| Предупредили, так как уважали: отец был командиром артиллерийского эскадрона в будённовской армии и очень этим гордился... Отец приехал и рассказал Тяпочкину, что такая обстановка сложилась. У отца была возможность сделать для батюшки две справки, что он житель села и бывший работник колхоза «Схид» («Восток»). Отец Димитрий не мог допустить, чтобы через него кто-то пострадал и вынужденно покинул село. На прощание он подарил нам большую икону «Спаситель в багрянице и терновом венце» и угольник к ней с датой 1910 г. Это было в 1936 или 1937 году. Скоро по селу прокатились «чистки». Забрали бывших царских офицеров, больше из дворянского звания в селе никого не осталось». 1937–38 годы массовых репрессий, в том числе священнослужителей. Иногда приходится слышать словно в упрек, почему такой подвижник как отец Димитрий не был арестован? Во всем есть Промысл Божий. Ведущие специалисты по репрессиям из государственного архива Днепропетровской области, в частности директор Нина Киструская и ученые Днепропетровского национального университета едины во мнении: вопрос очень неодназначный и можно лишь догадываться почему не арестовали отца Димитрия Тяпочкина в 1937–38 годах. Возможны следующие причины: – большое количество потенциальных врагов народа; – не представлял особой угрозы, так как не имел публичной трибуны – своего храма, да что там храма, ему негде было головы приклонить – угла не имел; – бывало, в каком районе всех священников арестовали (например в Новомосковском), а в каком – вообще не тронули; – просто не нашли, а на его место взяли другого -сначала брали, а потом фабриковали дела, главное было выполнить план. Кем уходил из Сурско-Михайловки отец Димитрий Тяпочкин, фактически выдворенный из села? Нищим, с узелком в руках, со справкой отчисленного из числа колхозников. Кто возьмет на работу с такой справкой? На какую работу можно устроиться человеку, который «самовольно» покинул своё колхозное хозяйство? Как долго искал работу – мы не знаем. Но то, что бедствовал – точно. В 37-м осталось лишь его происхождение. |
| Побившись недолго с татарами, Димитрий вернулся назад устраивать полки к битве. В первом часу началась сеча, какой, по выражению летописца, не бывало на Руси. На десять верст огромное Куликово поле было покрыто воинами. Кровь лилась, как дождевые потоки; все смешалось; битва обратилась в рукопашную схватку, труп валился на труп, тело русское на татарское, татарское на русское; там татарин гнался за русским, там русский за татарином. В московской рати было много небывалых в бою; на них нашел страх и пустились они в бегство. Татары со страшным криком ринулись за ними и били их наповал. Дело русских казалось проигранным, но к трем часам пополудни все изменилось. В дубраве на западной стороне поля стоял избранный русский отряд, отъехавший туда заранее для засады. Им предводительствовали князь Владимир Андреевич и волынец Димитрий Михайлович Боброк, приехавший из литовских областей служить Москве. Увидевши, что русские пустились бежать, а татары погнались за ними, Владимир Андреевич порывался ударить на врагов, но рассудительный Боброк удержал его до тех пор, пока татарская рать, стремившись в погоню за русскими, не повернулась к ним окончательно тылом. Тогда, на счастье русским, ветер, дувши до того времени в лицо сидевшим в засаде, изменил свое направление. " Вот теперь час пришел, господин князь, - сказал Боброк, -подвизайтесь, отцы и братья, дети и друзья " . Весь отряд стремительно бросился на татар, которые никак не ожидали нападения сзади Бегущие русские ободрились и бросились на татар. Тогда в свою очередь на полчище Мамая нашел панический страх. Поражаемые с двух сторон татары бросали свое оружие, покинули свой стан, обоз и бежали опрометью. Множество их перетонуло в реке. Бежал сам тучный Мамай, бежали все его князья. Русские гнали татар верст на тридцать до реки Красивой Мечи. Победа была совершенная, но за то много князей, бояр и простых воинов пало на поле битвы Сам великий князь хотя не был ранен, когда открывал битву с татарами " на первом суйме " , но доспех на нем был помят Похоронивши своих убитых, великий князь со своим ополчением не преследовал более разбитого врага, а вернулся с торжеством в Москву и хотел немедленно послать войско в рязанскую землю, чтобы разорить ее за измену Олега; но рязанцы приехали к нему с поклоном, извещали, что князь их бежал, и изъявляли желание быть в послушании у московского князя. Димитрий отправил к ним своих наместников. Мамай, бежавши в свои степи, столкнулся там с новым врагом: то был Тохтамыш, хан заяицкой Орды, потомок Батыя. Он шел отнимать у Мамая престол Волжской Орды, как похищенное достояние батыевых потомков. Союзник Мамая Ягелло, не поспевши впору помогать ему против Димитрия, услыхал о куликовском поражении, поспешно вернулся в Литву и оставил Мамая на произвол судьбы. Тохтамыш разбил Мамая на берегах Калки и объявил себя владетелем Волжской Орды. Мамай бежал в Кафу (нынешняя Феодосия на восточном берегу Крыма) и там был убит генуэзцами. |
