| Мнение промышленника города Колы и Мурманского берега г. Оскерко идет еще далее, – он говорит, что «на всем протяжении берега, природа, ставя оплот вечно плещущих волн, укрепила берег почти сплошным крупнозернистым гранитом и образовала много значительных, защищенных, закрытых от моря, заливов или загибов моря, или отдельными обломками скал, дающих безопасный приют, с множеством ручьев, дающих пресную воду. Во всех этих заливах, или лучше сказать, по всему берегу, вдаваясь в глубь материка, можно найти луговые места, где с успехом может быть разведено скотоводство и в некотором размере огородничество... Самое состояние крутых берегов материка имеет большое гигиеническое значение, потому что при отливах морской воды только понижается ее уровень, но не открывается, как в других местностях, на большое пространство дно моря. Это предохраняет Мурманский берег от вредных миазмов. Проявления какой-либо особенной местной болезни не бывает, не смотря на допускаемое промышленниками неряшество. Хотя и указывают, прибавляет г. Оскерко, на скорбут и цингу, но зародыши этой болезни приносят промышленники уже с собою от чрезмерного напряжения и изнурения трудовых сил и резкого потом перехода к отдыху». О здоровом климате Мурмана вот еще несколько строк – из письма г. Д. А. Проташинского (1907 г.): «Я прожил здесь, – пишет он, – пять лет; уроженец крайнего юга – Бессарабии, я прибыл в Печеньгу с крайне расшатанным здоровьем. За все время моего пятилетнего пребывания был болен два раза очень легкой простудой, которая продолжалась не более трех дней. В настоящее время чувствую себя прекрасно: настроение у меня очень бодрое и жизнерадостное, одной из причин этого является, конечно, прекрасный здоровый климат Мурмана, с его необычайно мягкой зимой. Здесь лихорадок и нервных болезней совсем не существует, здесь редко кто кашляет; местные жители пользуются прекрасным здоровьем. Что касается норвежцев, которые живут в соседнем Финмаркете – еще севернее нас, то они просто поражают своим бодрым и жизнерадостным видом. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 7 голосов: 4.7 из 5) Глава 6. Начальник фонтана 1 Когда лет шесть или семь назад его выгнала жена, Беляш окончательно переселился в ту каморку, где находились фонтанные вентили. Вход в нее, закрывавшийся ржавой железной дверью, располагался справа от здания Оперного в облицованной стене у подножия холма. С трех сторон за неоштукатуренными кирпичными стенами лежала толща земли, поэтому окон не было, и подводку света Беляш организовывал сам, сговорившись для этого с театральным электриком. Надо сказать, город Хуррамабад всегда гордился не то пятью, не то шестью большими фонтанами, однако только три из них достойны упоминания здесь. Во-первых, это гранитные чаши перед зданием ЦК. Там солнце расцвечивает каскады дробленой воды тысячами мелких быстрых радуг, и они разлетаются, словно стая волшебных птиц, напуганных мрачной фигурой автоматчика, охраняющего вход. Во-вторых, двадцать пять серебристых струй, которые торчат из глубоких мраморных лоханей под стрельчатыми окнами Совмина. Однако в те годы, когда с наступлением сумерек можно было только в крайнем случае напороться на нож простого хуррамабадского хулигана, старики и влюбленные предпочитали демократическую прохладу третьего фонтана — того, что на площади перед Оперным театром. Этот фонтан был гораздо больше первых двух. Он и должен был быть большим, потому что архитектору приходилось соразмерять его с предметами весьма значительными, — прямо за ним, если смотреть с широкого проспекта, находился холм, на вершину которого взгромоздился всеми своими колоннадами Оперный театр, справа — гостиница, а слева — большое четырехэтажное здание с гастрономом в первом этаже. Если б не скругленные углы, облицованную гранитом чашу можно было бы назвать квадратной. Вода шумно изливалась с четырех ее сторон, время от времени гулко постреливая воздушными пузырями, а из самой середины с неудержимым свистом била главная, самая большая струя, и увидеть ее целиком можно было, только порядочно задрав голову. |
