| Без достаточного основания Феодосию Греку приписывают также труд по каноническому праву, упоминаемый в Вопрошании Кириковом к Нифонту 832 , Житие св. Владимира 833 и ряд других сочинений 834 . Издания: а. Слав, перев. греческого Послания папы Льва I к патриарху Флавиану: Бодянский О. (прим. 351). С.5–20; б. Оба послания: а) О постах в среды и пятки (Вопрошенье Изяславле) (две редакции): Макарий (Булгаков М.П.). Сочинения преп. Феодосия Печерского в подлинном тексте//Уч. зап. II отделения АН. СПб., 1856. Кн.2. Вып.2. С.213–215; он же. (прим. 21). Т.2. С.320–322; Еремин И.П. Литературное наследие Феодосия Печерского //ТОДРЛ. 1947. Т.5. С. 168–170 (критич. изд.) [Понырко Н.В. Эпистолярное наследие Древней Руси (прим. 208). С. 14–16 (раздельное издание обоих известных списков, как и в издании Еремина; послание атрибутируется Феодосию Печерскому ). – Прим. изд. (А.Н.)]; б») О вере крестьянской и латынской (четыре или две редакции): Макарий//Уч. зап.... С.215–223 (раздельное издание трех редакций); он же. (прим. 21). Т.2. С.322–324 (по другим рукописям первой редакции); Яцимирский А.И. (прим. 844). С.23–26 (прочие редакции с важной интерполяцией о Петре Гугнивом); Ангелов Б.Ст. (прим. 1137). С. 214– 218 (редакция Макария с привлечением дополнительных рукописей); Еремин И.П. Из истории древнерусской публицистики XI века//ТОДРЛ. 1935. Т.2. С.34–38 (две редакции); см. также: там же. 1947. Т.5. С. 170–173 [Красноречие Древней Руси, XI–XVII вв. Μ., 1987. С. 58–63 (подг. текста и перев. Т.В. Черторицкой) (по изд. Еремина); Понырко Н.В. Эпистолярное наследие Древней Руси...С. 16–18 (по двум спискам первой редакции). – Прим. изд. (А.Н.)]; нем. перев. (по Паисиевскому сборнику, см. изд. Еремина, левую колонку): Rose К. Grund und Quellort des russischen Geisteslebens. Berlin, 1956. S. 192–194; в. Приписываемые Феодосию Греку сочинения: Обычное житие св. Владимира: Соболевский А.И. (прим. 558). С. 24–28 (см. также введение: С.7–14). Неясно, что послужило поводом для перевода Послания папы Лъва 835 которое хотя и пользовалось всегда полным признанием со стороны восточной церкви, по сути дела представляло собой типично римский 836 . Во вводной части прежде всего излагается предыстория Халкидонского собора 630 отцов (епископов): повествуется о лжеучении Евтихия (монофизитстве) и “разбойничьем соборе” 449 г. в Эфесе, по инициативе Диоскора Александрийского, о созыве Халкидонского собора и единой в двух природах, по его определению, личности Христа и, наконец, о вкладе в его подготовку папы Льва Великого , “столпа православия”. Затем следует обращение к заказчику, князю-монаху Николаю-Святоше: он отказался от мирской власти, всецело посвятив себя Христу и направив все свои помыслы к церковному преданию. Поэтому он и обратился к нему, Феодосию Греку, с юных лет знающему толк в сочинениях Гомера и 837 , с просьбою перевести сочинение, которое “от Рима твоея веры ради к нам прииде” 838 . |
| Ему ж против прежнего отпуску: грамота проезжая. В Ямской приказ государев указ о подводах греку и стрельцу до войска с заводными, а назад стрельцу по указу. Послана с ним государева грамота на греческом письме ко ерусалимскому ж патриарху, большая, без золота и без прописей. Печатаны большою государственною печатью. Прежнему греку и сему дано в дорогу по 50 руб., стрельцам по рублю. А список с большие грамоты на греческом же письме у дьякона у Федора Михайлова. XXXVIII. Грамота от царя Алексея Михайловича к патриарху иерусалимскому с приглашением его самого прибыть в Москву. « » Июля 1664 г. Бога присносущного, в неприступном свете живущего, в трех лицах и в единстве существа славословимого, милостью, мы, великий Государь, Царь и великий Князь Алексей Михайлович, всеа великия и малыя и белыя России самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и великий Князь Литовский, Смоленский, Тверской, Волынский, Подольский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и великий Князь Новгорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондинский, Витебский, Мстиславский и всея северные страны повелитель и Государь, Иверские земли, Карталинских и Грузинских Царей и Кабардинские земли, Черкаских и Горских Князей и иных многих Государств и земель восточных и западных и северных отчичь и дедичь и наследник и Государь и обладатель. Святейшему и блаженнейшему архиерею и архипастырю, кир … патриарху святого града Иерусалима и всея Палестины. И душевных, и телесных благополучений от всемощныя Вседержителя десницы наслаждатися желаем. Весть твое преблаженство, архипастырю честиейший, нас ни о чесом же сице тщание имети, яко о благостоянней целости святыа церкве, ни о чесом же таковое попечете простирати, яко о сем, да тая бессмертного жениха прелюбезная невеста, кроме всякого зазора и раздора, воскрилия ясных своих одеяний являет. |
