| Переводчиком с латинской Вульгаты был доминиканец Вениамин (серб или хорват по происхождению), через перевод которого, по мнению проф. Евсеева, открылся доступ католической пропаганды в среду православных (первой победой католичества на русской почве, по его мнению, было введение в канон Св. Писания неканонических книг, переведенных Вениамином). Таковы, вкратце, тезисы проф. И. Е. Евсеева о Геннадиевском рукописном своде Св. Писания 1499 года. Теперь обратимся к трудам ученого, занимающегося изучением славянских текстов Св. Писания в наше время. А. А. Алексеев , наш современник, много сделал и делает для славянской библеистики. В перечень его трудов 385 , приведенных в «Словаре книжников и книжности Древней Руси» Вып. I (XI – первая половина XIV в.) Л., 1987, хронологически необходимо внести и две важные для нашей темы работы: «Текстологическое значение Геннадиевской Библии» 386 и «Место Острожской Библии в истории славянского текста Священного Писания» 387 . Вторая работа дублирует необходимую часть первой, которую мы и приведем в тезисах. 1. Псалтирь, а также отрывки из некоторых других книг, переведенные одновременно с Псалтирью в качестве Библейских песен, входили в состав Паримийника. Перевод этих текстов был выполнен свв. Кириллом и Мефодием в ходе их просветительской миссии у славян. 2. Книги Притчей, Екклезиаст, Иисуса Сирахова, пророков Софонии, Аггея, Захарии и Малахии. Эти тексты появились при переводе св. Мефодием незадолго до его кончины в 885 г. в ходе перевода основного корпуса священных книг, как об этом сообщает его «Житие». Для перевода этих книг характерна большая свобода, в сочетании с точностью и легкостью языка. 3. Книги Царств, Иова, Апокалипсис. В основных своих чертах эта группа близка предыдущей, однако, здесь можно встретить ошибки и неточности перевода, а также некоторые языковые черты, характерные для болгарских переводов Симеоновской школы. Зту группу можно назвать околомефодиевской. Предполагается, что переводом этих книг занимались те «попы-скорописцы», о которых упоминает ЖМ, как о его помощниках в деле перевода. |
| Нет надобности припоминать внешнюю историю «жидовской ереси» и стараться восстановить еретическую «систему» в целом. Всего вернее, что еретического сообщества и вообще не было. Были известные настроения, именно «шатание умов», вольнодумство… Исторический смысл «жидовского» движения станет яснее, если его сопоставим с другими обстоятельствами тогдашней Новгородской жизни. Прежде всего, можно догадываться, что Новгородские еретики стояли, по-видимому, на Московской точке зрения, почему Ubah III и вывел «душевредных протопопов» на первые места в Кремлевских соборах. Покровительство и поддержку еретики находили именно в Москве. А в Новгороде в это время производилась большая и очень важная богословская работа, — составление и обработка первого полного славянского библейского свода. И вот неожиданным образом эта работа оказывается в латинских руках. Общее смотрение и руководство официально принадлежало владычнему архидиакону Герасиму Поповке. Но в действительности решающее влияние имел некий доминиканец Вениамин (м. б. прибыл из Кракова или Праги), «презвитер, паче же мних обители святого Домника, именем Вениямин, родом словенин, а верою латынянин». Вряд ли этот Вениамин оказался в Новгороде случайно. Есть основание предполагать, что он был и не одинок. Уже при Евфимии архиепископе (1430–1458) в Новгороде собирались иноземцы, — «от странных же или от чуждых стран приходящих всех любовию приимаше, всех упокоиваше» (Пахомий). Во всяком случае, при Геннадии мы наблюдаем в Новгороде целое движение латинского стиля. По-видимому, Вениамин имел с собой готовые библейские тексты (влияние хорватского глаголита чувствуется в языке). Ни к греческим рукописям, ни даже к греческим изданиям в Новгороде не обращались. Не были в достаточной