| В то время сестра моя, София, уже была готова принять монашество. Вызвала она меня к себе из Петербурга и повезла к о. Амвросию. И когда я увидел в первый раз великого Старца в его келейной обстановке, сломленного своим тяжким многолетним недугом, лежащим на диванчике, когда я увидал эту толпу труждающихся и обремененных, которая изо дня в день стремилась и жалась к его страдальческому ложу — я сразу вспомнил сон своего раннего, далекого детства… «Так вот он, — сказал я себе, — мой срубленный дуб, так вот они, его многолиственные ветви!…» А тут еще батюшка меня встретил словами: — А ну-ка, Димитрий Михайлович, расскажи мне, какой ты сон видел! Я рассказал свои сны, свое духовное неустройство… А мысль все одно и все неотступно твердила: вот он, твой полупуть к Богу, вот тот дуб, за ветвями которого ты узрел свет Самого Триипостасного! Из темной ночи вынес-таки тебя незримо и таинственно твой Ангел на могучих своих крыльях к светлой радости познания и служения истине. А батюшка меня спрашивает: — А зеленые листья были у твоего дуба или уже поблекшие? — Кажется, уже блекнуть начинали. — Ну, так торопись же, Димитрий Михайлович, переплывать свою реку, раз умеешь плавать: пора проститься с с его львами, тиграми и истуканами. Посиди при мне на пенечке моего монастырского дерева, пока еще не облетели с него листья! Батюшка меня тут же поисповедовал и благословил в обратный путь, но с тем, чтобы я торопился устроить все свои дела, выполнить все заказы по портретной живописи и немедля возвращаться в Оптину. Год потребовался мне для сведения и заключения счетов с Не хотел он меня отпускать от себя: заказы так и сыпались, один другого заманчивее, почетнее, выгоднее. Сам Айвазовский принял горячее участие в моих быстрых и внезапных успехах; но пень старого дуба, сила Амвросиевой благодати перетянули. И вот, я — в Скиту, которому пригодился данный мне Богом талант, расписываю во славу Божию святые храмы Оптиной и Шамординой и уже чую тот вожделенный берег за той уже пролетевшей половиной моего пути, к которому меня, снявши с пня и посадив вновь в корзину, понесет в великом и страшном полете к Богу мой пока еще незримый Ангел-Хранитель. VI. |
| На правом клиросе всегда помещалась первая станица Патриарших певчих дьяков, а левый клирос занимала всегда вторая станица Патриарших певчих дьяков. Поэтому в летописях первая станица певчих дьяков называется большою станицею и певчими правого клироса; вторая же станица тех же дьяков именуется другою станицею, или, иначе, певчими левого клироса. При патриархе Филарете Никитиче первую станицу певчих дьяков составляли, т. е. на правом клиросе становились – Андрей Кузьмин, Иван Никитин, Димитрий Фалалеев и Богдан Иванов, а ко второй станице принадлежали, или становились на левом клиросе, Даниил Иванов, Савин Михайлов, Леонтий Михайлов и Тить Иосифов. Патриаршие, певчие поддьяки разделялись на шесть станиц также большею частью по пяти человек в каждой станице. Нередко к ним присоединялась еще седьмая станица, состоявшая из новоприбылых малых поддьяков. Из этих станиц первая и вторая станицы поддьяков назывались большими станицами, а третья и четвертая – меньшими станицами. В исходе же XVII в. только одна первая станица Патриарших певчих поддьяков называлась большею; прочие же жесть станиц известны были под именем рядовых. Все певчие дьяки и поддьяки, по возрасту своему, разделялись на больших или возрастных, и малых или недоростков. Возрастным певчим дьякам и поддьякам невозбранно дозволялось вступать в брак и проводить семейную жизнь. Новоприбыльные малые поддьяки всегда помещались в шестую и седьмую станицы, отчего седьмая станица Патриарших певчих дьяков была иногда менее, а иногда более пяти человек, и считалась как бы добавочною. В Патриаршие певцы, без сомнения, поступали преимущественно такие лица, которые обладали естественным, сильным и чистым, голосом, к какой бы области они не принадлежали. Но естественное дарование и в то время, как ныне имело в певце второстепенное значение. Достоинство певца главным образом определялось знанием того, что, когда и как надлежало петь или исполнять! Патриарховы певчие дьяки и поддьяки в совершенстве знали самый употребляемый и старый в русской церкви знаменный или столповой распев, а также большое и малое демественное пение, или просто демество. |
