| Рассказы И.Власова, С.Лаврентьева и К.Туркова Содержание 1. Рассказ крестьянина И.Е.Власова 2. Рассказ С.Лаврентьева, состоящего учителем при Кишинёвской церковно-приходской школе 3. Рассказ К. Туркова, урядника Кубанского казацкого войска Краткое признание о моей жизни В «Братском слове» напечатано большое количество рассказов, написанных бывшими старообрядцами, об их жизни в расколе и о том, какими путями промысл Божий привёл их к познанию истины Православия и к соединению со святой Церковью . О живом интересе этих рассказов и о значении их для истории раскола, особенно же для деятельности противораскольнических миссионеров, которые найдут в них полезные указания удобнейших способов действования на раскольников, – о всём этом мы уже говорили не раз и считаем излишним говорить снова; здесь мы желали только выразить удовольствие, что доставление нам таких рассказов, и кратких, и довольно пространных, не прекращается. Не очень обширные рассказы мы соединяем под приведённым общим заглавием, и между ними первое место даём довольно давно полученному простодушному рассказу живущего на Омутинском заводе (Вятской губернии) крестьянина И.Е.Власова: здесь читатели встретятся с некоторыми лицами, уже знакомыми им из жизнеописания И.О.Птицына (Братское слово, 1891 год, m.I, с.48–62). Ред. 1. Рассказ крестьянина И.Е.Власова Отец мой Емельян Антонов Власов, большой доселе ревнитель раскола, и мать Наталья Васильева прежде были беспоповцами, а потом перешли в поповщину, к австрийскому попу Ивану Перфильеву Кузнецову 1 . Я был крещён ещё в беспоповстве, бабкой; года четыре спустя по переходе отца в австрийскую секту поп Иван крестил меня снова, уже взрослого. Тут два обстоятельства неприятно на меня подействовали: отрицаться сатаны нужно было бы, по уставу, стоя на запад лицом, а обещаваться Христу – на восток, я же отрицался, стоя лицом на юг, а обещавался – на север, потому что крещение происходило в дому и иконы стояли в северном углу; потом, когда шли вокруг купели, я чуть не упал, потому что дом переделывали и в полу недоставало одной половицы. |
| Укроп и вата не виноваты С чем нас можно “поздравить” в День русского языка 5 июня, 2015 С чем нас можно “поздравить” в День русского языка 6 июня — день русского языка. О словах, утративших свой смысл и попавших под злые чары языка вражды, рассуждает Ксения Туркова. Недавно приятель у меня в гостях порезал ногу — наступил на какой-то незаметный осколок на полу. «У тебя есть этот, как его, ватный кружок?» Спросил он, сделал паузу, мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Словосочетание «ватный кружок» вызвало у нас ассоциации вовсе не пачкой косметических дисков. Мы представили себе кружок, в котором тайно собираются ватники, такой клуб по интересам. И поняли после этого, что дело-то плохо. Обычный бытовой предмет — вата — утратил власть над своим же собственным наименованием. Теперь и это слово, и прилагательное «ватный» сами себе не хозяева: нельзя произнести их так, чтобы не вызвать первым делом ассоциации политического толка. Ксения Туркова. Фото Светланы Санниковой Метеозависимый теперь десять раз подумает, прежде чем сказать привычное «Голова сегодня что-то ватная». Заплетающийся язык тоже не хочется называть ватным. А невинное сочетание «ватная палочка» вообще попахивает каким-то особо опасным вирусом нового типа. Досталось и ни в чем не виноватому укропу, имя которого летом по понятным причинам звучит все чаще, и от него никуда не деться. Поэт Лев Рубинштейн недавно написал на своей странице в Фейсбуке: «Один мой знакомый, наделенный обостренным, слегка граничащим с абсурдом чувством нон-конформизма, сказал недавно: «С некоторых пор мне стало стыдно признаваться, что я не люблю укроп». Ему тут же парировали в комментариях: «Признаваться, что любишь укроп, тоже неудобно — в этом как будто есть какая-то неуместная фронда». Дальше понеслось: Как купить укроп на рынке? Как попросить покрошить его побольше в окрошку? Наконец кто-то подвел черту: «Смех способствует перемирию, мне кажется». Смех смехом, но все это симптомы довольно тревожные. Все эти «ватники», «укропы» и «колорады» (кстати, борьба с колорадскими жуками на даче теперь тоже выглядит двусмысленно) так заполнили собой пространство вокруг нас и внутри нас, что вытеснили, забросили на старый чердак первоначальные значения слов. Теперь, чтобы подумать о настоящей вате, из аптеки, нужно при произнесении этого слова сначала продраться через назойливые ассоциации, которые вообще-то уже хочется отодвинуть подальше. |