мере использованы и вполне доступные славянские материалы (из богослужебных книг). Зато очень чувствуется влияние Вульгаты. Иные книги и вообще просто переведены с латыни: Паралипоменон, 3 Ездры, Премудрость, 1 и 2 Маккавейские. Вводные статьи взяты из немецкой Библии, изд. 1500 г. В свод включены и второ-канонические книги, тоже по латинскому примеру. «Пестрый хитон, сшитый из разнообразных лоскутьев и заплат», характеризует Геннадиевскую Библию современный ее исследователь, И. И. Евсеев, — и с недоумением говорит о неком «невидимом сближении» с латинством («сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское»), о «весьма сгущенной католической атмосфере» вокруг Геннадия, даже о прямом «проявлении воинствующего католического духа в русской церковной жизни…» |
| Влияние католичества вокруг Геннадия проявляется особенно ярко в его расправе с жидовствующими и в его церковно-имущественной идеологии. Жестокое до бессмысленности издевательство Геннадия над еретиками стоит совершенно особняком в древней истории Новгорода и явно ведет свое начало от практики Филиппа испанского, о чем «цесарский посол» имел беседу с Геннадием, из практики инквизиции. Защита церковных имений, выпущенная в это время от имени ревнителя православия–архиепископа, несомненно, Геннадия, проведена в духе и форме римских иерархических воззрений 10 . Совершенно в духе этой обстановки, в московской литературе появляется с 1490 г. пропагандист единения католичества с православием Николай Немчин (из Любека), написавший в 1016 г. целое послание по этому предмету, а в переводе библейских книг, по-видимому, с того же 1490 г., принимает участие доминиканец Вениамин, «родом славянин, а верою латинянин». Кто был этот Вениамин, по языку его перевода несколько ясно. 11 Он употребляет формы 1 лица единств. числа настоящего времени на – им и – ем: да пред Богом сие сотворими кровь мужей тех пием (I Паралип. XI)=ut faciani... bibam. Формы эти в XV в. по преимуществу свойственны сербскому языку. Изредка встречающиеся у него формы, чуждые церковно-славянскому и русскому языку, как в углох стенах=in angulis murorum (2 Паралип. XXVI) также по преимуществу сербские. В словарном материале перевода Вениамина бросается в глаза целый ряд слов или необычных для церковно-славянского и русского языков, или употребляемых в необычном для этих языков значении: ковач=faber, краты=vices (по кратих=per vices 1 Паралип. XXIII), однож=unaque вместе, скважня – foramen. Екклис. XII3. Это слова сербские: ковач, крат, т. д. В синтаксисе также проявляется одна сербская особенность – употребление формы дат.пад. без предлога при глаголах движения, на вопрос куда: возвратися дому ахавлю=everteret domum Achab ( 2Nap.XXII ); обратней Иерусалиму reversus est Ierusalem ( 1Nap.XXI ). Но всем этим основаниям, при полном отсутствии полонизмов и чехизмов в языке перевода Вениамина, можно с уверенностью полагать, что этот славянин-католик был хорват – глаголит из приморской Хорватии, хорошо знакомый с церковно-славянским языком по своим богослужебным книгам и, как католик, владевший и латинским языком 12 . |
| А в Новгороде в это время производилась, по благословению Архиепископа Геннадия, большая и очень важная богословская работа, – составление первого полного славянского библейского свода. Библия изначально была переведена на славянский не как целая и единообразная книга – скорее как собрание богослужебных чтений, основанное на порядке и цикле литургического года. Этот перевод охватывал не весь Библейский текст: второканонические книги Ветхого Завета переведены не были, и лишь много лет спустя некоторые из них появились в Восточных лекционариях. Общее смотрение и руководство официально принадлежало владычнему архидиакону Герасиму Поповке. Но реальным духовным вождем был доминиканский монах по имени Вениамин, согласно свидетельству