| Систематическое же тяготение церковных владений к непосредственному суду московского государя, самодержца всея России, создалось вследствие внутренних административных, судебных и финансовых отношений между епархиальными властями и подчиненными им ведомствами. Владельческие права епархиальных архиереев сильно сказывались в управлении церковном в течение XV-XVII веков. Подчиненные епархиальному архиерею во владельческом отношении монастыри и церкви обязаны были «тянуть» ему тягло точно также как обыватели деревень и городов – князю владетелю. Епархиальные архиереи переняли в значительной степени от князей и вотчинников формы, в которых выражались владельческие права. У них были дворы из бояр, боярских детей, окольничих и т. п. Они имели из них десятинников, недельщиков, подводчиков и пр. и пр. Эти-то лица заведовали управлением, судом, расправой, сбором владычных податей в епархии. Подати были чрезвычайно разнообразные. Гражданско-судебная власть этих лиц стесняла и ограничивала владельческий суд церковных учреждений в их собственных землях. Суд десятинников был обременителен и не всегда справедлив. Особенно «тяглым попом» приходилось «невмоготу». В каком отношении находились епархиальные монастыри и церкви к епархиальным архиереям в судебной и финансовой области, в таком же отношении находились сами епархиальные архиереи к митрополиту и потом патриарху всея России. Вследствие невыгодных в судебном и финансовом отношении прав высших церковных властей для низших, – подчиненных, еще в XIV в. явилось стремление этих последних к независимости от ведомства высших в делах гражданских, а иногда и в духовных. Пример такому стремлению подали епархиальные архиереи. Новгородская епархия первая и весьма рано хотела освободиться от митрополичьих заездов, пошлин и суда 72 . Новгородскому владыке стали подражать и другие 73 . Монастыри стремились освободиться то от наместников и бояр архиерейских 74 , то и от самых епархиальных архиереев 75 , в делах вотчинных в особенности 76 . Это стремление возбуждалось и поддерживалось еще и тем, что государевы наместники, воеводы, волостели и тиуны имели право въезда в земли, не подчиненные непосредственному суду государя. Полная же независимость от суда и пошлин епархиальных властей и государевых наместников, воевод и волостелей приобреталась исключительно несудимыми грамотами от государя. Этими несудимыми грамотами стягивались монастырские, святительские и церковные вотчины под непосредственный суд государя в гражданских делах, помимо суда областного государственного и церковных – высших инстанций 77 . |
| Воскресения день И просветимся торжеством, И друг друга обымем, Рцем , братие, И ненавидящим нас Простим… Да! Еще издалека-издалека я видел, как она замечала меня сквозь толпу, но проходила она всегда мимо меня с опущенными ресницами. Что же? Не выпрашивать же мне было у нее пасхальный поцелуйчик? Хотя мнилось мне порою, что какая-то складка жалости трогала ее розовые уста. Так и в эту святую ночь, выждав время, стал я на Десятинной паперти, подождал и дождался. Встретились мы с ней глазами… Испугался я вдруг и как-то сам себе стал противен со своей назойливостью. Повернулся и пошел, куда глаза глядят. Взобрался я, помню, по длинной плитяной лестнице с широкими низкими ступенями на самый верх Владимирской горки, господствующей над всем городом, и уселся совсем близко около высокого, очень крутого обрыва, на скамье. У моих ног расстилался город. По двойным цепям газовых фонарей я видел, как улицы поднимались по соседним холмам и как вились вокруг них. Сияющие колокольни церквей казались необыкновенно легкими и точно воздушными. В самом низу, прямо подо мною, сине белела еще не тронувшаяся река, с черневшимися на ней зловещими проталинами. Около реки, там, где летом приставали барки, уличные огни сбились в громадную запутанную кучу, точно большая процессия с зажженными фонарями внезапно остановилась на одном месте. Светила чуть ущербленная луна. В трепетном воздухе, в резких, глубоких тенях от домов и деревьев, в дрожащих переливах колокольного звона чувствовалась весенняя нежность. Вдруг я услышал торопливые и легкие шаги. Обернулся – вижу, идет стройная женщина. «Ну, – думаю, – должно быть, любовное свидание, надо уходить», – и поднялся со скамейки. И вдруг слышу голос, от которого сердце мое сначала облилось кипятком, а потом запрыгало. Инна! – Постойте! Куда вы? – говорит она и немного задыхается. – Как вы скоро шагаете, я за вами бегу от самой Десятинной церкви. Но, во-первых, Христос воскресе. Я едва успел снять шляпу. Она трижды истово поцеловала меня, потом поцеловала еще в лоб и погладила руками мою щеку. |
