 г. на даче в пос. Малореченке. Отпевание совершил митрополит Иоанн (Кухтин). Погребён в Симферополе на Всехсвятском кладбище рядом с могилой святителя Луки (Войно-Ясенецкого), с которым его соединяла глубокая духовная связь. |
| 19 октября было получено на это соглашение Государственного управления по церковным делам. 23 ноября 1951 г. в Москве Святейшим Патриархом Алексием I был подписан Акт о даровании автокефалии Чехословацкой Православной Церкви, Предстоятелем которой был избран митрополит Елевферий (Воронцов). Торжества по случаю провозглашения автокефалии состоялись 8-9 декабря 1951 г. в Праге. В торжественном богослужении и интронизации митрополита Елевферия, проходивших в кафедральном соборе святых Кирилла и Мефодия, приняли участие представители Антиохийской, Русской, Грузинской, Румынской, Болгарской и Польской Православных Церквей. Однако акт провозглашения автокефалии Чехословацкой Церкви не был признан Константинопольским Патриархатом, который продолжал считать ее автономной в своем подчинении. Архиепископ Савватий (Врабец) не вошел в юрисдикцию Московской Патриархии. Оставшись без храмов, он продолжал жить в Праге, имея незначительное число сторонников. Скончался в ноябре 1959 г. Его отпевание совершил митрополит Пражский Иоанн (Кухтин). Похоронен архиепископ Савватий на Ольшанском кладбище в Праге. 13 июня 1968 года Греко-Католическая Церковь в Чехословакии была восстановлена. Это вызвало в Восточной Словакии процесс массового возвращения в унию, сопровождавшийся насильственными захватами храмов и церковных учреждений. После крушения коммунистической системы к концу 1992 г. стал очевидным скорый распад Чехословацкой Федеративной Республики на два независимых государства. В связи с этим Поместный Собор Чехословацкой Православной Церкви, проходивший 11-12 декабря в Прешове, высказался за сохранение единой автокефальной Церкви, распространяющей свою юрисдикцию на территорию двух независимых государств. Однако в соответствие с новой политической ситуацией было принято решение о перемене официального наименования Церкви. Отныне она стала называться Православной Церковью в Чешских землях и Словакии. Был принят новый Устав Церкви, по которому единый Митрополичий совет был разделен на два самостоятельных органа — Митрополичий совет Чешских земель в Праге и Митрополичий совет Словакии в Прешове. |
| — А вот теперь за это может быть кому-нибудь славная порка. При этих словах у меня вдруг перехватило в горле. Я взглянул на Локоткова. Он был бледен, а рука его неподвижно лежала на недопитом стакане чаю, который он только хотел приподнять со стола. — Да, славная будет порка, — продолжал Калатузов и, отойдя к окну, не без аппетита стал утирать свой рот. — Но кто же это может открыть? — робко спросил в это время весь покрывшийся пунцовым румянцем Локотков. — Тот, кто домой хочет пораньше, — отвечал Калатузов. Глава шестнадцатая Начальство сразу смекнуло в чем дело, да не мудрено было это и смекнуть. Распахнулись двери, и на пороге, расчищая ус, явился сторож Кухтин, который у нас был даже воспет в стихах, где было представлено торжественное ведение юношей рыцарей на казнь, причем, Как грозный исполин, Шагал там с розгами Кухтин. При виде этого страшного человека Локотков изобличил глубокий упадок духа. Стоя возле него, я видел не только, как он покачнулся, но даже чувствовал, как трепетала на его сюртучке худо пришитая пуговка и как его маленькие пухленькие губки сердечком выбивали дробь. Начался допрос. Дети сначала не признавались, но когда директор объявил, что все три низшие класса будут высечены через четыре человека пятый, началось смятение. — Отделяйтесь! — начал директор. — Ты, первый, становись к скамье. Один робкий мальчик отошел и подвинулся к скамье. Он водил тревожными глазами по зале и ничего не говорил, но правая рука его постоянно то поднималась, то опускалась, — точно он хотел отдать кому-то честь. Следующие четыре мальчика были отставлены в сторону; эти немедленно начали часто и быстро креститься. Пятый снова тихо подвигался к скамье. Это был тот бледный, запуганный мальчик, которого звали «белым тараканом». Совсем оробев, он не мог идти: ноги у него в коленях подламывались, и он падал. Кухтин взял его под мышку, как скрипку, и посадил на пол. — Бросали сало? — отнесся к нему директор. — Да, да, — пролепетал ему мальчик. — Кто бросал? «Белый таракан» пошатнулся, оперся ладонями в пол и, качнув головой, прошептал: |
