| Во время фашистской оккупации Парижа мать Мария стала активной участницей движения Сопротивления: укрывала гонимых, спасала бежавших советских военнопленных, отправляла посылки заключенным. В феврале 1943 г. Е.Ю.Кузьмина-Караваева была арестована гестапо и отправлена в концлагерь Равенсбрюк, где погибла, добровольно пойдя на смерть вместо одной из заключенных. Также сегодня мы вспоминаем хирурга, академика АН СССР , президента Академии медицинских наук, Героя Социалистического Труда А.Н.Бакулева (1890-1967). Александр Николаевич Бакулев родился 25 ноября 1890 г. в Вятской губернии в крестьянской семье. В 1911 г. по окончании гимназии поступил на медицинский факультет Саратовского университета, в 1915-1918 гг. служил врачом на западном фронте. В 1918 г. получил диплом врача и с 1919 г. работал ординатором, а затем ассистентом Госпитальной хирургической клиники Саратовского университета под руководством С.И.Спасокукоцкого. В 1926 г. талантливый врач был приглашен на кафедру хирургии 2-го Московского медицинского института, где работал ассистентом, затем старшим ассистентом, получил звание доцента, а после защиты докторской диссертации в 1939 г. – профессора. В 1943 г., после смерти С.И.Спасокукоцкого, Александр Николаевич стал заведующим кафедрой, которой руководил до конца жизни. Во время Великой Отечественной Войны Бакулев был фронтовым хирургом, затем главным хирургом эвакогоспиталей Москвы, заведующим хирургическим отделением больницы лечебно-санитарного управления Кремля. В 1955 г. по его инициативе был создан Институт грудной хирургии. Бакулев был его первым директором (ныне Институт сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н.Бакулева). Профессиональная деятельность Бакулева связана с такими направлениями медицины, как хирургия почек, костная хирургия, хирургическое лечение язвенной болезни, хирургия сердца, опухоли средостения и лёгких. В 1948 г. он произвёл операцию по поводу врождённого порока сердца. Бакулев был также одним из пионеров нейрохирургии в СССР. За разработку и внедрение радикальных операций на легких Бакулеву была присуждена Сталинская премия (1949), а за разработку и внедрение оперативных методов лечения приобретенных и врожденных пороков сердца и магистральных сосудов – Ленинская премия (1957). Бакулев был награжден тремя орденами Ленина, орденами Трудового Красного Знамени и Красной Звезды, а также орденами и медалями иностранных государств. В 1965 г. он первым из отечественных хирургов (и 13-м в мире) был удостоен почетной премии «Золотой скальпель». В 1958 г. Бакулев был избран действительным членом АН СССР. В течение шести лет, с 1953 по 1960 гг., он был президентом Академии медицинских наук. В 1960 г. Бакулеву Александру Николаевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот». |
| Повсюду он начал поднимать разлагавшееся язычество и, вместе с тем, унижать и подавлять христианство. Так как Антиохия была одним из главных оплотов христианства, которое там именно впервые и выступило под своим собственным именем ( Деян. 11:26 ) и имело славных учителей и доблестных исповедников, то Юлиан не преминул обратить свое внимание на этот очаг ненавистной ему религии и принял все меры к тому, чтобы подавить и истребить ее. При этом, однако, он был слишком дальновиден, чтобы действовать наподобие прежних императоров-гонителей. Он знал из истории, что грубое гонение не может достигнуть истребления той религии, для которой кровь ее мучеников и исповедников всегда была плодотворным семенем, и поэтому он прибег к другим мерам и стал действовать, с одной стороны, положительно, поднимая унылый дух язычников, а с другой – отрицательно, подвергая христианство всевозможным стеснениям, издевательствам и сатирам, в способности к которым нельзя было отказать этому царственному вероотступнику. Направляясь в Антиохию, Юлиан не преминул посетить ее предместье Дафну, где находился славившийся в свое время храм Аполлона. Некогда храм этот с окружавшей его рощей являлся местом постоянных языческих торжеств и молений, но теперь Юлиан поражен был его пустотой. Даже жертву не из чего было