| Клад, известный ныне (таблица ХУ) под именем Лескова, найден был в 1876 году, 18 Марта, в Киеве, в усадьбе киевского гражданина Игнатия Лескова, на углу Большой Владимирской и Десятинной улице, следовательно, вблизи от Десятинной церкви, однако вовсе не в её пределах, как сообщали о том первые известия прессы, оповещённой уже в Апреле. По этим известиям, без сомнения, крайне преувеличенным 106 , клад представлял будто бы, во время его открытия, « груду золотых вещей весом в несколько фунтов». Евреи, по словам тех же известий, скупили большую часть золота, платя напр., как один золотых дел мастер на Подоле, 20 рублей за фунт золота, и за 14 серебряных гривен другой – всего 90 коп. Рабочие дарили будто бы друг другу золотые перстни (их всего после оказалось в кладе три). И хотя «немало вещей, говорят, попало и в руки полиции», однако, «уцелела лишь небольшая часть клада». Затем, прибавлялось, что местные археологи: профессор В. Б. Антонович и г.Рогович посетили Лескова, «сохранившего часть клада» и видели «с две пригоршни золотых украшений»; что «удалось проследить и за другими» найденными вещами, но можно сказать наверно, что тех, которые попали к евреям, более не придется видеть». В конце следовало и объяснение этой несчастной судьбы русских кладов: «закон, обязывающий отдавать найденные старинные вещи (точнее: клады) в казну за плату по оценке, ведёт к тому, что практические евреи, избегая возиться с администрацией, уплачивают сами себе стоимость вещей сплавленным куском золота или серебра». Вот взгляд, почерпнутый корреспондентами в интеллигентных сферах Киева: клад распропал, частью, на половину, на две трети – никто даже порядком не потрудился узнать, ни учёные общества, ни частные лица, и виноват в этом только закон, который мешает заниматься публично распродажею кладов, с аукциона, поштучно, тому, кто больше даст, который требует представления вещей, с тем что за них казна возместит и стоимость материала, и ценность художественного достоинства и цену исторического значения вещи 107 . Ясно, куда ведёт подобный взгляд, проводимый, прежде всего, русской интеллигенцией и столь удобный для скупщиков, ставимых под её защиту. |
| Затем М. К. [Любавский] спорил с Егоровым о «локаторской доле» 308 , видя в указанных в десятинном списке не доли локаторов, а ленные участки 309 . Наконец, указывал на преуменьшенное значение, с каким выставляется в книге немецкий элемент. М. К. [Любавский] подсчитал в Рацебургском списке 310 немецкие личные и местные имена, и нашел их значительный %. На этом и основывал свое возражение. Колонизация с колонизаторами без колонистов, неправильное понимание значения указанных в десятинном списке земельных участков, преуменьшение немецкого и преувеличение славянского элемента, наконец, какое-то идиллическое изображение тишины и спокойствия, богатства и довольства в Мекленбурге XIII в. – pax slavica 311 – таковы были возражения Матв. Кузьмича [Любавского], весьма обстоятельно им аргументированные. Надо сказать, что Д. Н. [Егоров] отлично защищался, ни одного возражения не оставил без контрвозражения, говорил даже, пожалуй, чересчур обстоятельно и, тем сам, был виновником продолжительности диспута. В начале 8-го часа начал возражения неизбежный на диспутах Брандт, на этот раз, впрочем, не столь глупый, как всегда. Он упомянул несколько имен, неправильно принятых Егоровым за славянские, с чем тот и согласился; в конце 8-го часа выступил Поржезинский. По обширному и продолжительному вступлению, которое он перед своими возражениями произнес, можно было ожидать ряда убийственных выстрелов по лингвистическим промахам в книге. Возражения Поржезинского были дельны, но не губительны. Произошел в начале 9-го часа инцидент. Курсистки в зале, на 3/4 уже опустевшей, начали усиленно чихать и кашлять, мешая Поржезинскому. Тот остановился и, озлясь, сказал: «Это безобразие, не дают говорить». Декан [А. А. Грушка] успокоил публику, ненаходчиво, но удачно сказав ей: «Сейчас кончится», – и тогда уже все спокойно дослушали Поржезинского. Должен был говорить еще Ясинский, но он бежал, не дождавшись конца. Чтение длинного Савинского отзыва заняло еще минут 15, и диспут кончился, при громких аплодисментах, ровно в половине девятого. |
