| Итак, византийская историческая мысль (и Евсевий как ее представитель) вырабатывает представление о прогрессе, восходящее, с одной стороны, к римской имперской идеологии, а с другой – к христианскому ожиданию спасения. На месте божественной πρνοια эллинистической и римской философии теперь оказывается οκονομα Христа, ведущая к спасению человеческого рода. В вину Евсевию очень часто ставят замкнутость, конечность его «Истории», считается, что он рисует картину мира, стремящегося к своей кульминации и уже близкого к ней. Во многом, складыванию гиперк- ритического и в целом пренебрежительного отношения современных исследователей к трудам Евсевия способствовало то обстоятельство, что Евсевий выделяет в качестве одного из ключевых событий истории «переворот Константина». Собственно прославлением христианской державы Константина и заканчивается повествование Кесарийского епископа. Это обстоятельство дает повод исследователям упрекать Евсевия не только в льстивости, но и в непоследовательности, антиисторизме и т. д. Ф. Винкельманн, например, пишет, что для Евсевия целью исторического процесса было возвращение к первоначальному абсолютному господству и признанию Логоса. «В его изложении церковной истории победа церкви является окончанием изложения. В X книге кажется, что цель развития священной истории, а именно установление земного царствия Божия, теперь реализовалась» 183 . Однако вряд ли эти обвинения справедливы. Действительно, схема исторического развития у Евсевия более оптимистична, чем у Августина, и в правлении Константина он видел чуть ли не Царствие Божие на земле. Однако, на наш взгляд, не стоит все объяснять льстивостью придворного епископа Евсевий, переживший гонения и испытавший на своем опыте все бедствия, а затем вдруг ставший свидетелем утверждения христианства в качестве государственной религии, восстановления могущества церкви и покровительства императора христианам, естественно, был поражен и искренне считал, что стал свидетелем исполнения пророчеств и торжества божественной истины (X, 1, 6–7, X, 3, 2). Именно поэтому он придает такое значение этому событию, видя в нем не конец истории, а предвестие грядущего Царствия Божия. |
| Евсевий указывает, что цитируемое им сочинение «Максима» носит название «%Г [Пегì th _s %Г [lh_s» («О материи»). Несмотря на весьма скудные и неубедительные сведения о «Максиме», сообщаемые Евсевием и никем более не подтверждаемые, авторитет «отца церковной истории» казался настолько непререкаемым, что некоторые исследователи в течение долгого времени ставили своей задачей доказать правоту Евсевия, набрасывая одновременно тень на имя св. Мефодия, которого обвинили в использовании плодов чужого труда. Между тем, как это доказано позднейшими патрологическими исследованиями, упоминаемого Евсевием философа Максима христианская древность вовсе не знала. А. Гарнак и Э. Прейшен на основании сопоставления всех привлечённых для решения этого вопроса текстов приходят к выводу, категорически сформулированному в словах: «Максима следует вычеркнуть из списков церковных писателей». Поскольку речь идёт о Евсевии Кесарийском, постольку здесь ещё раз необходимо вспомнить, что св. Мефодию не отведено должное место там, где следовало бы ожидать наиболее подробных сведений о нём, а именно — в «Церковной истории» Евсевия. Как видно, Евсевий не только замалчивает труды св. Мефодия, но и приписывает его сочинение другому лицу — мифическому философу Максиму, якобы жившему во времена Септимия Севера. Является ли утверждение Евсевия преднамеренной ошибкой или нет — это загадка, для расшифровки которой пока нет необходимых данных. Во всяком случае, можно утверждать, что, если бы все наши сведения об отношении Евсевия к деятельности св. Мефодия ограничивались только проблемой «Максима», то было бы больше шансов склониться к допущению непреднамеренной в данном случае ошибки. Но в числе тех материалов, которыми располагает патрология, имеется ещё одно свидетельство, уже упомянутое выше и выставляющее Евсевия в крайне невыгодном для него свете; следует вспомнить о сохранённых блаж. Иеронимом словах самого Евсевия, которые содержатся в его VI книге «Апологии Оригена». Евсевий, пытаясь защитить память Оригена от той критики, которая содержится в антиоригенистических выступлениях св. |