| Наконец, нельзя не обратить внимания на то, что приговор над Башкиным, очевидно, составлен прежде окончания дела, ибо царь, в письме к Максиму Греку , выражался такими точно словами, какие были выписаны о Башкине в приговоре над Артемием. Что это письмо к Максиму Греку было писано прежде приговора, видно из того, что в этом письме царь приглашал Максима Грека на собор для рассуждения о ереси и суда над нею; приговор же естественно должен был состояться после суда. Очевидно, царь писал с обвинения подсудимых, и приговор, сходный с царским письмом, списан целиком с того же обвинения, которое составлено прежде суда и которое должно было или оправдаться, или опровергнуться судом. Итак, если приговор дословно списывал обвинение, то не дает ли это права сильно сомневаться в правильности и нелицеприятии суда, ибо этот суд не изменил даже буквы обвинения? Все эти обстоятельства заставляют предполагать, что Башкин и его единомышленники были осуждены невинно. К этому располагает нас еще и то, что Курбский, знавший это дело близко, имеет такое же мнение. Он называет клеветником Нектария, обвинявшего Артемия; епископа суздальского называет человеком пьяным и сребролюбивым, епископа ростовского, которому послали под начало товарища Артемьева-Савву Шаха, пьяницею; Артемия же совершенно оправдывает, называя его преподобным, премудрым, честным. К этому делу был привлечен Феодорит, апостол лопарей, бывший в то время архимандритом Суздальского евфимиевского монастыря. Он был давний приятель Артемия. Они жили некогда вместе в заволжских пустынях и, по представлению Артемия в бытность его игуменом троицким, Феодорит, по воле царя, поставлен был архимандритом. За строгость жизни, служившую укором для других, и за обличения монашеских слабостей, Феодорита не терпели. Когда он апостольствовал в Лопской земле и основал Кольский монастырь, монахи так на него озлобились за строгость (не токмо жен, а ни скота единаго отнюдь женскаго полу имети тамо), что нанесли ему побои и прогнали. Теперь, будучи архимандритом в Суздале, он вооружил против себя монахов, которыми начальствовал; злился на него и суздальский владыка за то, что Феодорит обличал его за сребролюбие и пьянство. |
| И видит митрополит чудеса велия содеяся от преподобнаго, и начаша звати вси: слава Тебе, Господи, (л. 85 об.) и чудна дела Твоя, Господи Владыко, и прослави святых своих. И начаша митрополит сходити сам ко гробу и молит святую Троицу и преподобнаго, да покаже токмо тело его святое. И открыша, и пойде от мощей его благоухание, и цело и невредимо тело его, и ризы беша и мантия и вся на нем покрывало не истле, и на перьсех руце его, и десная рука согбвенна крестом, и лествица на пер(с)тах его малых, а в левой руце некая книга обретошася; и аще погребоша его первие, но не видеша с ним книги. И хотеша митрополит взяти книгу, изыде огнь от гроба его; и закрыта его цкою. И повелеша прикладыватися ко гробу его болящим всяким недугой, и прикладывашася, и святою водою покропиша, и вси (л. 86) з(д)рави быша 16 человек исцелишася, и сей велможа Василей исцелишася от недуга своего. И повелеша митрополит каменую гробницу вывести от земли, и образ повеле написати и поставити ту во гробницы, да приходят вси народ и покланяются с верою мощем его святым. И вси прославиша Бога и святых его. И по многом бдении прииде митрополит к Москве и поведа вся подробну о преподобнем святейшему патриарху Иову и благочестивейшему государю царю Феодору Ивановичу всея России, и прославиша Бога, давшаго благодать рабом своим. И повеле патриарх вскоре составити службу ему и во спасение всем православным християном, приходящим с верою к мощам его, и молебствуют истинно; (л. 86 об.) и составила службу преподобному того ж году месяца генваря в 21 день. И праздновавше истинно преподобному отцу нашему многострадалному Максиму греку , и в той день на праздник его исцелеша 5 человек различными болезни, и вси прославиша пресвятую Троицу Отца и Сына и святаго Духа, всех святых его, ныне и присно и во веки веком. Аминь. А святаго преподобнаго отца нашего Максима грека до свидетелства лежало тело его многострадалное лет 36 и 10 месяц и два дни. О благодарении преподобному отцу нашему Максиму греку от святейшаго патриарха Иова и от великого государя царя и великого князя Федора Ивановича. Чудо 1 |
