| Описываемое дело – составление Службы и Акафиста Новоявленному Угоднику Святителю и Чудотворцу Митрофану принято было на себя высокопр. Филаретом сколько по очевиднейшему личному его желанно и усердию, и по просьбе Архиепископа Антония, столько же, как видим из документов, оно совершалось им и в значении официальном. У нас имеется по этому делу подлинный Указ Св. Синода 1840-го года за 205-м. Представляем его здесь в копии. «Святейший Правительствующий Синод слушали Репорт Преосвященного Антония, Архиепископа Воронежского, в коем изъяснив, что Указом Святейшего Синода от 29-го Ноября 1839-го года, с препровождением составленного (по замечаниям его же Преосвященного) С.-Петербургским купцом Сергеем Масленниковым, Акафиста Святителю Митрофану Чудотворцу Воронежскому, предписано ему – Преосвященному рассмотреть оный, а касательно напечатания его для церковного употребления представить Святейшему Синоду мнение, – донес, что он, Преосвященный, рассмотрев тот Акафист, остается о нем при прежнем своем мнении; впрочем, как по прошению его Архиепископа, Ваше Преосвященство приняли на себя труд – послужить Святой Церкви составлением Службы с Акафистом новоявленному Святителю и Чудотворцу Митрофану, и от него – Архиепископа, для соображения, препровождено к Вам, подобных настоящему, несколько Акафистов, от разных лиц на имя его, Архиепископа Воронежского присланных; то, дабы и труд Купца Масленникова не остался без внимания, не благоугодно ли будет Святейшему Синоду и сей Акафист предоставить рассмотрению Вашего Преосвященства. При сем возвращена и самая рукопись. По справке: – Приказали: представленную Купцом Масленниковым, рукопись: «Акафист Святителю Митрофану, Воронежскому Чудотворцу», препроводить (и препровождается) к Вашему Преосвященству при Указе на рассмотрение. Генваря 24-го дня 1840-го года». Как ни размышлять об этом сведении, – нельзя не признать и здесь знаменательного значения в приложении к лицу и состоянию высокопр. Филарета, который и сам, по словам слышавших, любил вспоминать об этом путешествии и, само собою, не в смысле только рассказов. |
| Тема предательства, тема иудина греха является одной из самых тяжелых дум поэта и певца Игоря Талькова. Его беспощадные проклятия в адрес «новоявленных иуд» России обнаруживают силу его любви к ней. И в этом он также по-русски типичен и традиционен. Нельзя любить Христа, не гнушаясь в то же время Иудой. Нельзя любить Россию, не борясь словом и делом с ее предателями и врагами. «Гнушайтесь врагами Божиими, поражайте врагов отечества, любите врагов ваших». (Свят. Филарет Дроздов). Но масштаб предательства не ограничивается собственно группой, пусть и достаточно многочисленной, российских «идейных» «иуд» во главе с «кровавым гением». Сколько бы им за их «иудин грех» не предлагали «сребреников» их закардонные хозяева-русоненавистники, они не смогли бы «опустить [Россию] на колени» без малодушного попустительства и даже пособничества миллионов обманутых русских людей. Герой песни «Бывший подъесаул» - герой смутного времени России. Сколько миллионов таких «бывших русских», попавшихся на обман «новоявленных иуд» России, породило оно! «За то, что они не приняли любви истины для своего спасения... послал им Бог действие заблуждения» (2 Фес. 2: 10-11). И возмездие за измену «Божьему наказу» наступает с неумолимостью природного закона. Природа мудра! И Всевышнего глаз Видит каждый наш шаг на тернистой дороге. Наступает момент, когда каждый из нас У последней черты вспоминает о Боге! Вспомнил и командарм о проклятье отца И как Божий наказ у реки не послушал, Когда щёлкнул затвор... и девять граммов свинца Отпустили на суд его грешную душу. «Бывший подъесаул» «Вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменникам и врагам нашей Родины». Такой страшный диагноз российской болезни поставит царь-мученик Николай II в своей речи перед рабочими по поводу событий 9 января 1905 года. От этой опасной и затяжной болезни страна не излечилась до сих пор. С грустью наблюдал поэт, как «обманутое поколение» влечется в сети нового обмана. Он один из немногих, кто на заре «перестройки» понимал, что без покаянного переосмысления прошлого и настоящего России, без возвращения к традиционным христианским ценностям, реальных перемен к лучшему в жизни страны не произойдет, а за красивыми словами о демократии, свободе, гласности скрывается ... «метаморфоза». |