| Еще больше споров вызывает описание Евсевием правления Константина в специально посвященном императору труде «О жизни блаженного императора Константина», более широко известном как «Vita Constantim» («Жизнь Константина»). Это сочинение трудно отнести к разряду собственно исторических, однако оно очень тесно связано с «Церковной историей» Евсевия общностью сюжетов и оценок и, по мнению большинства исследователей, позволяет точнее реконструировать действительное отношение историка к правлению императора Константина. В этой работе Евсевий воздает Константину неумеренную похвалу, рисуя его идеальным правителем, а время его правления – периодом всеобщего мира и благоденствия. Это сочинение вызвало бурю негативной реакции со стороны исследователей и массу упреков в «раболепной лести» в адрес ее автора Яков Буркхард в конце XIX в., обвинив автора в бесчестности, раздраженно отозвался о нем как о «самом отвратительном из панегиристов». Еще в XIX веке историки находили в повествовании Евсевия многочисленные ошибки и искажения действительности 489 . Его изображали «человеком двуличным и кичливым», в основе всех его действий видели «честолюбие, тщеславие, желание снискать милость у сильных мира сего, материальный комфорт и светский блеск» 490 . Подобные оценки присутствуют и в современной литературе. Многие обвиняют Евсевия в том, что он намеренно искажает образ Константина, приукрашивая его, рассчитывая тем самым сохранить себе жизнь, получить чины, звания и какую-либо материальную выгоду 491 , считают Евсевия «верным слугой» императора, которому он посвятил себя и свои труды 492 . В ответ на эти обвинения другие исследователи давали самую высокую оценку правдивости Евсевия М. Д. Муретов , например, возражая против такой оценки личности первого христианского историка, пишет «между тем есть некоторые действительные данные, на основании которых можно осветить нравственный облик Евсевия совсем в противоположном свете» 493 . И далее он парирует многочисленные обвинения в адрес кесарийского епископа «Этот эпикуреец всю жизнь свою согбенный сидит за письменным столом и роется в пыльных и темных архивах библиотек, этот придворный жуир весь свой досуг отдает чтению старинных рукописей; этот любитель комфорта проводит жизнь в постоянных скитаниях из одного города в другой для изучения церковной истории, со всем самоотвержением отдается благоустроению кесарийской паствы и умиротворению церковных смут. |
| Однако историческая схема Евсевия далека от дуализма, она включает в себя, как минимум, три необходимых компонента: Бога, дьявола и человека. В этом отношении провиденциализм Евсевия и провиденциализм, например, Августина заметно различаются. Если в представлении западного мыслителя «в земной жизни человек разыгрывает драму, по сути, от века предначертанную небом и под его неусыпным контролем» 360 , то «История» Кесарийского епископа представляет человека реальным участником исторических событий и полноправным действующим лицом. Человек, будь то император, епископ или простой смертный, сам делает свой выбор, самостоятельно, по собственной воле определяет свой путь и сам несет ответственность за свои деяния. Итак, важнейшей чертой исторических воззрений Евсевия