| Относительно собирания дани десятинниками не должно представлять себе дела так, чтобы они лично взимали её с каждого дома во всех приходах своих десятин: это было бы для них невозможно. В приходах подать собиралась самими их священниками и от последних уже она получалась по окладным книгам десятинниками 195 . Наша подать с мирян епархий, а с мирянами и с низшего духовенства, заменившая собой до-монгольскую десятину, называлась: или просто данью, каковое название было её собственным и усвоенным ей названием, в отличие от другой дани, о которой сейчас ниже, или же данью петровской и без существительного петровским (в именительном, средний род – петровское), так как собиралась в Петровы дни 196 . Мы говорили выше, что в Греции была наложена архиереями подать как на мирян епархии, так и на представителей низшего приходского духовенства – священников. У нас в России приходские священники с диаконами были обложены не одной податью, а двумя податями. Относительно подати подворной, о которой мы говорили сейчас, священники не только с диаконами, но и с дьячками и пономарями, присоединены были к мирянам как бы для порядка, хотя при этом они должны были платить не только подворное, как миряне, а ещё и поземельное, если при церкви была земля; но со священников с диаконами, без дьячков и пономарей, взималась у нас архиереями ещё и другая подать, – подать так сказать собственно священническо-диаконская. Архиереи обязаны ежегодно объезжать свои епархии; содержать архиереев во время этих объездов считалось в древнее время обязанностью священников. У нас в России, может быть, и объезжали архиереи свои епархии весьма неаккуратным образом некоторое первое время; но потом, вследствие обширности наших епархий и непроездности наших дорог, они совсем оставили это обыкновение 197 . Однако, оставив обыкновение объезжать епархии, архиереи наши не простили священникам тот расход, к которому последние обязывались бы в случае объездов; расход этот они превратили в ежегодную подать со священников с диаконами, которая называлась сборным и данью рождественской, а в Новгородской области подъездом, и для собирания которой они ежегодно посылали от себя особых светских чиновников, называвшихся заездчиками 198 . |
| То же приложимо и к Таифу и Бахрейну, а также и к бедуинам, которые обратились ради сохранения своих водопоев и земель, остающихся в их владении и пользовании (стр. 94:95). Во всех краях, исповедующих многобожие, с которыми ислам заключил мир на том условии, что они признают его власть, производится раздел добычи, и народы эти становятся данниками ислама , платящими харадж. Земля, обитаемая ими, называется землей хараджа: она подлежит обложению податью в соответствии со статьями соглашения, однако без злоупотреблений и не чрезмерно. Вся земля, владыкой которой имам (суверен) сделался при помощи силы, может быть роздана – буде таково его на то желание, ибо он пользуется в этом отношении полной свободой – тем, кто завоевал ее, в каковом случае она превращается в десятинную землю; либо, если это представляется ему предпочтительнее, она может быть оставлена в руках ее обитателей, как поступил Омар ал-Хаттаб с ас-Савадом, и тогда она становится землей хараджа и не может быть вновь захвачена. Покоренные обитатели обладают полными правами владения на нее и могут передавать ее по наследству либо по контракту, и харадж, взимаемый с нее, не должен превышать платежеспособности налогоплательщика. Арабские земли отличаются от не арабских земель, ибо с арабами мы воюем лишь затем, чтобы вынудить их принять ислам , не налагая на них подушной подати: только обращение в мусульманство, и ничто иное, приемлемо от них, и земля их, если она остается в их владении, является десятинной землей. Если имам не оставляет землю в их владении, а решает поделить ее, все равно она остается десятинной землей. По отношению к не арабам дело обстоит иначе, ибо с ними мы воюем не только для того, чтобы обратить их, но и для того, чтобы вынудить их к уплате подушной подати, тогда как к арабам приложима лишь первая цель, ибо они должны либо обратиться, либо умереть. Нам не известен случай, чтобы пророк, либо его сотоварищи, либо какой-нибудь халиф после них согласился принять подушную подать от арабов-идолопоклонников, и выбор у них был всегда один: обращение или смерть. |
