| Мечников утешает человека, что он будет жить долго-долго, да и не заметит, как умрет. Действительно, такие счастливые исключения бывают среди людей, но глубоко прав Толстой, лично переживший весь ужас призрака смерти, когда решительно отбрасывает эти утешения Мечникова. По Толстому, весь ужас призрака смерти – не в том, что она придет скоро, на несколько лет раньше или позже, и не в болезненности умирания, ужас этого призрака в самом факте смертности живущего, в этом глубоком обрыве жизни, в этом жесточайшем насилии над человеческой душой. Страшно сознание, что я умру, но не менее страшен призрак смерти любимого. Мне обещают долгую жизнь, но неужели для того, чтобы быть свидетелем смерти других, любимых, чтобы видеть, как их дорогой лик покрывается темными пятнами смерти и земля стучит в доску гроба. Ни перед чем человеческая сила, человеческая наука, самое гениальное творчество настолько не жалки и не беспомощны, как перед лицом смерти. Здесь все слова и дела человека кажутся ненужными, бесцельными, а слова Мечникова – до непонятного пустыми и убогими. Но разве христиане не умирают, разве их тела нетленны? Не страдал ли сам Христос до кровавого пота в Гефсимании, не плакал ли он по скончавшемуся Лазарю? Все это верно. Христианское отношение к смерти самое серьезное. Смерть для христианина – это и самый страшный враг, «последний враг» 258 , то есть такой, без победы над которым не может быть речи об оправдании жизни. Пока смерть царит на земле, все мы подвержены рабству вследствие страха смерти. Христианство ставит проблему смерти так остро, так трагически серьезно, как никакая другая религия, никакое философское учение. Вся судьба христианства решается тем, победима ли смерть. Если Христос не воскрес, говорит апостол Павел, то – суета вера наша 259 , все – суета и томление духа 260 , и если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков 261 . Или смерть и вечный мрак ада, или воскресение и свет вечности. И все христианство утверждается на факте Воскресения Христова. И вместо безутешного уныния и шума погребальщиков раздается радостная победная песнь: поглощена смерть победою 262 Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? 263 – так говорит от лица всех христиан Павел Тарсийский. |
| Могучая жизнь Толстого – яркий символ этого бессилия человеческой воли и свидетель, что нет иного выхода, как стремление в неведомую даль; проявление лишь отчаяния. Если прочитать письма Толстого, его речи о смысле жизни, то станет сразу ясным, как силен он там, где душа его ищет покоя в Боге, и как жалко беспомощен там, где говорит о своих личных стремлениях осуществить правду на земле. Самое бессмысленное с рассудочной точки зрения – его уход – единственно ценное во всем его личном опыте создать разумную жизнь. Ценное потому, что до конца искреннее, не половинчатое, не компромиссное. А ведь этот уход – то же отчаяние, путь без света, без путеводной звезды. И если эту благородную, но беспомощную жизнь Толстого сравнить с жизнью великого проповедника Евангелия – ап. Павла, то ясным станет различие путей к совершенству без веры во Христа как источника жизни – и со Христом. Ал. Павел в известном смысле так же, как и Толстой, отрекся от того, чему служил раньше, возненавидел славу земную, презрел всю фарисейскую праведность закона. Но он весь смысл жизни нашел в вере во Христа. «Не я живу, – говорит апостол, – но живет во мне Христос». Это – девиз апостольской жизни. Совершенное самоотречение – ее основа; вера – ее источник и венец: «Что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» ( Гал. 2:20 ). И всю свою великую работу по делу благовестия апостол усвояет не себе. «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог . Посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» ( 1Кор. 3:6–7 ). И это сознание имеет настолько решающее значение, что только при нем возможна работа Господня. «Когда я немощен, тогда и силен» ( 2Кор. 12:10 ), – вот слова того же ап. Павла, ярче которых ничто не может выразить мысли о действии в человеке и через него силы Божией. Величайшее самоотречение апостола приводит его к сознанию, что все дела, все личные усилия служить закону правды вызывают лишь один ужас от чувства собственного бессилия и ограниченности: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» ( Рим. 7:24 ). |