| Первые допросы начались приблизительно через две недели заключения на Лубянке, и это было мое великое счастье. В это время допрашивали других людей, некоторые из них потом «раскололись». Из их рассказов я понял, что могут быть самые дикие, лживые обвинения, что на допросах могут выпытывать вещи, которые никогда не существовали. Через две недели меня вызвал на первый допрос следователь-чекист – некий Полянский (с ромбом в петлице, то есть «генеральского звания»). Он, кстати, был потом председателем комитета по делам религиозных организаций. С самого начала допроса следователь заявил мне, что я – член «церковной подрывной организации», на что я сразу отрезал: «Никакой такой организации не существует!». «Как не существует?! А нам известно, что профессор Бухгольц организовал молодежный кружок, и Вы в нем состоите». Я категорически отрицал это. «Как же Вы – молодой человек, с высшим образованием – и верите в Бога?!» – взвился тут Полянский. Я подтвердил, что я – верующий человек, во-первых, потому, что родители меня так воспитали, а во-вторых, в университете я прочитал многие книги, которые еще больше утвердили мои религиозные убеждения. Вскоре после моего ареста я заболел, и меня перевели в тюремную больницу. Там со мной оказался профессор-этнолог Кухтин и экономист Петр Павлович Маслов, который во всех энциклопедиях отмечен как лидер меньшевистской партии. С Кухтиным мы вели беседы на религиозные темы, а Маслов, естественно, все слышал. «Я Вас не понимаю, – как-то сказал он моему собеседнику. – Вы – историк и должны знать, что религия – это темнота. Как такое возможно?». А я привел ему в пример Булгакова, который также как и Маслов был экономистом, но это не помешало стать ему священником. Я прожил долгую жизнь и благодарю Бога не только за долготу своих дней, но и за то, что Он позволил заглянуть мне в две Свои Книги. Ведь в мире есть две Книги – Библия и Природа. Так что я был счастлив вдвойне – и как христианин, и как ученый. Настоящая вера – тоже знание. И в этом меня (от обратного) убедили когда-то три человека: Бухарин, Энгельс и Ленин. Нас, студентов, заставляли перед экзаменом конспектировать их книги, и, как оказалось, это было презанятное чтение! Они пытались опровергнуть существование Бога, но не приводили при этом ни одного научно обоснованного довода. По существу получалось, что они просто верили, что Бога нет. |
| — Я не знаю… все… — Все? стало быть, и ты? — Я, нет, не я. У него, видимо, развязался язык, и он готов был проговориться; но вдруг он вспомнил законы нашей рыцарской чести, побагровел и сказал твердо: — Я не знаю, кто. — Не знаешь? ну, восписуем ти, раба, — отвечал директор, толкнув его к скамейке, и снова отделилась четверка счастливых. В числе счастливых четвертого пятка выскочил Локотков. Я заметил, что он не разделял общей радости других товарищей, избегавших наказания; он не радовался и не крестился, но то поднимал глаза к небу, то опускал их вниз, дрожал, и, кусая до крови ногти и губы, шептал: «Под твою милость прибегаем, богородица дева». У нас было поверье, что для того чтобы избежать наказания или чтобы оно по крайней мере было легче, надо было читать про себя эту молитву. Локотков и шептал ее, а между тем к роковым скамейкам было отделено человек двадцать. Калатузов был избавлен от общей участи. Он стоял в ряду с большими, к которым могли относиться одни увещательные меры. Над маленькими началась экзекуция. Я был в числе счастливых и стоял зрителем ужасного для меня тогда зрелища. Стоны, вопли, слезы и верченья истязуемых детей поднимали во мне всю душу. Я сперва начал плакать слезами, но вдруг разрыдался до истерики. Меня хотели выбросить вон, но я крепко держался за товарищей, стиснул зубы, и решился ни за что не