| Однако в данном случае никакой аллюзии нет–просто два автора порознь обратились к одному и тому же месту «Псалтири» (105, 37): «И пожроша сыны своя и дщери своя бесовом» 24 . Что они сделали это независимо друг от друга, доказывается разной степенью вольности цитирования (буквального в прото-«Слове» и переходящего в свободный пересказ в «Повести»), а также использованием в летописи еще и следующего, 38-го, стиха («и убиена бысть земля их кровьми»), тогда как автор прото-»Слова» сразу переходит к цитированию Рим. 5, 20 : «иде умножатся греси, ту преизбилова благодать» (эта цитата есть в летописном рассказе о крещении Владимира, но совсем в другом месте и в другом контексте: ПСРЛ 1. Стб. 131; 2. Стб. 116). В качестве итога этого первого этапа наших текстологических изысканий логично было бы предъявить попытку восстановить текст прото-«Слова» на всем его протяжении. Но мы сделаем это ниже (см. § 2.6), после того как по ходу дальнейшего исследования разъяснится ряд существенных для реконструкции деталей. До той поры отложим и суждения относительно времени и обстоятельств создания прото-»Слова». 1.3. Текст, предшествующий «Слову» в рукописи М.О. Оболенского, и «Чудо об отрочати» Поскольку «Слово на обновление Десятинной церкви», как выясняется, во-первых, прошло в своем развитии по меньшей мере два этапа, на каждом из них будучи присоединено к переводам «Мучения свт. Климента» и «Сказания о чуде», а во-вторых, выказывает схождения с финальной похвалой свт. Клименту из «Чуда об отрочати» (изданного А. И. Соболевским, П. А. Лавровым и А. Ю. Карповым, в дальнейшем –СЛК), то текстологическое исследование «Слова» будет неполным до тех пор, пока не будут хотя бы в общих чертах прояснены взаимоотношения между «Чудом об отрочати» и конвоем «Слова» по рукописи, бывшей под рукой М. А. Оболенского (в дальнейшем – О). Прежде всего надо уточнить пределы сходства СЛК и О. 1.3.1. Сходство не ограничивается «Чудом», а захватывает и финал «Мучения». В науке не раз звучала догадка, что соединение «Мучения» и «Чуда» в О – явление позднейшее и что сравнению подлежат, собственно, только тексты «Чуда» по названным спискам (Бегунов 1974. |
| Но как быть в таком случае с отмеченными выше двумя случаями употребления двойственного числа? Первый из них, «тою изчадие», придется признать не невольной проговоркой автора «Слова», вдруг на миг словно позабывшего, что его герой занял место другого потомка Владимира, современника прото- " Слова», а скорее всего следствием ошибки позднего копииста вместо правильного «того изчадие»; действительно, путаница ю и го достаточно обычна, например, в полууставе XIV в. 22 Второй же dualis , «сия», в корректуре, полагаем, не нуждается и, будучи прочтен как таковой, открывает весьма нетривиальный смысл всей фразы. Для начала вернемся к отложенному вопросу о ее первоначальном виде, поскольку донесенный «Словом» «сия убо, о преподобниче, молим твоим учеником обрестися», – как мы уже заметили, явно испорчен. Прямолинейную конъектуру «твоя ученика» нельзя признать удовлетворительной хотя бы потому, что к покойному князю поздно обращаться с призывом стать учеником свт. Климента, да это противоречило бы и самому смыслу похвалы, которой князья удостоились именно вследствие своих заслуг перед святителем. Правильное решение приходит при синоптическом взгляде на оба текста: не только «Слова», но и «Чуда» – ведь последнее тоже восходит к прото- " Слову». Бессмысленное «Сия убо моли преподобниче...» в «Чуде» имеет продолжение: «...нам своим рабом даровати спасение». Присутствующее здесь «нам» и есть то самое связующее звено, которого так не хватает в варианте «Слова». С его введением предложение приобретает грамматически корректный вид: «сия убо, о преподобниче, молим нам твоим учеником обрестися». Непонятный dativus pluralis «твоим учеником» получает вполне удобное объяснение как attractio casus – уподобление в падеже стоящему рядом логическому подлежащему «нам». Не менее важно и то, что неуклюжая, бессмысленная фраза наполняется при этом весьма неожиданным глубоким содержанием. Ее можно понять двояко. Не исключено прочтение буквальное, в лоб: собравшиеся в Десятинной церкви взывают к покойному киевскому князю Владимиру и его здравствующему потомку, «князю нашему», «сему благородному», так как первый, по своим заслугам перед свт. |