| На этот дар сердце верующего отвечает детской любовью и сознанием высокой ответственности перед Спасителем. Нравственное чувство действительно говорит о безмерно дорогой цене, какой куплено для нас право называть и сознавать Бога Отцом, и это чувство является основой того отношения христианина к Спасителю, которое исключает речь о том, что мы лишены права на плоды такой жертвы. То верно, что дар Божественной благодати подается ради Иисуса Христа по вере в Него независимо от дел человека ( Рим. 3:20–28 ). Но это не только не исключает такие дела, но предполагает живую неразрывную связь Спасителя со спасенным, союз любви между ними. А любовь дает право на всякую жертву, и та же любовь налагает обязанность также всякой жертвы. Союз любви – это тот, где любящий одновременно и принимает дар, и от себя приносит дары. Такой союз и у христианина со Христом. Христос дал миру полноту той любви, какую один может дать всем. И мир христианский принял эту жертву любви, в ней имеет залог вечной жизни. Но, по глубоко верному суждению одного современного богослова, Кровь Христа не есть только теплый ласкающий дождь, омывающий душу и успокаивающий совесть человека. Но эта Кровь, вся Голгофская жертва Христа обязывает нашу совесть и волю нести крест Христов, идти по Его стопам, являться в мире Его последователями, носящими и Христово поругание. Нельзя забывать этой внутренней нравственной стороны дела нашего искупления, которая с такой глубиной и последовательностью раскрыта апостолом Павлом. Разрешите привести несколько мест из его посланий, в которых он говорит об отношении спасенного к своему Спасителю. «Любовь Христова объемлет нас, – пишет ап. Павел, – рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» ( 2Кор. 5:14–15 ). «Но те, которые Христовы, распяли плоть свою со страстями и похотями» ( Гал. 5:24 ). «Вы умерли, и жизнь Ваша сокрыта со Христом в Боге... Итак, умертвите земные члены ваши..., совлекшись ветхого человека с делами ею и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» ( Кол. 3:3, 5, 9–10 ). |
| Наиболее яркое высказывание о великом и священном достоинстве каждого христианина перед Богом мы находим у апостола Петра: Сами как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом... Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет ( 1Пет.2:5,9 ). Царями и священниками называются все члены Церкви также в Апокалипсисе (1,6; 5,10). Освященность христианина, его сыновняя принадлежность к Богу находят свое выражение в том, что он обладает возможностью независимо от времени и места ( Ин.4:21–23 ) обращаться к своему Отцу Небесному с полной уверенностью в Его любви и милосердии ( 1Ин.4:19 ); пользоваться спасительными благодатными средствами Церкви, среди которых первое место принадлежит Таинствам; быть совершенно уверенным, что и при грехопадениях и отступлениях он не лишается любви Божией, но в любой момент может покаяться и любящим всепрощением Божиим будет принят и восстановлен в прежнем состоянии сыновней близости к Богу ( Лк.15:7,10,11–32 ; Мф.6:14; 18:21–35 ; Рим.14:4 ; 1Ин.1:9 ). «В силу такой именно близости к Богу, – писал профессор В. Экземплярский , – все христиане должны быть рассматриваемы как священники, в известном смысле слова, способные лично и непосредственно служить Богу, что, действительно, и утверждает слово Божие и учение нашей Церкви». В авторитетном вероучительном документе Православной Церкви – «Православном исповедании Кафолической и Апостольской Церкви Восточной» (1643) – говорится: «Священство духовное имеют все христиане, как учат апостолы Петр ( 1Пет.2:9 ) и Иоанн в Откровении (5, 9–10). Таковому священству сообразные бывают и приношения, а именно: молитвы, благодарения, умерщвления плоти, предание себя на мученичество за Христа и другие, сим подобные» (ответ на вопрос 108). Это учение Слова Божия о всеобщем священстве является основой нашей убежденности в особом положении, которое занимает христианин в сфере духовной жизни. |