уходить. Мне казалось, что происходит дело бесчеловечное, за которое все мы, как рыцари, должны были вступиться. Высечены уже были два мальчика и хотели наказывать третьего. В это время Локотков, белее полотна, вдруг начал шевелиться, и чуть только раздался свист прутьев над третьим телом, он быстро выскочил вперед и заговорил торопливым, бессвязным голосом: — Позвольте, позвольте… это я бросил сало… Глава семнадцатая Кухтин перестал сечь, тевтонский клюв директора вытянулся, и он сквозь очки остро воззрился на бледного Локоткова; в группе учеников пробежал тихий ропот, и на мгновение все затихло. — Ты? — спросил директор. — Ты сам сознаешься? — Я, — твердо отвечал Локотков. — Я сам сознаюсь: секите меня одного. |
| 22 мая 1873 года, Никанор с молодым бегуном Ефремом, обедал в деревне Быковской у сестры своей. Внезапно для них явились с обыском волостной старшина, сельский староста и понятые. Бегунов арестовали и посадили в арестантскую бычковского волостного правления, а на другой день, около полудня, отправили в становую квартиру под присмотром сельского старосты Окрепилова и пятерых крестьян конвойных. Между тем, весть о поимке старца Никанора быстро разнеслась между окрестными бегунами. Дошла эта весть и до крестьян деревни Мишковской по фамилии Гаревских, самых преданных бегунской общине христолюбцев. Дом Гаревских – самый зажиточный во всей Мишковской волости. Народная молва утверждает, что пристанодержательство скрытников обогатило Гаревских и что благодетели бегунов высылают на их имя через странников значительные деньги «в братскую милостыню». Говорят также, что зиму 1873 года Никанов провел в доме Гаревских. В это время Гаревские, получив от одного благодетеля бегунов при письме 300 рублей «милостынею братии», употребили эти деньги не по назначению. Скрывавшийся у них Никанор узнал об этом и, будучи недоволен самовольным поступком Гаревских, оставил их дом и отправился в Поморье, но на пути туда был арестован. Так говорит народная молва. Если это правда, то Гаревские должны были чувствовать себя виноватыми перед Никанором, особенно когда узнали о постигшем его несчастии. Чтобы загладить свою вину, братья Андрей и Тимофей Михайловы Гаревских, в самый день поимки Никанора, вечером 22 мая, составили план освобождения арестантов, во время препровождения их из Быковского волостного правления в становую квартиру. Двенадцать человек крестьян согласились помогать им. Вечером Гаревские со своими товарищами, все вооружившись кольями, устроили засаду в небольшом лесу подле дороги, по которой должны были идти арестанты. Всю ночь и половину следующего дня отряд Гаревские провел в ожидании Никанора. Наконец, уже после полудня 23 мая, показался конвой, сопровождавший арестантов. Конвойный Новоселов вел на веревке Никанора, за ним Кухтин вел Ефрема. Конвойный Петухов и Окренилов, шли подле них. Сзади ехали на лошади староста Окрепилов и конвойный Теплухин. |
| В отглагольных антропонимах запечатлялись и более сложные действия, в которых выражались привычки человека, склад характера или важные происшествия, к которым был причастен носитель прозвища. Так, по некоторым фамильным прозваниям можно судить о пристрастии первоначальных носителей прозвищ к горячительным напиткам: Бражников (Николаевская); Качайлов, Качалов (Аксайская), Качалин (Семикаракорская), от качала – кутила, гуляка. Антропонимы Бахтуров (Трехостровская, 1745 г.), от бахтурить, набивать, кормить, пичкать; Лакомов (Рыковская, 1792 г.); Пирушкин (Черкасок, 1792 г.), от пировать; Шмак, Шмаков (Богоявленская), от смак, смаковать, говорят о любителях вкусно поесть. Первые Забураевы, Закуревы, Нюхаревы обратили на себя внимание односельчан неумеренным потреблением табака: Забураев (Кундрюченская, Нижнекундрюченская), от бура – жвака, плевач – человек, который жевал и сплевывал табак; Закураев (Верхнечирская) от закурай – человек, который много курит; Нюхарев (Бессергеневская), от нюхарь, человек, который нюхает табак. К своеобразным эпикурейцам можно отнести и первого Попаримова (Нижнекундрюченская), несомненного любителя попариться в