| 372 Считаем не лишним упомянуть, что в последнее время вопросу об Иване Наседке в нашей церковно-исторической литературе посчастливилось. Укажем на сочинение г. Цветаева: Литературная борьба с протестантством в Московском государстве, в котором литературной деятельности Наседки уделено очень много внимания; на статью г. Голубцова, имеющую своим специальным предметом сочинение Наседки «изложение на лютеры», статью о. Арсения «село Клементьево» и др. 374 В «вкладной кннге» гл. 638 между прочим, записано: «139 г. декабря в 21 день по старце Антоньи Крыло, что был на Москве в книжных справщиках, дал вкладу дьяк Иван Симонов молодой денег 10 рублей». 380 Слов: «а у дела было переводов больше двадцати, а во всех огнем не писано» – в речи архим. Дионисия по рукописному Лавр. Сборнику – – нет. Но в «Описании рукоп. Импер. Биб.» Бычкова они внесены в речь Дионисия из руконисного сборника Импер. Библ. 36, в котором сохранилась речь эта в полном виде. У Наседки эти слова см. в рукоп. Лавр. Биб. 700.л. 143. 385 Так утверждает автор статьи в Прав. Соб. 1862; II–III (ч.II, стр. 387–388), а за ним г. Смирнов в исследовании «патр. Филарет.» ч. 2-я. стр. 80. 389 Доселе список сего канонника перевода Максима Грека есть в библютеке Сергиевой Лавры. К изложенным соображениям в подтверждение нашей мысли можно присовокупить и следующее: Арсений, оправдывая исправление канона Богородице, говорит только от своего лица: «я писал» и подоб; значит разумел одну книгу каноник, которую псправлял он, когда же он оправдывает поправки в других книгах, то говорит: «мы морали, мы писали,» не приписывая одному себе этих поправок. 390 На первом листе этого служебника, относящегося к 1481 г. скорописью XVI или XVII в. находим надппсъ: служебник Макарьевский, а на обороте внизу: писана с митрополичья Киприанова переводу слово в слово, а куплен на Москве в 7069 г. 391 Стоит здесь приметить, что Дионисий ссылается на печатные греческие требники; тогда как печатное издание требника у исправителей было только одно (Рук. Лавр. Биб. 700. л. 296 об.). |
| Епифаний Славинецкий откровенно работал, напр., по Франкфуртским и Лондонским изданиям Библии конца XVI-ro века. Но неудивительно, что это вызывало тревогу в широких церковных кругах. В особенности когда это приводило к отступлениям от привычного порядка… Первый трагический эпизод в истории богослужебной справы XVII-ro века стоит особо. Это дело Троицкого архимандрита Дионисия Зобниновского со товарищи, осужденных за порчу книг в 1618-м году. В этом деле не все ясно. С трудом мы можем сообразить, почему справщиков судили и осудили с таким надрывом и возбуждением. Исправляли Потребник. Был принят метод сличения списков, в том числе греческих (впрочем, справщики по-гречески сами не знали, и к греческому тексту обращались через чужое посредство только в немногих отдельных случаях). «Исправление» сводилось, в большинстве случаев, к восстановлению смысла. Повод к обвинению подала одна поправка: в Крещенской водосвятной молитве читалось по неправленному тексту — «освяти воду сию Духом Твоим Святым и огнем »; справщики вычеркнули это последнее слово, — их обвинили, что они не признают Духа Святого, «яко огнь есть», и хотят вывести огнь из мира… Одним невежеством и личными счетами всего в этом деле не объяснишь. И ведь против справщиков были не только недоученные Логгин и Филарет, уставщики, но и все московское духовенство, и сам Крутицкий митрополит-местоблюститель. Ученый старец Антоний Подольский написал против Дионисия обширное рассуждение «О огни просветительном», в котором можно распознать отдаленные отголоски Паламитского богословия. Во всяком случае, тревога была поднята не только из-за внешнего отступления от прежнего и привычного текста… От конечного осуждения и заточения Дионисия избавило только решительное предстательство патр. Феофана, уже при Филарете… Первое время работа на Московском Печатном дворе велась без определенного плана. Правили и печатали книги, в которых была нужда, на которые был спрос. Только позже книжная справа получила смысл церковной реформы, уже с воцарением Алексея Михайловича. |