| " Мы, нижеподписавшиеся, служащие при Казанской губернской тюрьме, заявляем, что священник церкви при Казанской Губернской тюрьме - Димитрий Шишокин, арестованный 26-го сентября в 1 час дня в Штабе обороны г. Казани по неосновательному доносу присутствовавших бывших арестованных, никогда во всю свою шестилетнюю службу не выступал как контрреволюционер и политики совсем не касался. В бытность белогвардейских банд в г. Казани, означенный священник вел себя, как подобает истинному пастырю, никаких выступлений с его стороны не было и, как ни в чем не повинный, из г. Казани никуда не убегал при восстановлении Советской власти " . В защиту арестованного о. Димитрия выступили и прихожане церкви Параскевы Пятницы, располагавшейся неподалеку от дома священника (ул. Нагорная, д. 10): " Мы - рабочие Пятницкого прихода, узнав об аресте священника Тюремной церкви О. Шишокина, очень опечалены. Священника этого мы знаем, он настоящий народный священник, в нашем Пятницком приходе он часто служил, совершал разные требы и ходил по Престольным праздникам со св. Крестом, кроме хорошего, о нем мы ничего не можем заявить, а потому убедительно просим священника о. Шишокина освободить. О. Шишокин во время занятия г. Казани никуда не убегал, это одно уже свидетельствует, что он не имеет за собой никакой вины, еще раз просим освободить священника о. Димитрия Шишокина " . Надо заметить, что казанцы еще долго не могли простить городскому духовенству, покинувшему свои приходы подобной " измены " , тем более понятны те чувства благодарности, признательности и любви, что испытывали верующие по отношению к каждому из оставшихся на своем месте пастырей. Таких было немного, и одним из них был о. Димитрий Шишокин. Сохранилось устное предание о последних днях земной жизни о. Димитрия. По свидетельству его внучки, Елены Константиновны Варфоломеевой, от о. Димитрия ЧК требовала разглашения тайны исповеди. Это и понятно, кому как нее священнику тюрьмы (в которой кто только не сидел!) было знать умонастроения заключенных. Священника хотели использовать для выявления " антиреволюционных настроений " . Однако от такого сотрудничества о. Димитрий отказался. Родственники, как рассказывала супруга о. Димитрия Анна Михайловнам, негодовали, говорили, что о. Димитрий из ума выжил, ведь ему стоило сказать всего одно слово согласия, и он остался бы жив... |
| – Но он был настолько мизерный, что, освободившись из лагеря, его бывшие узники обязаны были выплачивать долги, например, за порчу имущества, – продолжаем беседовать с Ольгой Егоровной. Заказ на изготовление двух детских гробиков Обязательство заключенной сельхозлага выплатить задолженность за недостачу простыни и майки в сумме 403 рублей 12 копеек А помимо документов эмоциональное восприятие экспозиции усиливалось за счет колючей проволоки, стола начальника лагеря, установленного в центре комнаты. – Этот стол на самом деле принадлежал администрации управления Печорлага и был обнаружен в одном из домов города Печоры, – сообщает подробности Ольга Егоровна. – Остальные предметы экспозиции тоже имеют отношение к той эпохе: этажерка, рабочий патефон, книги, которые могли находиться в то время в кабинете администрации лагеря, фонарь того времени. Поработав еще в фондах Печорского музея, я узнала о некоторых узниках лагеря, среди которых, например, был известный писатель-сатирик Павел Михайлович Губенко, более известный по своему литературному псевдониму как Остап Вишня, литовская княжна Марите Вашкевичуте. Иеромонах Димитрий Иеромонах Димитрий. Фото из архива Печорской межпоселенческой централизованной библиотечной системы И вдруг среди фотографий бывших узников, их писем и воспоминаний я увидела пожелтевшую газету «Ленинец» – было такое в Печоре городское общественно-политическое издание в прошлом веке. Она была открыта на статье настоятеля православного молитвенного дома в городе Печоре – иеромонаха Питирима – с заголовком «Иеромонах Димитрий». Конечно, я решила, что сейчас подробнее узнаю о представителе православного духовенства из числа невольников кедровошорского лагеря. Но каково же было мое удивление, когда я прочла о том, что иеромонах Димитрий даже не был заключенным лагеря, его просто привезли в Кедровый Шор и оставили на пустом месте. Осужденному по 58-й статье батюшке сказали: «Борись: или ты медведя, или медведь тебя». Дали два мешка муки, топор, пилу, две лопаты (штыковую и совковую), коробку спичек да бочку для воды», – эти сведения сообщила автору статьи жительница поселка Мария Ильинична Дмитрук. |