| ==50 революция слизнула его без остатка. Но тогда и слепому стало ясно, что не этим жил Петербург. Кто посетил его в страшные смертные годы 1918—1920, тот видел, как вечность проступает сквозь тление. Разом провалилось куда-то «чрево» столицы. Бесчисленные доходные кубы, навороченные бездарными архитекторами четырех упадочных царствований, — исчезли с глаз, превратились в руины, в пещерное жилье доисторических людей. В городе, осиянном небывалыми зорями, остались одни дворцы и призраки. Истлевающая золотом Венеция и даже вечный Рим бледнеют перед величием умирающего Петербурга. Рим — Петербург! Рим опоясал Средиземное море кольцом греческих колонн, богов и мыслей. Рим наложил на южные народы легкие цепи латинских законов. Петербург воплотил мечты Палладио у полярного круга, замостил болота гранитом, разбросал греческие портики на тысячи верст среди северных берез и елей. К самоедам и чукчам донес отблеск греческого гения, прокаленного в кузнице русского духа. Кто усомнится в том, что Захаров самобытнее строителей римских форумов и что русское слово, раскованное Пушкиным, несет миру весть благодатнее, чем флейты Горация и медные трубы Вергилия? Русское слово расторгло свой тысячелетний плен и будет жить. Но Петербург умер и не воскреснет. В его идее есть нечто изначально безумное, предопределяющее его гибель. Римские боги не живут среди «топи блат»; железо кесарей несет смерть православному царству. Здесь совершилось чудовищное насилие над природой и духом. Титан восстал против земли и неба и повис в пространстве на гранитной скале. Но на чем скала? Не на мечте ли? Петербург вобрал все мужское, все разумно-сознательное, все гордое и насильственное в душе России. Вне его осталась Русь, Москва, деревня, многострадальная земля, жена и мать, рождающая, согбенная в труде, неистощимая в слезах, не успевающая оплакивать детей своих, пожираемых титаном. Когда слезы все выплаканы, она послала ему проклятье. Бог услышал проклятье матери, «коня и всадника его ввергнул в море». При покорном безмолвии Руси что заполняет трагическим содержанием петербургский период? Борьба Империи с порожденной ею культурой, — еще резче: борьба Империи с Революцией. Это борьба отца с сыном, — и нетрудно узнать фамильные черты: тот же дух системы, «утопии», беспощадная последовательность, «западничество», отрыв от матери-земли. В революции слабее отцовские черты гуманизма, зато сильнее фанатические огоньки в глазах — отблески материнской веры, но, пожалуй, сильнее и тяга к ней, забытой, непонятной матери. Народничество — болезнь этой неутоленной сыновней |
| Внезапно овладело мною неожиданное, чудное вдохновение. Как будто услышал я голос почившего! - Загробную речь его, таинственную беседу, чудную проповедь, какою изобразилась она в душе моей, спешу начертать трепещущею рукою. " Отец мой! мать моя! супруга моя! сестры мои! В черных одеждах, облеченные в глубокую печаль и телом и душою, стеклись вы к моей одинокой могиле,- с поникшими главами, окружили ее. Безмолвно, одними помышлениями и чувствованиями, вы беседуете с безмолвствующим жителем гроба. Сердца ваши - фиалы [чаши] неисцельной грусти. Потоки слез льются из очей ваших; вслед за потоками пролившимися рождаются новые слезные потоки: печали нет дна, слезам нет конца " . " Младенцы - дети мои! и вы здесь у камня могильного, у камня надгробного! И на ваших глазках навернулись слезки, а сердце ваше не знает, о чем плачут очи, подражающие очам отца моего, очам моей матери. Вы любуетесь камнем надгробным, камнем светящимся, гранитом зеркальным; вы любуетесь надписью из букв золотых; а они - этот гранит и эта надпись - провозвестники вашего раннего сиротства " . " Отец мой! мать моя! супруга моя! родные и друзья мои! что стоите вы так долго над моей могилой, над хладным камнем, хладно стоящем на страже гробовой? Давно уже охладело мое бездыханное тело; по приговору Всемогущего Творца оно возвращается в свою землю, рассыпается в прах. Какие тяжкие думы объемлют вас, удерживают на могиле моей?.. Служители алтаря принесли у ней молитву о упокоении моем, возгласили мне вечную память в спасающем и упокоевающем меня Боге. Они отошли от могилы безмолвной: уйдите и вы. Вам нужен покой после подвигов души и тела, измученных, истерзанных скорбью " . " Вы нейдете!.. вы здесь!.. вы приковались к месту моего погребения! В молчании, сказывающем более, нежели сколько может сказать самое пышное красноречие,- с душою, для которой нет объяснения,- с сердцем, в котором обилием чувств поглощается определенность чувств, вы не отступаете от могилы, запечатленной на многие веки, от камня - памятника бесчувственного. |