| Духовные власти могли-бы тогда встать близко к делу, принять на себя контролирующую роль, и тем самым, удовлетворить своему честолюбию, которое было оскорблено делом Дионисия, когда оно велось вне всякого участия Московского духовенства. В таком же духе, как речь к Салтыкову, написано и другое сочинение Арсения – послание к протопопу Ивану Лукьяновичу. Мы ничего не знаем об Иване Лукьяновиче, но судя потому, что Арсений обращается к нему с просьбой о ходатайстве перед митрополитом, нужно думать, что это был влиятельный у митрополита человек. 502 «Государю священному протопопу Ивану Лукьяновичу, начинает это свое послание Арсений беспомощный нищий чернец Арсеньишко Глухой Селижаровец, со слезами тебе, государю, челом бью, умилостивися, государь Иван Лукьянович, вступися, государь, за мою бедность, буди мне бедному помощник, сижу, государь, на Кирилловом подворье окован железы узкими и скорбными, а иногда в темне месте и смрадие заключаем. Буди, государь, печальник митрополиту Сарскому и Подонскому, чтобы митрополит меня бедного нищева чернца свободил, понеже ему государыня великая старица инока Марфа Ивановна дело дала на волю» 503 . Что значит это участие Марфы Ивановны в таком деле, в котором, по видимому, она не должна иметь доли? Раньше мы видели, что в кельях у нее происходило какое-то «испытание» Дионисия, а теперь вот из послания Арсения видим, что от нее вышло даже разрешение митрополиту так или иначе свести счеты с исправителями. Она была, таким образом, одним из главных лиц в решении участи исправителей. Что это значит? На решение этого вопроса проливает некоторый свет следующее замечание Арсения же в послании к Салтыкову: «и не довольно стало господий наших к преложению ярости на кротость сие едино, еже наши труды уничтожити и омрачити, но и государыни благоверныя и великия старицы иноки Марфы Ивановны приложища прекроткое и незлобивое сердце на ярость подвигнути, во еже озлобити нас» 504 . Мы думаем, справедливо будет понять это место так. Духовные власти, осудившие Дионисия и товарищей, постарались повлиять на царя через его мать, чтобы царь осудил исправителей на более тесное заключение: они вооружили против исправителей Марфу Ивановну, а последняя по- влияла в этом же роде на царя; так, что он отдал все дело на усмотрение своей матери. |
| Явилась счастливая мысль о необходимости прежде печатания исправлять церковно-богослужебные книги чрез сличение многих древних списков той или иной книги. Эта мысль значительно шире подобной же мысли Стоглава: Стоглав требовал только, чтобы книги писались с добрых переводов (т. е. по одному какому-нибудь так или иначе признанному добрым списку книги), а до сличения многих списков он не додумался; тогда как этот способ гораздо вернее мог привести к цели. Итак, мысль Максима, усвоенная с некоторым ограничением Стоглавом, у нас не умирала, а в начале XVII века ожила с новой силой Печатная буква, хотя и закрепила прежние погрешности в книгах, придала им некоторый авторитет, но не для людей, державшихся за книжную букву взгляда Максима. Вот почему, когда задумали напечатать важную в церковно-богослужебном отношении книгу – потребник, то нашли нужным прежде напечатания проверить ее, исправить по многим наиболее древним спискам. Откуда же вышла эта счастливая мысль о более серьезной постановке дела издания и печатания книг, где живо было сознание о неисправности наших книг, одним словом, где ожил дух Максима? Он, оказывается, ожил там, где преп. Максим провел последние годы своей жизни, – в Троицком Сергиевом монастыре. При решении вопроса об инициативе в таком деле, как лучшая постановка издания богослужебных книг, естественно остановиться мыслею на высших чинах церковной иерархии, или же вообще на тех лицах, которые всего ближе стояли к этому делу, каковыми были тогда Московские архимандриты, протопопы и попы: эти лица, по выражению современников особенно должны были «болеть о благочестии.» Однако обстоятельства дела показывают, что честь такой инициативы никому из Московского духовенства не принадлежала. Дело исправления требника и других книг не только началось и было совершено в Троицком монастыре, но там же было и замышлено. Это видно с одной стороны из того, что исправителями являются все Троицкие старцы да еще подмонастырские священники, а с другой стороны из того, что до первого вызова Троицких старцев в Москву для дела исправления в монастыре уже обращали серьезное внимание на разногласие в разных списках потребников и на неисправность других книг. |