принести, и встретивший его жрец должен был заколоть по случаю этого неожиданного торжества своего собственного гуся. Эта картина глубоко поразила Юлиана, и, тем более что тут же поблизости находившийся христианский храм, в котором находились почитавшиеся христианами мощи св. Вавилы, оглашался священными песнопениями и наполнен был молящимися. Юлиан не стерпел и тогда же велел закрыть христианский храм и мощи из него удалить. Это несправедливое распоряжение, однако, не подавило духа христиан. Они совершили торжественное перенесение мощей, и когда совершалась эта величественная процессия, оглашавшая окрестности и улицы Антиохии пением стихов псалма: «Да посрамятся кланяющиеся истуканам, хвалящиеся о идолах своих» ( Пс. 96:7 ), то Юлиан ясно мог видеть многочисленность христиан и их восторженную преданность своей вере. |
| Он возвел своего сына Аркадия в сан Августа, и когда приблизилось пятилетие этого важного для его сына события, то он решил отпраздновать его самым торжественным образом по всей империи, присоединив к этому и торжество в честь десятилетия своего собственного царствования (хотя до исполнения его оставался еще год). Подобные празднества обыкновенно связывались с большими расходами, так как всем войскам раздавались щедрые подарки, по пяти золотых на человека. Чтобы не обременять государственной казны, Феодосий задумал обойтись сбором с больших богатых городов, которые за время его мирного царствования накопили огромные богатства. Но эти города менее всего оказались благодарными и вовсе не имели желания принять на себя расходы по общегосударственному торжеству. Первой восстала против императорского эдикта Александрия, а за ней последовала и Антиохия. Когда императорский эдикт о налоге был прочитан в Антиохии, то местные сенаторы, забыв свое достоинство, повскакали со своих мест и, выбежав на улицу, начали кричать, что новый налог разорит Антиохию и принудит ее жителей продавать свои имущества, своих жен и детей. Эти жалобы пали как искры на горючий материал. В Антиохии, как и во всех больших городах, была масса бездомных бродячих людей, которые готовы были воспользоваться всяким удобным случаем для мятежа, и они сейчас же пришли в движение, а за ними взволновалось и все население. Возбужденная толпа сначала направилась к дому епископа Флавиана, чтобы просить его походатайствовать об отмене налога; но так как его не оказалось дома, то все более возраставшая толпа начала производить буйства в городе, разрушила одну из самых богатых общественных бань и затем с яростными криками двинулась к дому губернатора, или претора. Правитель, захваченный неожиданно этим мятежом, счел за лучшее скрыться через потайные двери дома, и толпа ворвалась в саму преторию. Тут перед глазами ее открылось величественное зрелище: на самых видных местах безмолвно стояли статуи самого императора Феодосия, его супруги (уже покойной) императрицы Флациллы, сына их Аркадия и других членов императорского дома. |
| Тогда, изменяя своему философскому спокойствию и лицемерной веротерпимости, он велел арестовать многих христиан, бросить их в тюрьму, а некоторых даже приказал подвергнуть пыткам. Между тем, гнев небесный разразился над капищем идольским. Храм Аполлона, о котором так заботился Юлиан, был поражен ударом молнии и сгорел дотла. Ярость Юлиана была безгранична, и он, заподозрив христиан в поджоге, велел закрыть главный христианский храм в Антиохии, причем престарелый пресвитер его св. Феодорит, отказавшийся выдать языческим властям святыни храма, был предан мученической смерти. Одна знатная вдова, Публия, подверглась побоям за то только, что, когда Юлиан проходил мимо ворот ее дома, из него послышалось пение псалма: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» Двое из молодых военачальников императорской гвардии, Иувентин и Максимин, однажды в товарищеской компании выразили жалобу на эти несправедливости правительства по отношению к христианам и по доносу немедленно были арестованы, заключены в тюрьму, и, когда они отказались склониться к язычеству, то Юлиан приказал их казнить. Ночью они были обезглавлены, а тела их