| Насколько далеко современному христианскому государству до воплощения в своей жизни великих заветов Христа, конечно, нет нужды и доказывать. Но также несомненно и то, что под воздействием христианской проповеди неизменно совершался и медленный постепенный процесс христианизации самой государственной жизни. Начавшись с внешности – с отмены смертной казни через распятие, – этот процесс захватывал все большие и большие глубины государственной жизни, и христианство являлось таким образом силой реформирующей и сами юридические отношения людей. Но параллельно с этим шел и идет обратный процесс – обмиршения христианства в лице представителей церковной мысли. Что мы разумеем под этим, едва ли надо раскрывать подробно, так близко присуще это горестное сознание сердцу каждого современного христианина. Это – стремление освятить авторитетом Христа те устойчивые учреждения государственной жизни, которые несогласны с духом Христова учения. Насколько велик грех в этом отношении представителей русской богословской мысли, – больно даже и говорить, и в данную минуту наиболее останавливает на себе внимание попытка доказать, что в учении Самого Господа и Его Апостолов находятся несомненные данные для признания законности и необходимости смертной казни. Насколько мы знакомы с этой литературой, следующие места новозаветного откровения приводят в подтверждение этого. Прежде всего это те места, в которых со всей несомненностью утверждается законность существования в государстве власти. Места эти общеизвестны: Ин.19:10–11 ; Рим.13:1–4 . Первое место читается так: «Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя? Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше». Это излюбленные слова для защитников смертной казни с христианской точки зрения. «Когда Ему (Христу Спасителю) на суде у Пилата представлялся весьма удобный случай осудить смертную казнь, – пишет г. Кратиров по поводу этих слов, – Он не делает этого, а, напротив, санкционирует деятельность судящей и наказующей власти Божественным авторитетом» 7 . |
| Но в этот раз я различал человеческие голоса: то были рыданья, смешанные со славословиями: стоны, прерываемые благословениями; то были отчаянные мольбы, вздохи умирающих грудей, исходившие вместе с дымом кадил. И все это сливалось в один необъятный голос, в такую душу разрывающую симфонию, что сердце мое болезненно сжалось, небо показалось почерневшим, и я более не видел ни солнца, ни радостного сияния мира. И я обернулся к своему спутнику: ты слышишь? сказал я ему. На меня глянуло ясное и кроткое лицо: то, сказал он, восходящие с земли молитвы людей. Пока он говорил, белое крыло его горело на солнце, но оно показалось мне совершенно почерневшим и внушало мне ужас: «Я затопил бы мир слезами, если бы был всемогущим», воскликнул я, и я действительно принялся плакать, как ребенок. Я высвободил руку ангела и дал спустить себя на землю, думая, что во мне слишком много человеческого для того, чтобы я мог жить в небесах» 7 . И то, что в этом образе высказал философ по поводу религиозного оправдания жизни мира, повторяется многими нашими современниками. И им нередко христианство кажется отталкивающим по своей чрезмерной будто бы бесплотности, чрезмерной отчужденности от людского горя и страданий, по своему стремлению для жизни в небесах покинуть землю. Но если бесспорно, что человек, не пожелавший жить в небесах под гул рыданий, доносящихся с земли, симпатичнее кроткого ангела, то должно быть также не менее несомненно, что это ангел вовсе не христианский, сколько бы поводов считать его таким, ни давало ложное, односторонне спиритуалистическое понимание христианства. И так как здесь затрагивается самым существенным образом проблема о социальной стороне христианства, то я предложу опыт ее уяснения путем проверки христианского учения жизнью самого Учителя. «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих». Это завет истинно религиозной жизни, нашедший свое воплощение во всей жизни Господа. «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его»; «не собирайте себе сокровищ на земле», но «на небе»; «не заботьтесь о завтрашнем дне»; «не бойтесь убивающих тело, но не могущих убить душу»... |