| Послы обедали у короля, были у него и на потехе, «а потеха была, как приходил к Иерусалиму ассирийского царя воевода Алаферн, и как Юдифь спасла Иерусалим». Но после потехи послы должны были исполнить печальное поручение: Михаил приказал им выпросить у короля тела Шуйских, царя Василия, его брата Димитрия и жены последнего; в наказе говорилось: «Если за тело царя Василия поляки запросят денег, то давать до 10000 и прибавить, сколько пригоже, смотря по мере, сказавши однако: «Этого нигде не слыхано, чтоб мертвых тела продавать, а за тело Димитрия Шуйского и жены его денег не давать: то царскому не образец». Когда послы сказали об этом панам, те отвечали, что донесут королю, и прибавили: «Отдать тело не годится; мы славу себе учинили вековую тем, что московский царь и брат его лежат у нас в Польше и погребены они честно, и устроена над ними каплица каменная». Послы сказали на это: «Царя Василья тело уже мертво, прибыли в нем нет никакой, а мы вам за то поминки дадим, что у нас случилось», и посулили послы канцлеру коронному Якобу Жадику десять сороков соболей, и другим поминки посулили немалые. Тогда паны сказали: «Мы донесем об этом королевскому величеству и советовать ему будем, чтоб тело отдать». Скоро послам дали знать, что король согласен; Жадик и Александр Гонсевский сказали им: «Королевское величество велел вам сказать, что он тело царя Василья Ивановича и брата его велел отдать, любя брата своего, великого государя вашего, а если б был Сигизмунд король, то он бы ни за что не отдал, хотя б ему палаты золота насыпали, то он и тогда бы ни одной кости не отдал». Посольские дьяки отправились в каплицу вместе с королевским шатерничим и будовничим, которым она была приказана. Гробы находились под полом; когда дьяки велели взломать пол, то увидали под ним палатку каменную, а в палатке три гроба, один на правой стороне, а два на левой, последние поставлены один на другом; одинокий гроб на правой стороне был царя Василья, на левой, наверху, – князя Димитрия, а под ним – жены его. Из земли тела вынули честно, встречали их на дороге из села Ездова к Варшавскому посаду послы, стольники и дворяне со всеми людьми с великою честью; послы велели сделать новые гробы, посмолить и поставить в них старые гробы. Король прислал атлас золотный турецкий да кружева кованые золотные, да гвозди серебряные, велел гроб царя Василия обить, на гроб князя Димитрия прислал бархат зеленый, а на княгинин гроб – камку зеленую, и отпустил король тела с великою честию, но сенаторам и ближним королевским людям за этот отпуск дано соболей на 3674 рубля. |
| Прочитали во всеуслышание всего собрания «кондиции», уже одобренные высочайшей властью и потому получившие силу закона. Кн. Димитрий Михайлович Голицын пристально приглядывался к лицам слушателей, стараясь угадать впечатление, произведенное на них прочитанною бумагой. Никто не откликался с одобрительными возгласами; «те, – говорит современник 371 , – которые вчера от этого собрания надеялись великой пользы, теперь опустили уши, как ослики». Князю Димитрию Михайловичу пришлось самому воздать хвалу прочитанному писанию. «Видите ли, – произнес он, – как милостива наша государыня: какового мы от нее надеялись, таковое показала она отечеству нашему благодеяние! Бог сам подвинул ее к сему писанию! Отселе счастливая и цветущая Россия будет!» И много он говорил в этом роде, но, не слыша себе никакого ответа, остановился и спросил: «Для чего никто ни единого слова не проговорит? Изволил бы сказать – кто что думает; хотя и нет ничего говорить, только благодарить той милостивой государыне». Тут кто-то тихим голосом, вероятно,затрудняясь,произнес:- Не ведаю; удивительно, отчего это государыне пришло на мысль так писать. На это замечание от князя не последовало ответа. Неизвестно, кто был смельчак, так внезапно обливший холодною водою восторг сторонников свободы. Тогда кн. Димитрий Михайлович обратился к Ягужинскому, как будто не зная о его проделке, хотя, конечно, хорошо знал о ней, и спросил: «Как вам кажутся кондиции?» Ягужинский замялся. Тогда князь Димитрий Михайлович попросил его войти в другую комнату, а там фельдмаршал князь Василий Владимирович Долгорукий приказал Ягужинского арестовать и посадить в тюрьму. 