| Утром мажу бутербродик – сразу мысль: а как народик? Почему мы так не любим уменьшительно-ласкательные формы слов 3 июля, 2015 Почему мы так не любим уменьшительно-ласкательные формы слов Ксения Туркова пытается выяснить, почему мы так не любим уменьшительно-ласкательные формы слов Однажды я зашла за кофе в одну из любимых киевских кофеен. За прилавком стояла незнакомая девушка – прежняя хозяйка уехала, и теперь лица там все время менялись. “Вам Кению? – переспросила она, улыбаясь. – К сожалению, ее нет. У нас на потоке одни итальяшки. Кстати, хотите итмишку?” Ксения Туркова Итальяшки? Итмишки? Я смотрела на нее в ужасе, инстинктивно уже пряча кошелек в сумку. Только потом сообразила, что итмишка – это фруктовый батончик «Eat me» (Ит ми). «Съешь меня» – прямо как в «Алисе», для которой этот призыв, как известно, закончился стремительным уменьшением. Люди, «уменьшающие» слова, как известно, подстерегают нас на каждом шагу. Придешь в кино – а тут тебя поджидают «билетики». Откроешь решительно дверь в фитнес-клуб – и бросится в глаза написанный огромными буквами призыв «выпить фрешик на баре». Расположишься в ресторане в предвкушении ужина – и получишь удар под дых в виде лососика с гарнирчиком. О мамах и бабушках, включающих адронный коллайдер уменьшительных частиц при общении с детьми и внуками, мы уже не будем. Словом, деваться некуда. Что же остается? Противодействовать. Именно это противодействие и начало в последнее время зреть, расти и принимать масштабы даже более значительные, чем нам бы хотелось. Теле- и радио ведущий, продюсер Михаил Козырев как-то рассказывал мне : “ Я приехал из Америки в середине 90-х годов делать здесь радио и абсолютно офигел от того, как люди разговаривали в эфире. «Сейчас поставлю вам песенку одной девчонки!» Почему, если ты ставишь Мадонну, надо говорить, что ты ставишь «песенку одной девчонки»? Для меня эти суффиксы всегда были элементом какого-то панибратского, уничижительного отношения к действительности. Когда я стал руководить радиостанцией «Максимум» — а это было тогда звездное время — я всем запретил категорически под страхом штрафов употреблять уменьшительно-ласкательные суффиксы. |
| Хайп о реновации: почему в “Слове года” побеждает иностранщина О чем может рассказать языковой портрет России 18 декабря, 2017 О чем может рассказать языковой портрет России Колумнист “Правмира”, член экспертного совета конкурса “Слово года” Ксения Туркова — о том, почему важен словесный портрет года. Ксения Туркова Всякий раз, когда лингвисты объявляют итоги конкурса “Слово года” (даже конкурсов — их в России как минимум два!), я слышу: “Опять какие-то странные слова выбрали, кто это решает? И зачем вообще это нужно?” Одни возмущаются тем фактом, что выбирают филологи, а не “народ”. Другие недовольны победой “иностранщины” типа брексита и хайпа (у нас что, ничего своего нет?!). Третьи — тем, что в конкурс попадают не только “хорошие”, но и “плохие”, обидные, для кого-то оскорбительные слова — из риторики ненависти и лжи (зачем на них вообще обращать внимание?!) Возмущаются даже те, кто участвует в самом конкурсе, — эксперты. В конкурсе “Слово года-2017” победила “реновация” — явление не российского, а московского масштаба. “Московское лобби всех задавило”, — шутили члены жюри. Удивился даже многолетний куратор конкурса и его основатель Михаил Эпштейн, который ставил на “хайп” или “биткоин”. На самом деле всем возмущающимся и недоумевающим есть что ответить. Начну по порядку. 1. Почему главные слова года выбирает не народ, а группа экспертов? Экспертные выборы слова года проводятся во многих странах. Например, Американское диалектное общество собирается, чтобы выбрать главные слова, вот уже 26 лет подряд. В России конкурс “Слово года” придумал в 2007 году лингвист Михаил Эпштейн, преподаватель русской литературы в Университете Эмори (США). Происходит это так: весь год в фейсбук-группе “Слово года” участники (их больше тысячи) собирают слова и выражения, ставшие актуальными в этом году. Потом куратор формирует длинный список и рассылает его экспертам (журналистам, филологам, лингвистам, писателям), а они голосуют. Такое голосование, конечно, во многом субъективно. Однако при этом слова, которые выбирают в итоги эксперты, как правило, довольно точно отражают главные тенденции года, события и явления, которые его символизировали. Это взгляд людей, которые работают со словом и придают языку особое значение; которые не просто видят слова — они просвечивают их, как рентгеном, видят все, что за ними стоит, — все ассоциации и связи. |