| Выписки рассказов об отдельных чудесах из печатного издания 1646 г. 35) РНБ, собр. Н. М. Михайловского, F.220 — кон. XVIII в. 36) ГИМ, Епархиальное собр., 469 — 1800 г. 37) Тверской областной архив. ф. 1409, оп. 1, 526 (л. 1—70 об.) — нач. XIX в. Бумага с датой 1810 г. 38) ГИМ, Музейское собр., 3564—XIX в. 39) ГИМ, собр. А. С. Уварова, 737 (4°)—XIX в. 40) РГБ, ф. 218 (Собр. Отдела рукописей), 1019 (л. 193 об. — 359 об.) —XIX в. Редакция Симона Азарьина 1654 года В сборнике РГБ, ф. 173/I (Фундаментальное собр. библиотеки Московской Духовной Академии), 203 на л. 1—163 читается «Книга о новоявленных чудесах преподобного Сергия Радонежского», составленная келарем Симоном Азарьиным в 1653—1654 гг. (самые поздние чулеса датируются февралем 1654 г.). Рукопись того же времени (Филигрань — Голова шута с 5 бубенцами и контрамарка PG — типа: Лау–цявичюс, 2589 г.]) и представляет собой авторизованный список: на л. 1—5 об. рукой Симона Азарьина отредактированы названия некоторых глав, четыре главы вообще вычеркнуты (14, 29, 52, 56) с указани–ем — «перенесть», он сам же перенес их в конец оглавления (л. 5 об. — 6) и исправил после этого общую нумерацию глав . Рукопись содержит Предисловие, в котором излагается история создания и печатания Жития Сергия Радонежского, и 76 глав с описанием новых чудес Сергия. В Предисловии Симон Азарьин сообщает о неудачах издания 1646 г.: из составленных келарем по желанию царя Алексея Михайловича рассказов о новых чудесах Сергия печатники, «иже на Печатном дворе», набрали только 35 глав, прочии же «в небрежении положи–ша», считая их случайностями, а не подлинными чудесами; лишь «с по–нужением» удалось допечатать главу о новоявившемся источнике, которая позже была вплетена в ограниченное число экземпляров «Сергиевой книги». По списку МДА–203 редакция 1654 г. издана С. Ф. Платоновым: Книга о новоявленных чудесах преподобного Сергия. Сообщил С. Ф. Платонов. СПб., 1888 (Памятники древней письменности, т. 70). Издание считается образцовым, но погрешности в нем, тем не менее, содержатся. Ошибок прочтения, правда, не так уж много, но заметна неряшливость в оформлении синтаксических правил, произвольность в исправлении ошибок писцов, неразобранные места, залитые чернилами, и не восстановленные тексты, частично срезанные при переплетении рукописи. Перечисленные недостатки объясняются отсутствием параллельных списков, которые удалось выявить только в последнее время. Открытие новых рукописей «Сергиевой книги» позволяет осуществить новое издание памятника уже на научной основе. Редакция Симона Азарьина 1656 года |
| Марта в 28 день по книгам Вяцкие десятины збору десятильника Ивана Кокошилова да старост поповских: соборного богоявленского попа Михаила да вознесенского попа Степана неокладных денежных доходов венечных пошлин прошлого 1639/40 году генваря с 22-го числа да сентября по 1-е число нынешнего 1640/41 году с четырехсот девяноста отроков, со ста с сорока з дву двоеженцов, с дватцати осьми троеженцов шестьдесят один рубль двенатцать алтын четыре деньги, со ста с девяти похоронных, и перехожих, и новоявленных десять рублев тритцать алтын, явочных от обеден рубль осьмнатцать алтын четыре деньги, (Л. 683 об.) с девяти почеревых рубль два алтына четыре