| Общий смысл доказательства первого рода тот, что так как и ветхозаветный закон и Евангелие Христово есть Слово Божие, то не может быть и речи об отмене ветхозаветного гражданского закона в царстве Христовом, и законы Моисеевы сохраняют силу и в Новом Завете. Эта мысль имеет такое важное значение в общей системе доказательств защитников смертной казни, что мы приведем их подлинные слова, чтобы не дать повода предположить ошибочность нашей передачи чужих мыслей, настолько они поразительны. Вот, между прочим, что говорит прот. Буткевич: «я верую, что Тот же Самый Господь, Который говорил в ветхом завете, говорил и в новом, и что истины Его непреложны. Он не человек, чтобы Ему изменяться – в одном случае сказать одно, в другом – другое» 24 . Как и всегда, речь отца Буткевича очень осторожна. Другие защитники смертной казни пишут откровеннее. О. А-в откровенно сознается, что для него «базой служит Ветхий Завет, потому что иначе и быть не может... Пришедший на землю «не нарушить, а исполнить закон и пророков» Господь несомненно не нарушил также и следующих вековечных слов закона: кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее ( Числ.35:33 )... Господь Иисус Христос отменил обрядовый закон, даровав людям блогодать и истину, но гражданского закона не упразднял» 25 ... Отец И. Соловьев говорит подобное же. «Мы веруем, что Тот же Дух Святый говорил и через пророков, Который говорил и через Апостолов, Который сошел на Самого Иисуса Христа во время крещения... Поэтому, как из одного и того же источника не может вытекать горькая и сладкая вода, так и из уст Одного и Того же – всегда Себе равного и в Своем существе неизменного Духа Святого не могут выходить мысли противоположные... «Иисус Христос вчера и днесь Тот же и во веки» ( Евр.13:8 ) и слово Его, как ей и аминь, истинно и теперь, как и тогда, во всей своей полноте и целости» 26 . Ясно пишет и г. Кратиров: «оба завета имеют внутреннюю органическую связь, как выражение единой высочайшей воли... |
| Она уже не есть любовь к любящим только и близким по плоти, но не знает предела: она любит врагов, благословляет проклинающих, молится за гонителей. Это потому, что такая любовь является отображением любви Небесного Отца, Который, «солнце Свое сияет» на добрых и на злых и дождь посылает праведным и неправедным. Итак, мы делаем очень важное для нашей цели утверждение, что всеобъемлемость любви к Богу выражается непременно во всеобъемлющей любви к возлюбленному Богом миру. Самоотречение любви, ненависть к близким ради Бога, погубление жизни своей ради любви к Богу – все это путь не к духовному одиночеству, не к самоистязанию, но, напротив, к полноте любящего общения с миром, к богатству духовной жизни. И если мы раньше читали и поясняли поражающие слова Господа о совершенном отречении ради Него, то теперь прочтем не менее поразительные Его же слова бодрящей надежды и радости. «Нет никого, сказал Христос, кто оставил бы домы или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради Меня и Евангелия и не получил бы ныне во время сие среди гонений во сто крат более домов и братьев, и сестер, и отцов, и матерей, и детей, и земель, а в веке грядущем жизни вечной». Эти слова почти замалчиваются нашим богословием, а между тем это слова необычайной силы и выразительности. Получить в веке сем во сто раз более, получить во сто раз более всего, даже отцов и матерей! Для неверующих – это насмешка над людьми; для верующих – это полнота и счастье любви, нити которой утверждаются в одном центре – Боге, полноте и источнике жизни всего сотворенного. «Кто любит Родившего, тот любит и рожденного от Него», говорит Господь. И у любящего Бога не только не закрываются глаза на жизнь мира, не только эта жизнь не чужая для него, но, напротив, родная и близкая: небо – престол Божий; земля – подножие ног Его; а люди все – дети одного Отца и братья друг другу. Я надолго остановился на уяснении принципиальной стороны христианского миропонимания. Этим я подготовил почву для того, чтобы иметь право утверждать со всей решительностью, что христианская нравственная проповедь – социальна по своему содержанию, что христианское совершенство неотделимо от любви к людям и служения им, и нет ничего более чуждого духу Евангелия, как индивидуализм, разобщенность верующих. |