летописца, “презвитер, паче же мних обители святаго Доминика, родом словенин, а верою латынянин”. Мы мало знаем о нем. Но вряд ли доминиканский монах из Хорватии оказался в Новгороде случайно. Очевидно и то, что он привез с собой полный текст Библии. В Геннадиевском Библейском Своде чувствуется сильное влияние Вульгаты. Именно Вульгата, а не греческие рукописи, служила образцом для составителей. Второканонические книги включены в Кодекс сообразно с использованием их у католиков. Книга Паралипоменон, Третья книга Ездры, Премудрость и первые две книги Маккавейские полностью переведены с латыни. Один ученый, изучавший рукописную традицию славянской Библии [проф. И.Е. Евсеев ] характеризует Геннадиевскую Библию как “сдвиг славянской Библии с греческого русла в латинское”. Не забудем, что первая печатная русская Библия – “Острожская” (1580) основана именно на Геннадиевской Библии. Разумеется, текст был пересмотрен и сличен с печатной греческой Библией – историческое значение Острожской Библии в том и состоит, что она основана на греческом тексте – однако постоянное соскальзывание на латинский путь осталось непреодоленным до конца. Острожский текст с некоторыми изменениями был воспроизведен в “Елизаветинской Библии” 1751 года – и по сей день используется 4 . В “Архиепископском дому” Геннадия вообще много переводят с латыни. В процессе работы над новым богослужебным уставом была переведена, по крайней мере в извлечении – очевидно, для справок – знаменитая работа В. Дурантия “Rationale divinorum officium” [Распорядок божественной службы]. По языку в переводчике угадывается иностранец – не был ли это тот же монах Вениамин? К тому же времени относится переведенное с латыни “Слово кратко противу тех, иже в вещи священныя, подвижныя и неподвижныя, соборныя церкви вступаются” – слово в защиту церковных имуществ и полной независимости духовного чина, который имеет при том право действовать “помощию плечий мирских”. Хорошо известно и многозначительное упоминание о “спанском короле”, который, как рассказывал цесарский посол, с помощью государственного преследования “свою очистил землю” от еретиков 5 . |
| чтения. Лат. «g» перед гласными непереднего ряда, как правило, передается как «г»: Asiongaber > Асионговер (2 Пар 8. 17), Envagan > Енъвагана (2 Езд 8. 45) и т. п. Однако в этой же позиции зафиксировано отсутствие слав. аналога буквы «g»: Gazer > Jaзep (1 Макк 5. 8) и Gabbai > Еваи (Неем 11. 8), последний пример соотносим с соответствием в чеш. переводе Библии (Praha, 1488): Gebbai. При передаче «g» в позиции перед гласными переднего ряда «г» зафиксировано наряду с «j»: Gersom > Герсонь (2 Пар 29. 12), Genthon > Енфон (Неем 10. 6), Agista > Аиста (3 Езд 5. 32). «H» получило 2 варианта отражения: «г»/«х» или отсутствие графемы: Hur > Гур (1 Пар 2. 20), Misahel > Мисагель (Неем 8. 4), Hore > Хоре (1 Пар 2. 43), Hiera > Хера (1 Пар 8. 7), Hus > Ус (1 Пар 1. 42), Heman > Емань (1 Пар 25. 1). Подобное прочтение «g» и чтение «h», произносившегося в средние века лишь в герм. и западнослав. языках, вместе восходят к чеш. способу чтения лат. текстов и соответствуют отражению данных фонем в чеш. средневек. переводе Библии. Кроме того, для Г. Б. характерна передача лат. «u» через слав. «о» в заимствованных из латыни словах, напр. «кардос» (2 Пар 25. 18; лат. cardus ), что также характерно для чеш. средневек. латыни. Встречающиеся в текстах лексические богемизмы часто сопровождаются рус. соответствиями на полях, напр. к слову «мста» (1 Пар 2. 23) дана глосса «городкы» (лат. oppida ; ср. чеш. msto - город). В лат. переводах Г. Б. присутствуют также лексические и грамматические заимствования из сербохорват. языка. Характерной особенностью перевода является употребление сербохорват. форм родительного падежа мн. ч. существительных жен. рода: «въсходы горах» (Иф 4. 6). На основании языковых данных большинство исследователей в нач. XX в. (А. И. Соболевский , Евсеев) считали переводчика Вениамина выходцем из Хорватии. В последние десятилетия получила распространение гипотеза о том, что Вениамин был чехом, а сербохорват. языковые элементы появились в переводе вслед. того, что в Эммаусском мон-ре использовались списки Библии на хорват. |