деньги. Да с тех же почеревых пенных денег девятнатцать рублев четыре алтына полшесты деньги. Да пенных же денег с попа восмь алтын две деньги за то, что он пил на кабаке многое время, да с духовных пошлин двенатцать рублев тритцать два алтына с деньгою, с судных дел пошлин, и пересудов, и правого десятка дватцать два рубли тритцать один алтын две деньги. И всего сто тритцать рублев семь алтын полтретьи деньги. Да нынешнего 1640/41 году сентября с 1-го числа да февраля по 28-е число нынешнего ж 1640/41 году с семисот с тритцати с осьми отроков, со ста с сорока с семи двоеженцов, с дватцати с осьми троеженцов восьмдесят рублев дватцать (Л. 686) один алтын пять денег, со штидесяти с одной похоронных и новоявленных шесть рублев три алтына две деньги, явочных от обеден рубль одиннатцать алтын четыре деньги, со шти почеревых дватцать четыре алтына. Да с тех же почеревых пенных денег двенатцать рублев дватцать пять алтын три деньги. Да пенных же денег с безмесного попа, что он венчал свадьбу без знамени. Да на вятчанине на Курбатке Короткове, что он жил с жонкою беззаконством, четыре рубли восмь алтын три деньги, с судных дел пошлин шеснатцать рублев дватцать семь алтын с деньгою. Да с духовных пошлин девять рублев дватцать один алтын четыре деньги. Всего сто тритцать два рубли десять алтын две деньги. И обоево прошлого (Л. 686 об.) 1639/40 году и нынешнего 1640/41 году неокладных доходов двесте шестьдесят два рубли семнатцать алтын четыре деньги взято. Платил деньги Иван Кокошилов. |
| Июля в 22 день по книгам збору венечных пошлин, что собрано в патриарше в Казенном приказе великоденского мясоеду маия со 2-го числа да июня по 21-е число нынешнего 1641 году с четырех отроков, з девяноста з дву двоеженцов, с осьминатцати троеженцов. Всего шеснатцать рублев семь алтын четыре деньги. Июля в 30 день по книгам збору венечных пошлин, что собрано в патриарше в Казенном приказе июля з 4-го числа да июля ж по 30-е число нынешнего (Л. 858) 1641 году с одново отрока, с сорока с четырех двоеженцов, с осьми троеженцов. Всего семь рублев девятнатцать алтын з деньгою. Августа в 31 день по книгам збору венечных пошлин, что собрано в патриарше в Казенном приказе Оспожинского мясоеду августа з 16-го числа нынешнего 1641 году да сентября по 1-е число 1641 году з двунатцати двоеженцов, с четырех троеженцов два рубли тринатцать алтын две деньги. Того ж дни по книгам збору подъячево Андрея Ноксильского, что собрано в патриарше в Казенном приказе в нынешнем во 1640/41 году сентября с 1-го числа сентября по 1-е ж число 1641/41 году с тритцати с трех новоявленных три рубли (Л. 858 об.) десять алтын, со штинатцати похоронных рубль дватцать алтын, з девяти перехожих два рубли восмь алтын две деньги. Всего семь рублев пять алтын. (Л. Тиунской збор нынешняго 1640/41 году Октября в 2 день по книгам збору тиуна Ивана Чортова да старосты поповского богословского попа Дементьяна сентября с 1-го числа октября по 1-е ж число нынешняго 1640 году явочных от обеден с попа и з дьякона от обедни по деньге тринатцать рублев, да с перехожих и с похоронных памятей рубль тритцать один алтын четыре деньги. Всего пятнатцать рублев две деньги. Взято. Ноября в 1 день по книгам збору тиуна Ивана Чортова, да старосты поповского богословского попа Дементьяна октября с 1-го числа ноября по 1-е ж число нынешняго 1640 году явочных от обеден с попа и з дьякона от обедни по деньге. Итого четырнатцать рублев семь алтын три деньги. С тринатцати похоронных и с новоявленных, (Л. 861 об.) с трех перехожих два рубли. Всего шестнатцать рублев семь алтын три деньги. Взято. |