| Но если уничтожение обряда могло вызвать оппозицию со стороны простого народа, то по поводу уничтожения слова (и огнем) должно было ждать протеста прежде всего от людей книжных. Раньше мы видели, какой шум поднял из–за этого слова Антоний Подольский; но теперь у нас речь о времени после грамоты патриарха Филарета, а следовательно протест книжников, если он существовал, теперь должен быть направлен против дела не частных лиц, а против церковного правительства и авторитета патриархов. Несомненно, и после 1625 года оставались еще убежденные приверженцы слова: и огнем, но так как грамота Филарета 1625 г. 9 дек. ослушников, не желавших оставить слова и огнем, предписывала отлучать и держать «в великом смирении», то, естественно, что эти убежденные сторонники слова: и огнем призамолкли и нехотя подчинились распоряжению патриарха. При патриархе Филарете не повторялась уже борьба за слово и огнем; но при преемнике его патриархе Иосафе, лично не заинтересованном в деле, снова раздался голос в. защиту слова: и огнем. Голос этот шел от лица, стоявшего на высокой иерархической ступени – от митрополита Новгородского Аффония. В 1689 году митрополит этот написал сочинение, озаглавленное им следующим образом: «предисловие избранно в мале от Евангелия и от Апостола и от Божественных писаний о духовной силе и о благодати невидимо подаваемыя свыше действием святаго Духа в благодати крещенья и в день пятдесятный о действии-же Св. Духа» 535 . Хотя по надписанию это сочинение имеет главным предметом таинство крещения и сошествие св. Духа на апостолов, но оно, как увидим, ближайшим образом касается слова: и огнем – даже этот последний вопрос, занимает в нем более видное место, чем другие. Особенно-же важно для нас то, что оно относится критически к мыслям, высказанным исправителями в их сочинениях, и то, что один из последних сделал на это сочинение довольно подробные замечания. Следовательно, поименованное сочинение представляет собою как-бы продолжение полемики исправителей с защитниками слова и огнем, главным представителем которой на первых порах явился Антоний Подольский. В силу всего высказанного сочинение Аффония заслуживает полного нашего внимания. |
| 392 Мансветов. Как правились у нас книги. (Приб. к Tbop.cb.Om.m.XXXII, стр.519; опись книг. см. приложении А). 394 Замечательно, что трудившиеся все время вместе Арсений и Наседка говорят различно. Первый решительно говорит, что в греческих переводах слова „и огнем» – нет, второй же говорит, что не знает, есть оно или нет. Как видно, осторожный Наседка поопасался утверждать со слов других. 402 Список, по которому издан первый печатный служебник, надо полагать, есть тот самый, который в Опис. рук. Син. Биб. Горского указан под 362 и относится к XVI веку. (Опис. Син. Биб. III. 1 стр. 88). 408 χατα πασαν ποσιν χωραν χηρυε ι τον μετεωρον τα αγιαζον τα υσατα σια της επ του ΙΙνευματοσ (из сочинений Студина). Мансветов.Цер.Уст. стр.106. прим.2 412 Придает русский народ значение и другим свечам, употребляемым при тех или иных церковных службах. Так, в Тульской губернии свечам, употребляемым при чтении 12-ти евангелий, придают силу предохранять от пожара,если только от церкви и до дома донести их горящими и потом на каждом окне покапать воском их. 413 Обзор некоторых особенностей в чинопоследованиях рукописных требников, принадлежащих С.-Пет. Дух. Акад., привел г. Каратыгина также к тому выводу, что «в древнейших чинах устав освящения воды свечами излагается просто – и перекрестит поп воду свечею трижды – обыкновенный устав рукописей XVI в.». (Христ. Чт. 1877 г., ч. 1, стр. 168). 416 Рук. Син. Биб. 410. л. 380 об. и 381. В некоторых служебниках встречается при освящениии воды еще действие дуновения на воду и оно указывается при произнесении тех слов молитвы, где призывается или только упоминается Дух Святый. Так, в служебнике М. Д. Ак. 86 дуновение на воду указано дважды: 1) по окончании тайной молитвы «Господи Иисусе Христе, единородный Сыне,» которая оканчивается словами: «Тебе подобает всякая слава, честь и поклонение с безначаль- ным Твоим Отцем и со Пресвятым, благим и Животворящим Твоим Духом и 2) при словах молитвы: «Ты бо еси Бог наш, обновивый водою и Духом» (и дунет поп на воду трижды) и после дуновения продолжает слова молитвы: «обетшавший род наш». В служ. 85 дуновение указано после слов: «Ты и ныне, владыко, освяти воду сию, Духом Твоим Святым» (и дунет трижды и перекрестит со свечею рукою трижды). Появление дуновенья можно объяснить, между прочим, тем, что хотели выразить в действии то, что выражали словами (дух – дуновение). По отношению к слову и огнем совершилось обратное: огонь употреблялся сначала в действии, а потом, что выражалось в действии стали выражать и словами, так что внесение слова и огнем, при указании дуновения и знаменования воды свечами или погружения их в воду, было как-бы дополнением чего-то не достающего, т. е. одному действию – дуновению – было соответствующее слово – Дух, а действию со свечами такого слова не доставало, – и вотъ оно явилось. |