и многих последующих христианских авторов является признание свободы человеческой воли и, следовательно, ответственности человека за свой выбор и за свои поступки. Евсевий не формулирует специально этот тезис, не выстраивает систему его доказательства, однако сам текст его «Истории» показывает значимость свободных человеческих поступков и их влияние на ход исторических событий. Поскольку человек обладает свободной волей и поступает в соответствии с собственными решениями, то одним из способов соприкосновения Божественного Провидения с человеческой волей и, вероятно, одним из самых реальных способов воздействия Бога на текущие события был синергизм. Как пишет Евсевий, «Божественное провидение содействовало с нашими желаниями...» (Eus. РЕ. 6.6.45 (249cd): συνεργοσα τε κα συμπρττουσατοςφμν) 361 . Эта идея – не новая. Она была представлена еще в патристической литературе. Александрийская традиция, начинающаяся с Климента и Оригена , использовала термин συνεργα для описания способа, которым милость Божия освящала христианских аскетов, стремившихся к совершенству. Евсевий же приспособил эту идею для описания не столько освящающей милости, сколько для объяснения того, как Божественное Провидение действует в истории. Божественное Провидение могущественно, однако действует оно только в сотрудничестве с людьми. Эта идея синергии, как отмечает Г. Ф. Чеснат, являлась основной мыслью каждой части исторического сочинения Евсевия. Она присутствует даже тогда, когда само слово συνεργα или его эквивалент не появляются в тексте 362 . Итак, Бог творит историю в синергии с человеком, – таков основной момент исторической концепции Евсевия Кесарийского . |
| Евсевию принадлежит огромное количество работ разнообразной тематики и характера «Хроника», «Приготовление к Евангелию», «Доказательство Евангелия», «История палестинских мучеников», «Ономастикой», «Жизнь Константина», «Похвальное слово Константину», письма и т.д. Но главным творением Евсевия стала его «Церковная история» Только те сочинения Евсевия, которые вошли в состав известной Патрологии Миня, составляют в ней 5 огромных томов Основные издания трудов Евсевия Eusebu Caesariensis Opera/Ed G Dindorf Lipsiae, 1890 Vol 4 Εσεβου του Παμφλου κκλησιαστικς ιστορας βιβλα δκα//Patrologia Cursus Completus Series Graeca/Rec J-P Migne Parisius 1857 T XX Col 1–906 Eusebius Pamphili Praeparatio Evangelica ( Εσεβου το Παμφλου εαγγελικης ’ αποδεξεως βιβλα δκα)//PG T XXI Col 21–408 Eusebius Pamphili Demonstratio Evangelica ( Εσεβου το Παμφιλου Εαγγελικης ’ αποδειξις)//PG T XXII Col 14–792 Eusebius Pamphili Χρονικο καννες κα πιτομ παντοδαπης ιστορας Ελλνων τε κα βαρβρων (Chronicorum libri duo)//PG T XIX Col 99–600 Eusebius Werke/Hrsg von E Schwartz Leipzig, 1903–1909 Eusebius Werke/Hrsg von J С Hinnchs Leipzig, 1906–1956 Eusebius Kirchengeschichte/Hrsg von E Schwartz Berlin, 1952 Eusébe de Césarée Histoire Ecclésiastique/Ed parG Bardy Paris, 1952–1958 Eusebius’History of the Church from Christ to Constantine/Rev by A Louth Harmondsworth, 1989 Eusebius Pamphilius The Ecclesiastical History In two volumes/Trad G A Williamson London, 1980 В данной работе «Церковная история» Евсевия цитируется по изданию Eusebius The Ecclesiastical History With an english translation by К Lake, J E L Oulton, H J Lowlor Vol 1–2 Cambridge (Mass), 1975 На русский язык переведены всего четыре работы Евсевия Кесарийского «Церковная история», «Похвальное слово Константину», «Жизнь Константина», «О палестинских мучениках» См русские издания Евсевий Памфил Церковная история М 1993 Евсевий Памфил Сочинения В2т М, 1848–1849 Евсевий Памфил Жизнь блаженного императора Константина Издание 2-е М группа «Jlaбapyм», 1998 С 1–214 Евсевия Памфила слово василевсу Константину по случаю тридцатилетия его царствования//Там же С 215–268 |