| Поднялся этот мещанин и, казалось, как-то неожиданно для самого себя вдруг заговорил. Было видно, что он никогда не говорил на собраниях и что ему трудно было связать несколько слов в цельную фразу. – А что ежели того... Так что, значит, этого... Ну, вот, как говорится, упасть это... То есть, оно, конечно, не упасть, а того, ну, как это? Значит, ежели того... поклониться, что ли... Да, да, поклониться ежели... Вот этому самому члену поклониться... Да не то, что так просто, а вот ежели эдак, как говорится, всем, всему, дескать, миру. Вот всем миром взять, да и поклониться... А? Что, ежели, братцы, того... Взять, да и ахнуть... В ответ на эти слова начались невероятная суматоха и смятение среди миллиардной толпы. Все забегало, засуетилось, заерзало. Появились вдруг откуда-то жертвенники, алтари, и появилась их такая масса, что, кажется, каждый из толпы мог иметь свой алтарь для совершения службы члену. Все начали готовиться к богослужению, суетиться вокруг жертвенников и алтарей, и вся необозримая толпа людей разделилась на отдельные группы, готовившиеся начать всемирное поклонение новоявленному божеству. Казалось, что вся эта необозримая толпа народа, все это вселенское человечество только и ждало знака серого и невежественного мещанина в кепке, надвинутой почти на самый нос. И что же? В ту самую минуту, когда все было готово и по единому знаку должно было начаться всемирное поклонение новоявленному божеству, началось извержение семени из недр трепетавшего члена, и это свеже-пахнущее мужское семя стало изливаться все больше и больше, стало превращаться в целый поток, ручей, в целую реку, и эта река стала расширяться и углубляться, и в ней стали утопать люди и их жертвенники и алтари. Началось бегство и растекание людей во все стороны, а река семени стала превращаться в озера, в моря, в океаны и поглощать в себе всех людей, всю землю. И весь мир потонул в этом всемирном потоке семени. Я смотрел и ждал, что будет дальше. Новый вселенский океан поднялся до небес и затопил все самые высокие горы. Но это продолжалось, кажется, недолго. Скоро эта густая влага стала спадать, и показались там и сям отдельные горные вершины, и горные хребты. Было заметно, как постепенно и довольно быстро спадает влага и начинает появляться суша. Земля с жадностью впитывала в себя семя, и нетрудно было заметить, как происходило оплодотворение земли этим могучим и животворным семенем. Земля шипела, и бурлила, и клокотала целой бездной зародышей, закопошившихся в ней благодаря воздействию семени. Вся поверхность земли, все дно морей и океанов, вся атмосфера, напоенная испарениями семени, – вдруг наполнились миллиардами мельчайших живых существ, быстро появлявшихся из животворной пены и быстро получавших ту или иную форму и размер. |
| Тогда же, осенью пришла мне счастливая мысль предпринять такое миссионерское паломничество, в котором бы участвовали не только православные, но и сектанты, чтобы последние, побывав у св. мощей, видев их глазами своими и осязав руками, если угодно будет это Богу, не были неверующими, но верующими ( Ин.20:27 ). После долгих размышлений о задуманном мною паломничестве, в январе месяце я решил доложить об этом высокопреосвященному Иустину, архиепископу Херсонскому и Одесскому, который одобрил мысль о паломничестве и велел составить подробный его проект. На поданном мною проекте владыке благоугодно было положить следующую резолюции: «Проектируемое епархиальным миссионером путешествие с сектантами в Чернигов к новоявленному угоднику Божию может иметь весьма добрые последствия при благоприятной обстановке оного, потому я вполне соглашаюсь с сим и благословляю это дело». Далее в этой же резолюции владыка изволил выразить готовность помочь этому делу и материальными средствами. К значительной сумме, пожертвованной на дело паломничества его высокопреосвященством, присоединились еще средства, ассигнованные Одесским св. Андреевским братством, и таким образом материальная сторона паломничества была обеспечена. Оставалось подготовить паломничество и совершить