| Назначение определенного жалованья духовенству в том виде, как оно существовало до 60-х годов, не представляло особенных выгод для духовенства и по другой причине. Дело в том, что правительство, назначая незначительные денежные оклады, требовало, от причтов, чтобы они безмездно исправляли все важнейшие христианские требы, довольствуясь так называемыми добровольными приношениями от прихожан. Выгода, очевидно, была небольшая, так как во многих приходах, особенно многочисленных, сумма вознаграждений за требы превышала определенные денежные оклады. Жалованьем от казны пользовалось незначительное число причтов. Повсюду распространенные и постоянные способы обеспечения духовенства составляли: а) доходы от земли, б) плата за требы, в) разные сборы, г) церковные дома, д) в некоторых епархиях обязательная работа прихожан на землях причтов и готовое отопление. – а) Доход, получаемый от земли, по отзывам духовенства разных епархий, вообще очень незначительный и зависит от разных случайных причин. Распределение земли между причтами разных епархий неправильно и неравномерно. Большинство причтов владеет одной пропорцией земли – полным 33-х десятинным наделом; но во многих приходах при церквах не достает до полной узаконенной пропорции, а в некоторых приходах и вовсе нет земли. Так, по заявлению тамбовского духовенства, существующие наделы церковной земли крайне недостаточны: в тамбовском уезде две церкви вовсе без земли и 10 церквей с недостаточным наделом земли. Недостаточны наделы земли в уездах: козловском для 8, для 2 совсем нет, в лебединском для 3, в темниковском – 10, в елатомском 11 и др. 363 . Также неодинаковы наделы земли и в других епархиях 364 . Но и те причты, которые располагают полным 33-х десятинным наделом, немного прибыли получают от нее, потому, что она обусловливается урожаями, качеством самой земли, уходом за нею, стоимостью обработки и ценностью земли в различных местностях. Помимо этого пастырь церкви условиями своего служения поставлен в такое положение, что не в состоянии, как следует, обработать ее. |
| Важнейшей частью А. д. была казна во главе со старцем-казначеем, к-рому помогали казенные дьяки. Казна занималась сбором и распределением доходов (часть из них передавалась на личные расходы архиерею - в «келью»), отдачей земель на оброк, порядом крестьян на хозяйство, проводила податные описания земель А. д. Приказчики несли ответственность перед казной за сбор налогов. Казначей и дьяки могли вершить суд по делам, входившим в их компетенцию. В казне хранился архив А. д. Др. важной частью А. д. была канцелярия во главе с владычным дьяком, к-рому помогали неск. подьячих. В канцелярии оформлялись грамоты, исходившие от архиерея, печатью архиерея их скреплял печатник - близкий к архиерею старец. Повседневную жизнь А. д. обеспечивали хозяйственные ведомства: сушило (место хранения продуктов), житенный двор (место хранения зерна), погребной, конюшенный дворы и др. Этими ведомствами с их многочисленными работниками руководили соответствующие старцы: сушиленный старец, погребной старец (чашник) и др., подчинявшиеся дворецкому и казначею. Ко 2-й пол. XVI в. каждый А. д. имел свое подворье в Москве, где сидел стряпчий из детей боярских, представлявший интересы А. д. перед высшей светской и духовной властью. Важные изменения в жизнь А. д. внес Стоглавый Собор (1551), установивший суд непосредственно архиерея над подчиненными его власти настоятелями и строителями мон-рей и устранивший от участия в таком суде владычных бояр, из светских лиц на суде могли присутствовать лишь дьяки, записывавшие судебные решения. Собор сохранил суд бояр и десятинников по отношению к приходскому духовенству по гражданским делам, но установил, что в суде должны также участвовать выборные представители духовенства - старосты поповские и земские или градские старосты, «которым царь повелит». Участники суда могли жаловаться архиерею на неправильные действия судей, а архиерей должен был утверждать решения бояр после публичного чтения судебных протоколов в присутствии заинтересованных сторон. По решению Собора сбор дани от десятинников был передан поповским старостам. Собор также предписал архиереям назначить в отдельных округах своими представителями авторитетных настоятелей мон-рей или протопопов для руководства и контроля за местным приходским духовенством. Решения Стоглавого Собора в полном объеме не были проведены в жизнь, но они положили начало снижению роли светских вассалов архиереев в жизни А. д. |
|
|