| Таким образом, нет никакого затруднения читать разбираемую фразу так: „Каких философов, кроме христиан, преследует Кресцент”? Но при таком чтении отнимается у Дембовского, Цана, Гарнака и др. критиков главный повод утверждать, что „Речь» Татиана написана до смерти св. Иустина и что Евсевий, догадываясь об этом, указывал однако на апологию Татиана, как на свидетельство успешности происков Кресцента. Говорим, главный повод, потому что упомянутые нами критики подозревают Евсевия еще в том, что он интерполировал текст „Речи» с коварной целью убедить читателя, что Кресцент был виновником смерти св. Иустина. Лучший способ проверить это обвинение – сравнить текст „Речи» по Евсевию с текстом ее по кодексу Paris. 174 (прежде Fonteblandensis). Этот кодекс одни относят к X, другие к XI, третьи к XII в. Он древнейший из тех, в которых сохранилась „Речь» Татиана, и важнейший для изучения текста ее 217 . в этом кодексе мы замечаем два важный отступления от текста „Речи» по Евсевию 218 . Первое то, что в кодексе, Кресцент назван презрителем ( καταφρονν) смерти, а у Евсевия – выдающим себя за презрителя смерти (καταφρονεν συμβουλεων). И то, и другое чтение не вносит никакой нескладицы в текст, так что трудно сказать, какое чтение предпочтительнее. Правда, в чтении по кодексу Paris. 174 более иронии: презритель смерти (Кресцент) так боится ее, что старается причинить смерть, как зло, Иустину и пр. Другое различие – более подозрительно. Оно заключается в опущении Евсевием слов „и меня» и в замене этих слов μεγλ. По кодексу Paris. 174 выходить: „Кресцент старался причинить смерть, как зло, Иустину, а также и мне». А по Евсевию: „Кресцент старался причинить Иустину смерть, как великое зло». Это различие издавна обращало на себя внимание ученых исследователей. Одни из них предпочитали текст Евсевия 219 . Другие думали, что вернее текст кодекса Paris. 174, и при этом объясняли отсупление Евсевия от текста кодекса тем, что историк хотел улучшит текст „Речи». „Добавка κα μ (и меня), говорит Даниель, вносила нескладицу в строй речи (passte durchaus nicht in den Zusammenhang seines Erzählung), поэтому Евсевий заменил слова κα μ словом μεγλ, очень хорошо обрисовывающим поддельное презрение Кресцента к смерти» 220 . То же думают Маран и Земиш 221 . Но новейшие критики сведений об апологетах – Дембовский и Гарнак заявляют, что о простом, невинном исправлении текста со стороны Евсевия не может быть и речи, что слова „ κα μ « опущены Евсевием с коварной целью: эти слова мешали историку убедить читателей в успешности происков Кресцента 222 . |
| Что касается второго пункта возражения, то вся его доказательная сила, по существу, сводится к молчанию кесарийского историка о том, о чём говорят позднее его жившие и менее известные кесарийские епископы Андрей и Арефа. Не отрицая важности и авторитетности голоса Евсевия Кесарийского в вопросе о Папии, особенно поскольку дела касается его мнений о новозаветных книгах вообще, об Апокалипсисе в частности, мы, однако, вместе с Люкке 17 , Бусетом (op. cit. S. 12) и Кирхгофером 18 склонный думать, что «argumentum e silentio» кесарийского историка в данном случае не может иметь решающего значения. С одной стороны несомненно, что, упоминая о сочинении Папия «λογων κυριακν ξηγσεις», кесарийский историк нигде не говорит о его свидетельстве в пользу боговдохновенности Апокалипсиса; но с другой стороны нельзя предполагать, что Андрею Кесарийскому было известно сочинение, которого не знал кесарийский историк, как как, по свидетельству этого последнего (H. Eccles. III, 39), уже Ириней знал только одно вышеупомянутое сочинение Папия. Возникает, таким образом, вопрос-дилемма: или Евсевий просмотрел то, что стояло в