| Струсь прибыл в Смоленск и стал выходить из него по дороге к Москве, как на Днепре со всех сторон посыпали на него шиши, отняли багаж, много жолнеров перебили и с самого Струся сорвали ферезию. Он воротился в Смоленск и там оставался до времени. Эти события показывают, как сильно возбужден был народ. Между тем Московское государство, по-видимому, все более и более разлагалось. На севере, вслед за Новгородом, сдались шведам новгородские пригороды: Яма, Копорье, Ладога, Тихвин, Руса, Порхов. Торопец прислал к Делагарди дворян и купцов с изъявлением подданства от города и уезда. Устюг с уездом отвечал на окружное послание Делагарди, что ожидает прибытия обещанного шведского королевича и признает его царем, когда он приедет. Противодействие шведской власти прорывалось в северных землях, но от разбойничьих казацких шаек, а не от земщины. Запорожские казаки с туземными сорвиголовами под предводительством какого-то Алексея Михайловича под Старою Русою рассеяли шведский отряд и взяли его в плен. На них отправился Эдуард Горн с большою силою и сначала разбил казацкий отряд Андрея Наливайка, потом напал на Алексея Михайловича и после кровопролитной схватки взял в плен его самого. Это поражение заставило казаков покинуть Новгородскую землю, покоренную шведами. В Пскове засел вор, назвавший себя Димитрием: сторона его возрастала. Казацкий атаман Герасим Попов, посланный из Пскова под Москву, сделал там свое дело: казаки, стоявшее под столицею, признали Димитрием псковского вора. Дворяне и дети боярские противились; дошло до кровавой свалки; дворяне и дети боярские, разбитые, бежали. Подмосковный стан еще более прежнего обезлюдел. Сам Заруцкий пристал к воле казаков и вместе с ними провозгласил Димитрия царем. И князь Димитрий Тимофеевич, угождая казакам, также признал его из желания удержать влияние на дело в надежде скорого поворота. Так неожиданно и сильно возрастало дело псковского Димитрия; но в то же время ему явился соперником другой Димитрий, провозглашенный в Астрахани, и к нему склонялось Нижнее Поволжье. |
| Роман «Преступление и наказание» как ответ Достоевского на вопрос «В чем есть православие». Лекция протоиерея Димитрия Струева 16 марта, 2015. Протоиерей Димитрий Струев Я наткнулся на цитату из записок Федора Михайловича, там было сказано: «Идея романа – в православии» 10 февраля в рамках Лектория «Правмира» совместно с Татьянинским творческим содружеством при Домовом храме святой мученицы Татианы состоялась лекция протоиерея Димитрия Струева «Роман «Преступление и наказание» как ответ Достоевского на вопрос «В чем есть православие»». Предлагаем читателям текст лекции и её видеозапись. Лектор: Протоиерей Димитрий Струев, руководитель молодежного культурного центра «Экклезиаст» (г. Липецк), выпускник филфака ВГУ, в 2008-2014 годах старший преподаватель кафедры истории и теории культуры ЛГПУ. Роман всем нам знаком еще по школьной программе, и там, как мне запомнилось, он изучался преимущественно с позиции выяснения вопроса, этично или неэтично убивать старушек. Путем достаточно долгих диспутов мы приходили к выводу, что старушек все-таки, наверное, убивать не следует. Огромный пласт тех смыслов, которые Достоевский вкладывал в роман, оставался за пределами нашего поля зрения. Потом я наткнулся на цитату из записок Федора Михайловича, которые делались во время работы над романом: «Идея романа – в православии. Что есть православие?» Сначала я удивился, потом решил роман перечитать. После этого я стал приходить на уроки к старшеклассникам и пытаться говорить об этом романе, но говорить с иной точки зрения, нежели им было привычно и нежели было привычно учителям. Сегодня я попытаюсь школьный урок, аналогичный тому, который я обычно провожу в липецких школах, провести здесь, в этих стенах, с вашим участием. Правда, сейчас я все-таки немного раскрываю карты, а встречу со школьниками я не начинаю с разговора о православии. Я прихожу и начинаю убеждать их в том, что идея Родиона Романовича Раскольникова вполне имеет право на существование. Начинаем обсуждать аналогичные примеры из истории. Я спрашиваю, кому поставлены памятники в городе или в городах, где мы живем или они живут, чьими именами названы улицы. Мы перебираем героев XX века, из которых очень многие персонажи оказываются с даже не по локоть, а гораздо в большей степени в крови руками и прочими частями тела. |