| «Казус Фамусова», или Неизвестные ударения в известных именах МакбЕт или МАкбет? ДОбчинский или ДобчИнский? КукшинА или КУкшина? 10 июня, 2015 МакбЕт или МАкбет? ДОбчинский или ДобчИнский? КукшинА или КУкшина? Важны ли для вас ударения в именах литературных героев? Как не ошибиться, когда ударение неясно? Размышляет Ксения Туркова Ксения Туркова Моя мама любит вспоминать историю о том, как в школе, на уроке литературы, они вслух читали “Дубровского”. Абзац за абзацем, лениво и монотонно. И вот дошли до письма от няньки, которое читает Дубровскому его камердинер: нянька там, помимо прочего, рассказывает о разных деревенских новостях. “У нас дожди идут вот ужо друга неделя и пастух Родя помер около Миколина дня”, — пишет она. “Пастух РодЯ помер”, — читает мамина одноклассница, делая ударение на Я. В классе хохот. Самое интересное, что потом и в моей школе, в моем классе, повторяется та же история: точно так же, “родя”, помирает пастух. Конечно, эта история, скорее, из разряда анекдотов. И, конечно, все прекрасно знают, как произносится имя Родя (Родион) — просто в этом месте, видимо, происходит какой-то ритмический сбой. Но я всякий раз вспоминаю этот случай, когда натыкаюсь в книге на имя с неясным ударением. Чаще всего, не зная, как именно оно произносится, я руководствуюсь тем самым ритмом: ударяю так, как подсказывает мелодика фразы. Вопрос о том, как следует произносить имена литературных персонажей, может, на первый взгляд, показаться неважным: какая разница, мы же не вслух читаем, написано и написано. Но многих, как выяснилось, эта неясность раздражает. Каждый раз имя с неведомой орфоэпической нормой скрипит, как мелкий камень, вдруг попавший под горные лыжи на ухоженной трассе. Невольно морщишься: опять этот, как его… И снова мысленно пробуешь произнести имя и так и сяк. Чтобы выяснить, не одинока ли я в своем желании произносить все правильно даже про себя, я кинула клич фейсбуковцам. Комментаторы разделились на два лагеря. Одни писали, что имена им вообще не важны — они запоминают лишь сам сюжет. Другие признавались, что всегда мысленно стараются назвать героя правильно, и это для них важно. |
| Хипстер, блогер, интернет – чего не хватает в новом «Простоквашино» «До чего техника дошла» и почему нас так взволновала новая версия известного мультфильма 10 апреля, 2018 «До чего техника дошла» и почему нас так взволновала новая версия известного мультфильма Помогли ли «усилители эпохи» старому мультфильму зазвучать современно и какие фразы оказались более актуальны для зрителей всех поколений – рассказывает Ксения Туркова. Ксения Туркова Мой восьмилетний сын, узнав о новом «Простоквашино», конечно, тоже захотел его посмотреть. Посмотрел молча, без комментариев. А после, когда мы шли с ним по улице и я захотела взять его за руку, вдруг хитро сказал: «Не надо меня за руку брать! Я сам по себе кот, свой собственный!» Посмотрев новое «Простоквашино», он процитировал… старое. И в этот момент я вдруг поняла, чего мы все ждем от нового мультфильма о приключениях дяди Федора, Печкина и Матроскина с Шариком, но, увы, пока не получаем. Мы ждем новых цитат. Новых оборотов, фраз, диалогов, которые будем повторять миллион раз, а они все равно будут казаться смешными (я, например, о чем-то дырявом каждый раз говорю, что через него хорошо вермишель отбрасывать). У цитат из «Простоквашино» есть уникальная особенность — они не портятся. Я не знаю, чем это объяснить. Многие цитаты из советской классики, даже самые любимые, давно превратились в штампы. Сказать человеку, который едет в Бразилию, о том, что там «много диких обезьян», у меня, например, уже язык не повернется — слишком затерто. А вот «Простоквашино» в простоквашу не превращается! Мы по-прежнему говорим, что работаем, «как крестьянки крепостные», шутим о платьях для курорта, восклицаем «До чего техника дошла!» Может быть, секрет в том, что почти все цитаты из любимого мультфильма удивительно современны, а во многих открывается какой-то второй смысл. Например, в словах Печкина о том, что главное украшение стола сейчас — телевизор. И даже просто в имени самого Печкина («Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Игорь Иванович!»), с которым ассоциируются другие фамилии. |