| Я мог бы воспользоваться вырвавшимся у него признанием, что один вселенский собор строго запретил всякое провинциальное изменение символа; следовательно, так как западное изменение было делом не вселенским, а провинциальным (чего, надеюсь, отрицать не станут), то оказывается, что оно было осуждено заранее. Но какое значение могут иметь признания, попадающиеся в сочинении, не заслуживающем ни анализа, ни критики? Обращаясь к читателям, менее просвещенным, чем те, которых имел в виду отец Гагарин, автор не почел за нужное стесняться. Перепечатки текстов, подложность которых доказана была много раз (Зерникавым, Феофаном и в наше время ученым Нилем из Англии), бесстыдные ссылки на тексты, опровергающие то самое учение, в защиту которого они приводятся, умолчание о фактах самых общеизвестных, указания на исторические факты явно ложные - вот и все сочинение. Оно образует собою как бы дополнение к сочинению русского иезуита в следующем отношении: одно писано с целью поселить взаимные подозрения между правительством и подданными; другое; посеять раздор между чином мирян и клиром. Заявляя гласно о глубоком уважении нашем к поистине образцовому клиру свободной Греции, мы нисколько не думаем умалять или прикрывать пороки патриаршего двора; но ведь патриарх не более как местный епископ, а потому мы не можем понять, ради чего толки о его добродетелях или недостатках примешиваются к обсуждению вопросов веры. Во всяком случае, не греку бы накидываться с таким остервенением на своих соотечественников. Ему, конечно, небезызвестно, что они доведены до настоящего их огрубения не верою их (доказательство тому Несвободная Греция), а жесточайшим рабством и кознями многих и многих неприязненных сил. Тем паче не следовало бы греку олатинившемуся обращать в укор Церкви не слишком " важные по своему значению пороки нескольких епископов или патриархов; не ему бы, кажется, забывать про несказанные мерзости, царившие в продолжение целых веков на том самом престоле, у подножия которого он теперь простирается, почитая в нем средоточие истины на земле. |
| Верное суждение о слове Максима Грека «како знаменоватися» и о значении его, также и главные основания к тому, чтобы не считать его подлинным произведением Максима, высказаны еще в первом печатном сочинении против раскола, утвержденном на соборе 1667 года 36 ; потом с большей подробностью они высказаны были наиболее ученым и основательным из «полемистов» 18 столетия, архиепископом Феофилактом, в его книге «Обличение неправды раскольническия»; еще обстоятельнее и полнее, хотя со свойственной ему сжатостью выражения, указал их митрополит Филарет в своих «Беседах к глаголемому старообрядцу». Важнейшим из оснований к сомнению относительно подлинности Максимова слова о двуперстии служит само его содержание, его характер, состав и способ изложения, не соответствующее общему характеру сочинений Максима Грека и господствующим в них литературным приемам этого оригинального писателя, занимающего столь видное место в нашей церковной литературе. Указывая совершенно не свойственные Максиму Греку недостатки в тех самых выражениях этого слова, где говорится о двуперстии, автор «Обличения» заметил, что речь о двуперстии «никакого утверждения не имеет, а Максиму Греку тако, без всякого довода, произносити речи не обычно», и потому «речь сию без всякого утверждения богословского и без грамматического правоглаголания приложенная, не могла родитися от Максима, яко от богослова и доброго словенского грамматиста» 37 . Митрополит Филарет писал: «Само содержание сей статьи показывает, что в ней о двуперстии писал человек, запутывающийся в понятиях и в словах, каким преподобный Максим никогда не был. Возьмем для примера следующие слова сей статьи: протяжением же долгого и среднего сошедшася два естества во Христе, сиречь самого Спаса Христа исповедуем. Что такое долгий и средний? Средний и долгий перст не есть ли один и тот же? Какой разборчиво объясняющийся человек назовет перст указательный долгим, когда он очевидно короче среднего? Если надо изобразить сошедшася, т. е. соединенные два естества, то должно изобразить соединением двух перстов; но сочинитель статьи говорит о протяжении 38 . Потом митрополит Филарет доказывал неподлинность статьи о двуперстии и тем, что она «встречается в рукописях сочинений Максима Грека , писанных в позднейшие времена; но ее нет в рукописи 16 столетия, хранящейся в Румянцевском музее» 39 . |