его. За два месяца с лишним до паломничества я предложил своим сотрудникам, окружным миссионерам Херсонской епархии, чтобы они в ближайшие поездки по вверенным им округам везде вели беседы о нетлении мощей вообще и об открытии мощей святителя Феодосия Углицкого и их чудесах в частности, всюду раздавая братские листки того же содержания и 2) наметили бы одного-двух сектантов из наиболее зараженных в миссионерских округах мест, тех из сектантов, которые изъявить добровольное желание побывать у честных мощей святителя Феодосия. Причем было рекомендовано не брать в паломничество лишь недобросовестных, упорных в сектантстве и слишком враждебно настроенных против Церкви Православной: такие лица, «если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» ( Лк.16:31 ). Словом, в паломничество должны были быть приглашаемы заблудшие, но люди честные, искренно жаждущие истины и ждущие спасительного пути. Наконец, миссионеры должны были наметить каждый в своем округе из наиболее зараженных сектантством мест по одному – по два православных более или менее развитых, доброй жизни, искренно верующих и имеющих нравственное влияние среди местного населения. |
| В аномальной ситуации отсутствия читательской реакции, писателям как никогда необходима литературная критика, необходима её ориентирующая помощь в сохранении взятого направления, в удержании уровня, в защите от отчаянья трудового одиночества. Русская литературная критика, со своей специфичностью развития из «штилевых» споров времён Тредьяковского и Сумарокова – через перетягивание каната философией эстетики Веневитинова с эстетической публицистикой Белинского, через все «измы» ХХ века – до победного прорыва Лобановского национализма сквозь Яковлевский коминтерн, русская критика никогда не укладывалась в рамки меж искусством и наукой, меж поэзией и литературоведеньем. Она всегда была грозовым фронтом мировоззрений и наковальней общественного мнения. Рецензии, обзоры, критические и проблемные статьи, монографии и диссертации, вроде бы только оценивающие и истолковающие, глоссирующие и комментирующие новоявленные художественные произведения, зачастую становились у нас политическими и гражданскими актами, религиозно-исповедальными поступками. Поэтому не будем даже поминать хоронёров русского литературного процесса. Фамилии и лица критиков, обслуживающих литрынок, как и их выдвиженцев на буккеры, нацбесты и большие книги, нам и так вбивают через экраны НТВ и «России- К », через колонки «Коммерсанта» «Московского комсомольца», сайтом «РЖ». Они же и в списках встречающихся с Президентом РФ, и выезжающих в заграничье представлять русских за счёт русских. Пусть глумятся, пусть поют и пляшут, морализируют и философствуют, пусть делят нашу шкуру. Разрушение России и конец русской культуры – их природные чаянья. И корм. Мы же о нашем. От начал Киевской и Ладожской Руси мы лишь Ордынским периодом выпадали из общеевропейского цивилизационного котла. Союзничая и воюя, заимствуя и конкурируя, столетиями наши политика и искусство, торговля и товаропроизводство, образование и наука заплетались и диффузировали с европейскими. А преодоление Смуты, колонизация Зауралья и выход к морям позволили нам занять достойное место в ряду нарождающихся империй, разносящих, цивилизаторствуя и стандартизируя под себя местные культуры, европейскую законность и просвещение колониям Америк, Африки и Азии. |