| Никаких «но» В соцсетях появилась фраза, структура которой в последнее время превратилась в трафарет 6 февраля, 2015 В соцсетях появилась фраза, структура которой в последнее время превратилась в трафарет Ксения Туркова о том, как легко выдать себе лицензию на жестокость. Я все думала, когда я этого дождусь. Дождалась. Да, собственно, и недолго пришлось. В соцсетях появилась фраза, структура которой в последнее время превратилась в трафарет: накладывай его на любую трагическую новость – и прослывешь рассудительным и мудрым, умеющим не делить мир на черное и белое, взвешенным и объективным. Ксения Туркова Звучит фраза так: «N, конечно, жалко, НО…» А появилась она в таком виде: «Бабушку-блокадницу, конечно, очень жалко, но…» Дальше – и упоминания «огромной» пенсии, и гипотетическая вороватость, и буква закона (инструкции), которой должны были неукоснительно следовать охранники. Хотя, в общем, что стоит за этим «но», уже и не очень важно. Важно само появление и многократное умножение этой конструкции, способной найти пресловутую «другую сторону» в любой трагедии. «Карикатуристов, конечно, жалко, НО…» «Светлану Давыдову, конечно, жалко, у нее дети, НО…» «Погибшего в автокатастрофе Кузьму Скрябина, конечно, жалко, НО…» (да, читала я, к своему ужасу, даже такое). Да что там, и в день 70-летия освобождения Освенцима в Фейсбуке то и дело появлялись вот эти «но». Я не знаю, может, этот трафарет во главе с противительным союзом существовал всегда, а пространство соцсетей его лишь высветлило, обвело, подчеркнуло. Или просто событий сейчас так много, что они несутся мимо нас, как TGV, а мы только успеваем выхватывать глазами на огромной скорости эти многочисленные «но, но, но…». Может быть, и так. Но почему-то кажется, что я не встречала этой конструкции раньше – не встречала в таком количестве. И сейчас она меня пугает. Эта снисходительная готовность пожалеть (а на самом деле и не пожалеть вовсе) с последующей системой доказательств, почему жертва сама виновата, мне представляется какой-то попыткой получить лицензию на жестокость. |
| “Макарошки” как символ новой искренности чиновников Ксения Туркова — о языке, которым представители власти говорят с народом 16 ноября, 2018 Ксения Туркова — о языке, которым представители власти говорят с народом Те, кто ненавидит диминутивы — слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами, — обычно объясняют это тем, что в них есть эффект навязывания. В магазинах и ресторанах о “скидочках”, “брючках”, “кофеечке” и “картошечке” часто говорят продавцы, желающие, чтобы вы все это поскорее купили. То есть сделали так, как нужно скорее им, а не вам. А иногда такое слово вдруг произносит чиновник. И оно становится символом того, как сейчас общаются представители власти с народом. Таким символом с недавних пор стало слово “макарошки”. Его произнесла министр (теперь уже бывший) занятости, труда и миграции Саратовской области Наталья Соколова . Она заявила, что питаться на 3500 рублей в месяц вполне возможно и посоветовала не есть мяса и использовать сезонные овощи и фрукты. “А макарошки везде стоят одинаково”, — заключила чиновница. Соколову, конечно, уволили, но “макарошки” остались. Макарошки — это программа, по которой предлагают жить нам чиновники. Национальная идея, сформулированная в неаппетитном диминутиве. Уменьшительный суффикс, навязывающий нам программу, по которой мало кто хочет (да и мало кто может) жить. Помимо прочего, в “макарошках” слышится не только сюсюканье, но и некая претензия на веселье и задор. “Ха, слабо, на макарошках-то?” — как бы говорит нам чиновник. И пример макарошек, несмотря на увольнение их автора, оказался заразителен. Уральская чиновница Ольга Глацких произнесла знаменитое “Государство не просило вас рожать”, глава Сбербанка Герман Греф посоветовал отдавать родителей в дома престарелых, так как “скоро это станет престижно”. Впрочем, и до этого макарошки, конечно, были. Руководитель центра городской экономики КБ «Стрелка» Елена Короткова недавно говорила о том, что пенсионерам хорошо бы освободить центр Москвы и переехать в спальные районы, освободив жилье для “платежеспособной аудитории”. Глава Внешэкономбанка Игорь Шувалов нахваливал квартиры по 20 метров: “Кажется смешным, но люди приобретают такое жилье, и оно очень популярно”. Премьер Дмитрий Медведев советовал учителям не жаловаться на низкие зарплаты, а идти в бизнес . Руководитель Ростуризма Олег Сафронов призывал не выделываться и не ездить на море: “Наши предки, даже обеспеченные, не ездили массово на заграничные моря». Чиновники в регионах советовали россиянам даже есть крапиву, а еще лучше — просто поменьше есть. |