бане. Отглагольные прозвища фиксировали склонность человека бездельничать, дурачиться и проказить: Лыткин (Семикаракорская), от псковского и тверского лытать, праздно проводить время; Подуруев (Кумшацкая), от дурачиться; Чебораков (Богоявленская), от чабарничать, погуливать, попивать; Чупилев (Грушевская), от чупить – проказить; Сухарев (Кумшацкая, Цимлянская), от сударить – барствовать. Записные щеголи, любители покрасоваться в ярком и дорогом платье получили прозвищпые этикетки, перешедшие в фамилии Кухтин (Вешенская, Каргальская), от новгородского кухтать, кутать, наряжать; Показанкин (Аксайская), от показотиться – пококетничать; Харахонов (Есауловская), от харахориться, наряжаться; Хареей (Березовская, 1745 г.) Харсеев (Черкасск, 1792 г., Старочеркасская, Синявская), от смоленского форсить, щеголять, пускать пыль в глаза; Хорошилов (Атамановская, Вешенская, Калитвенская), от хорошиться, любоваться собой, кокетничать; Щеголев (Бессергеневская, Заплавская); Щепетков (Багаевская, Гундоровская, Кочетовская), от щепет, щегольство. |
| Известно немало свидетельств о посещениях П.А. Флоренского и беседах в его доме приезжавших к нему в Сергиев Посад. О некоторых собеседниках мы узнаем по надписям на подаренных ему книгах. Среди сохранившихся – имена литераторов: фольклористов Б.М. и Ю. М. Соколовых , переводчика и историка западной литературы М. А. Петровского , сказителя былин Б.В. Шергина, писательницы и троюродной сестры Флоренского – О.Д. Форш. Сюда приезжали М. Волошин – память о нем сохраняет оставленная им акварель; А. Сидоров , который создал для Павла Александровича экслибрис и посвятил ему сонет; А. Белый. Этих людей Флоренский привлекал как знаток литературы и нескольких языков, собиратель народной поэзии, превосходный мастер слова. О значении его в литературно-философских кругах говорит такой любопытный факт, как избрание В. Хлебниковым П.А. Флоренского в «председатели земного шара». Из сохранившихся воспоминаний мы узнаем: «...отправились к Флоренскому. Немного подтянулись. Вошли, как школьники в келью отшельника. Флоренский не удивился, хотя он не знал никого даже по имени. Разговор велся вокруг «Законов времени». Красноречивый Кухтин немного мешал хорошему молчанию. Флоренский говорил нам о своем «законе Золотого сечения», о том музыкальном законе, по которому известная лирическая тема (настроение) у разных поэтов одинаково дает преобладание тех или иных шумов, строится на определенной шумовой формуле. После Хлебников подверг такому опыту пушкинский «Пир во время чумы» ... О «председателях» Хлебников почему-то умолчал». 275 Приезжал к Флоренскому ученый-этнограф, несколько лет путешествовавший по Эфиопии, а затем живший на Афоне А.К. Булатович (иеромонах Антоний). Близки были взгляды П.А. Флоренского посещавшему его тогда молодому философу А.Ф. Лосеву . В беседах-раздумьях проводил он многие часы с С. Н. Булгаковым. Именно так запечатлены они М.В. Нестеровым, создавшим полотно «Философы» в саду дома на Дворянской улице, в мае 1917 года. Вместе с М.В. Нестеровым приезжала познакомившая их А.С. Мамонтова – первая хранительница абрамцевского дома, которой Павел Александрович, стараясь поддержать в трудные минуты и призывая сохранить, образно говоря, тело и душу заповедного места, писал: «...я верю в то, что кризис очистит русскую атмосферу, испорченную едва ли не с XVII века. Тогда «Абрамцево» и Ваше Абрамцево будут оценены; тогда будут ходить и беречь каждое бревнышко Аксаковского дома, каждую картину, каждое предание в Абрамцеве, в Абрамцевых Абрамцево, дорогое Вам, прежде всего есть духовная идея, которая не уничтожаема. Скажу худшее. Если Абрамцево уничтожить физически, то и тогда, несмотря на это великое преступление уничтожения пред русским народом, если будет жива идея Абрамцева, не все погибло». 276 |