сочинении Папия, или еп. Андрей вычитал то, чего там не было. Защитники первого члена этой дилеммы с особенным ударением подчёркивают то место Церковной истории Евсевия, где говорится о собирательной деятельности Папия по части приточных изречений Спасителя и баснословных рассказов из апостольской истории, якобы дошедших до него из устного предания 19 . Называя Папия человеком небольшого ума 20 , Евсевий прибавляет, что и хилиазм свой он почерпнул, вероятно, из апостольских повествований 21 , истолковать грубо-чувственно то, о чём здесь говорилось типически-иносказательно или мистически. Но если даже допустить, что главным источником хилиазма Папия Евсевий считает устную традицию, то ни откуда ещё не следует, что сюда же должно отнести и «τς ποστολικς διηγσεις», которые, быть может, лежали пред глазами Евсевия в записи. Если мы встанем на эту точку зрения, то не будет никаких препятствий признать, что хилиазм свой Папий почерпнул как из устного предания, так и из записанных апостольских повествований, между которыми на первом месте должно будет поставить, конечно, Апокалипсис 22 . |
| что 56 (55) восточных епископов осудили в Евсевии полуарианство и 3. что специально Григорий виритский Аетий лиддский, Македоний мопсуестийский Таркондимант эгейский и Алфий апамийский будто бы осудили Ария и Евсевия». Гарнакк ссылается на письмо Ария к Евсевию никомидийскому у Epiph. h. 69, 6 – [что вместо Θεοδσιος тут нужно читать Θεδοτος, видит и Гарнакк, но почему-то не ссылается на Theodoret. h. е. I, 5, где прямо стоит Θεδοτος 325 ]: «откуда видно, что Григорий и Аетий были единомышленниками Ария и на Theodoret. h. е. I, 20, где сопоставляются как единомышленники и ариане, ко времени около 330 года Евсевий кесарийский Патрофил скифопольский Аетий лиддский, Феодор лаодикийский. Македония мопсуестийского далее – говорит Гарнакк, – мы знаем 326 только как евсевианина. Наконец Таркондимант и Алфий суть также 327 друзья Ария или Евсевия [кесарийского]: для первого об этом свидетельствует Филосторгий 328 ; последний немного лет после участвовал в избрании Евсевия в митрополиты антиохийские! 329 Г. Швартцу эти факты отчасти известны; но он думает, что с ними можно разделаться тем, что эти епископы в Антиохии по неизвестным мотивам отказались от своего мнения, а позже снова к нему возвратились. Это возможно, но очень сомнительно это предположение. Оно тем сомнительнее, что нам, если я не ошибаюсь 330 , из 56 (55) епископов в Антиохии, которые осудили Евсевия, вообще только 16 известны в отношении к их догматическому направлению: остальные для нас – простые подписи. Между этими 16-ю Евстафий [только один Евстафий??] не мог быть ложно определён в отношении к своему догматическому положению. Из остальных 15-ти – только их мы можем контролировать – не менее как 5 возбуждают (как мнимые противники Ария и Евсевия) сильнейшее сомнение; ведь они были друзьями Ария или Евсевия! Что список, несмотря на это происходит не от совсем неве- —128— жественного человека, нужно принять во всяком случае. Но если в его распоряжении был список никейских подписей, то ему не было надобности ничего более делать, как выписывать и сопоставлять имена сирийские, палестинские и т. |