| Но просьба Максима об отпуске его на Афон не была исполнена: в сентябре 1519 (7028) г. афонские старцы, приехавшие с ним, были отпущены на Афон, а он сам был оставлен в Москве для перевода других книг 318 . В феврале 1525 г. он, как известно, в первый раз был судим и вследствие приговора соборного сослан в заключение в Иосифов Волоколамский монастырь. В 1531 г. он был вторично вызван на собор, после которого был послан в Тверской Отроч монастырь, а в 1551 г. из Твери был переведен в Троице-Сергиев монастырь, где и умер в 1556 году 319 . Я сейчас подробно изложил обстоятельства и причину приезда в Москву Максима грека потому, что все это в вопросе о великокняжеской библиотеке имеет большое значение. Этому-то старцу Максиму греку , ревнителю просвещения у нас на Руси в XVI в., и приписывается одно из русских свидетельств о громадном собрании греческих рукописей у великого князя Василия Ивановича. Когда-де по приезде Максима в Москву, он был введен в великокняжескую книгохранительницу и ему показано было бесчисленное множество греческих книг, он «в удивлении бысть о толиком множестве бесчисленного трудолюбного собрания и с клятвою рече пред благочестивым государем, яко ни в Грецех толикое множество книг сподобихся видети, сего ради, преславный самодержче и государь, из Греческие земли в западные страны, от младых ногтей вдахся на учение, понеже не обретох во Гречестей стране философского учения ради великие скудости книжные» 320 и проч. Это известие, эти слова Максима грека повторяются доселе почти во всех наших трудах, где приходится касаться этого, повторяются как несомненно принадлежащие самому Максиму греку , относительно которых не может быть никакого спору. А между тем одно указание на источних их, откуда они заимствуются, должно бы было заставить относиться к ним с меньшим доверием, ибо слова эти находятся не в каком-либо одном из многочисленных сочинений, посланий и писем Максима грека, а вкладываются в уста ему в сказании о нем, – о приходе его на Русь, пребывании в ней и смерти, составленном посторонним лицом, около 75 лет спустя после его смерти… |
| Достойно внимания, что изложенный ход событий, подсказанный логикой нашей гипотезы, способен, в свою очередь, бросить косвенный свет на личность автора «Слова на обновление». Если Нифонт (возвращаемся к наиболее вероятному, как нам представляется, варианту нашей гипотезы) получил рукопись, служившую рабочим экземпляром для автора «Слова», именно в Печерском монастыре, то как она там оказалась? В Десятинную церковь , как мы помним, вернулся обновленный текст, а рабочий должен был бы остаться в руках составителя «Слова». Возникает подозрение, что последний был печерянином. По крайней мере один ученый печерянин, пользовавшийся доверием Изяслава Мстиславича, известен: это – игумен монастыря в середине XII в. (умер в 1156 г.) Феодосий (ПСРЛ 1. Стб. 346–347), за которым в историографии закрепилось прозвище «Грек». О его близости к Изяславу говорит не только тот факт, что именно Феодосия, наряду с белгородским епископом Феодором, Изяслав отправил в качестве посла в Чернигов по весьма щекотливому делу, связанному с убийством киевлянами одного из князей черниговского дома – Игоря Ольговича, к тому времени уже давно постриженного в монахи, незадачливого преемника Всеволода Ольговича (ПСРЛ 2. Стб. 366) 83 . Не к кому иному, как к Феодосию Греку Изяслав обращался за авторитетными разъяснениями по вопросам догматическим и церковно – дисциплинарным, результатом чего стали два послания Феодосия к Изяславу – «О вере крестьянской и латынской» и «О постах в среды и пятки» (Еремин 1947. С. 168–173; Понырко 1992. С. 14–18). Несмотря на то, что рукописная традиция, как то часто бывает, приписала оба сочинения наиболее известному Феодосию – прп. Феодосию Печерскому (умер в 1074 г.), вследствие чего в адресате усматривали киевского князя Изяслава Ярославича, более предпочтительной является их атрибуция Феодосию Греку и, соответственно, Изяславу Мстиславичу (Шахматов 1897. С. 827–833; Висковатый 1939. С. 535–567; Подскальски 1996. С. 294–298), которая, вопреки распространенному и даже отчасти канонизированному убеждению (см., например, весьма категорические оценки в справочной статье: Буланина 1987. С. 459–461), никоим образом не опровергнута И. П. Ереминым. |