с должными почестями погребли христиане. Давая волю своей ярости, Юлиан, однако, в то же время понимал, что христианство нельзя подавить подобными жестокостями, которые только подымали мужество и дух в христианах. Поэтому он действовал и иными способами, а именно, литературным путем. Он сам писал сатиры на христианство, издавал сочинения в опровержение чудес и Божества Иисуса Христа, а сам в то же время всячески стеснял для христиан способы образования, запрещая им преподавать в школах и закрывая сами школы, облагал христиан большими налогами, конфисковывал церковные имущества и изгонял епископов и священников, в войсках обходил христиан наградами, в провинциях ставил губернаторами лиц, известных своей ненавистью к христианству, и сквозь пальцы смотрел на усердие их в искоренении ненавистной ему веры всякими, часто кровавыми, средствами. Когда один из префектов обратил его внимание на совершающиеся в провинциях жестокости над христианами, то он в негодовании воскликнул: «Что за беда, если десять галилеян падут от руки одного язычника!» Наконец, в вящее издевательство над христианством, он порешил восстановить в Иерусалиме храм иудейский, чтобы этим опровергнуть предсказание Иисуса Христа о его полном разрушении. |
| Главный бой, в котором приняли участие около 150 кораблей греческих, венецианских, арагонских, генуэзских, произошел в начале пятидесятых годов в Босфоре, не дав решительного результата; обе стороны приписывали себе победу. Сближение генуэзцев с турками-османами заставило Иоанна Кантакузена отказаться от союза с Венецией и примириться с генуэзцами, которым он обещал не помогать впредь Венеции и соглашался расширить генуэзскую колонию Галаты. Однако, утомленные войной Венеция и Генуя, после нескольких столкновений, заключили между собой мир. Последний, не решив главного вопроса в споре между двумя республиками, продолжался недолго; снова вспыхнула между ними война, которую можно назвать Тенедосской войной. Тенедос, один из немногих островов Архипелага, остававшихся еще в руках византийских императоров, получил, благодаря своему положению у входа в Дарданеллы, первостепенное значение для государств, имевших торговые сношения с Константинополем и Черным морем. С тех пор как оба берега пролива перешли в руки османских турок, Тенедос сделался прекрасным наблюдательным пунктом за их действиями. Венеция, уже давно мечтавшая о занятии этого острова, после целого ряда переговоров с императором, наконец, получила от него согласие на это. Но на уступку Тенедоса Венеции не могли согласиться генуэзцы, которые, чтобы воспрепятствовать выполнению этого плана, успели поднять в Константинополе восстание, низложив, как было упомянуто выше, Иоанна V и посадив на престол на три года его старшего сына Андроника. Разразившаяся война между двумя республиками, изнурившая последние и разорившая все государства, которые имели торговые интересы на Востоке, закончилась, наконец, в 1381 г. миром в Турине, главном городе Савойского герцогства. До нас дошел подробный и обширный текст Туринской конференции, 888 занявшейся, при непосредственном участии Савойского герцога, разработкой и решением разнообразных общих вопросов столь сложной в то время международной жизни и выработавшей условия мира; из последних для нас интересны лишь те, которые, решив спор между Венецией и Генуей, имели отношение к Византии. Венеция должна была очистить остров Тенедос, укрепления которого были срыты; остров в определенный срок должен был перейти в руки Савойского герцога (in manibus prefati domini Sabaudie comitis), находившегося в родстве с Палеологами (по Анне Савойской, супруге Андроника III). Таким образом, ни Венеция, ни Генуя не получали этого важного стратегического пункта, к обладанию которым они так сильно стремились. |