| Псалмопевец выразил эту мысль в образной форме, когда исповедал, что небо – небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим 15 . То, что сказано относительно земли вообще, это самое вполне приложимо и к отдельным предметам мирового бытия. Все в мире дается человеку от Господа; по вере ветхозаветного человека, доброе и худое, жизнь и смерть, бедность и богатство – от Господа 16 . В частности, от Господа даруется человеку и богатство, как наиболее конкретный объект права собственности 19 . Но это дарование Богом земли и ее благ во владение человеку не есть в то же время передача ему верховных прав на обладание землей и ее плодами. Господь, как не только Творец, но и Промыслитель мира, неотъемлемо сохраняет за Собой право собственности в отношении созданного Им мира. «Моя земля, – говорит Господь народу израильскому, – вы пришельцы и поселенцы у Меня» 20 . «Вот у Господа Бога твоего, – свидетельствует великий пророк, – небо и небеса небес, земля и все, что на ней» 21 . Господня – земля и что наполняет ее, Вселенная и все живущее в ней 22 . Самые жертвы, приносимые человеком Богу, по сознанию ветхозаветного верующего, приносились из достояния Божественного: Его все звери в лесу и скот на тысяче горах 23 ; Его – серебро и золото 24 , и даже самая жизнь человека, его душа есть Божия собственность, что наглядно выражалось для народного сознания в «выкупе душ» 25 . Таким образом, ясно вытекает из сказанного тот вывод, что по ветхозаветному воззрению право собственности человека – богодарованное, но не безусловное: верховный Владыка всего – Господь; человек все получает от Бога, не имея ничего такого в мире, что могло бы явиться предметом неотъемлемого владения человека: умирая, не возьмет ничего, не пойдет за ним слава его 26 . Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял 27 . Соответственно указанному принципу верховного владычества над всем Господа, мы находим в ветхозаветном законодательстве целый ряд законов, с одной стороны – определяющих и ограждающих право частной собственности, а с другой – ограничивающих это право, согласно с волей Божией и теми отношениями, какие, по этой воле, должны существовать между людьми. |
| Согласитесь, что после описания такой кончины, становятся понятными слова Златоуста: «Смерть бывает лучше жизни» 266 . Не потому, что жизнь ненавистна или тяжела, не потому, что и смерть не может отлучить от жизни во Христе. Конечно, христианин знает трепет пред лицом смерти. Великие подвижники умирали с этим трепетом, но это не страх погибающего животного, не ужас от сознания угасающей жизни, но глубокое сердечное волнение перед лицом новой жизни, новых отношений. Один страх у христианина, говоря словами Златоуста, это – страх оскорбить Бога» 267 , а все остальное, как-то: имущество, болезни и самую смерть, он вменяет ни во что. Но и этот страх не угодить Богу смягчается мыслью о том, что Страшный Судья есть, прежде всего, Небесный Отец. Потому-то и говорит история одинаково ярко как о том ужасе, с каким умирали несчастные жертвы человеческого суда без Христа, так и о той победной радости, с какой висели на крестах и горели на кострах христианские мученики. Если так вера в воскресшего Христа побеждала ужас личного призрака смерти, то эта же вера новым светом утешения озаряла и факт смерти любимых. Насколько более широка и более глубока любовь христианина к людям, настолько шире и глубже источник скорби в христианском сердце, когда отходят любимые. Но тот же апостол Павел пишет христианам: Не хочу же оставить вас, братия, в неведении о умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды 268 . В чем же это собственно христианское утешение? Все в том же факте Воскресения Христова, всезнании Его победы над смертью и в надежде на воскресение усопших. Последние не умерли, но спят, подобно Лазарю, спят до последнего дня, когда они воскреснут первыми для радостного свидания с оставленными здесь, на земле. И мало того, вся жизнь Церкви говорит еще об одном утешительном сознании, что и эта временная разлука не есть разлука полная, что есть несомненные, хотя и чисто духовные отношения с усопшим, что есть целая область религиозного служения, где одинаково все – и живущие, и усопшие – являются соработниками в общем деле создания Богом человеческого Царства Христова. Отсюда – наша молитва о усопших и наша молитва , через них обращенная к Богу. Безумие, нелепость, приступ исступления, скажет человек, признающий Богом себя или материальный мир. Да, конечно, если Христос не воскрес. Но для веры в Воскресшего ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем 269 . Для такой веры смерти нет, и мы празднуем «смерти умерщвление, иного жития, лучшего, начало» 270 . |
|
|