| Своей радостью по поводу удачного исхода вступительного экзамена и приема на стипендию Михаил Михайлович не преминул поделиться, кроме родных, и с бывшим своим ректором (архимандритом Димитрием. – Ред.). В письме к нему от 14 сентября 1880 года он выражает глубокое чувство благодарности за данный отцом ректором совет поступить именно в Петербургскую академию и при этом сообщает, что занятая им стипендия не налагает на него «никаких обязательств», что «жить он будет наравне с казенными студентами». Следуя совету архимандрита Димитрия и своим собственным симпатиям, Михаил Михайлович записался в число слушателей церковно-исторического отделения. Из профессоров этого отделения, читавших лекции на I курсе, более всего ему понравились Коялович, бывший деканом исторического отделения, Скабаланович и Прилежаев, а из профессоров по общеобязательным предметам А. Е. Светилин, читавший для I курса психологию. Относительно первых трех профессоров в том же упомянутом письме к отцу ректору Михаил Михайлович замечает с удовольствием, что все они примыкают к славянофильскому направлению, что «как нельзя более соответствует его личным симпатиям». Теперь с еще большей настойчивостью стремится Грибановский к осуществлению раньше поставленного принципа: трудиться над своим развитием и самовоспитанием; учиться, работать не покладая рук и таким образом подготовлять себя для плодотворного служения благу ближнего в будущем. Только изредка, время от времени, позволял он себе эстетические развлечения, вроде посещения театров, оперного и драматического, 996 концертов различных знаменитостей из музыкально-артистического мира. Главное же внимание обращено было им на науку. Чтение книг и в Академии для Грибановского было делом особенной заботливости и старания. По-прежнему продолжал он интересоваться по преимуществу сочинениями философскими, не упуская, однако, случая ознакомиться и с новинками по изящной словесности и предметам церковно-исторического отделения. Много книг за студенческие годы он приобрел в собственность, продолжая пополнять свою семинарскую библиотеку. |
| Только в Орле горсть великодушных не хотела изменить закону: сих достойных Россиян, к сожалению, не известных для истории, ввергнули в темницу. Все другие ревностно преклоняли колена, славили Бога и Димитрия, как некогда Героя Донского или завоевателя Казани! На улицах, на дорогах теснились к его коню, чтобы лобызать ноги Самозванца! Все было в волнении, не ужаса, но радости. Исчез оплот стыда и страха для измены: она бурною рекою стремилась к Москве, неся с собою гибель Царю и народной чести. Там первыми вестниками злополучия были беглецы добросовестные, Воеводы Катырев-Ростовский и Телятевский с их дружинами. Феодор, еще пользуясь Царскою властию, изъявил им благодарность отечества торжественными наградамии как бы спокойно ждал своего жребия на бедственном троне, видя вокруг себя уже не многих друзей искренних, отчаяние, недоумение, притворство, а в народе еще тишину, но грозную: готовность к великой перемене, тайно желаемой сердцами. Может быть, зломыслие и лукавство некоторых думных советников, благоприятствуя Самозванцу, усыпляли жертву накануне ее заклания: обманывали Феодора, его мать и ближних, уменьшая опасность или предлагая меры недействительные для спасения. Власть верховная дремала в палатах Кремлевских, когда Отрепьев шел к столице,когда имя Димитрия уже гремело на берегах Оки, когда на самой Красной площади толпился народ, с жадностию слушая вести о его успехах. Еще были Воеводы и воины верные: юный Стратиг державный в виде Ангела красоты и невинности, еще мог бы смело идти с ними на сонмы ослепленных клятвопреступников и на подлого расстригу: в деле законном есть сила особенная, непонятная и страшная для беззакония. Но если не коварство, то чудное оцепенение умов предавало Москву в мирную добычу злодейству. Звук оружия и движения ратные могли бы дать бодрость унылым и страх изменникам; но спокойствие, ложное, смертоносное, господствовало в столице и служило для козней вожделенным досугом. Деятельность Правительства оказывалась единственно в том, что ловили гонцов с грамотами от войска и Самозванца к Московским жителям: грамоты жгли, гонцов сажали в темницу; наконец не устерегли, и в один час все совершилось! |