| уже сомнения Рансимана и Адонца: Runciman . Bulgarian Empire. P. 218; Adontz . Samuel l " Arménien. P. 5 sv.); на самом деле Скилица в этом месте подчеркивает, что восстание комитопулов произошло после смерти Иоанна Цимисхия, т.е. только в 976 г. С другой стороны, из источников достаточно ясно следует, что Цимисхий, как и Святослав, никогда не вступал в Македонию (за отдельно стоящим позднейшим сообщением попа Дуклянина, согласно которому Цимисхий занял Сербию и, как следствие, также и Македонию, не следует признавать какого-либо значения). Взятие столицы и низложение главы государства означало именно покорение страны, и при этом не было необходимости шаг за шагом занимать всю ее территорию. Правда, господство, которое ограничивалось подчинением центра, при изменении общей обстановки могло быть без особого труда свергнуто с периферии; именно это и произошло после смерти Иоанна Цимисхия с началом внутренней борьбы в Византии. – Относительно этой проблемы высказался недавно и Г.Г. Литаврин (Болгария и Византия. С. 261 сл.), не приведя, впрочем, убедительных аргументов в поддержку тезиса о том, что «Болгария продолжила существовать на западе». Вывод о том, что «период с 969 до 976 г. был в Западной Болгарии временем консолидации сил при Комитопулах...», является утверждением, которое, как это можно видеть из наших предыдущих замечаний, не находит ни малейшего основания в источниках. 686 Относительно хронологии см. прежде всего: Lemerle P. Prolégomènes à une édition critique et commentée des «Conseils et Récits» de Kékauménos//Mémoires de l " Acad. Royale de Belgique 54/1 (1960). P. 26–27. 687 См. подробные рассуждения об этом походе в: Мутафчиев П. Старият друм през «Траянова врата»//Списание на Бълг. Акад. 55 (1937). С. 101 сл. 688 О русских варягах и норманнах на византийской службе см. основополагающее исследование: Васильевский В.Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе//Труды. Т. 1. С. 176–377. Об английских норманнах в Византии см. тж. работу Васильева: The Opening Stages of the Anglosaxon Immigration to Byzantium in the Eleventh Century//Annales de PInstitut Kondakov 9 (1937). |
| Итак, епископы могли быть уверены, что златые уста архиепископа Иоанна, наконец, обрекались здесь действительно на молчание могильное. Дорога от Арависсы до Пифиунта шла сначала через Себаст, метрополию Великой Армении, затем она сворачивала на запад, пересекала границу понтийской провинции и достигала Коман, одного из больших городов этой провинции; оттуда, уклоняясь направо, она тянулась вдоль берега Понта Евксинского по направлению к подошвам Кавказа. Команы были расположены почти на трети всего пути между Арависсой и Пифиунтом. Путь был один из самых трудных и опасных во всей Азии: приходилось карабкаться по высоким горам, переправляться почти на каждом шагу через реки или потоки, часто выступавшие из берегов. Златоуст большую часть пути шел пешком, и затруднения дороги, вероятно, были очень велики, или его утомление очень сильно, если справедливо свидетельство современного историка, что на переезд от Арависсы до Коман потребовалось три месяца. Ко всему этому, стражи старались сделать ему путешествие сколь возможно утомительнее. Их «изобретения» в мучительствах умножали страдания несчастного, которого они охраняли. Шел ли дождь как из ведра – они выбирали именно это время для отправления в путь и продолжали его до тех пор, пока одежда на изгнаннике не промокала и ручьи текли по его груди и спине. Выезжали ли в какую-нибудь сожженную равнину под безоблачным небом – они позволяли себе жестокое удовольствие вести его с обнаженной головой, по солнцу, в самый разгар дневного зноя. Голова Златоуста была почти лишена волос, как у Елисея, говорит его биограф, поэтому зной был для него мучением смертельным. Вот какие средства изобрели эти негодяи, чтобы получить свою награду поскорее. Если им случалось проезжать через город, где изгнанник мог бы отдохнуть и принять ванну, которая была ему так необходима, потому что лихорадка палила его изнутри так же, как солнце снаружи, то конвой отказывал ему в остановке. Привалы делались в малонаселенных и пустынных местах, где нельзя было получить ни малейшей помощи. Письма были запрещены, безусловно, всякие сношения прекращены. Один из начальников конвоя был до того свиреп, что приходил в бешенство, когда встречные жалели изгнанника или обращались к нему с утешительными словами: он бранился и пускал в ход силу, точно будто ему самому делали какое-нибудь оскорбление. Товарищ его не был так зол: кротость и покорность Златоуста, наконец, тронули его; он оказывал ему сочувствие, но тайно, потому что боялся своего товарища и желал также заслужить обещанное повышение. |