| Зато пока советские лётчики сбивали американских в Корейской войне вдарила хрущёвская «оттепель», предвестник Перестройки и ельцинского лихолетья. Тогда появилось много произведений, чаще комедий, менявших общественное сознание, одна «Карнавальная ночь» чего стоит. В 1962 году Георгий Садовников написал повесть, по которой уже в брежневские времена сняли сериал «Большая перемена» (1972). Почему его сняли сложно сейчас сказать, вероятно, в рамках выполнения директив XXIV съезда КПСС (1971) по повышению производительности труда и укреплению трудовой дисциплины. То время потом лгуны гласности заклеймят «Эпохой застоя». Причём даже антисоветская Вики сообщает: «Если в 1960 году объём промышленной продукции СССР по сравнению с США составлял 55%, то через 20 лет, в 1980 – уже более 80%». Нам бы такие показатели и темпы роста! Чуть-чуть наивный и по меркам тех лет, это всё-таки фильм притча. О чём? Понятно, что речь не о школьном перерыве, а о Большой перемене в умах и сердцах советских граждан. Вкратце. Учёный-историк с говорящим именем Нестор Петрович Северов волей судьбы попадает в вечернюю школу рабочей молодёжи. Нестор отсылка к летописцу, а Северов к гиперборейско-норманской теории, которая весьма популярна, вот и статья В. Суркова называется «Рождение Севера». Отчество Петрович намёк на Отца Отечества – это один из официальных титулов Петра I в «Северной Пальмире». Новоявленному учителю достаётся самый трудный 9 «А» класс в школе напоминание о Великом Октябре 1917 года. Взрослые ученики через одного разгильдяи и прогульщики без тяги к знаниям. Педагоги школы – это образ госаппарата власти, поддерживающий порядок и дисциплину. Школьный класс – тот самый как тогда называли рабочий класс. А учитель истории – мистик меняющий этику и общественное сознание, устремлённое в будущее с опорой на прошлое. Пропустим все перипетии, но в итоге мистик блестяще справляется со своей задачей: разгильдяй прекратил безобразия, наставник-стяжатель стал бескорыстным и ответственным, прогульщик начал учиться, тунеядка взялась за работу, все стремятся к знаниям. Исполнив миссию Нестор воссоединяется с возлюбленной Полиной, смысл её имени «Солнечная». |
| Бог и Дьявол борются за нее… Она — не Божественная София, а лишь земное ее отражение, «детище земли», двуликое и двусмысленное существо. Вот почему эти стихи: Но страшно мне: изменишь облик Ты, И дерзкое возбудишь подозренье, Сменив в конце привычные черты. 26 марта происходит встреча Блока с Д. С. и З. Н. Мережковскими. В «Автобиографии» он относит это знакомство к числу событий, «особенно сильно повлиявших на него». З. Н. Гиппиус слышала о Блоке до встречи с ним. Ей писала Ольга Михайловна Соловьева: «А Вы ничего не знаете о новоявленном Вашем же петербургском поэте? Это юный студент; нигде, конечно, не печатался. Но, может быть, Вы с ним случайно знакомы? Его фамилия Блок. От его стихов Боря (Бугаев) в таком восторге, что буквально катается по полу. Я, право не знаю, что сказать. Переписываю Вам несколько. Напишите, что думаете». Блок приходит к Мережковским купить билет на лекцию Дмитрия Сергеевича. Зинаида Николаевна узнает в нем «новоявленного» поэта и знакомит с Мережковским. Летом между ним и Гиппиус завязывается «мистическая» переписка. От Гиппиус он получает статью Белого о книге Мережковского «Толстой и Достоевский» и поражается своей духовной близостью с ее автором. В «Дневнике» он записывает (2 апреля): «А не будет ли знаменьем некоего „конца“, если начну переписку с Бугаевым? Об этом нужно подумать». З. Н. Гиппиус рисует портрет Блока 1902 года: «Он не кажется мне красивым. Над узким и высоким лбом (всё в лице и в нем самом — узкое и высокое, хотя он среднего роста) — густая шапка коричневых волос. Лицо прямое, неподвижное, такое спокойное, точно оно из дерева или из камня. Очень интересное лицо. Движений мало и голос под стать: он мне кажется тоже „узким“; но он при этом низкий и такой глухой, как будто идет из глубокого колодца. Каждое слово Блок произносит медленно и с усилием, точно отрываясь от какого-то раздумья… Во всем облике этого студента есть что-то милое. Да, милое, детское, — „не страшное“». Так увидела Блока З. Н. Гиппиус: он показался ей узким, неподвижным, медлительным. |
|
|