| – Отец Димитрий смущен противоречиями в Ваших советах и благословениях. То Вы благословили ему возвратиться во Францию, то годами жить в Иерусалиме. – Первый раз, когда он меня спросил, – [отвечает] отец Силуан, я молился Богу – вышло ему возвратиться во Францию. Сказал ему. Он, вижу, не хочет. Хочет в Греции; я молился, – сердце не слагается. Он захотел в Иерусалим. Пусть едет. Ведь он как дитя. Я, как нянька, удерживал его от беды, чтобы он голову не сломил. Но пусть он живет в Греции. Это даже интересно для опыта. – А что, если этот опыт будет „горький»? – Что поделаешь. – Отец Димитрий считает лучшим, если он будет решать такие вопросы сам. – Пусть, пусть, – [говорит] отец Силуан. – Мы его свободы не отнимаем. Это еще хорошо, что он написал письмо. Он только свободы ищет; но это не в первый раз мне наблюдать. Некоторые спрашивают совета; им скажешь: они не хотят послушаться, им тяжело это; так они начинают даже враждовать» 50 . Таким образом, по отношению к старцу следует выделить следующие его необходимые для наставничества качества: 1) он должен быть опытным молитвенником, прошедшим все стадии молитвенного подвига и достигшим вершин Богообщения 51 ; 2) быть психологом от Бога, то есть прозревать душу послушника до самых ее последних глубин; 3) обладать даром рассуждения, чтобы суметь словесно донести до ученика Божию волю; 4) иметь предельную степень смирения для того, чтобы не заслонить своею волею волю Бога по отношению к своему ученику. Отсутствие любого из этих качеств у наставника – катастрофично для послушника, ведет к дискредитации старчества и рождает феномен так называемого лжестарчества. Один из авторитетных отечественных исследователей русского старчества Иван Михайлович Концевич указывает на главную характеристику лжестарчества, когда воля одного человека порабощается волей другого. Подобная метаморфоза приводит послушника в уныние либо тот становится фанатичным последователем своего лжеучителя. Истинная же преданность старцу рождает чувство радости и свободы 52 . |
| Князь Иван Бельский, будучи душою Правительства, стоял на вышней степени счастия, опираясь на личную милость державного отрока, уже зреющего душою, – на ближнее с ним родство, на успехи оружия, на дела человеколюбия и справедливости. Совесть его была спокойна, народ доволен... и втайне кипела злоба, коварствовала зависть, неусыпная в свете, особенно деятельная при Дворе. Здесь История наша представляет опасность великодушия, как бы в оправдание жестоких, мстительных властолюбцев, дающих мир врагам только в могиле. Князь Иван Бельский, освобожденный Митрополитом и Боярами, мог бы поменяться темницею с Шуйским; мог бы отнять у него и свободу и жизнь: но презрел бессильную злобу и сделал еще более: оказал уважение к его ратным способностям и дал ему Воеводство: что назвали бы мы ошибкою великодушия, если бы оно имело целию не внутреннее удовольствие сердца, не добродетель, а выгоды страстей. Шуйский, с гневом уступив власть своему неосторожному противнику, думал единственно о мести, и знаменитые Бояре, Князья Михайло, Иван Кубенские, Димитрий Палецкий, Казначей Третьяков вошли с ним в заговор, чтобы погубить Бельского и Митрополита, связанных дружбою и, как вероятно, усердною любовию к отечеству. Не было, кажется, и предлога благовидного: заговорщики хотели просто, низвергнув Властелина, занять его место и доказать не правость, а силу свою. Они преклонили к себе многих Дворян, Детей Боярских, не только в Москве, но и в разных областях, особенно в Новегороде. Шуйский, находясь с полками в Владимире, чтобы идти на Казань, обещаниями и ласками умножил число своих единомышленников в войске; взял с них тайную присягу, дал знать Московским клевретам, что время приступить к делу, и послал к ним из Владимира с сыном, Князем Петром, триста надежных всадников. Ночью 3 Генваря 1542 г. сделалась ужасная тревога в Кремле: заговорщики схватили Князя Ивана Бельского в его доме и посадили в темницу; также верных ему друзей, Князя Петра Щенятева и знатного сановника Хабарова: первого извлекли задними дверьми из самой комнаты Государевой; окружили Митрополитовы келии, бросали каменьями в окна и едва не умертвили Иоасафа, который бежал от них на Троицкое подворье: Игумен Лавры и Князь Димитрий Палецкий только именем Св. |