| поставления на митрополию природных русских кандидатов. Неизвестно впрочем достоверно, кто по национальности был первый Галицкий митрополит Нифонт. Греки со времени нашего татарского ига, из-за сложных дипломатических отношений с монгольской империей, вдруг начали сбрасывать с себя титул русских митрополитов на русские плечи. Греку-митрополиту было несколько унизительно быть на русской территории политически зависимым от татар. Кроме того, при обязательствах, налагаемых на греков унией 1274 г., греку митрополиту не совсем удобно было быть в державе латинской (Польская Галичина), ибо от него могли потребовать унии. По всем этим резонам представляется естественным, что Нифонт был из галичан, потому что после его смерти, случившейся почти одновременно со смертью митр. Максима, около 1305 г., прежний князь Юрий Львович, как бы по заведенному порядку, посылает в Царьград ставиться на место Нифонта в митрополиты галицкого уроженца, Ратьского (между гг. Львовым и Бельзом) игумена Петра. Петр (1308–1326 гг.) Великий князь Владимирский, в виду такого благоволения Царьграда к южным князьям, естественно желал снова восстановить единство разделенной митрополии и, по крайней мере, не хотел себя лишить допущенного для южан права предлагать на митрополию своего собственного кандидата. Поэтому, по смерти митр. Максима, вел. князь Владимирский, каковым был тогда удельный князь тверской Михаил Ярославич, снаряжает от себя в КПль на поставление в митрополиты Киевские игумена Геронтия. Факты эти почерпаются из житий св. Петра митрополита, 30 написанных в патриотически-московском духе с умолчанием и прикрыванием неприятных для Москвы подробностей дела. Поэтому, напр., последний факт передается в них в таком невероятном освещении: будто Геронтий, одержимый недугом самовластия, дерзнул самовольно восхитить святительский сан, забрал из кафедрального собора митрополичью ризницу и утварь, взял с собой сановников церковных и отправился в Константиноград. Если трудно допустить, чтобы самозванец мог забрать святительскую утварь, то уже прямо невозможное дело, чтобы без законных полномочий, он мог ехать со свитой митрополичьих чиновников. Уполномочить его мог только великий князь. Москва, враждовавшая в то время с Тверью за обладание великим княжением, естественным образом питала неприязнь к тверскому кандидату на митрополию, который, в случае удачи в КПле, мог содействовать поставившему его князю закрепить за Тверью великокняжеский стол. Московские авторы жития св. Петра постарались заклеймить Геронтия темной характеристикой в истории. |
| Даниил содействовал Максиму Греку в переводах. В 1524 году Максим окончил перевод Бесед св. Иоанна Златоуста на евангелие Матфея и Иоанна, который производен был «умышлением и промышлением, и проторы и повелением» самого м. Даниила 375 . По самому характеру и по воззрениям м. Даниил и Максим, не могли долго поддерживать между собою обыкновенные, более или менее, нормальные отношения. Диаметральная противоположность во всем скоро сделала их врагами друг к другу. Явное нерасположение м. Даниила к Максиму Греку вызвано было, можно сказать, случайными обстоятельствами. Митрополит поручил Максиму перевести сочинения Феодорита , епископа Киррского. Максим отказался исполнить его поручение, справедливо мотивируя свой отказ тем, что сочинения Феодорита могут быть опасны для простого, малообразованного народа. Митрополит не хотел придавать значения доводам святогорца и трижды обращался к нему с одною и тою же просьбою и каждый раз получал с его стороны отказ 376 . Настойчивый отказ Максима глубоко оскорбил митрополита, который видел в нем не более как только простого инока, и потому считал его вполне зависимым и подчиненным своей власти, как представителя церкви 377 . С этого времени между ними начинаются явно враждебные отношения, в основании которых лежит оскорбленное самолюбие митрополита, под влиянием личного чувства не хотевшего принимать во внимание представляемых ему серьезных соображений. Между тем Максим, оказался пред митрополитом столь настойчивым в своем отказе, будучи уверен в силе своей аргументации и доводов, и по своей прямоте не хотел придать ему более мягкой формы. Как бы то ни было, но первая вина в разрыве, падая на обеох лиц, тем не менее все-таки склоняется своею тяжестью более на сторону митрополита. С другой стороны в деятельности Максима Грека находилась такая сторона, которая непосредственно касалась личности митрополита. Изучая нравственную личность нового митрополита Максим к своему удивлению находит в нем нечто такое, что, по его воззрениям, не вполне соответствовало идеалу представителя церкви. |
|
|