| Дмитрий Петровский писал в своих воспоминаниях о Велимире Хлебникове: «...Хлебников решил предложить вступление в «317» (число Председателей Земного Шара. – А.Н.) некоторым, по его мнению,близким «идее Государства Времени» лицам,в том числе Вячеславу Иванову и Павлу Флоренскому. В этот же вечер – 29 февраля 1916 года, в Касьянов день, отправились мы вдвоем с Хлебниковым к Вячеславу Иванову. Кажется, он дал свою подпись на опросном клочке Хлебникова, во всяком случае, вечер провели хороший и серьезный. Вскоре собрались и к Флоренскому – Хлебников,я и Кухтин. Вошли,как школьники,в келью отшельника. Флоренский не удивился, хотя не знал никого даже по имени. Разговор велся вокруг «законов времени». Красноречивый Кухтин немного мешал хорошему молчанию. Флоренский говорил нам о своем «законе Золотого Сечения»,о том музыкальном законе,по которому известная лирическая тема (настроение) у разных поэтов одинаково дает преобладание тех или иных шумов, строится на определенной шумовой формуле. После Хлебников подверг такому опыту пушкинский «Пир во время чумы»,кажется, это отпечатано в первом «Временнике», издания «Лирень». О «Председателях» Хлебников почему-то умолчал...» (Дмитрий Петровский. Изд. «Федерация», M., 1929. с. 12–14). У самого В. Хлебникова посещение Флоренского отразилось в его «Ка 2 »: «– Люди, идем в море чисел, – воскликнул кто-то, долго куривший. Я вспомнил Посад, красные, тяжелые башни, золотую луковицу собора и полки с книгами ученого, не нуждавшегося в пылинке пространства...» (Хлебников В. Собр. соч., т. 5. Л., 1933, с. 133). А.Н. 80 Богословский вестник, 1916, 6–7, с. 538–539. Было издано отдельной брошюрой: Около Хомякова. Сергиев Посад, 1917. 81 Флоренский П. Вопль крови. Слово в неделю Крестопоклонную. Сказано в храме МДА за литургией 12 марта 1873 г. от смерти И[исуса] Хр[иста]. M., 1906. Издание М-на и Х-ва. Стоит обратить внимание не только на содержание проповеди, в которой Флоренский, тогда еще не священник, обличает правительственный террор после подавления революции 1905 года и связанные с ним жестокие казни, но и на дату произнесения проповеди, отвлекавшую внимание цензуры от сиюминутных событий на нечто «прошлое» (1873 год!), хотя ее пересчет с действующего летосчисления от Рождества Христова на время, протекшее от смерти Христа, с безусловностью указывает на 1906 г. |
| Владимир Астраков 20 июня 2017, 09:26 Храни Вас Бог, Пьер. Благодарю Вас сердечно. Вы Добрый Маяк для терпящих бедствие в лукавом море падшего мира. александр китов 19 июня 2017, 21:21 Боже Праведный ! , какой человек. Он сам по себе церковь, к которой примкнут другие. ВЕКШИНА Людмила 19 июня 2017, 19:43 Убедительная и искренняя история, при этом поучительная. Благодарю за замечательную статью автора и сайт Православие.ру. Геннадий Кухтин 19 июня 2017, 19:39 Потрясающая и статья и сущностный смысл ея. Суть этого и есть, настоящее, живое и в Духе Святе- Православие от Свыше! наталья 19 июня 2017, 15:54 " Какое сравнение Христа с Велиаром? " " Там, где просто - ангелов со сто. А где мудрено - нет ни одного. " Как не вспомнить слова св. преп. Амвросия... Ольга 19 июня 2017, 14:56 Спаси Господи за материал! Четкое мнение об экуменизме и др., дай Бог здоровья и вечного спасения! Вот так иностранцы русских вере учат, молодец батюшка! 19 июня 2017, 13:58 Да. Всюду, кроме Православия, человеку предлагают игрушки и бижутерию (очень милые вещицы, но не способные насытить голодного). И только в Православии - Хлеб. р.Б. Максим 19 июня 2017, 13:50 Спаси Господи! У меня была похожая ситуация, я пытался вникнуть в суть Веры разумом, поэтому терпел поражение и метался, мучился, не знал Истины. Потом я натолкнулся на историю одного монаха, там было описано, что во время революции в семью к этому монаху ходил некий книжник (ученый человек) и убеждал родителей (верующих), что Бога нет. Но когда он спросил этого монаха, совсем еще мальчика, то он ответил, что если и Христа нет, но он верит Ему и Его словам, потому что это идеальный человек. Тогда я понял, что Вера это не область разума, а нечто большее, и сказал: " Господи, я верю Тебе, пусть говорят, что хотят. Помилуй мя, открой путь. " Я почувствовал внутреннее успокоение и радость. Татьяна 19 июня 2017, 12:20 Слово " превосходно " - это даже мало сказано. Просто золотое интервью, особенно его вторая часть. Какое имя у Пьера в Крещении? |
|
|
.jpeg)