| 13 июля Св. Синод, рассмотрев доношение епископа Димитрия, определил: выдать из соляных сборов 10 000 руб. на новокрещенские дела, но Починковской волости с селами и деревнями из Синодальной области в ведомство нижегородского епископа не передавать на том основании, что по Высочайшему указу «вся бывшая Синодальная область (в которой и означенная волость состоит) поручена в ведомство синодального члена Иосифа, архиепископа Московского и Владимирского, новокрещенские дела в ней, как и во всей Московской епархии, равным образом тамошнее духовенство передавались под крепкое наблюдательство и пастырское попечение архиепископа Иосифа Московского. На его обязанность возлагалось наставлять новокрещенов и обращать некрещеных, для чего ему передавалась копия с именной ведомости о новокрещенах из Новокрещеной конторы за 1742 г. 581 Становится несколько непонятным, почему Св. Синод не поддерживал миссионерской энергии епископа Димитрия, передав инородческое дело в ведение человека неопытного и обремененного делами обширнейшей епархии. Он совершенно умолчал об Арзамасе, несомненно потому, что в государственных и синодальных сферах готовился план открытия новых епархий на территории Московской епархии. Пока бывшая Патриаршая область находилась в Синодальном ведении, Св. Синод молчал о неудобствах и трудности управления ей, когда же в Москву был назначен самостоятельный архиерей он, при попытке удержать за собой все знатные патриаршие соборы и монастыри, откровенно заговорил о невозможности одной персоне надлежащим образом управлять обширнейшей Московской епархией. Не успел архиепископ Иосиф вполне устроиться на своей епархии (особенно затянулось дело и штате, содержании и помещении) и организовать Московское епархиальное управление, как Св. Синоду 18 июня 1744 года по указу Ее Императорского Величества пришлось рассуждать о том, что в городах и уездах вновь учрежденной Московской епархии, находящихся в разных и дальних расстояниях от Москвы, состоит более 5000 церквей и более 200 монастырей. Управлять ими тому архиерею весьма невозможно. При такой невозможности раскол размножался и «чинились волокита и многое продолжение в делах челобитчиков и в поставлении во священство и церковный причет». Между тем в некоторых городах Московской епархии прежде были свои епископы. Принимая во внимание все это, Св. Синод рассудил, что для лучшего управления церквами и поднятия церковного благочиния необходимо в знатных родах Московской епархии учредить самостоятельных епископов, а именно: |
| Путивляне знали Димитрия и любили его, когда он проживал у них в городе. Все с жаром кричали: «Пойдем на Шуйского за своего государя!» Написали граматы и разослали с ними дворян и детей боярских по своему уезду. Побежали из Путивля гонцы в соседние города с тем же известием, с такими же увещаниями, какими склонял путивлян Шаховской. Северщине волею-неволею приходилось ополчиться за Димитрия. С одной и с другой стороны на этот край находила беда. Покорятся ли Шуйскому – Димитрий придет с польским войском и будет наказывать русских, которые отступились от него, и первая подвергнется каре Северская земля! Не покорятся Шуйскому, но не станут ополчаться – придет рать из Москвы, и постигнет их беззащитных кара от Шуйского! Поэтому, вооружение Северщины за Димитрия пошло быстро. Путивльский уезд был уже в несколько дней весь на военной ноге. Моравск, Новгород-Северский, Стародуб, Ливны, Кромы, Белгород, Оскол, Елец – стали за Димитрия. По главным средоточием сделался Елец, потому что тут убитый царь назначил сбор войска, намереваясь идти на татар. И туда уже успели собраться ратные люди... В одних городах воевод побили, других бросили в тюрьмы, а в иных сами они отложились от Шуйского. Предводителем восстания избран был Истома Пашков, сын боярский. Он писал граматы во все города, приглашал всех стоять за Димитрия и угрожал его местью всем тем, которые будут держаться стороны изменника Шуйского. Казаки дали знать на Дон, и оттуда спешили на защиту царя, которому донцы так храбро и славно служили. Царь сначала хотел подействовать увещанием и послал крутицкого митрополита Пафнутия с духовенством. Но Пафнутий скоро увидел, что ничего не сделает, и удалился. Тогда вслед за ними двинулось войско под начальством Ивана Михайловича Воротынского. Вместе с тем для увещания послана была в Елец грамата от инокини Марфы. Мать Димитрия уверяла, что сын ее Димитрий убит в Угличе, теперь лежат его мощи в Архангельском соборе, а тот, который царствовал и был убит всенародно, не был ее сын. Грамату повез брат ея Михайло Нагой. |
|
|