10-го февраля приехала новая императрица, неотступно провожаемая князем Василием Лукичем. Она остановилась в селе Всесвятском и располагала пробыть там до дня 15-го февраля, когда назначен был торжественный въезд ее в Москву. Нужно было только в Москве сделать некоторые приготовления к этому торжеству и вместе с тем похоронить прах покойного императора. Погребение совершилось 11-го февраля. |
| Влияние Сильвестра и советников его могло встретить препятствие только в одном близком к царю семействе – Захарьиных-Юрьевых; отсюда ненависть советников Сильвестровых к царице Анастасии и ее братьям, ненависть, могшая вызвать и со стороны последних подобное же чувство. Советники Сильвестра сравнивали Анастасию с Евдокиею, женою византийского императора Аркадия, гонительницею Златоуста, разумея под Златоустом Сильвестра; Курбский называет Захарьиных-Юрьевых клеветниками и нечестивыми губителями всего Русского царства. И вот в случае смерти царя и во время малолетства сына его правительницею будет Анастасия, которая, разумеется, даст большое влияние своим братьям; советники Сильвестра объявляют решительно, что они не хотят повиноваться Романовым и потому признают наследником престола князя Владимира Андреевича. Оставшийся верным Иоанну князь Владимир Воротынский и дьяк Иван Михайлович Висковатый начали говорить удельному князю, чтоб не упрямился, государя бы послушал и крест целовал племяннику; князь Владимир Андреевич сильно рассердился и сказал Воротынскому: «Ты б со мною не бранился и не указывал и против меня не говорил». Воротынский отвечал ему: «Я дал душу государю своему, царю и великому князю Ивану Васильевичу, и сыну его, царевичу князю Димитрию, что мне служить им во всем вправду; с тобою они ж, государи мои, велели мне говорить: служу им, государям своим, а тебе служить не хочу; за них с тобою говорю, а где доведется, по их приказанию и драться с тобою готов». И была между боярами брань большая, крик, шум. Больной царь начал им говорить: «Если вы сыну моему Димитрию креста не целуете, то, значит, у вас другой государь есть; а ведь вы целовали мне крест не один раз, что мимо нас других государей вам не искать. Я вас привожу к крестному целованию, велю вам служить сыну моему Димитрию, а не Захарьиным; я с вами говорить не могу много; вы души свои забыли, нам и детям нашим служить не хотите, в чем нам крест целовали, того не помните; а кто не хочет служить государю-младенцу, тот и большому не захочет служить; и если мы вам не надобны, то это на ваших душах». |
| Последняя не теряла еще совершенно надежды на воскресение Димитрия, как видно из писем кардинала Боргезе к папскому нунцию в Польше. Сначала он пишет: «Мне кажется маловероятным, чтобы Димитрий был жив и спасся бегством из своего государства, ибо в таком случае он не явился бы так поздно в Самборе, где, как говорят, он теперь». Потом: «Если только он жив, то еще можно уладить все дела; мы отправим письма и сделаем все возможное, чтобы примирить его с польским королем». Далее пишет: «Начинаем верить, что Димитрий жив, но так как он окружен еретиками, то нет надежды, чтоб он продолжал оставаться при прежнем намерении; король польский благоразумно замечает, что нельзя полагаться на него во второй раз. Бедствия должны были бы побудить его к оказанию знаков истинного благочестия, но дружба с еретиками обнаруживает, что у него нет этого чувства». В инструкции, написанной кардиналом Боргезе новому нунцию Симонетта, находятся следующие слова: «О делах московских теперь нечего много говорить, потому что надежда обратить это государство к престолу апостольскому исчезла со смертию Димитрия, хотя и говорят теперь, что он жив. Итак, мне остается сказать вам только то, что, когда введется реформа в орден монашеский св. Василия между греками, тогда можно будет со временем воспитать много добрых растений, которые посредством сношений своих с Московиею могут сообщить свет истинный ее народу». Несмотря на то, в Риме все еще не переставали колебаться между отчаянием и надеждою и принимать участие в делах самозванца. Так, в начале 1607 года Боргезе писал, что если Петр Федорович будет признан законным наследником, то Димитрию не останется надежды поправить свои дела. В ноябре 1607 года надежда воскресла; Боргезе пишет: «Сыновья сендомирского палатина, которые находятся здесь в Риме, сообщили его святейшеству достоверное известие, что Димитрий жив и что об этом пишет к ним их мать. Горим желанием узнать истину». Потом в августе 1608 года пишет: «Димитрий жив и здесь во мнении многих; даже самые неверующие теперь не противоречат решительно, как делали прежде. |