| Атмосфера языковой ненависти «Если кто-то еще раз напишет «девченка» вместо «девчонка», я за себя не отвечаю» 23 марта, 2015 «Если кто-то еще раз напишет «девченка» вместо «девчонка», я за себя не отвечаю» Почему так много агрессии везде, где возникает языковой вопрос, а среди лингвистов нет граммар-наци – размышляет Ксения Туркова. Моя мама любит напоминать мне, как я когда-то с жаром обещала ни за что не встречаться с мальчиком, который не отличает причастие от деепричастия. Ксения Туркова Сама я каждый раз этим рассказам ни за что не хочу верить. Потому что за все это время приобрела такую языковую толерантность, что окружающие порой начинают сомневаться: может, она и не знает ничего о языке, вон даже «вклЮчит» не поправляет, молчит, позор! А толерантность эта все крепла и крепла. И – поразительно! – чем больше я узнавала, чем больше погружалась в язык, тем спокойнее себя чувствовала. Пока наконец не превратилась в абсолютного лингвистического пацифиста (не путать с пофигистом!), выступающего за непротивление грамматическому злу насилием. Но вокруг тем временем шли совсем другие процессы. А соцсети эти процессы выбросили на поверхность, обнажили их масштаб и размах. Известный лингвист Максим Кронгауз как-то сказал мне , что мы живем в эпоху лингвистического высокомерия. Сейчас я бы переформулировала: мы живем в эпоху лингвистической нетерпимости. Судите сами: Бурятская активистка размещает на странице во «ВКонтакте» изображение нацистского орла с подписью Grammatik Macht Frei («Грамматика освобождает»). Известные люди в серии интервью о языке признаются , что мысленно хватаются за пистолет, услышав «озвучил» вместо «сказал» или «человечек пришел за денежкой». Статью о самых распространенных ошибках пользователь Фейсбука сопровождает пророчеством: «Все, кто будет говорить “ихний”, будут гореть в аду!». К тем, кто ставит двойной пробел в тексте вместо обычного, предлагается применить условные розги и образный электрошокер. «Если кто-то еще раз напишет «девченка» вместо «девчонка», я за себя не отвечаю», – кипятится моя знакомая, милейшая и нежнейшая девушка. |
| Самые страшные экстремисты — это буквы И вот теперь, в преддверии Дня народного единства Роскомнадзор представил программу, которая будет сканировать тексты СМИ на предмет экстремистских слов и словосочетаний… 10 ноября, 2011 И вот теперь, в преддверии Дня народного единства Роскомнадзор представил программу, которая будет сканировать тексты СМИ на предмет экстремистских слов и словосочетаний… Ксения Туркова узнала, за какие слова и предложения можно схлопотать проблемы с законом В последнее время разного рода инициативы чиновников в области медиа все больше напоминают инновационные порывы в области дорожной политики. Правда, если с дорогами все это худо-бедно работает или, по крайней мере, выглядит логично на уровне инициативы, то с журналистами кажется, мягко говоря, странным и вызывает много вопросов. Недавно Госдума решила избавиться от информационных «бомбил» и ввести обязательное лицензирование для тех, кто хочет заниматься журналистскими расследованиями: поддерживать любознательных и выдавать им разрешение на «охоту», согласно этой инициативе, должно государство. И вот теперь, в преддверии Дня народного единства (который, как я слышала, уже прозвали праздником экстремизма) Роскомнадзор представил программу, которая будет сканировать тексты СМИ на предмет экстремистских слов и словосочетаний (в запретный список попали 5 миллионов единиц). Заказчики программы, по всей видимости, вдохновились успехами столичной ГИБДД, которая каждую неделю рапортует о том, сколько штрафов удалось собрать с помощью камер. Теперь такие виртуальные камеры «расставят» по всему Интернет-пространству. О том, что выйдет из этой затеи, а также о том, как правоохранительные органы ищут экстремизм в современных текстах и знают ли они вообще, что это такое — экстремизм, колумнист МН Ксения Туркова поговорила с двумя лингвистами, которые изучили на предмет экстремизма не один десяток текстов: главой гильдии лингвистов-экспертов Михаилом Горбаневским и его коллегой из Нижнего Новгорода — председателем правления «Лингвистического экспертно-консультационного центра» Михаилом Грачевым. |
|
|