| Итак, у нас есть основания говорить о “невидимом сближении с латинством” [ И.Е.Евсеев ] в окружении Геннадия. В пятнадцатом-шестнадцатом веках западные мотивы проникают и в русскую иконопись: из Новгорода и Пскова они приходят в Москву, где в определенных кругах вызывают протест как “новшества” и “искажения”: здесь лежит историческое значение известного “сомнения” дьяка И.М.Висковатого о новых иконах. Однако церковные авторитеты принимали эти новшества с восторгом, видя в них что-то древнее. Во всяком случае, западное влияние утвердилось даже в священном искусстве иконописания 6 . “Западное” в этом контексте, разумеется, означает “римское”, “латинское”. Символом этого движения на Запад стала “свадьба Царя в Ватикане”. Действительно, этот брак означал не столько новый подъем византийского влияния, сколько сближение Москвы с Италией. Не зря в это же время итальянские мастера обстраивают и перестраивают Кремль. Естественно, новые постройки проникнуты, как пишет Герберштейн, “итальянским духом” [more Italico] 7 . Еще показательней то, что Максим Грек , вызванный в Москву из Афонского монастыря Ватопед для помощи в переводах, не нашел в Москве ни единого человека, знавшего по-гречески. “Он сказывает по-латински, а мы сказываем по-русски писарем”. Переводчиком стал Дмитрий Герасимов, бывший ученик и помощник Вениамина 8 . Разумеется, неверно было бы объяснять эти факты как проявление католических симпатий Новгорода или Москвы. Русские люди усваивали чуждые духовные ценности полубессознательно, с наивным убеждением, что смогут при этом остаться верны родной и привычной истине. Так “западная” психология странным образом соединялась в России с нетерпимостью к Западу. § II. По другую сторону Московской границы общение с Западом было более близким и непосредственным. Литва и Польша столкнулись сперва с Реформацией и “социанизмом”, затем с Римской Церковью , иезуитами и “Унией”. Борьба за Православие была напряженной и трагической, а заимствования у инославных союзников, соперников, противников, даже врагов – психологически неизбежны. Вначале в Острожском кружке и в Лемберге (Львове), в доме самого князя Острожского ориентировались на греков, велико было стремление к созданию единой славяно-греческой культуры. По многим причинам от этот замысел оказался неосуществимым. Даже в самом Острожском кружке мнения разделились, а общее настроение было неустойчивым. |
| Независимо от сего предлагаю Совету поручить кому-либо из гг. профессоров и преподавателей Академии рассмотрение и оценку докторской диссертации г. директора на- —721— родных училищ Таврической губернии Сергея Маргаритова под заглавием: «История русских мистических и рационалистических сект». Симферополь, 1910 г., так, как и второй, назначенный Советом, рецензент (первым быль экстраординарный профессор Академии И.М. Громогласов) – и.д. доцента по кафедре истории и обличения русского сектантства И.Г. Айвазов – переведен на службу в Императорскую Петроградскую Духовную Академию. Определили: 1) Соглашаясь с предложением Преосвященного Ректора Академии, дела о соискании степени магистра богословия кандидатами Академии – Сергеем Чистосердовым, Тихоном Петровым, Дмитрием Зубковым, Николаем Гальковским, священником Вениамином Платоновым и Сергеем Знаменским считать прекращенными, предоставив названным лицам вновь возбуждать таковые по окончательном исправлении или напечатании их диссертаций. – 2) Предложить гг. профессорам и преподавателям Академии возвращать докторские и магистерские диссертации их авторам для исправления или напечатания не иначе, как с ведома Совета Академии. – 3) Рассмотрение и оценку докторской диссертации г. директора народных училищ Таврической губернии Сергея Маргаритова поручить и.