| Впрочем, рассказопохождении Финнбога в чужих странах даже издателями Antiquites Russes считается почти баснословным, хронология его путешествия в Царьград несоответственной с действительной историей (Antiquites Russes II, 320 и сл.). Только русские исследователи хотят быть plus royalistes que le roi. Для них Норманн, сражавшийся на родине с каким-то «синим человеком» (blámadhr негр, а по другому объяснению – великан) и потом отправленный Гаконом, норвежским ярлом, в Миклагард за получением денежного долга, есть драгоценная находка, – не столько потому, что он показывает в Константинополе снова свою необычайную силу, подняв императора с его престолом на воздух и пронеся его так значительное пространство, сколько потому, что должник, за которым снаряжена была маленькая норвежская экспедиция, сделался из разморившегося купца hirdhmadhr " ом греческого короля Иоанна (satelles – гридень – regis Johannis). Таким образом, получается Норманн, служивший в греческой службе во время Иоанна Цимисхия (969–976 гг.). Положим, что он не называется Вэрингом, но это еще лучше: он называется «гриднем». Слово hirdhmadhr объявляется таким же техническим словом, как и слово Вэринг, и означает точно так же, как и последнее, Норманнов, служивших в Византии, хотя на самом деле оно решительно не заключает в себе ничего византийски-технического и постоянно, даже в той же самой саге, употребляется для выражения домашних, то есть, скандинавских отношений короля или князя к его приближенным. Слово Вэринг, по своему происхождению относящееся или относимое к самой глубокой обще-тевтонской древности, по употреблению превращается в младшее, более новое, чем «гирдмадр»: сначала оно, это последнее, употреблялось для обозначения Норманнов, служивших в Византии, и на ряду с ним стоит термин совершенно такого же характера (handgenginn), а потом вошло в употребление и более древнее выражение. Все это нам кажется более чем сомнительным, и думается, что мы поступили благоразумно, не упомянув совершенно Финнбога и Берси в числе вероятных скандинавских Вэрингов. |
| Слепцы эти попались Ему на дороге, когда Он шел оттуда, где воскресил умершую. Желая получить от Него дар исцеления по примеру других, они шли за Ним и кричали: «помилуй ны, (Иисусе) Сыне Давидов», – «Умилосердись над нами, Сын Давидов!» Но Он не давал ответа им и как бы вовсе не обращал на них внимания. Те следовали за Ним неотступно, повторяя свою просьбу, пока, наконец, не пришли в тот дом, куда Спаситель направил Свой путь. Тут они являются к Нему снова. Тогда Иисус спрашивает их:«Верите ли, что Я могу это сделать?» Евангелие не объясняет, на что указывал собою этот вопрос; но само собою понятно, чего именно слепцы хотели – они искали прозрения. Слепцы отвечают: «Так, Господи, верим», Тогда Он прикоснулся к их очам, сказав: «Пусть будет вам по вере вашей», и глаза их тотчас открылись. Чудо это совершилось, таким образом, еще быстрее, нежели прозрение слепорожденного, о котором повествуется в Евангелии Иоанна ( Ин.9 ). Там, по крайней мере, предшествовало помазание очей брешем, умовение в купальне Силоамской, а здесь чудо совершено и без этих легких посредств – одним прикосновением руки. Но зато и вера со стороны слепцов была изъявлена, полная и решительная. Слепорожденного Спаситель вызвал к изъявлению веры, уже совершив чудо, а тут Он спрашивает слепцов наперед о вере их во всемогущество Его и по этой вере присуждает им дар искомого целения. Отсюда открывается, почему не вдруг была исполнена их просьба и чего именно хотел Он, заставляя их так долго просить Его: Он хотел испытать и вызвать наружу веру их. И действительно, она обнаружила у них себя достойным образом. Во-первых, эта самая усильность и неотступность их прошения свидетельствовала о совершенстве веры их. Но возьмем еще во внимание то, что положение их в