| И то, и другое обвинения, взводимые на Евсевия Гарнаком, одинаково грубы и одинаково несправедливы. И в том, и в другом обвинении критик навязывает Евсевию совершенно безцельный обман. Не ясно ли, как день, что св. Иустин мог предсказать о своей смерти от Кресцента в апологии к Антонину, а сбыться его предсказание могло много лет спустя при Марке Аврелии? Зачем же Евсевию нужно было обманывать читателя, выдавая, как это утверждает Гарнак, цитат из первой апологии 3а цитат из второй? Если бы Евсевий нашел известие св. Иустина о происках Кресцента в апологии к Антонину, то историк выразился бы так: „еще за долго (лет за 10 или немного более) до своей смерти Иустин ясно предсказывал, что должно было случиться с ним”. – Св. Iycmuh в 3-й гл. так. наз. Второй апологии утверждает не то, что он скоро умрет, но только то, что он умрет вследствие доноса Кресцента или ему подобных людей. Далее. Евсевий, относя в 16-й гл. кн. ,,Ц. И.» предсказание св. Иустина о своей смерти ко второй апологии, в следующей главе относит это предсказание к первой апологии. Спрашивается, мог ли бы хитрый обманщик, каким Гарнак старается представить Евсевия, сделать такой промах? В одной главе Евсевий обманывает читателя и не просто обманывает, а маскирует свой обман, так что его (Евсевия) нельзя уличить, а в другой соседней главе разрушает результаты своего хитросплетения. Это немного озадачивает и Гарнака; он не знает, чему приписать промах Евсевия: странной ли добросовестности историка, или его легкомыслию („seiner merkwürdigen Art von Gewissenhaftigkeit oder Leichtigkeit» 151 . Но посмотрим на дело попроще: в двух рядом стоящих главах один и тот же цитат Евсевий относит к двум различным сочинениям; самое простое и естественное объяснение этого факта можно найти в том, что в одном случае либо Евсевий, либо позднейшие переписчики „Церковной Истории» сделали ошибочную ссылку... Если Гарнак не удовлетворился таким объяснением, то только потому, что ему мешали два предвзятых мнения. Первое: так называемые вторая апология есть часть первой; второе: Евсевий любит провести читателя и притом так, чтобы читатель не мог заметить обмана. Основываясь на этих предубеждениях, как на посылках, Гарнак и возвел на Евсевия рассмотренное несправедливое обвинение. |
| Но предшествовавшее выступление Евсевия, раскрытие значения термина «ομοοσιος», о котором, вероятно, уже ранее говорил императору Осий Кордубский, не прошло бесследно, и император нашел нужным, приняв Символ Евсевия, внести в него и указанный термин. Отцы собора не ограничились, однако, этим: Символ был весь пересмотрен и получил совсем новый вид. Дальнейшие прения состояли в опровержении возражений Евсевия и его сторонников против различных введенных в Символ выражений. Очевидно, император вовсе не хотел, даже выражая свое желание, стеснять деятельность собора. И если Евсевий в своих сообщениях о соборе всюду выдвигает на первый план императора, в письме же, сверх того, говорит еще о своей собственной роли на соборе, то Афанасий имеет в виду именно самостоятельную деятельность собора (отцев). При этом Евсевий сообщает историю окончательной выработки догматической формулы, Афанасий же говорит о предшествовавших этому рассуждениях отцев о тех терминах, к которым сводится сущность догматического постановления собора. Письмо Евсевия хорошо было известно Афанасию, и им именно оно и приводится в приложении к «Посланию об определениях Никейского собора»; против фактической достоверности рассказа Евсевия он ничего не возражает. На сообщение Афанасия и Евсевия нужно поэтому смотреть как на взаимно дополняющие друг друга. Результатом догматической деятельности собора является Символ. Ближайших сведений о том, какие лица принимали участие в составлении Никейского символа, не имеется. Лишь участие Осия Кордубского засвидетельствовано в общем позднейшими жалобами на него ариан, что он изложил «никейскую веру» (Ath. Hist. аг. 42, 3: οτος και την ν Νικαα πστιν ξθετο). Не совсем понятной является на соборе и роль, приписываемая Василием Великим Гермогену, одному из предшественников св. Василия на Кесарийской кафедре: он «написал, — по словам св. Василия, — великую и несокрушимую веру на великом соборе» (Bas. Ер. 81, 1: Ερμογνους, του την μεγλην και ρρηκτον πσ κτιων τιν γρψαντος ν τη μεγλη συνδφ. |
|
|