| Димитрий возражал, что уже сейм кончен и послы отправились с сейма, но что некоторые поляки не советуют королю давать ему, Димитрию, должного титула. Олесницкий требовал отпуска и хотел выйти; Димитрий, бывши хорошо знаком с ним в Польше, звал его к руке, как частного человека и старого приятеля, но посол отвечал, что не может принять этой чести: «Как вы, – сказал он царю, – знали меня в Польше усердным своим приятелем и слугою, так теперь пусть король узнает во мне верного подданного и доброго слугу». Тогда Димитрий сказал Олесницкому: «Подойди, вельможный пан, как посол»; Олесницкий отвечал: «Подойду тогда, когда вы согласитесь взять грамоту королевскую», – и Димитрий согласился взять ее. После этого оба посла подошли к руке царской; дьяк взял грамоту и, прочитав, отвечал, что цесарь берет ее только для своей свадьбы, но что после никогда, ни от кого не примет грамоты, в которой не будет прописано его полного титула. Но этим споры и неудовольствия не кончились: послы отказались участвовать в брачных пирах Димитрия, потому что он не хотел посадить их за один стол с собой; в этом случае уступили поляки благодаря посредничеству Мнишка. Обнаружилось, что главная цель, для которой после приезда Марины царь хотел поддержать союз с Польшею, не могла быть достигнута. Нунций Рангони писал к Димитрию, что хотя он по приказу папы и говорил с королем Сигизмундом о тайном союзе между Москвою, Польшею и Империей, однако к заключению этого союза встречаются неодолимые препятствия, в числе которых первое место занимает народная вражда между немцами и поляками; король может согласиться на союз с Империею только на том условии, чтоб все имперские князья на это согласились и дали клятву не оставлять поляков во все продолжение войны с неверными, но при известном состоянии дел в Германии от князей нельзя ожидать подобного обязательства. Поэтому папа хотел ограничиться союзом Москвы с Польшею против одних крымских татар, истреблением которых оба государства отняли бы у Порты важное пособие и дали бы императору возможность с большим успехом действовать против нее в Венгрии. |
| Запись на собеседование по телефону Справочной службы «Милосердие» 972-97-02. Скажите оператору, что вы хотите записаться на Курсы патронажных сестер и назовите свои координаты (фамилию, имя, возраст, телефон и проч.), чтобы с вами могли связаться и пригласить на собеседование. Обучающимся на курсах общежитие не предоставляется. Требования к кандидатам: — возраст от 20 до 55; — желание послужить больным; — возможность поднимать тяжести. Курсы будут проходить с февраля по декабрь 2010 г. Занятия 3 раза в неделю с 18.00 до 21.00 Обучение на Курсах сопровождается работой в подразделениях сестричества под руководством опытных сестер милосердия. Занятия ведут: -Протоиерей Аркадий Шатов – духовник Свято-Димитриевского училища сестер милосердия; — Елена Ивановна Камалова – заместитель директор по учебной работе Свято-Димитриевского училища сестер милосердия; — Ольга Иорданская – старший преподаватель по уходу за лежачими больными Свято-Димитриевского училища сестер милосердия, старшая сестра Свято-Спиридоновской богадельни; — Светлана Павловна Пиманкина – старшая сестра отделения реанимации больницы святителя Алексия; — Любовь Геннадьевна Митичкина – старшая сестра по уходу больницы святителя Алексия; — Фредерика де Граф — волонтер Первого хосписа (Москва) , духовная дочь митрополита Антония Сурожского; — Елена Васильевна Крылова – преподаватель сестринского дела Свято-Димитриевского училища сестер милосердия, преподаватель высшей категории, победитель конкурса «Лучший преподаватель 2009 года среди преподавателей медицинских училищ г. Москвы», создатель музея сестер милосердия; — Наталья Михайловна Палатова – преподаватель сестринского дела в хирургии, преподаватель высшей категории. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 9 апреля, 2024 |
|
|