д. доцента Академии по кафедре истории и обличения русского сектантства А.В. Ремезову. XV. Отношение Преосвященного Ректора Императорской Петроградской Духовной Академии, Анастасия, Епископа Ямбургского, за 3006: «Императорская Петроградская Духовная Академия, с разрешения Святейшего Синода, предпринимает, при посредства особой Комиссии, научное издание славянской Библии. Значение издания, задачи и способы его осуществления изложены в прилагаемой при сем записке профессора И.Е. Евсеева . Согласно утвержденному Св. Синодом предположению Академии, Комиссия по изданию Библии образуется из представителей соответствующей специальности из состава профессоров духовных академий, университетов, а также членов других ученых и учебных установлений. В надежде на такое отзывчивое участие представителей нашей |
| 13 Местные особенности могли быть внесены в перевод Вениамина его русскими сотрудниками – Димитрием Герасимовым и Власием, на обязанности которого могло лежать приближение его языка к русскому. 14 Joseph Vajs, Glagolitica. Publicamiones palaeoslayicae Academiae Veglensis, fascie.2. Veglae, 1905. 15 Вульг. bono, греч. τ γαθ.Ошибка в переводе с латинского передалась и переводу с греческого. 20 Библиография переводов Максима Грека в значительной степени указана в труде С. А. Белокурова – «О библиотеке московских государей в XVI ст.», М. 1899, и у акад. А. И. Соболевского в «Вестнике Арх. и Ист.», XIII, 280–281; его же Перев. литер. Библиографии трудов Максима Гр. посвящено кандидатское сочинение 1901 г. г. Нумерова (рукоп. в библиотеке СПБ. дух. акад.). 21 Укажем ближайшие списки: Имп. Публ. Библ. XVI в. Б. 71, F. 1 415, F. 1 530, СПБ. дух. акад. А 1 / 171 . Предисловие к Псалтири напечатано у Белокурова, прилож. Толк. Пс. Максима Грека издано в 1896 г. московской единоверческой типографией по списку 1592 г. 22 Послание напечатано в казанском издании сочинения Максима Грека в 11, стр. 296–319, а также ранее в извлечении в Описании рукописей Синодальной Библиотеки II. ч. 1, стр. 83–87. В извлечении также у Попова, Описание рукописей Хлудовской библиотеки.стр. 44–45. 23 Рукописи перевода Максима Грека на кн. Деяний Апостольских с толкованиями: по-видимому, наиболее исправный текст дает рукоп. Кирил. Белоз. библ. XVI в. 24 / 149 (здесь в записи о времени перевода, л. 181 об., указан 1520 год), Импер. Публ. Библ. F. I 82, XVI в. – список отличный от других: здесь, после Деяний, приведены толкования на послания соборные и св. ап. Павла, зато в начале опущены вступительные статьи; Троиц.-Серг. Лавры 118, отсюда запись издана у С. Λ. Белокурова, прилож., CCLXIX стран; Соловецкой библ. 150 и 151, запись о времени перевода в отрывке издана в Описании рукоп. Соловецкой библ. 1, стр. 177, год перевода показан 7028 (1520). Имена толкователей указаны в 151. Есть много и других списков в разных книгохранилищах. |
| Первые серьезные исследователи труда Геннадия-Горский и Невоструев объясняли появление в Геннадиевом своде Библии латинских привносов предположением, что у составителей этого свода могло не быть греческих рукописей или переводчиков, знающих греческий язык. Под руками оказалась латинская Библия, нашлись знатоки латинского языка– отсюда естественно явились восполнения из латинской Библии 5 . В виду идейной значительности этих восполнений, мы думаем, что дело обстояло не так просто. А то обстоятельство, что переводчик с латинской Вульгаты был не свой новгородец, а доминиканский иеромонах Вениамин, пришедший издалека, заставляет спрашивать, почему новгородский владыка для важного дела редактирования и упорядочения славянской Библии не мог пригласить ученого грека и