| Это произошло не иначе, как только от того, что они подыскивали теоретические основания уже явившемуся в молитве слову (внесенному в чин раньше и по иным побуждениям) и вовсе не думали вносить что-либо новое в книги: они хотели только оправдать, придать высшую санкцию новому слову. Замечательно, что во многих служебниках и требниках погружение свечей в воду было указано и при водоосвящении в чине крещения, и однако это не повлекло за собой появления в этом чине слова «и огнем.» «В крещении же всемирном, говорит Наседка, есть написано свещи погружати, но не писано в том месте «и огнем». 424 Это опять объясняется только тем, что крещенской свече не придавали такого важного значения, как богоявленской, а потому и погружение ее в воду не могло иметь того значения, как погружение свечи богоявленской. Отсюда и объясняется отсутствие слова «и огнем» в молитве водоосвящения в чине крещения. Из сказанного видно, что хотя слово «и огнем» явилось в довольно позднее время, однако почва, на которой оно родилось, была подготовлена гораздо раньше и была настолько сродной духу русского народа, что слово это стало почитаться чем-то неотделимым от обряда, так что уничтожение его в молитве с точки зрения тогдашних книжных людей должно было влечь прекращение употребления свечей при обряде, и даже уничтожение самого обряда. Все это, конечно, более или менее понимали исправители Троицкие, и однако в интересах истины нашли необходимым вычеркнуть это слово, причем, по собственному их свидетельству, они руководились следующими данными и соображениями. Во всех потребниках старых письменных и харатейных, бывших у них под руками, слова «и огнем» – не было, – и только в двух из них слово это было вписано кем-то после: «в одном приписано на поле, а в другом поверх строки приписано» 425 . В печатном же оно вставлено в строку. А так как по соображениям исправителей, «достоит веровати многим свидетелем, а не одному против тысящ» 426 , и так как с другой стороны печатный требник стоит по отношению к древним письменным, как внука «к бабе и прабабе» 427 , то они и исключили слово «и огнем» из потребника. |
| Духа, освящение воды совершалось не через них, но священническим благословением ее с призыванием Св. Духа. 408 Об этом сохранилось, между прочим, древнее свидетельство бл. Августина, который говорит, что таинством креста оглашенные поучаются, вода крещения освящается тем же знамением креста, чрез возложение рук крестившиеся получают дары» (Бес. 75, т. 4 стр. 702). Как разбираемый нами обряд совершался в греческой церкви, таковым же он перешел, конечно, и в славянские переводы богослужебных книг. Совершение его происходило при такой же обстановке. Народ присутствовал при обряде со свечами в руках, но свечи эти в самом моменте освящения воды не употреблялись и с ними не соединялось никакого действия. В одном из древнейших славянских требников, изданном г. Гейтлером по рукописи, находящейся в Синайской библиотеке, с которыми мы познакомились благодаря описанию его И. Д. Мансветовым (в Приб. к Твор. Св. От. т. XXXII, стр. 347), при освящении воды указано только такое священнодействие: «перекрестить поп воду 2 перстом и начинает паки поп пролого вельми» (т. е. продолжает прерванную молитву). В конце молитвы погружение креста изображается таким образом: «и потом вложитъ крест 1 в воду крестя ими и глаголя во славу Святыя Троица Отца и Сына и Св. Духа и ныне и присно и люди аминь». 409 В нашей древне-русской церкви совершение Богоявленского обряда в первые века в моменте освящения воды ограничивалось, несомненно, только этими же двумя действиями: троекратным благословением воды священническою рукою и погружением в воду св. креста, причем последнее из этих действий в некоторых древне-русских служебниках указано соединять со словами: «во имя Отца и сына и Св. Духа» (См. служебн. Син. Биб.– по опис. Горского III, 1. 345, от XIV века). В большей части служебников, какие мы имели возможность просмотреть, указано для освящения воды благословение священническою рукою, а погружение креста во всех. В наиболее древнем служебнике 79 Моск. Дух. Акад. – от XV в.), какой у нас был, указаны именно только эти два действия при освящении воды – и больше никаких. |