своем роде было исключительное. Они, по своему состоянию, лично не знали Иисуса и не могли видеть своими глазами тех разнообразных Его чудотворений, при которых другие так часто бывали свидетелями и могли в качестве очевидцев убеждаться в их сверхъестественности; они, по выражений святого Иоанна Златоуста , «от слуха единого веру приемлют». Можно себе представить, как легко могла она рушиться у них м обратиться в невольное недоверие при одном признаке невнимания к ней, при малейшем неуспехе. Несмотря на все это, они выдерживают испытание с решимостью и под конец открыто дают уверение в ее неизменности. Такая беспритязательность и добрая твердость веры их стоила вполне своей блистательной награды: не нужно забывать, что это все были еще первые образцы живой, глубокой веры в Иисуса Христа, после Его явления во плоти; последующим родам суждено идти уже по следам их. Спаситель, очевидно, ведал заранее, что вера слепцов сильна была пройти такой нелегкий искус, и захотел подвергнуть ее оному, чтобы потом еще больше сообщить ей силы верным исполнением просимого. |
| Один из сановников, благородный Кесарий, немедленно отправился в Константинополь, чтобы донести обо всем совершившемся и ходатайствовать перед императором за несчастный город. Когда он поспешно ехал к столице, там в это время престарелый Флавиан употреблял все усилия, чтобы добиться аудиенции у императора и испросить милости к своей преступной пастве, но усилия его оставались тщетными. Разгневанный император и слышать не хотел о ходатайстве старца-епископа за преступный город и не давал аудиенции. Глубоко огорченный архипастырь уже отчаивался в успехе своего дела, как прибыл Кесарий и, объяснив императору положение дела, склонял его помиловать неразумный город, который уже достаточно понес наказание за свое безумство. Император колебался и не давал окончательного решения. Но тогда-то к нему и допущен был Флавиан, который окончательно смягчил гнев государя. Смиренно представ перед императором, он с глубокоудрученным видом стал поодаль и не смел поднять своих глаз. Вид почтенного архипастыря, так страждущего за свою паству, тронул доброе сердце Феодосия: он сам подошел к епископу и уже более взволнованным, чем суровым голосом стал упрекать антиохийцев в неблагодарности за все многочисленные права и преимущества, которые были даны им. Флавиан с глубоким волнением, но в то же время и с самообладанием объяснил императору все безумство деяний несмышленной черни, которая более заслуживает сожаления, чем гнева, и просил милости своему несчастному городу. Император, конечно, может сжечь и разрушить Антиохию, и она действительно достойна даже более жестокого наказания; но он должен помнить, что и над ним есть Царь Небесный, Который заповедал всем людям взаимное милосердие, говоря: «Если вы будете оставлять людям прегрешения их, то и Бог оставит вам согрешения ваши». Речь престарелого епископа произвела на императора сильное впечатление. Сердце его смягчилось, и он воскликнул, что если Владыка мира, сошедший на землю и распятый теми, кому Он принес величайшее благодеяние, молился Отцу Своему Небесному за Своих ярых врагов, говоря: «Прости им, не ведят бо, что творят», то тем более люди должны прощать нанесенные им скверны. Император дал полное прощение городу и торопил Флавиана, чтобы он поскорее отправился в Антиохию и своим известием о помиловании вывел город из его страшного состояния опасений за будущее. Старец возблагодарил императора за оказанное им христианское милосердие и поспешно отправился с радостным известием, с которым он и прибыл к Пасхе. Если вообще радостен был для христиан этот светлый праздник искупления, то теперь он был еще радостнее и торжественнее для антиохийцев. Весть о помиловании опередила Флавиана, и когда он приближался к городу, то все население высыпало к нему навстречу, и он торжественно принесен был в город. Доблестному епископу, так самоотверженно ходатайствовавшему за свой народ, несказанно радовался весь город, но более всех Иоанн, который не преминул произнести восторженное слово по случаю прибытия дорогого архипастыря. |
|
|