достать греческую Библию. Едва ли выполнить обычный для тогдашней Руси прием обращения к греческим источникам было труднее, чем обзавестись латинским переводчиком. Нам дело представляется так, что в этом неожиданном появлении в XV в. в составе славянской Библии знаменательного добавления неканонических книг (и части кн. Есфирь, 11–16 гл.) в переводе с латинской вульгаты, появилось насильственное воздействие на каноническую особенность восточного православия католической пропаганды 6 . Для нас совершенно невероятно, чтобы в таком существенном пункте разногласия между православием и католичеством, обсуждавшемся на множестве соборов, начиная с IV века, Геннадий в XV в. с легким сердцем, сознательно и добровольно пошел на капитуляцию и признал необходимость восполнять источник своего исповедания добавлениями католическими, решительно отвергавшимися до того времени православной церковью. Психологически, с церковно-бытовой точки зрения, для архиепископа XV века, по-своему ревнителя чистоты православия, подобная растерянность трудно допустима. Подобных безусловных уступок в этой существенной области вероисповедных разногласий–без всякого обсуждения и борьбы – история решительно не помнит. Натиски католичества на Русь известны издавна. |
| Настоящая услуга Риму со стороны хорватов в лице Марнавича-Леваковича не единственная. Об одной такой услуге мы упоминали раньше: это деятельность доминиканца Вениамина в составлении Геннадиевской Библии. Другая, не связанная непосредственно с пользованием священным текстом, построенная на более широких основаниях и замыслах, только недавно раскрылась для нашей науки; она связана с именем хорватского миссионера в Московской Руси в XVII век – Юрия Крижанича. Одновременно с деятельностью Марнавича, Левановича и еп. Мефодия Терлецкого конгрегация пропаганды имела своего миссионера, по обстоятельствам времени тайного, в Московской Руси. Это был Юрий Крижанич (1618–1683), хорват родом, сверстник и единомышленник тогдашних деятелей унии – Рафаила Леваковича и Мефодия Терлецкого, с которыми Крижанич состоял в близких сношениях. Под видом панслависта, Крижанич пробрался к московскому двору, своими предложениями услуг старался расположить к себе московское правительство, вообще всеми силами подготовлял почву для унии Москвы с Римом, о чем и сообщал в своих отчетах в конгрегацию пропаганды. Характерны его предложения московскому правительству – поручить ему устройство школьного преподавания, исправление и печатание церковных книг в Венеции, издание славянской Библии, на смену вышедшего из продажи Острожского издания. В своих сочинениях, где это было возможно, по тогдашним условиям, напр. в Толковании исторических пророчеств, Крижанич непременно выступал со своею излюбленной идеей о соединении церквей, т. е. о подчинении православной церкви папе 154 . Для нас нет сомнения, что деятельность хорватских глаголитов в области превозношения глаголического текста, и старательного сближения его с русским церковно-славянским текстом стояла в неразрывной связи с униональными замыслами конгрегации пропаганды в пределах православных славян. Издания Леваковича легли в основу последующих исправлений служебника и часослова. Перепечатки часослова 1688 г. и служебника 1706 года были произведены трудом аббата Яна Пастрича, из Спалато. Исправление этих книг перед изданием доставило Пастричу немало затруднений, и существенную помощь в этом деле он так же, как и Левакович, нашел в русских церковно-славянских книгах и у двух русских священников, по всей вероятности,из униатов, проживавших в Риме, неизвестных по имени. Об этом сам Пастрич рассказывает в примечаниях к своему изданию бревиария 155 . В своих исправлениях Пастрич был осторожнее своих предшественников; по выражению Шафарика, он меньше своих предшественников поправил, но и меньше их внес искажений 156 . |
|
|