| Что касается, прежде всего, склонности г. Забелина на основании противоречия известия Палицына с теми грамотами и отписками городов, которые сохранились от того времени 145 , заподозрить действительность самой рассылки первых грамот, то легко видеть ложное направление этой склонности. Нет, конечно, сомнения, что города сослались и ополчение двинулось к Москве много раньше посылки первых Троицких грамот; но ведь это не исключает возможности рассылки их. Хотя Троицкие власти и знали, что ополчение давно двинулось, однако под первым впечатлением печального известия, которое принесено им из Москвы, они со своей стороны желали сказать убедительное слово, что необходимо поспешить на выручку Москвы, потому что в ней произошла большая беда. Странно, конечно, мыслить так: если то-то и то-то делал один, то ничего подобного не делал другой, однако подобным образом мыслит г. Забелин, заподозривая действительность первых Троицких грамот: Дионисий не посылал этих грамот, потому что посылали грамоты и воззвания Гермоген и Ляпунов. Г. Голохвастов нисколько не сомневается в посылке первых Троицких грамот: «нет сомнения, говорит он, что эти грамоты были посланы в города и как изшедшие из святой обители, незадолго пред тем чудно спасенной промыслом Божиим, содействовали к возбуждению усердия» 146 , но и он вместе с Забелиным обличает Палицына в намеренной лжи, вытекающей из желания все приписать своему монастырю, – даже почин движения Ляпуновского ополчения. Мы, конечно, не можем отрицать очевидности: прямой смысл разбираемого известия Палицына несомненно таков, что только Троицкие грамоты возбудили ополчение. Но это, кажется, не есть следствие намеренной лжи, скрывавшей хорошие подвиги других (потому, что в данном случае ложь эта была бы уже слишком смелою: все тогда знали и были убеждены, что почин восстания народа принадлежал Гермогену), а произошло это скорее от неточности сообщения, которую можно объяснить следующим образом. Так как рассылка первых Троицких грамот произошла все-таки раньше окончательного собрания к Москве ополчения, то естественно рассказ об ней и поместить раньше, а потом уже сделать описание того, что произошло после (т. |
| И последующая история, действительно, показывает, что Казанцы не только раньше Троицких грамот, но и после них неохотно поднимались и долго не шли на соединение с Нижегородским ополчением. Чем-бы это объяснить, если, по Забелину, уже Гермогеновская грамота окончательно возбудила всю землю к походу? В том-то и дело, что каждое новое, живое и авторитетное слово тогда еще не было лишним: возбужденный народ еще не поднимался, и следовательно нужно было употребить еще несколько сильных воздействий, чтобы он сделал последний шаг и выступил на общее дело. 2) Мнение Забелина, что Троицкая грамота не могла произвести впечатления в Нижнем, потому-что она звала соединиться с казаками – новыми врагами, ложно по следующим двум основаниям: а) Минин и новое ополчение вооружались ведь не против казаков, а с целю вместе с ними (казаками) выгнать из Кремля ляхов; хотя «казаки страшили своими злодеяниями, но этот страх был второстепенный при сознании общей опасности для государства от ляхов» 216 . Поэтому нужно было сначала выгнать иноземного, более опасного врага, к чему собственно и призывала Троицкая грамота, а как такая, она не могла оттолкнуть от себя народ. в) Напрасно, далее, г. Забелин придает особенное значение тому месту в Троицкой грамоте, где она зовет народ к соединению с казаками. «Цель грамоты, говорит г. Кедров, главная – возбудить народ не к соединению с казаками, но вместе с ними стать против польских и литовских людей и русских изменников. О казаках Троицкие власти пишут потому, что они готовы сражаться против ляхов; поэтому и просят соединения с ними, как бы так говоря: вас, православные, страшат казаки; но они стоят крепко и неподвижно за православную христианскую веру, и хотят по своему обещанию страданием совершити и смертию живота вечнаго улучити. Не бойтесь их! Они с вами будут изгонять ляхов» 217 . Дионисий и Палицын знали, что в видах самих же казаков выгнать поляков из Кремля, и потому-то они зовут народ не бояться их, стать вместе с ними, потому-же они не говорят о смерти Ляпунова, причиною которой были казаки, чтобы не разжигать восстания против своих и чужих. |
|
|