| Капители храма были вырезаны специально для христ. постройки в течение 1 строительного этапа. Зеверин предлагает для них более чем развернутую классификацию. Все они относятся к коринфскому ордеру и состоят из 2 колец аканфовых листьев, по 8 в каждом ряду, если это капитель колонны, и по 4 - если капитель пилястры, хотя их количество часто нарушается. Кавликулы по сравнению с классическими образцами укрупнены и акцентированы, дополнены несколькими листьями. Моделировка аканфа относится к т. н. мягкому аканфу, или мелкозубчатому (по принятой для визант. искусства типологии Р. Кауча), но выделяется его специфический егип. характер с более жесткими проработками деталей в стиле ранневизант. маньеризма. Внутренние завитки либо редуцированы, либо полностью сняты, что указывает на христ. стилистику даже при отсутствии в декоре к.-л. специфических религ. символов (для ранневизант. декора V-VI вв. характерны сокращение элементов классического ордера, асимметричность). Капители в декоре триконха различаются размерами: нижний ряд колонн украшен крупными элементами, верхние - более мелкими. Ни одна капитель не повторяет другую. В целом они выглядят более архаичными с тяготением к рим. канонам, а дверные проемы оформлены более свободно организованными деталями. Фусты колонн в базилике и триконхе собраны из рим. сполий, вырезанных из серого и частично красного гранита. Оба вида гранита скорее всего из Асуана, хотя в большинстве случаев асуанский красный гранит сочетался с серым гранитом из троадских каменоломен (М. Азия). Неск. колонн в триконхе сделаны из мрамора, но все они покрыты слоями росписей, за исключением нижних фустов, к-рые постепенно потеряли окраску. Одна из колонн в наосе сделана из зеленого камня. Колонны имеют стандартные для рим. времени размеры, их верхние и нижние части оформлены традиц. профилировками, впрочем, их не всегда удается заметить, т. к. часть колонн в разное время была распилена и подогнана по размеру для необходимых частей храма и его конструкций. Нужная высота в наосе выдерживается также за счет варьирования высоты пьедесталов, к-рые вырезаны из гранита или выложены кирпичной кладкой. Наиболее сохранные фусты использованы в алтарной части, их длину при необходимости уменьшали или увеличивали. Помимо рим. фустов колонн в храме также обнаружена древнеегип. сполия с частично сохранившимся характерным декором (базальтовая т. н. молельня с канопами, содержавшими внутренности погребенного). Она, видимо, использовалась в литургических целях, если не была помещена на территорию мон-ря в более поздний период. |
| Архив Пн Предстоятель Русской Церкви возложил венок к Монументу Победы в Минске 4 июня 2022 г. 16:48 4 июня 2022 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл посетил площадь Победы в центре Минска и принял участие в церемонии возложения венка к Монументу Победы. В памятной церемонии также участвовали: Патриарший экзарх всея Беларуси митрополит Минский и Заславский Вениамин ; управляющий делами Московской Патриархии митрополит Воскресенский Дионисий ; Уполномоченный по делам религий и национальностей Республики Беларусь А.А. Румак; председатель Минского городского исполнительного комитета В.Е. Кухарев; государственный секретарь Союзного государства Д.Ф. Мезенцев; председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ , временно исполняющий обязанности руководителя Пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси В.Р. Легойда . Предстоятель Русской Православной Церкви возложил к Монументу Победы венок. Была возглашена «Вечная память» вождем и воинам, за веру, Отечество и народ жизнь свою положившим. Архитектурный ансамбль площади Победы в Минске начал формироваться в конце 1930-х годов с постройки двух дугообразных домов, обращенных к центру Минска. Название «Площадь Победы» объект получил в 1958 году. Композиционным центром площади является Монумент Победы (архитекторы Г. Заборский, В. Король), сооруженный в 1954 году. Монумент высотой 38 м имеет форму обелиска, облицован серым гранитом и завершен изображением ордена Победы. На четырех гранях постамента размещены бронзовые горельефы: «9 мая 1945 года» (А. Бембель), «Слава погибшим героям» (З. Азгур), «Советская армия в годы Великой Отечественной войны» (С. Селиханов), «Партизаны Беларуси» (А. Глебов). На базе обелиска лежит меч, обвитый лавровой бронзовой ветвью. У подножия памятника 3 июля 1961 года, в день 17-й годовщины освобождения города Минска, Герой Советского Союза генерал-полковник А. Бурдейный зажег Вечный огонь. 1 июля 1984 года на площади были установлены постаменты с капсулами с землей из городов-героев: Москвы, Ленинграда, Волгограда, Киева, Одессы, Севастополя, Керчи, Новороссийска, Тулы, а также Брестской крепости-героя. В 1985 году к ним добавились капсулы с землей городов-героев Смоленска и Мурманска. |
| “Или вы для Бога будете лгать и неправду возвещать ради Него, в угоду Ему кривить душой, в споре выгораживать Его? Что будет, если Он испытает вас? Как человеку лгут, солжете ль Ему? Рассудит и осудит Он вас за то, что вы таитесь и кривите душой. Или величие Его не грозно для вас, и страх пред Ним на нападает на вас? Ваши умствования — зола, и оплот ваш — глиняный оплот!” (см. Иов 13:7–11). Адепты традиционной мудрости со всем своим запасом сентенций и назиданий оказываются несостоятельными при встрече с неприкрашенным ужасом жизни; их мудрость подводит доверившегося ей человека, словно ручей пустыни, многоводный весной, но пересыхающий в летнюю жару, когда его влага могла бы спасти путника: “Ненадежны друзья мои, как поток и как вешние воды, что скоро сойдут. Ручьи мутнеют от талого льда и принимают в себя снег, — но в летнее время пропадают они и в жару исчезают с лица земли. Люди отходят от пути своего, забредают в пустыню — и гибнут там! Караваны из Темы ищут ручей, путники из Савы уповают на него, но посрамлены они в надежде своей, приходят на место и терпят стыд. Вот что стали вы для меня!..” (см. Иов 6:15–21). Эти слова — приговор не только трем друзьям Иова, но и всему духовному миру, стоящему за ними: той самодовольной мудрости, которая разучилась ставить себя самое под вопрос. Эта мудрость — не мудрость; настоящую мудрость только предстоит отыскать — но куда направлять поиски? Человек умеет разведывать потаенные залежи руды, но потаенную мудрость он не научился выносить на свет. Совсем как в знаменитом первом стасиме “Антигоны” Софокла, мощь технических достижений человека противопоставлена его немощи перед лицом проблем собственного духа: «Так! копи есть для сребра, и для золота горнило есть, железо добывают из земли, и плавят из камня медь. Тьме ставит предел человек, исследует все концы, камень мрака и смертную тень… …С гранитом борется человек, исторгает он корни гор, прорезает проходы в скале — все самоцветы открыты оку его; он сдерживает напор родников |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 9 голосов: 4.2 из 5) Оглавление 98 Было семь чудес на свете. Народная память донесла до нас только три: храм Дианы Эфесской, сады Семирамиды и медного колосса в Родосе. Об остальных воспоминание погружено на дно Атлантического океана. Восьмым чудом, как это ежедневно повторяла мадам Ламоль, нужно было считать шахту на Золотом острове. За ужином в только что отделанном зале дворца, с огромными окнами, раскрытыми дуновению океана, мадам Ламоль поднимала бокал: – За чудо, за гений, за дерзость! Всё избранное общество острова вставало и приветствовало мадам Ламоль и Гарина. Все были охвачены лихорадкой работы и фантастическими замыслами. Пусть там, на материках, вопят о нарушении прав. Плевать. Здесь день и ночь гудит подземным гулом шахта, гремят черпаки элеваторов, забираясь всё глубже, глубже к неисчерпаемым запасам золота. Сибирские россыпи, овраги Калифорнии, снежные пустыни Клондайка – чушь, кустарный промысел. Золото здесь под ногами, в любом месте, только прорвись сквозь граниты и кипящий оливин. В дневниках несчастного Манцева Гарин нашёл такую запись: «В настоящее время, то есть когда закончился четвёртый ледниковый период и с чрезвычайной быстротой начала развиваться одна из пород животных, лишённых волосяного покрова, способных передвигаться на задних конечностях и снабжённых удачным устройством ротовой полости для произношения разнообразных звуков, – земной шар представляет следующую картину: Верхний его покров состоит из застывших гранитов и диоритов, толщиной от пяти до двадцати пяти километров. Эта корка снаружи покрыта морскими отложениями и слоями погибшей растительности (уголь) и погибших животных (нефть). Кора лежит на второй оболочке земного шара, – из расплавленных металлов, – на Оливиновом поясе. Расплавленный Оливиновый пояс местами, как, например, в некоторых районах Тихого океана, подходит близко к поверхности земли, до глубины пяти километров. Толщина этой второй расплавленной оболочки достигает в настоящее время свыше ста километров и увеличивается на километр в каждые сто тысяч лет. |
| Победа Бонапарта при Ватерлоо не входила больше в расчеты девятнадцатого века. Подготавливался другой ряд событий, где Наполеону уже не было места. Немилость рока давала о себе знать задолго до того. Пробил час падения этого необыкновенного человека. Чрезмерный вес его в судьбе народов нарушал общее равновесие. Его личность сама по себе значила больше, чем все человечество в целом. Этот избыток жизненной силы человечества, сосредоточенной в одной голове, целый мир, представленный, в конечном итоге, мозгом одного человека, стали бы губительны для цивилизации, если бы такое положение продолжалось. Наступила минута, когда высшая, неподкупная справедливость должна была обратить на это свой взор. Возможно, к этой справедливости вопияли те правила и те основы, которым подчинены постоянные силы тяготения как в нравственном, так и в материальном порядке вещей. Дымящаяся кровь, переполненные кладбища, материнские слезы – все это грозные обвинители. Когда мир страждет от чрезмерного бремени, мрак испускает таинственные стенания, и бездна внемлет им. На императора вознеслась жалоба небесам, и падение его было предрешено. Он мешал богу. Ватерлоо отнюдь не битва. Это изменение облика всей вселенной. Глава 10 Плато Мон-Сен-Жан Почти в то же самое мгновение, когда обнаружился овраг, обнаружилась и батарея. Шестьдесят пушек и тринадцать каре открыли огонь в упор по кирасирам. Неустрашимый генерал Делор отдал военный салют английской батарее. Вся английская конная артиллерия галопом вернулась к своим каре. Кирасиры не остановились ни на мгновение. Катастрофа во рву сократила их ряды, но не лишила мужества. Они были из тех людей, доблесть коих возрастает с уменьшением их численности. Колонна Ватье одна пострадала от бедствия. Колонна Делора, которой Ней, будто предчувствуя западню, приказал идти стороной, влево, пришла в целости. Кирасиры ринулись на английские каре. Они неслись во весь опор, отпустив поводья, с саблями в зубах, с пистолетами в руках, – такова была эта атака. В сражениях бывают минуты, когда душа человека до того ожесточается, что превращает солдата в статую, и тогда вся эта масса плоти становится гранитом. Английские батальоны не дрогнули перед отчаянным натиском. |
| что эстетизм в последнем счете плебейство; ведь пафос аристократизма по существу пафос меньшинства, т. е. в пределе пафос единственности. В эстетизме же как раз нету внутренне глубокого отношения к единственно единственному в нашей жизни — к смерти. Это отсутствие отношения к смерти увело из нашей жизни веру, а из нашего искусства трагедию. Невероятное в последнее время количество самоубийств — не возражение, ибо самоубийство есть всегда проявление жадности к жизни, но никогда не взыскание смерти. Взыскавшие смерть уводятся из жизни не пулей и ядом, но как девушка Вашей сказки смертельною тоской по соединению с любимым, т. е. верою в вечную жизнь. Так мечтал умереть — но не умер Новалис. Прочтите, к слову сказать, его дневники, получите громадное наслаждение. Вчера наконец получил письмо от Алеши. Читая его, вспоминал его прежние письма. Как бесконечно много значили они для меня в свое время. Многое изменилось за последний год, но Алексей все тот же: с одной стороны безмерно глубокий пессимизм, с другой, какой-то искусственный головной энтузиазм. Как странно, что его настоящая любовь к такой завершенно спокойной женщине, как Вы, не обнаружила в его душе тех первозданных гранитов, на которые в дни праздничного счастья так блаженно оседает наша обычно столь утомительно крутящаяся в пустоте жизнь. Я написал ему большое письмо. От всей души хотел бы ему помочь справиться с его неуравновешенностью, но решительно не знаю, как это сделать. А между тем его письмо снова полно такой любви ко мне и такой безжалостной по отношению к себе искренности, что я решительно ощущаю свое неумение помочь, как большую вину перед ним. Единственное, что заставляет меня крепко верить, что он осилит в конце концов неблагополучную сложность своей души, это то, что он не современный человек. Из своего страдания не сотворит кумира, свой душевный разлад не осмыслит, как космическую борьбу Бога и дьявола, и свое постоянное самобичевание не превратит в тайную привычку самовлюбленной позы. Какое счастье, Наталья Константиновна, что Вы, с Вашей модной наружностью женщин Россети, но с Вашей во многом столь старомодной душой наших прабабушек, не встретили на Вашем жизненном пути современного человека. На днях во время автомобильной поездки с англичанами в Ассизи, я думал о возможности для Вас такой встречи и решил, что она сделала бы Вас глубоко несчастной. |
|
|
